Чтение 15–й страницы книги ~Гибельный мир~

— Итак, — нетерпеливо спросил Гвесмир Тевега у первосвященника. — Кого же вы назовете, Святейший?

Его вопрос был верхом неприличия, но никто из знати его не оборвал, потому что всех интересовал тот же вопрос. Только Эрно Рутвен чуть презрительно скривил губы. Он искренне верил в богов, но священникам не верил, почитая их ухищрения простыми уловками, придуманными для того, чтоб держать в повиновении чернь, и был уверен, что вся эта торжественность — тонкая задумка первосвященника, ничего, действительно имеющего отношения к богам, за ней нет. Кроме того, ему было интересно и даже немного тревожно, какими же средствами де Навага попытается добиться своего. Украдкой он оглядывался, но храмовых воинов, собранных где-нибудь в больших количествах, не могразглядеть. Он понимал, конечно, что это ничего не значит, и обещал себе быть настороже. Почти рядом с ним стоял и Вален Рутао. Он выглядел спокойным, но тоже не мог отделаться от тревоги. Что-то чувствовалось.

Рено повернул голову и посмотрел на Гвесмира Тевега, причем довольно снисходительно.

— Не я назову, — поправил он. — Господь изречет свою волю, и будет это в полдень. Ровно.

Большинство графов и баронов, стоявших на верху лестницы и потому слышавших все до единого слова, начали оглядываться, чтобы посмотреть на солнечные часы, укрепленные на стене храма, хотя в этом не было необходимости, поскольку полдень неизменно возвещался колокольным звоном и пропустить его было невозможно. Все замерли в ожидании. До полудня оставалось совсем мало времени…

Аир не могла понять, почему с самого утра ее так трепало беспокойство. Ближе к полудню оно стало нестерпимо. Почему-то никак не удавалось, как обычно, увлечься хозяйством. Оказавшись в городе, в доме, пусть и не своем, она рьяно взялась за дело. Сперва привела запущенное жилье Фроуна в божеский вид, все выскребла и вымыла, даже выбила пыль из трех наличествовавших гобеленов. А потом взялась за заготовки. Страх перед голодной зимой родился вместе с нею и, потом глубоко укорененный жизнью в деревне, стал инстинктивным. Не имея ни желания, ни сил справиться с ним, Аир стала раздумывать, что бы тут такое можно было засолить, заквасить или сварить с медом или привозным сахаром. Хельд разрешил ее сомнения, познакомив жену с городскими рынками.

Погуляв по одному из них, девушка должна была нехотя признать, что ее волнение беспочвенно. Имеющий деньги человек мог найти здесь почти все что угодно, даже зимнююзелень, даже варенье в кадках, даже соленые грибы. Само собой, там продавались и сырые грибы, собранные в ближайшем или весьма отдаленных лесах, всевозможные ягоды и фрукты. Все, накупленное Аир в первый же день, с трудом донесли до их пристанища четверо рейнджеров. И тогда-то она принялась за заготовки. В печи и теперь стояло несколько больших горшков с пареными ягодами, которые постепенно должны были превратиться в такое варенье, для которого не нужна была дополнительная сласть. Фроун, сперва недоумевающе покачивавший головой, самолично купил и приволок домой несколько больших деревянных кадок и помог гостье (впрочем, больше, чем гостье, потому что она не только была женой его близкого друга, почти брата, но и сумела за время путешествия сама стать своей) засолить грибов, отжать и поставить под гнет капусту. Онуже предвкушал приятную зиму в окружении домашних заготовок, хотя и обещал клятвенно, что с Хельдом, когда тот соберется к себе в Юбель, отправит подводу и уж по крайней мере половину того, что Аир тут наготовит. Так что девушка старалась на всех.

Но в этот день все почему-то валилось из рук. Она не могла понять, что же случилось. Попыталась пошить — иголка так и осталась в ткани непотревоженной. Наконец встала и, накинув короткий плащ, засобиралась на улицу. Погулять. Никого из мужчин дома не было — Гердер пошел к кузнецу править инструмент, Фроун и Хельд — к сапожнику, Тагель — к цирюльнику, а Ридо — на рынок, тот, что побольше, присмотреть себе рабыню. Он планировал взять ее с собой в Ховостол, чтоб не было необходимости готовить и стирать самому, да заодно рассчитывал добиться от нее кое-чего еще, того, что способно подсластить мужчине жизнь. Аир не думала, что ее может поджидать что-либо опасное, но по уговору с мужем, старательно подбирая буквы, нацарапала у входа мелом на стене «ушла гулять» и, сама уж не зная зачем, подхватила с собой свою тяжелую сумку. Не ту сумочку, которая могла сойти за кошелечек и которую можно было пристегнуть к плащу или поясу, а большую, седельную, даже не выложив оттуда вещи, которые там лежали. И, только уже выйдя на улицу, заглянула внутрь.

Поверх прочих вещей в сумке лежала книга.

«Почему бы и нет, — слегка оживилась Аир. — Пойду в книжную лавку… Или нет, лучше в храм, вот куда. Наверняка книга на старинном языке, а такой если где и читают свободно, то среди жрецов. Узнаю у них заодно, что это за книга».

Она и раньше заглядывала в нее, гладила толстые пергаментные страницы, рассматривала единственную в книге миниатюру с изображением женщины в тоге, держащей в руках меч и щит, причем не так, как их держат воины, а словно бы напоказ, любовалась аккуратным, тщательным строем букв и закрывала опять. Она еще не могла понять в этой книге ни одного слова сложней простенького местоимения. Но ее почему-то влекло к этому тому, и она уже сомневалась, что когда-нибудь захочет его продать, даже если предложат очень большие деньги.

Но почему бы не спросить? Разве кто-нибудь станет отнимать у нее эту книгу силой? Вряд ли. Не те в Беане законы.

На улицах почему-то было очень мало народу, но, охваченная какой-то лихорадочной жаждой, Аир не обратила на это внимания, она все шла и шла вперед, захваченная своими мыслями, только придерживала на боку сумку. Иногда поглядывала по сторонам, потому что в этой части города бывать ей раньше почти не приходилось. Конечно, она знала дорогу к храму, Хельд в первый же день подробно ей объяснил, и Аир как-то даже прогулялась в ту сторону, полюбовалась изящной архитектурой Божьего Дома. Она вообще была поражена до немоты размахом строительства в Беане и количеством домов, самых разных, которые для нее прежде вполне сошли бы за дворец, если б она не видела в Белом Лотосе настоящего дворца. Но тамошнего храма она не видела, потому не смогла припомнить что-либо более величественное и прекрасное, чем беанский Дом Бога. Первое впечатление ничем не было испорчено.

Аир шла и постепенно начала понимать, что увязает в толпе. Людей вдруг в момент стало очень много, и стояли они плотно… Вернее, не стояли, а перемещались, и весьма хаотично. Девушка подалась назад. Она плохо знала, что может быть в этой части города, и решила, что попала на еще один рынок, может быть, какой-то особый, имеющий отношение к храму. Прошла немного назад и выбрала другой путь.

С другой стороны проход оказался свободным. Аир миновала несколько домов и уже подошла к площади, когда вдруг поняла, что она движется в широком коридоре между двумя плотными толпами, и люди, стиснувшись плечами, стоят и молча смотрят на нее. Девушка опешила и остановилась, оглядываясь, но никто не спешил гнать ее, даже солдаты в белоснежных туниках, которые, видимо, следили за тем, чтоб проход этот, в который она уже заступила, оставался широким. На одного из них, высокого, чья туника была прошита серебряной нитью, Аир посмотрела беспомощно, надеясь, что он сейчас подскажет ей, что делать, может быть, махнет, или даже прикрикнет, велит убираться… Воин посмотрел в отчаянные глаза девушки, шагнул к ней, слегка взял за плечо и подтолкнул вперед.

— Иди уж, — добродушно сказал он.

И, перепуганная, она пошла вперед, прижимая к груди сумку с книгой.

Шла, оглядываясь, и видела, как люди по сторонам прохода становились на вид все богаче и богаче. Они стояли молча, лишь изредка перешептывались о чем-то и смотрели на нее с ожиданием и любопытством. Аир не знала, откуда в ней взялось достаточно уверенности в себе, чтоб находиться вот так вот, на всеобщем обозрении, возможно, то, что за нее опять сделали выбор. В конце концов, раз солдат сказал ей идти вперед, то на него при случае и свалить можно будет.

Она шла, и постепенно испуг снова вернулся на свое место, потому что девушка перестала разглядывать стоящих справа и слева простых горожан и посмотрела вперед. И увидела заполнившую ступени толпу в шелках, бархате и парче, при мечах и изукрашенных поясах, мрачную и выжидающую. Аир споткнулась, но в тот же момент на колокольне храма стали бить колокола, возвещая полдень. Толпа (и та, что победнее, и та, что в роскошных одеяниях) дрогнула и заволновалась, и тут стоящий на самом верху человек в серебряной парче, лежащей на фигуре красивыми складками, поднял руку.

— Подойди сюда, дитя, — сказал он мягко. — Подойди ко мне.

Девушка принялась поспешно подниматься по лестнице, все так же прижимая к себе сумку, а знать, окружавшая первосвященника, просто онемела. Какое отношение эта девчонка может иметь к выбору преемника императора? Почему первосвященник вдруг занялся посторонними делами? И если дела не посторонние, то какие же?

А девушка, чувствуя все-таки, что здесь она не к месту, и желая хоть как-то оправдать свое появление на ступенях храма в таком блестящем обществе, запустила руки в сумку, выудила книгу и, робея, протянула ее человеку в серебряной парче. Высший Магистр осторожно принял у нее тяжелый фолиант, вгляделся — и обмер.

— Господь сказал свое слово, — провозгласил он через некоторое время, чувствуя, как восторг и благоговение, оставившие его прошлой ночью в успокоении, возвращаются, чтоб придать сил. — Господь назвал свою избранницу.

Заявление это было так неожиданно, что какое-то время на площади и на ступенях царила полная тишина. Но, конечно, оцепенение не могло длиться долго.

— Что? — заревел несдержанный Гвесмир Тевега. — Что значит избранница? Она, что ли, будет выбирать?

— Нет. — Первосвященник по сравнению с графом был сама сдержанность. Хотя, говоря откровенно, сам немного удивился своей невозмутимости. — Выбор делает Бог. И он выбрал ее.

— Что?! — Этот выкрик был еще громче. — Ее?..

— Постойте. — Эрно слегка придержал графа за рукав. — Святейший, вы хотите сказать, что в качестве нового правителя называете ее?

— Да.

Большинство присутствующих в этой почетной части площади относились к Высшему Магистру с должным уважением, потому смех, прозвучавший в ответ, получился жидковатым — смеялись разве что Эрно, советник Лео, Маймер и Родбар. Даже Вален, который во всем мире верил по-настоящему только в магию и ее возможности, воздержался от надменного смеха и, пощипывая подбородок, стал ожидать продолжения. Остальные, слишком набожные, или слишком умные, чтоб смеяться в ответ на слова Рено де Навага, приготовились оценить пояснения первосвященника.

А Аир просто ничего не понимала и потерянно стояла перед Высшим Магистром, смущенно тиская на груди плащ.

— Я ждал веления Господа и сказал, что он явит свою волю. Он явил ее.

— Что за воля? — рявкнул Гвесмир, но увял под взглядом Рено. Первосвященник нисколько не хуже Родбара Хельдена умел смирять противников взглядом, особенно крикливых. Крикливый противник легко поддается чужой сильной воле, если он, конечно, трезв.

— Я ответил, — холодно произнес Высший Магистр.

— Постойте. — Эрно отстранил с дороги графа Тевега, причем даже не слишком уважительно. — Мы все хотим слышать, что же решило ваши сомнения и что же явилось для вас знамением? Развейте и наши сомнения, Святейший.

Рено де Навага спокойно поднял и показал всем книгу.

— Я советую вам присмотреться. Это потерянная Книга Закона, написанная девятью апологетами под присмотром и по благословению Господа нашего. Такое чудо Бог являет мне впервые за мою жизнь, и за вашу, думаю, тоже.

На мгновение Эрно Рутвен опешил. Он, несомненно, по описаниям знал Книгу Закона, по крайней мере знал о ней и догадывался, что уж первосвященник-то, видевший и державший ее в руках не раз, сможет узнать реликвию, но, говоря по правде, ничего подобного не ожидал. И отрицать, что видит перед собой именно Книгу Закона, не мог тоже. Какэто отрицать? Разве что усомниться…

— А вы уверены, что эта книга — именно та, которая была написана апологетами, а не копия, к примеру?

Вместо ответа Рено де Навага открыл книгу и показал всем. И не то чтобы вокруг него стояло много тех, кто способен был разобраться в шрифте или сыграть роль экспертов. Но почему-то никто не стал выражать сомнения в подлинности книги. От нее веяло древностью, и что-то чувствовалось в шрифтах, в малых и больших буквицах, в отделке страниц. Что-то глубоко древнее и священное, такое, чего не подделать.

Рено сделал шаг назад и водрузил том на немедленно подставленный младшими священнослужителями столик. Сердце у него пело — не далее как вчера он скорбел, что не позаботился спасти священную реликвию из бывшей столицы, и вот Господь являет ему все свое могущество, возвратив свой былой дар из небытия. Высший Магистр огладил переплет, после чего поднял благосклонный взгляд на принесшую его девушку. И узнал ее. Это она, та, что явилась ему на одну краткую долю секунды во время ночного бдения. Это ее густые темно-русые волосы и ясные, слегка испуганные голубые глаза. Последнее сомнение покинуло его сердце, и первосвященник понял, что только что сам Господь говорил его устами.

— Да, Книга Закона наверняка послана нам самим Богом, — дипломатично согласился Эрно. — Но разве это говорит о том, что девушка должна быть коронована? Вовсе нет. Это не говорит ни о чем.

Знать вокруг одобрительно и согласно загудела. Не все, надо признать. Не все.

— Для вас, возможно. Потому говорю я, — спокойно ответил Высший Магистр.

— Вы не можете назвать ее императрицей, — холодно сказал Маймер, граф Руйвесский, — хотя бы потому, что она простолюдинка.

— Это не имеет никакого значения. Ваш предок, получивший дворянство из рук Гваэра Огдевер, тоже был простолюдином, — невозмутимо сказал Рено, проявив недюжинные знания истории рода Нарит.

Маймер нахмурился. А Эрно стал оглядываться.

Многие из графов и баронов молчали и, похоже, совершенно не желали спорить с Высшим Магистром. То ли боялись, то ли сомневались…

— Господа, — рассудительно и негромко заговорил Вален, почувствовав, что столь близкая цель уверенно ускользает у него из рук и что теперь остался едва ли не последний шанс добиться своего. Он был уверен, что гражданская война начнется прямо здесь и сейчас, и сделать с этим ничего нельзя. — Святейший. Надлежит ли нам множить рознь? Думаю, нет. Также, думаю, со мной согласятся все — правитель должен восходить на трон при всеобщем одобрении. Если мы не пришли к какому-то единому решению, быть может, стоит отложить принятие окончательного решения? Мне кажется, коронация должна быть предпринята в условиях полного единодушия хотя бы для того, чтоб потом не случилось гражданской войны.

— Империи нужен правитель, — сказал первосвященник.

— Совершенно верно, — внутренне Вален возликовал, поскольку услышал как раз то, что хотел, но внешне остался невозмутимым. — И как можно скорее. Потому у меня есть такое предложение — пусть будет назначен временный правитель, регент. На все то время, которое будет необходимо на решение проблемы трона.

Аир, продолжая стоять в шаге от Рено де Навага, ничего не понимала из того, что происходило вокруг. Она была в состоянии смятения и даже, пожалуй, одурения, и понимала из всего только то, что книгу ей, похоже, не вернут.

А предложение Рутао не кануло в тишину и забвение, запорхало от графа к графу, от барона к барону. Каждый понял одно — есть возможность принять временное решение, а потом делить Империю в свое удовольствие. Мало кто из знати не любил приятные и необременительные междоусобные войны, которые вроде охоты и развлекают, и горячат кровь, и не слишком опасны.

Но Рено не склонен был давать драчунам шанс.

— Господь сделал свой выбор, и она, эта девушка, кто бы она ни была, избранница Божия!

— Судьба трона — дело светское, а не религиозное! — резко бросил советник.

Высший Магистр величаво повернул в его сторону голову.

— Вы ошибаетесь, лорд Тайрвин. В былые времена волей Серебряного Бога трон был основан, и он волен в нем и его судьбе.

А вокруг закручивался спор, каждый твердил свое, и на площади, где толпились и напирали простолюдины, уже не осталось и следа широкого прохода, по которому к ступеням подошла Аир. Горожане не слышали, конечно, о чем шла речь у входа в храм, но по жестам и движениям понимали, что Высшему Магистру, Устам Божьим на земле, отказываются повиноваться, и им это не нравилось. Плебсу было безразлично, кого назовут наследником почившего императора, но первосвященник пользовался у них слишком большим уважением, перед ним преклонялись и не могли без сопротивления снести небрежение к его выбору. И самые разумные из дворян, даже те, что верили не в Бога, а в силу, стали понимать, что Эдвард Рено Ондвельф де Навага переиграл их. Потому что, махни он сейчас рукой, толпа растерзает их, невзирая на титулы и те войска, которые ждут их в родовых замках. Потому что его авторитет куда выше в глазах черни, чем золоченые гарды мечей и графские и баронские перстни.

Особенно охотно в это поверили те, кто не имел больших шансов на корону. Да и немного было тех, кто живо на нее рассчитывал — граф Нарит, граф Бибрак, граф Опинео, да и, пожалуй, все. Тем же, что поменьше властью и владениями, по большому счету было все равно, кто сядет на трон, и даже, пожалуй, неплохо, если это будет кто-нибудь слабый. За слабого правителя кто-то должен править из более опытных, кроме того, слабый император будет не в силах держать дворян в руках. Вот когда можно будет всласть повоевать и поразбойничать. И вообще пожить в свое удовольствие, не оглядываясь на отблеск короны. Кроме того, когда поводья выпадут из рук, не привычных к такому бремени, почему бы не свергнуть неудачливую правительницу? А при таком раскладе случай может швырнуть на вершины власти того, кто никак не способен рассчитывать на такую удачу сейчас. Почему же не подыграть Высшему Магистру, коль скоро в ближнем загляде это более опасно, чем в дальнем?

Так большинство баронов и многие графы стали подумывать о том, чтоб согласиться с первосвященником, и это начало отражаться на их лицах. Кто по какой причине готов был сдаться — не суть важно. Просто Вален спиной почуял это и понял, что проиграл.

Но он был умен и умел мириться с проигрышем. Да и что можно сделать теперь? Перед яростью толпы ему мало поможет обретенное магическое искусство и вся магическая мощь его Академий. Слишком много сил надо, чтоб сотворить волшебство, достаточное, чтоб усмирить дикого зверя-толпу, у Рутао вне острова и магических артефактов не было таких сил. Не было даже людей, могущих помочь. А потом… Потом можно посмотреть. Главное — терпение и осторожность.

И маг тоже решил не спорить. Пока.

— Она — избранница Божия, — повторил первосвященник звучно, так, что его услышали и на площади. — Кто посмеет противиться Его воле?

Эрно, который, конечно, как хороший политик не мог не принять в расчет всех факторов, не собирался и сдаваться.

— Если эта девушка — избранница Господа, — начал он спокойно и внушительно, — то никто из нас, конечно, не станет оспаривать этого. Но мы не освящены Его вниманием, и дела небесные для наших душ не так понятны и близки, как для вашей, Святейший, — вежливый поклон в сторону Рено. Окружающие прислушались со вниманием, и даже приунывший, напряженный советник немного воспрял духом. Ему никак не хотелось умирать даже за такую святыню, как трон или власть совета знати, ущемляемая на его глазах,но не хотелось и отступать, и он поверил, что Эрно сумеет найти выход. — Явите нам знамение, подтверждающее, что эта девушка и в самом деле избранница Божья, и мы склонимся перед ней. — Взгляд налево, взгляд направо, ищущий поддержки.

Идея понравилась всем. Впрочем, ее и раньше одобряли. Эрно повернулся к Высшему Магистру и, ожидая хоть тени растерянности на его лице, вежливо поклонился и показалрукой, мол, не соблаговолите ли?..

Рено улыбнулся и протянул руку к девушке, все еще неподвижно стоящей перед ним (судя по ее лицу, она по-прежнему не понимала, что же происходит).

— Дитя мое, — ласково сказал он, — помоги мне.

Она подняла глаза и, зачарованная, уже не смогла их опустить. Во взгляде первосвященника она увидела ослепительно синее небо и ту благодать, которой нельзя пренебречь. Но это вовсе не помешало ей безошибочно сунуть руку в сумку на плече и с некоторым трудом вытянуть наружу плоскую деревянную шкатулку с серебряной оковкой. Аир наконец выпутала ее и доверчиво протянула синеглазому первосвященнику. И только после того, как он коснулся шкатулки, смущенно отвела глаза. Рено осторожно перехватил шкатулку, открыл… и только выдохнул.

На темном складчатом бархате в углублении деревянного футляра лежала, искрясь в полуденном свете, императорская корона. Такая, какой ее описывали летописи, та, которая была оставлена в Белом Лотосе во время бегства. Та, о судьбе которой ничего не было известно.

— Знамение! — крикнул он и высоко поднял корону, решившись-таки дотронуться до нее. — Вот оно, знамение.

И толпа ахнула единообразно — что плебс, что знать.

Драгоценные камни на белом ободке и цветках лотоса полыхнули блеском в свете полуденного солнца. Казалось, первосвященник держит в руках живой огонь. Скромная на первый взгляд, изящная корона ослепила Валена, он прикрыл глаза и тут же понял, что дело не в блеске. Драгоценность полыхала магией, древней и совершенной. Рутао первым понял, что регалия подлинная и слегка подался назад. Он уже понял, в чем дело, поскольку узнал девушку — супругу того рейнджера, с которым договаривался о деле. «Значит, они проникли в сокровищницу, — зло подумал он, но тут же оборвал себя. — Не они. Кишка тонка у этих наемников. Это она. И она же сумела распознать корону… Или нет…» Но потом вспомнил, что короны, как говорили, могли коснуться только коронованные особы и первосвященник, и понял, что ничего тут уже не сделаешь. Если корона заранее признала в девчонке хозяйку…

Эрно смотрел на происходящее с беспомощной яростью. Его же оружие обернулось к нему острием.

— Она законная наследница трона Империи, — уже тише произнес Рено, опуская корону и аккуратно укладывая ее в футляр, на изумление легкий, хоть и деревянный. Он ужепочти не чувствовал вокруг себя сопротивления — большая часть дворянства, особенно незнатного, согласно склонила головы. Почти все…

— Что? — взревел Гвесмир Тевега. — Наследница? А еще какие побрякушки у нее окажутся в сумке? Думаете, нас убедит какой-то кусок золота с камешками? Мы не так легковерны!

— Возьмите себя в руки, граф, — холодно одернул Оубер Товель.

— Заткнись, сопляк! Еще ни один святоша не смел так оскорблять меня! Чтоб я преклонил колено перед этой пейзанкой? А может, и оба?

— Почему бы вам не преклонить оба колена, граф, — сказал, не оборачиваясь, Высший Магистр.

И всегда-то несдержанный, Гвесмер в ответ выдернул из ножен огромный меч и свирепо махнул им — то ли в сторону Аир, то ли в сторону Рено. Вернее, попытался махнуть…

Человек в длинном белом плаще, который стоял за плечом Оубера Товеля, скользяще стремительно шагнул в его сторону, одним движением головы откидывая капюшон, из-подкоторого рассыпались на плечи темные волосы и сверкнули серые глаза. Матово блеснул в полуденном солнце выхваченный из-под плаща клинок и заскрежетал, столкнувшись в воздухе с мечом графа Тевега. И замер в напряжении, сдерживая напор закаленной стали и всего солидного веса графского тела.

— Вам следовало бы убрать меч, сударь, — проговорил он с опасной интонацией, но не угрожая, а скорее предостерегая. — И взять себя в руки. И никогда больше не повторять подобного.

— Граф Рутвен? — Тевега замер в изумлении, с некрасиво отвисшей нижней челюстью.

Гордон не счел нужным подтверждать очевидный факт, лишь слегка подтолкнул меч Гвесмера и отшвырнул его от себя эффектно легко, поскольку давление тела исчезло. И встал отчасти демонстративно, отчасти продуманно, так, чтоб каждому стало ясно — он защищает эту девушку.

Эрно поднял голову, посмотрел на того, кого Тевега поименовал графом Рутвеном, и отшатнулся. Между братьями не существовало любви, а теперь Эрно вдобавок напугала реальная, по его мнению, возможность, что порывистый родственник пожелает наказать его за то, что семь лет с его исчезновения Эрно именовали графом. Это был лишь минутный страх, и зиждился он на той бешеной нечестивой радости, которую младший брат испытал в тот момент, когда ему сообщили, что старший пропал без вести в море. И на миг Эрно показалось, что Гордон прочтет его мысли и взъярится. Потому он попятился так испуганно, словно сам приказал похитить его и продать в рабство, а вот теперь пришла расплата.

— Граф Рутвен, — повторил за Гвесмером Маймер и отступил на шаг. — Вы живы…

— Да, я жив, — подтвердил Гордон, после чего повернулся к Аир, преклонил перед ней колено и положил свой меч у ее ног.

Рено Ондвельф де Навага получил возможность убедиться, что авторитет молодого Рутвена был даже выше, чем он ожидал. При виде его движения большая часть тех, кто подумывал все-таки как-то увильнуть от присяги и вообще, может быть, не присутствовать на коронации в знак неприятия, явно решили остаться. Горячий граф Тевега скис и будто бы совершенно примирился со сложившимся положением дел. Остальных же появление лорда, считавшегося мертвым, произвело впечатление едва ли не более серьезное, чем демонстрация Книги Закона и древней короны династии Огдевер.

А толпа на площади уже вовсю приветствовала ту, которую Высший Магистр, Уста Бога на земле, провозгласил новой правительницей. Никому из простолюдинов в общем-то не было дела до того, кто она и как выглядит. Это заинтересует людей потом.

Первосвященник потянулся и взял девушку за руку.

— Идем, дитя мое. Тебе нужно приготовиться.

И Аир, вялая и ошеломленная, словно напоенная зельем полусна, какое дают приготовленным для приношения жертвам, покорно пошла за ним.

Вален был ошеломлен. Эта неожиданность, свалившаяся на него, да и не только на него — на всех, кто еще вчера серьезно решал судьбу трона, и был уверен, что властен ее решить, — совершенно выбила его из колеи. Он хотел уйти, но обнаружил себя уже в дверях храма и понял, что демонстративно покинуть назревающую церемонию прямо сейчас может быть опасно. Он был игрок, нет слов, и многое поставил на свой выигрыш, но играть до последнего, ставить на кон свою жизнь и существование Академий он не собирался. Следовало смириться. И попытаться возможно скорее заручиться поддержкой новой правительницы, если она окажется дельной и сильной.

Кто-то вдруг схватил его за рукав, и, обернувшись, он увидел искаженное лицо Ирлины. Оказывается, она присутствовала на площади.

— Что это? — шепотом взвизгнула она. — Что это, а? А вы мне сказали, что будете править! Что защитите!

— Заткнись! — прошипел он, оттаскивая ее в сторону. — Нашла место кричать!

— Вы обещали! — Она захлебывалась воздухом. — Вы обещали титул моему старшему сыну. И деньги. Где все это? Как вы этого добьетесь?

— Я обещал тебе титул, если стану правителем.

— Неправда!..

— Заткнись! Если будешь себя хорошо вести и не орать на всех перекрестках, я дам тебе деньги. Обеспечу тебя на первых порах, чтоб ты не побиралась. А будешь работать— будешь хорошо жить. Детей у тебя много, прокормитесь.

Ирлину трясло, она захлебывалась от обиды и ярости на человека, который так ее обманул.

— Зачем я только пошла на это?! — выдавила она. — Зачем? Он, может, еще лет десять протянул бы. Он бы сам мне титул дал…

— Ты уже это сделала, чего теперь причитать? — раздраженно отмахнулся Вален. Он хотел обдумать сложившееся положение и составить план действий на будущее, но причитания женщины мешали.

Она вцепилась в его рукав.

— Если я не получу титул, я всем расскажу, слышишь? Слышишь, чертов маг? Я всем расскажу, отчего умер император!

Рутао посмотрел на Ирлину отстраненным, холодным любопытством.

— Да? А ты знаешь, как казнят цареубийц? Не знаешь? Рассказать?

— Тебя казнят!

— Меня? Вот и нет. Это ты прикончила своего благодетеля, человека, который любил тебя и дал тебе все. Это ты, простолюдинка, воткнула императору в ухо отравленную булавку, — нагнувшись, Рутао шептал это в ухо Ирлине почти ласково. — Иди расскажи об этом всем!

— Я скажу, что ты меня заставил! — тихонько вскрикнула она.

— И кто тебе поверит?

Она лихорадочно шарила рукой у горла.

— Я покажу им твою бабочку! Бабочку…

— Эту, что ли? — Вален на мгновение развел пальцы, и Ирлина узнала это изысканное ювелирное украшение. Ахнула, зашарила в одежде. Бабочки не было.

Рутао холодно рассмеялся. Потом нагнулся и сказала ей на ухо:

— Выбирай, девочка. Если будешь молчать, я дам тебе денег. Если шепнешь хоть слово — умрешь в пытках. Новый император постарается наказать тебя зрелищно, уж поверь мне. Чтоб его считали справедливым. А я докажу, что никогда не был с тобой знаком.

И, закончив, поспешил уйти, потому что на них уже посматривали с удивлением. Муж с женой ссорятся, что ли? Нашли место, тоже, на пороге храма!

Вален ушел, а Ирлина осталась сидеть на камне, куда опустилась, и плакала, закрыв лицо руками. Несчастная и испуганная, как все обманутые жертвы любого из миров…

Глава 12

Аир не сопротивлялась, когда ее раздели, тем более что, оставив девушку с двумя высокими, похожими друг на друга как сестры, рабынями, первосвященник тактично ушел. Аир не спорила, когда стали надевать новую одежду. Сперва шелковую белую рубашку с широкой парчовой полосой по подолу, потом откуда-то принесенный синий бархатный лиф и такую же юбку, тоже расшитые серебром, а поверх — роскошную широкую хламиду из чередующихся полос серебряной и золотой парчи (это чередование символизировало близость и в то же время отсутствие единства между властью духовной и светской, к которым император либо же императрица равно должны иметь отношение). Принесли и надели уйму украшений на руки, шею и голову Аир. Многие были чересчур тяжеловесны, но зато роскошны, бесценны, и им вели строгий учет. Одевание не заняло много времени, и спустя полчаса причесанная, надушенная и наряженная девушка уже была приведена в малый притвор храма по боковой галерее, которую называли Золотой, во-первых, потому что она единственная была отделана золотом, а во-вторых, предназначалась исключительно для представителей императорской семьи.

Ее поставили у алтаря, полыхающего всеми оттенками свечного пламени, распахнули врата, отодвинули деревянные ширмы, и церемония началась. В отступление от обычаевпри помазываемой императрице находились не только первосвященник, Магистр Закона, державший чашу со священным маслом, и Магистр Слова, поддерживающий корону на бархатной подушечке, но и сухонький, почти незаметный старичок в золотистом бархате. Он то и дело наклонялся к уху девушки и шепотом подсказывал, что и как нужно делать. В какой момент преклонять колени на ловко подложенный под ноги шерстяной коврик, в какой вставать, когда снимать с рук и раскладывать на больших серебряных блюдах, бесшумно подносимых служками, браслеты и кольца, когда скинуть с плеч хламиду и когда положить на алтарь руку. Он тихонько шептал ей на ухо слова, а она повторяла их голосом глухим то ли от волнения, то ли от непонимания, поскольку до сих пор не могла понять, снится ей или нет. Высший Магистр звучно спрашивал ее о чем-то, но она не вникала ни в то, что слышала, ни в то, что говорила сама. Потом первосвященник коснулся лба Аир смоченной в масле рукой, осторожно, словно драгоценную вазу из фаянса, взял девушку за руку и подвел к трону, установленному поодаль от алтаря, совсем близко от изображения Серебряного Бога и большого окна, в которое врывался солнечный свет.

Она села и слегка прижмурилась. Отражаясь от полированных украшений арки алтаря, от граненых кусков хрусталя и стекла, ей в лицо били солнечные лучи. Аир зажмурилась, и потому прикосновение к волосам стало для нее неожиданностью. Она вздрогнула, но тут же притихла, не желая никому помешать. Тяжесть на голове и ликующие крики, затопившие храм до самого верха купола, подсказали ей, что корона была возложена на ее голову.

Потом нажатием на руку первосвященник заставил ее встать, и слегка озябшие плечи девушки охватило мягкое, нежное, ласковое тепло. «Мех», — определила она и скосила глаза. Великолепие горностаев, которых ей набросили на плечи, поразило ее. Снова у самого уха зашелестел шепот, и Аир покорно повторила все, что ей нашептали. Покорно и бездумно.

А спустя несколько десятков минут она уже смотрела на Высшего Магистра, сидя в одной из уютно убранных комнат, и тупо разглядывала поставленные перед нею блюда с лакомствами.

— Думаю, вам необходимо подкрепиться, ваше величество, — ласково и очень мягко заметил Рено.

Она подняла голову.

— Вы что, все это всерьез? — спросила она.

Он улыбнулся.

— Совершенно всерьез.

— Но вы даже не знаете, кто я! Не знаете ни происхождения моего, ни имени…

— Поверьте, это не имеет значения, если Господь высказался в вашу пользу.

— Но я простая крестьянка, э-э…

— Рено де Навага. Я первосвященник Серебряного Храма.

— Святейший, — ахнула Аир и попыталась преклонить колени.

Высший Магистр удержал ее, только и позволил, что поцеловать свой перстень.

— Вам не подобает это, ваше величество.

— Какое я величество, — отмахнулась она, смущенная, что не признала первого Божьего слугу.

— Послушайте, вас совершенно серьезно короновали, и теперь уже не имеет значения, кто вы были раньше. Теперь имеет значение только то, что вы — императрица.

Аир вздохнула, опустив голову. Потом вдруг вздернула ее и посмотрела на Рено внимательно и не без проницательности.

— Но вы, я думаю, понимаете, что я не умела и не умею повелевать. Почему бы вам было не выбрать кого-нибудь из знати?

— Выбирал не я. Выбирал Бог.

— А зачем было привлекать его к решению этой проблемы? Можно было обойтись силами простых смертных.

— Династия должна быть благословлена Богом, — назидательно проговорил первосвященник. — Дело в первую очередь в этом.

— И вы выбрали такого правителя, за которого можно будет править, верно?

Рено запрокинул голову и расхохотался.

— Дитя мое, если ты задала подобный вопрос, то это уже означает, что ты не из тех, кем можно легко управлять.

— Совсем не обязательно, — ответила она.

Ее взгляд был остр, как игла, его же — мягок и ласков. Он никогда не смотрел ни на кого разгневанно или холодно, но ему этого и не требовалось. Его мягкость способна была крошить камень.

— Дитя мое — надеюсь, вы простите мне, ваше величество, что я называю вас так…