Чтение 17–й страницы книги ~Ладожский ярл~

Змеян с Олельком и мужиками не смогли и опомниться, как вся деревня была заполнена вооруженными до зубов чужаками. Они шли отовсюду — от ручья, с покоса, от пастбища, даже с дальних полей, неотвратимые, как смерть. Да эти злобные, не знавшие пощады воины и были смертью. Убивали всех, кто попадался на пути. Схватившийся за оглоблю Олельк был пронзен стрелами, кузницу сожгли вместе с кузнецом, а на сруб водрузили длинный шест с отрубленной головой Змеяна. Шест покачивался на ветру, и глаза старосты строго смотрели на творившиеся вокруг злодеяния. Крики раненых, мычанье скота и визг насилуемых женщин — все стихло к полудню. Лишь кое-где воины Лейва добивали еще живых да по очереди развлекались с обреченными на смерть девами. Для вожака же, зная его вкусы, закрыли в сарае двух связанных мальчиков. Солнце, палящее июльское солнце, все так же стояло над головами, освещая луга, лес и трупы.

— Хорошо! — Выйдя из сарая, Копытная Лужа обтер об траву дымящийся свежей кровью кинжал. Обернулся к подошедшему Вельмунду: — Никто не ушел?

Тот горделиво кивнул седеющей головой.

— А у тебя, Лютша? — Лейв подозрительно посмотрел на мерянина.

— Ни один, — поспешно заверил тот.

— Разве? А тот парень, что свалился с коня в воду?

— Двое воинов ныряли за ним, вождь.

— И что?

— Тело унесло в омут.

— Что ж, пусть так, — кивнул Лейв. Глаза его сияли от удовольствия, лоснились щеки, а походка сделалась медленной, важной. Он имел право гордиться собой — порученное ему задание выполнено без сучка и задоринки, будет о чем доложить Повелителю.

— Собираемся, — приказал Лейв. — С собой брать мясо и лошадей. Кстати, Лютша, я что-то не видел близ селения метки богов?

— Плохо смотрел, вождь, — улыбнулся мерянин. — Во-он, видишь ту сосну на холме?

— Где стога?

— Да. Там и метка. Руна «Т» — как нужно богам.

— Устройте там схрон, — распорядился Лейв.

— Сделаем, как прикажешь, вождь.

Нагруженные добычей победители возвращались в лес. Спустившись с холма, они перешли по мосткам речку и пошли дальше лугом, где кружились над трупами косцов жирные зеленые мухи.

Солнце уже скрылось за стволами деревьев, когда Дивьян, встав с мягкого мха, потянулся, проверяя, на месте ли добыча — пара подстреленных уток да заяц. Умаялся за утро, вот и решил отдохнуть, улегся на берегу ручья, укрывшись от палящих лучей под орешником. Выспался и теперь готов был идти дальше. Пора было возвращаться. Хотя если б попалась еще какая-нибудь достойная внимания дичь, можно было б и погодить, заночевав в лесу, а вернуться домой лишь утром, как иногда и поступал Дивьян, если былак тому охота. А может, и вправду погодить с возвращением? Коли уж оказался здесь, так пойти дальше, проверить старые угодья у реки Черной, а что — давно уже в той стороне не был. Так, видно, и нужно сделать. Правда, придется переправиться через Пашу-реку, а есть ли в тех местах сейчас брод? Ведь первая половина лета стояла дождливой,эта теперь вот жарит. Ну, в крайнем случае можно переправиться вплавь, не особо-то и широка речка, да и вода сейчас теплая, искупаться — одно удовольствие. Дивьян вдруг покраснел, вспомнив купавшуюся в озере Ладу, сестрицу-Ладу — Ладу-чижу, как он ее называл. Какая она все-таки красивая, Лада, какая гладкая у нее кожа, а грудь… Отрок покраснел еще гуще, подумал, что пора бы уже на следующий год подыскивать себе жену. Да и Ладу-чижу выдать замуж неплохо бы. Приданого, чай, хватит, зря, что ль, охотились оба всю зиму. Настреляли и куниц, и белок, и лис — хватит меха купцам! Размечтавшись, Дивьян и не заметил, как дошел до реки, сильно забрав вправо, — да и как иначе выйдешь к старым угодьям? Темнело уже, но не так, чтобы очень, хотя и близилась ночь. И солнце скрылось, оставив на память о себе лишь золотисто-оранжевые лучи, бьющие в край неба. Никаких облаков там видно не было — знать, и завтра день выдастся славный. Спустившись к реке, отрок принялся выбирать место для переправы — как он и предполагал, вода стояла высоко, и брод был затоплен. Вырубив ножом несколько ольховых палок, Дивьян соорудил из них небольшой плот для одежды и добычи, разделся и, толкая перед собой плот, вошел в зеку. Вода оказалась теплой, приятной, сделав несколько шагов, отрок оттолкнулся ногами от дна, поплыл, в несколько взмахов рук достигнув противоположного берега. Вытащил плот на песок, подумал: а не искупаться ли еще? Обернулся… И тут увидел челн. Он выплыл из-за излучины, ткнулся носом в камень, раз-свернутый течением поплыл дальше, так же безалаберно, как и раньше. Видно, унесло лодку течением у кильмуйских раззяв, привязывать надо! Однако… Дивьян присмотрелся. Челнок явно не был пустым! Какой-то мешок лежал на самом дне. Интересно… Не раздумывая больше, отрок бросился в воду и, заглянув в челнок, вскрикнул от неожиданности. То, что издалека виделось мешком, оказалось вблизи человеком. Молодым парнем, по виду — чуть младше самого Дивьяна. Парень лежал на дне навзничь, из-под правой лопатки его торчал обломок стрелы. Жив ли он?! Забравшись в челн, Дивьян осторожно перевернул незнакомца — тот застонал. Жив! Схватив весло, весянин быстро погнал челн к берегу, высматривая место, где только что оставил плот. Ага, вот оно, меж камней. Выскочив на песок, Дивьян вытащил за собой челн. Осторожно перенес раненого на траву, положил на бок и принялся осматривать рану. Уже стемнело, и было мало что видно. Насобирав сухих веток, отрок разжег костер, и в его дрожащем свете тронул торчащуюиз спины незнакомого парня стрелу. Тот застонал, дернулся и вдруг отчетливо произнес: — Больно.

— Кто ты? — воскликнул Дивьян. — Откуда?

— А… а ты? — видно было, что слова давались раненому с трудом.

— Я Дивьян, с Шуг-озера, из рода Конди.

— Свой… — незнакомец слабо улыбнулся. — А я Муст… из кильму… — Застонав, он потерял сознание.

— Муст, — тихо повторил отрок, усмехнулся, посмотрев на черные волосы парня. — И вправду — черный. Ничего, потерпи немного, если рана невелика — выживешь, если ж глубокая… что ж… Мне тебе ничем не помочь.

Дивьян вытащил из мешка глухаря, быстро общипал, насадил на острую палку, закрутил над углями, вытапливая жир и собирая его в скрученную бересту. Перевернув раненого на живот, осторожно разорвал на спине рубаху, капнул жиром на рану… Тот снова дернулся — значит, еще жив. Дивьян снова попытался вытащить стрелу, та не вытаскивалась, видно, крепко застряла. Вздохнув, отрок вытащил нож и, раздув пламя костра, накалил его до красноты.

— Потерпи, друг, — тихо сказал он, осторожно вонзая лезвие в рану. Муст, страшно закричав, изогнулся дугой, выпучив глаза от нестерпимой боли.

— Терпи… Терпи… — приговаривал отрок. Закусив губу, он резал ножом по живому мясу. Муст вдруг еще раз сильно выгнулся и затих — то ли умер, то ли потерял сознание от боли. Дивьян пригнулся — нет, вроде дышит.

— Не умирай, пожалуйста, — жалобно попросил он. — Видишь, как я с тобой долго вожусь. Осталось совсем немного. Ага… Вот, кажется, и наконечник… А ну-ка…

Резкий рывок — и окровавленный обломок стрелы с раздвоенным наконечником оказался в руках самозваного лекаря.

— Ну, вот и все, — Дивьян вытер рукавом пот со лба. — Теперь — либо выживешь, либо умрешь… Сейчас еще жирку капнуть, а завтра — травами… Да не дергайся ты так… Вот, хорошо. Спи теперь. Да не стопи, спи. Я и сам посплю, если смогу только. Это хорошо, что у тебя челн, очень хорошо. В челне-то мы с тобой быстро доберемся!

К утру Муст выглядел хуже некуда, весь какой-то изжелта-бледный, бескровный, больше похожий на труп, нежели на живого человека. Тяжело дыша, лежал молча, лишь иногда чуть постанывал, искоса поглядывая на Дивьяна. А тот, быстро закинув в челнок добычу и положив на дно мягких веток, осторожно перенес туда раненого и, усевшись на корме, заработал веслом. В левый глаз ему светило утреннее нежное солнце, вокруг было хорошо — не жарко и не прохладно, как бывает в здешних местах очень и очень редко. Дивьян улыбался. Плыть по высокой воде — одно удовольствие, лишь иногда приходилось огибать замшелые камни, да пару раз стаскивать челнок с мели. До цели добрались быстро — вон уже и показалась на излучине знакомая береза, мостки… Причалив, отрок крепко привязал челн с раненым Мустом к мостику, махнул рукой:

— Ну, коли не умер — жди, парень! Одному мне тебя не утащить, схожу позову сестрицу. Донесем тебя до озера, там лодка… Ты жди, не помирай, слышишь? — Дивьян улыбнулся.

Улыбнулся и Муст, только слабо, однако в улыбке его, наряду с болью, сквозила теперь и надежда.

Ладислава потрошила только что пойманную рыбу — с десяток больших форелин, щуку и окуней — когда услышала вдруг с берега озера отдаленный крик названого братца. Выскочила к мосткам — и где его носило всю ночь?

— Иди ко мне-е-е, Лада-чижа! — увидев ее, закричал тот. — Человека понесем.

— Какого еще человека? — нахмурилась Ладислава.

— Уви-и-идишь. Посконину захвати. Прихватив с собой, как и было велено, кусок грубой ткани, девушка проворно прыгнула в лодку. Названый братец ждал ее на том берегу, нетерпеливо прохаживаясь меж кустами. Протянув руки, нагнулся, помог вытащить лодку.

— Посконину не забыла?

— Да вон, — Ладислава кивнула, вытащив ткань, вскинула глаза. — А это еще что за колья?

— Так я ж и говорю — человека потащим. Посконину к палкам привяжем — легко нести будет.

— Откель человек-то?

— Кильмуйский. — Дивьян посмурнел ликом. — Боюсь, неладно там.

— А сам он идти не может?

— Ранен. Стрелу едва вытащил.

— Так что ж ты раньше молчал! — ахнула Ладислава. — Бежим!

Они быстро пробежали мимо осин, мимо березовой рощи и, обогнув небольшой холм, спустились на песчаный берег.

— Вон он, челн!

— Да вижу… Ой, этот, что ли, твой человек?

— Он.

— Ну, такого донесем быстро. Не переживай, парень, коль не помер, так вылечим!

Она весело подмигнула черноголовому Мусту. Тот улыбнулся в ответ и почему-то заплакал.

Лишь через три дня раненый пришел в себя настолько, что смог внятно рассказать о нападении на свой род.

— Говоришь, в кольчугах, в шлемах с остриями? — время от времени переспрашивал Дивьян. — А главный кто?

— Да не видел я главного. Говорю — улетел с коня в реку. Еле потом выплыл.

— А еще что помнишь?

— Да стрелы одни. Я не особо-то и разглядел воинов. Помню только, что в кольчугах, с мечами… да, у некоторых бороды в косички заплетены.

— В косички? — переспросила Ладислава. — Кажется, я догадываюсь, кто они… А щиты, щиты какие?

— Круглые. Червленые, с медными обручами.

— Я знаю, кто напал на ваш род, Муст, — нахмурясь, произнес Дивьян. Глаза его метали искры. — К знаю, где их искать, и я найду их, прежде чем они придут сюда!

— Придут сюда? — вздрогнула Ладислава.

— Обязательно придут, Лада-чижа. Рано или поздно, Как пришли к роду Муста и как зимой приходили к нам. Теперь я знаю, кому отомстить за смерть моего рода! Тем же, кто убил и твоих, Муст. Я отомщу им!

— Один?

Дивьян усмехнулся:

— Убью главного, а затем мы уйдем — спрячемся у Черных болот, там места безлюдные, глухие. Сто лет будут искать, не найдут.

— Но здесь же нашли! И род Муста…

— То другое дело, — возразил отрок. — Мы на реке — чего нас искать, издалека видно. А попробуй-ка, отыщи в болотах! Раненый Муст дернулся:

— Я пойду с тобой.

— Ты ранен, — улыбнулся ему Дивьян. — И помни, у тебя, как только оправишься, есть неотложное дело, кроме мести.

— Какое же?

— Похоронить родичей, — сурово пояснил отрок, и Муст крепко сжал зубы.

— Я пойду с тобой! — Ладислава схватила братца за локоть.

Дивьян мотнул головой:

— Нет. Есть кому мстить и без женщин. Тем более — это мой род!

— Но теперь — и мой! — возразила девушка.

— Нет, — еще раз покачал головой отрок. — Ждите меня с Мустом, он пока нуждается в защите. Ты знаешь, Лада-чижа, я проворен и ловок, и к тому яс хорошо пользуюсь луком.Я убью их главного, вгоню ему в сердце стрелу — и пусть потом ищут, кто это сделал. Ну, а найдут — я буду знать, что мои убитые родичи не остались неотомщенными. Я все сказал. — Дивьян по-мужски важно наклонил голову и вышел.

Ладислава выскочила вслед за ним, проводить. Дошла до самых мостков, отвязала лодку, понимала — от такого дела мужчину не удержишь. Наклонилась к севшему в лодку Дивьяну и крепко поцеловала в губы:

— Брат мой, я буду молить за тебя всех богов, которых знаю. Пусть дорога твоя будет гладкой.

Отрок поднял глаза, улыбнулся:

— Не кручинься, Лада-чижа. Я скоро вернусь, вот увидишь… — Он поправил за спиной тяжелый, клеенный из лосиных рогов лук. Уже хватало силенок, чтоб натянуть.

— Да, чуть не забыл, — отчалив от берега, обернулся Дивьян. — Там, в моем старом мешке, застежка, что оторвалась от плаща врага. Кажется, золотая…

Ничего не ответив, Ладислава глядела ему вслед до тех пор, пока маленькая фигурка на том берегу не скрылась за деревьями. Вздохнув, она вернулась в дом, раздула в очаге огонь — приготовить раненому целебное варево. А есть ли нужная трава? Девушка заглянула в сундук — ага, вот она. Взяла с лавки старый мешок Дивьяна, сунула не глядя в сундук… что-то глухо стукнуло. А, братец говорил о какой-то застежке… Развязав мешок, Ладислава вытащила из него изящную овальную фибулу, по виду — и в самом деле золотую. Чтоб лучше разглядеть, поднесла застежку к огню… и вздрогнула, увидев начертанные на ней знакомые зигзагообразные руны. Вспомнила:«Сиг» — руны победы,Коли ты к ней стремишься,Вырежи их на меча рукояти…

Это были руны Хельги-ярла!

Глава 13

ВСТРЕЧА

Июль — август 865 г. Шугозерье

Дева любила

меня одного,

но Гуннару я

не нанес ущерба…Старшая Эдда. Краткая песнь о Сигурде

Хельги подошел к низкому берегу озера, нагнулся к воде, умылся, прислушался. Со стороны леса слышались веселые крики — закончив на сегодня работу, молодежь затеялапрыгать через костер. Как водится, подначивали Михрю — слабо, мол.

— А и прыгну! — выпячивая впалую грудь, хорохорился тот. — Только вы хвороста больше не бросайте.

— Давай, давай, Михряй, прыгай, — подзадоривал парня Ярил Зевота. — Малена тогда тебя поцелует — обещала.

Отрок оживился:

— Правда, обещала?

— Правда, правда, — закивал головой Овчар. — Чего стоишь? Разбегайся.

— Не слушай их, Михря, — Малена незаметно подошла к ребятам. — Врут они все. Ничего я такого не обещала. — Она повернулась к Ярилу с Овчаром. — И не стыдно вам над малым тешиться?

— Да ладно, — замахал руками Ярил. — Шутим мы. А ты, Михря, коли не хочешь прыгать, так скажи прямо!

— Нет, прыгну.

— Не вздумай, обожжешься только.

Неподалеку, за ореховыми кустами, негромко молился Никифор, время от времени бросая неодобрительные взгляды на расшалившуюся молодежь. Ишь разложили кострище, огонь — чуть не до неба. Теперь вот прыгать через него собрались, бесов тешить. Ну, что с них взять — язычники. Пожав плечами, Никифор закончил молиться и обернулся на чьи-то шаги:

— Ходил к озеру, ярл?

Кивнув, Хельги посмотрел на закатное солнце.

— Не видал ли ты Найдена, Никифор? — Ярл перевел взгляд на монаха.

— Пошел к ручью с Маленой, — задумчиво ответил тот. — Девчонка, правда, уже вернулась, а Найдена что-то не видно. Кажется, где-то в той стороне носят черти и приблудного парня с белыми волосами.

— Ты говоришь о Лашке? — уточнил Хельги. Монах кивнул.

Ярл улыбнулся:

— Не устаю поражаться твоей наблюдательности, друг Никифор! Удивительно, ты вечно в стороне от других, но всегда все знаешь — где, кто и с кем.

Никифор смущенно закашлялся — похвала ярла была ему приятна.

— Просто я умею слушать. — Он пожал плечами и искоса взглянул на Хельги. — Думаю, ты не зря пришел сюда.

Ярл рассмеялся:

— Верно думаешь. Не хочешь ли немного прогуляться с утра? Прихватим с собой Найдена с Лашком, дойдем до реки, так, посмотрим.

Согласно кивнув, монах усмехнулся — «немного прогуляться» на языке ярла означало тащиться неизвестно куда неизвестно зачем. Впрочем, «зачем», наверное, известно — ведь не зря Хельги взял с собой сюда лучшую часть дружины. Пусть небольшую, но преданную. И недавнее нападение у брода явно не было случайностью.

Ярл тоже вспомнил тот случай:

— Не могу понять, почему все они оказались убитыми?

— Ты имеешь в виду врагов? — поднял глаза морах. — Просто наши сражались лучше, иначе все было бы наоборот.

— Нет, друг мой, — Хельги досадливо помотал готовой. — Мы должны были захватить хоть кого-нибудь в плен и потолковать с ним, бились они ни шатко ни валко, я так и думал, что захватим, ан нет…

— Ты что-то подозреваешь?

Ярл пожал плечами:

— Так, кое-что.

Ах, как же не хватало ему Ирландца с его холодным циничным умом! Тот бы живо догадался, что к чему, еще во время боя, не лез бы в самую гущу, как Хельги, больше бы наблюдал, чем бился, и наверняка увидал бы, как нападавшие добивают своих. Хельги тоже заметил это, но, к сожалению, слишком уж поздно. Да-а… Никифор, конечно, славный малыйи преданный друг, но у него есть четкие моральные принципы перед людьми и распятым Богом, и этих принципов у него слишком уж много. Похоже, он даже верит людям… вернее, пытается верить. Но все же Никифор ничуть не глупее Ирландца, просто у него другой ум, который тоже надо наконец использовать для пользы дела. Можно, конечно, пройтись завтра и в компании с Найденом и Лашком — людьми, хорошо знающими местность, — но… пусть лучше будет рядом Никифор. Может, и даст какой-нибудь дельный совет, надо только не забывать спрашивать.

Простившись с приятелем до утра, Хельги-ярл обошел срубы, потом спустился к ручью, проверил часовых — те несли службу зорко, ярл остался доволен. Напившись холодной водицы, он повернул назад, чуть не наскочив на воркующую в кустах парочку — Найдена с Маленой. Девчонка прибилась к ним у самой Ладоги. Оставшись сиротой, искала родичей. Вот, в общем-то, и все сведения о ней, но теперь они не удовлетворяли ярла. Он чувствовал, что опасность распространилась по окрестным лесам, и знал — в случае чего слабое звено может оказаться гибельным для всех — уж слишком мало их тут было, и, главное, совсем не было связи с Ладогой. А ведь и в самом деле — не было! Хельги стукнул себя по лбу, выругался — вот идиот! Поглупел, видно, за последнее время, оброс жирком от спокойной жизни и упустил такой важный вопрос. Ладно, пока нет особой информации, а если вдруг таковая появится? Послать Найдена? А затем — приблудного Лашка? Они единственные знают дорогу, да еще Жердяй. Жердяя можно послать, тиун же нужен и тут — деловит, распорядителен, собран — замечательные качества для задуманного ярлом дела. Лашк? Приблуден и не проверен. Кто знает, можно ли ему доверять? То, что он предупредил о засаде, еще ни о чем не говорит — вполне возможно, он был специально подставлен, внедрен, так сказать, в качестве соглядатая. Хельги усмехнулся. Однако не слишком ли? Из-за одного соглядатая губить два десятка воинов, подобных которым потом поди-ка сыщи в этой глуши. Нет… Неведомый враг вряд ли пойдет на это. Впрочем, если б этим врагом был черный друид… От него-то можно ожидать и не такого. Однако Лашка завтра придется взять с собой — здешние леса он знает лучше Найдена с Жердяем, что и понятно — те двое бывали здесь наездами, а Лашк тут жил.

— Ты… ты самая красивая девушка, Малена, — донесся из-за кустов возбужденный шепот Найдена. Ярл усмехнулся — Никифор на его месте поскорей бы ушел, заткнув уши. А Ирландец? Что сделал бы Ирландец? Обязательно подслушал бы весь разговор. Так, на всякий случай, с целью получения информации. Хельги вздохнул — пусть это и не очень-то прилично, но он сделает так, как сделал бы Ирландец. Девчонка-то — тоже приблудная, как и Лашк.

Затаив дыхание, ярл укрылся за папоротниками.

— Я тоже рада, что встретила тебя, Найден, — донеся до него приглушенный девичий голос. — Но… я не знаю, смогу ли… смогу ли стать твоею. Ты тиун, а кто я? Без роду, безплемени.

— Я тоже незнатен, Малена!

— Нет…

— Да почему же?

— Ты… тебе нужна чистая, верная жена, а я… Малена разрыдалась. Обняв ее, Найден принялся нашептывать слова утешения. Несколько раз ярл услышал имя — Борич. Борич Огнищанин. И произнесено оно было с ненавистью.

Хельги удивился — при чем тут Борич? Верный, трудолюбивый работник, грамотей, каких мало. Интересно, зачем эта приблудная девка настраивает Найдена против Борича? Кому на руку, чтобы два тиуна вредили друг другу? Уж конечно, не ярлу! Значит, девчонка подослана. Осталось только выяснить — кем. Тем же, кто устроил засаду? А зимние убийства — не звенья ли это одной и той же цепи? Хитрую игру ведет этот «кто-то» — засада, подосланная девчонка, Лашк… тоже, наверное, подослан. И все это направлено против него, Хельги-ярла. Кто же это, кто? Завистники? Местная знать, недобитые сторонники Вадима Храброго, претендующие на место правителя Ладоги и окрестных земель? Или… Интриги друида? Хельги боялся даже подумать об этом, хоть и намекал когда-то Ирландцу. Уж слишком невероятно. Да и зачем ему это? Что, друид хочет владеть Ладогой? Впрочем — почему бы и нет? Посадит своего человека, а сам попытается занять престол в Киеве, сбросив или подчинив себе Хаскульда. Если так случится — ничто больше не помешает черным планам друида. Да… вполне возможно, что все случившееся здесь — следствие его интриг. Может, конечно, и нет, но нельзя исключать такую возможность. И следует быть осторожней. Предупредить о приблудах тех, кому доверяешь безусловно, — Никифора, дружину, Найдена… Найдена? Девчонка, кажется, успела уже влюбить его в себя! Плохо дело. Выходит, теперь и Найдену нельзя полностью доверять. Какой же выход, какой? Ирландец, конечно, не говоря худого слова, придушил бы девку ночью да бросил в озеро — мол, сама утопла. И на подозрительного весянского паренька Лашка ни с того ни с сего упало бы тяжелое бревно — Ирландец потом первый бы горестно качал головою. Зато не стало бы подозрительных и вновь можно было бы свободно действовать без оглядки на возможность предательства. Да, так бы поступил Конхобар Ирландец и был бы по-своему прав, но он, волею Рюрика правитель Ладоги Хельги-ярл по прозвищу Вещий, так поступить почему-то не мог. Ну, не мог, и все! Не мог расправиться с людьми просто так, по одному смутному подозрению. Не мог, потому что был не таким, как все! Тот, кто приходил в мозг молодого ярла под яростный бой барабанов, казалось,давно покинул его и никак не напоминал о себе, никак, кроме вот этого чувства, что следует поступать так, а не иначе. Словно душа ярла была уже и не его душой, вернее, не только его.

Оставив влюбленных ворковать дальше, Хельги осторожно выбрался из папоротников и, пройдя сквозь орешник, вернулся в лагерь. За липами горел большой костер, хорошо видимый в сгустившейся тьме. Длинные языки пламени, казалось, доставали до самых вершин растущих рядом деревьев, с хрустом разламывались в костре угли, рассыпая вокруг себя красные искры. Подойдя к костру, Ярил пошевелил дрова веткой, отгреб часть углей в сторону, брызнул в огонь водой из плетеной баклаги, обернулся:

— Ну, теперь-то прыгнешь, Михряй?

— Теперь прыгну, — поглядев на сбитое пламя, кивнул отрок. Разбежался и под одобрительные крики присутствующих перемахнул через притушенный костер даже с большимзапасом, приземлившись далеко за деревьями… В болотце!

Разлетелась во все стороны тина, отпрыгнули прочь недовольно квакнувшие лягухи, молодежь захохотала над незадачливым парнем.

— Вот ржут, лошади, — выбравшись на сухое место, плюнул тот. — Порты только намочил из-за вас.

— Так ведь зато не сжег! Ходил бы с прожженными, а так — повесишь на ветку, к утру и высохнут.

— Ага, повесишь тут с вами, — отрок недоверчиво взглянул на смеющихся приятелей. — Утром и не найдешь!

— Да не нужны нам твои порты, Михря! Белоголовый весянин Лашк не принимал участия в общем веселье. Сидел скромненько в сторонке на свежем пне да, нахмурив брови, смотрел на темную гладь озера.

— Не сбежал бы ночью. — Хельги подозрительно посмотрел на него и, отойдя в сторону, на всякий случай предупредил старшего дружинника Нехлюда. Нехлюд — несмотря на любовно отращиваемую бороду и нарочито суровый вид, еще совсем молодой парень — важно кивнул. Последим, мол, не беспокойся, княже.

Отдав необходимые распоряжения часовым, Хельги отправился спать. Уже подойдя к шатру, оглянулся, увидел, как, затушив костер, расходилась по шалашам молодежь. Простоватый Михря все ж таки повесил мокрые порты на осину — не поленился, залез почти к самой вершине, — попробуй, доберись-ка! — да и пошел себе спать. Тут же объявились под осиною и Ярил с Овчаром. Ярл нахмурился — а не слишком ли сильно издеваются над Михрей эти ушлые парни? Отошел от шатра, крикнул:

— Ярил, подойди-ка!

Зевота тотчас возник перед ним, вытянулся:

— Звал, князь?

— Звал, — ярл присел на бревно, указал кивком место рядом, — сядь.

Ярил послушно уселся.

— «А вот еще одна недурная голова, которой можно вполне доверять!» — неожиданно для себя подумал Хельги, а вслух спросил:

— Ты так и не рассказал о себе, Ярил. Признаюсь, не ожидал увидеть тебя здесь, так далеко от Кенугарда.

— Я приехал на заработки с купцом Волимиром, — уклончиво ответил парень. Ярл усмехнулся:

— Что, поближе заработков не нашлось? Выкладывай-ка начистоту — спугнул кто?