read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


– Не, блинов не прихватил, – покачал головой Ефим. – Мясца только да хлеба краюшечку.
– Так что ж ты раньше молчал, а?
– А вы не спрашивали.
Перекусить – а заодно и хоть немного поспать – остановились в стороне от дороги, в лощине, густо заросшей густыми кустами дрока. Выбрали относительно свободное место, чуть расчистили от камней и упавших веток, уселись, устало вытянув ноги, зачавкали.
– Недаром говорят – хлеб всему голова, – умяв горбушку, довольно промолвил Ефим.
– Мясцо тоже неплохо, – неожиданно откликнулся Оглобля, и все почему-то засмеялись. – Вот только соли б еще.
– Что ж ты сам-то о соли не позаботился? – возмутился Гудок. – Слыхали? Соли ему…
Наскоро перекусив, полегли спать, тут же, в балке. Поначалу хотели выставить сторожу – караулить по очереди – да сразу же и раздумали. Дорога пуста. Кому тут быть-то? Разве что беженцам, так и тех было не видать.
Раничев устроился поудобнее – здесь, под ракитовым кустом вовсе не было сыро, да и солнышко уже припекало, так что постель получилась довольно комфортной, если не считать надоедливых комаров, впрочем, на них уже давно не обращали внимания. Заснули сразу – утомилися. Ивану привиделся дом, музей, Влада и почему-то – одноклассник Макс, владелец кафе «Явосьма». Макс ссорился с Раничевым из-за денег – серебряных ордынских дирхемов – громко кричал, ругался и упорно отказывался менять их на доллары, мотивируя тем, что дирхемы не настоящие, слишком уж легкие. С пеной у рта Иван доказывал ему, что монеты все-таки настоящие, а полегчали они – с полутора граммов до одного и четырех десятых – после денежной реформы Тохтамыша. Тогда же понизили вес серебряных денег и в Москве – если раньше денга московская весила ровно грамм и три денги свободно обменивалась на два дирхема, то после «облегчения» дирхемов такой обмен стал явно невыгоден – потому и в Москве тоже «облегчили» монету в целях сохранения старых пропорций обмена – две к трем. Макс тем не менее никаких объяснений не слушал и полез на Ивана с кулаками. Раничев, защищаясь, поднял руки… И проснулся, увидев прямо перед собой необычно бледное лицо Салима. Когда Иван резко открыл глаза, Салим вздрогнул и попятился, пряча за спиной правую руку. Раничев улыбнулся:
– Что, не спится, Салиме?
Ничего не ответив, отрок застыл перед ним, словно бы в раздумье.
– И я вот, похоже, выспался, – потянулся Иван. – Эти-то дрыхнут?
– Спят. – Салим тяжело вздохнул и, прищурив глаза, уселся рядом, повернувшись к Раничеву боком. Вид у него был такой, словно бы он только что пытался на что-то решиться, и вот не прошло, не получилось, и потому уважение его к себе самому резко пошло вниз. Посидев немного молча, он вдруг снова решительно обернулся к Ивану:
– Поговорить бы.
– Давай, – согласился Раничев. У него давно вызывало сомнение подозрительное поведение парня. А тот, сглотнув слюну, предложил уйти из балки, дабы не будить остальных. С чего бы вдруг стал таким заботливым?
– Вон, меж кустов, удобное место. – Отрок показал рукой, пропуская вперед Ивана. Пожав плечами, Раничев обогнал его, осмотрелся. Место и в самом деле было удобное –темное, узкое, с обеих сторон зажатое колючим кустарником. Удобное… для того, чтобы быстро подкрасться сзади и воткнуть нож в спину! Удобнее не бывает. Потом столкнуть труп в кусты – ищи хоть три дня – не найдешь.
Раничев резко обернулся – и Салим, побледнев, попятился.
– Что ты там прячешь за спиной? – с усмешкой поинтересовался Иван. – Кинжал? Оставь эту затею, мальчик, я гораздо сильнее тебя… Ну чего встал – ты же вроде хотел поговорить? Так подойди ближе… только сначала убери кинжал.
– Кто ты? – хищно оскалив зубы, спросил Салим, так и не убрав из-за спины правую руку. – Только не отвечай, что скоморох, хотя и скоморошье умение тебя знакомо. Ты не такой, как остальные. Чужой, другой… Я чувствую это. Ответь же, кто ты?
Раничев вздохнул:
– У него там не закрытый перелом, а золото-брильянты… вернее – открытый.
– Золото? – быстро переспросил Салим. – Я так и знал, что с этим все связано. Ты плохо знаешь обычаи русских, я давно наблюдал за тобой. И теперь, думаю, понял – у тебя золотая пайцза Хромца! Ты соглядатай, посланный амером Тамиром, и… и неспроста выбрал южный путь – ты идешь к нему, чтобы сообщить о… сам знаешь о ком.
– О том, кто гостил у наместника, – кивнул Раничев, его даже стала забавлять эта беседа. Интересно, за кого его принимает Салим, неужто и в самом деле за шпиона Тимура?
– Я заметил, что и ты узнал хана. – Юноша усмехнулся. – Но знай – тебе не удастся выдать его, я убью тебя прежде!
С этими словами он выхватил из-за спины кинжал и бросился на Раничева, оскалив зубы, словно раненый тигр…
Достаточно было одного хорошего удара – в грудь – Иван не хотел ломать ему челюсть. Худенькое тело Салима вмиг отлетело в кусты и забарахталось там, пытаясь выбраться. Раничев не стал этого дожидаться, быстро подошел, отобрал кинжал, заломил руку, сказал спокойно, словно ничего не случилось:
– Я ж тебя предупреждал, парень.
– Ты… – Салим застонал. – Ты все равно умрешь, пес! Я теперь догадался, это ты убил Каюма, того парня в лесу. Не сам, с помощью кого-то из людей боярина Собакина… А я-то, глупец, думал…
– Ты и в правду глупец, Салим. – Отпуская отрока, Раничев, поигрывая кинжалом, уселся с ним рядом. – Думаешь, у меня было мало времени для того, чтобы расправиться с тобой первым?
– Тебе не нужно со мной расправляться, – глухо отозвался Салим. – Ты хочешь меня пытать, чтобы вызнать все и донести людям эмира.
– И что ж я, по-твоему, должен вызнать? – Иван неожиданно рассмеялся. – То, что ты тайный человек Орды? Так тут и полный дурак догадается. Ходи себе по городам да весям, высматривая, вынюхивай… Что же ты не уехал с Тохтамышем? Ведь это он был в гостях у наместника. А второй кто? Его мурза?
– Тайгай. – Салим сумрачно сдвинул брови. – Я был прав. Ты знаешь и это. И…
– Ну вот что, хватит. – Раничев поднялся на ноги. – Не буду тебе доказывать, что я не имею никакого отношения ни к Орде, ни к Тимуру, все равно не поверишь. Только, похоже, и ты зря доверяешь своим хозяевам – ведь убить-то должны были всех нас. Или тебя – нет? Так что ж ты тогда так ловко отвлекал стражей?
– Хан не узнал меня, он не мог знать! – резко возразил Салим. – Не знает меня и Тайгай. Это все наместник – кто знает, кому он служит? Одной рукой помогает скрыться хану, а что делает другой?
Раничев вдруг улыбнулся. Попробовать, что ли, спросить? Вдруг что и выйдет? Подойдя ближе к отроку, он взглянул ему прямо в побелевшие от ненависти и полной беспомощности глаза.
– Я знаю еще и о человеке со шрамом, – тихо сказал он.
– Ты знаешь Абу Ахмета? – пожав плечами, спокойно переспросил отрок. – И что с того? Его многие знают.
Иван даже несколько растерялся; признаться, он ожидал совсем другой реакции. Либо – никакой, либо… Абу Ахмет. Так вот, значит, как его имя. Остается узнать должность. Скорее всего, он служит Орде. Какой-нибудь крупный чиновник…
– Сейчас ты не отыщешь его, – усмехнулся Салим. – Он сейчас в рядах войска славного Бек-Ярык-оглана! Вряд ли Хромец справится с ними.
– Справится, – хмуро качнул головой Раничев. Как историк, он прекрасно знал это.
– Убей меня, – опустив веки, тихо попросил отрок. – Все равно я больше ничего не скажу тебе под любыми пытками. Я слишком ненавижу Хромца, убившего моих родичей и сровнявшего с землей мой город.
– Убить тебя? – переспросил Иван. – А зачем? Но доверять тебе, конечно, больше не стоит. Поэтому – уходи.
Салим удивленно посмотрел на него.
– Вали, вали отсюда. – Раничев рывком поставил его на ноги и, повернув спиной, отвесил хорошего пинка, так что отрок пулей полетел в кусты. – Скатертью дорога! Увижу на пути – точно пришибу.
Попрощавшись таким образом, он вернулся к своим – так никто и не проснулся, да и вся беседа с Салимом вряд ли длилась больше двадцати минут. Уселся под куст, за неимением сигареты – ох, как сейчас пригодилась бы! – задумчиво пожевал сорванный лист. Тут же и выплюнул – горько.
Абу Ахмет. Вот, значит, как зовут человека со шрамом. Если это тот… Черт, надо было поподробнее выспросить про шрам, ведь здесь у многих шрамы. Вдруг – совпадение? Надо было… Ну да что теперь уж. Этот парень, Салим, – ордынский шпион. Приглядывал, тля, за русскими княжествами – слухи собирал, разговоры разные – таких, как он, вероятно, много. Полную картину давали… может, тому же Абу Ахмету. Или Тайгаю… нет, тому, пожалуй, нет, уж слишком мало он похож на резидента – слишком уж непосредственен, весел и любит выпить. Хотя… Нет, вряд ли… Каюм. Так, кажется, звали убитого парня? Тоже шпиона-ордынца. И что такого он вызнал, что его убили? А убили его рядом с усадьбой Собакина. Человек Собакина, по крайней мере, так полагал Салим. И сам боярин Колбята Собакин очень хотел бы отыскать того человека… хотя нет, он принял за убийцу его, Раничева, которому кто-то помог бежать. Что бы потом убить. Тайно, подальше от усадьбы, якобы – случайно, как беглого. Рыжий холоп… Нет, не совсем рыжий, рыжеватый. С такой приметной, косо подстриженной бородой… Ефим его знает. Как проснется – спросить. Да! О гостях наместника подозрительно настойчиво выспрашивал боярский сын Аксен Собакин! Выспрашивал зеленоглазую девчонку, Евдоксю, та, кажется, его и в самом деле любит, а вот он… Аксен – шпион Тимура? Засланный казачок, тайный агент? А в чем его интерес? Или просто поставил на более сильного? Да черт с ними со всеми, пускай хоть все друг за другом шпионят! Ему-то, Ивану Петровичу Раничеву, какой толк от всего этого? Вот Абу Ахмета отыскать надо. Хотя бы взглянуть на него. Хотя бы взглянуть…
Заворочался под кустом Ефим. Засопел, открыл левый глаз, осмотрелся. Снова закрыл. Потом открыл уже оба. Поднялся, озираясь.
– С добрым утречком, – приветствовал его Иван. – Хотя, похоже, скоро уже вечер.
Проснулся и Онфим Оглобля, поискал глазами Салима, не найдя – забеспокоился.
– Сбежал наш Салим, – с усмешкой пояснил Раничев. – В Орду, видно, подался. Видно, родичи у него там. Онфим, он про них не рассказывал?
– Не, не рассказывал. – Онфим покачал головой. – Скрытен был. Но скоморох – изрядный.
– Это понятно. Все мы скоморохи, – протянул Ефим. – Как же он один-то?
Вот был вопрос! Всем вопросам вопрос. Не жили поодиночке в Средневековье. Не выжить было, ну разве что отшельником в каком-нибудь дальнем скиту. Кстати, Раничев полагал, что влияние таких отшельников на Русь сильно преувеличено – ну призывали к единению, какие-то философские концепции развертывали – так как они их распространяли-то? Через Интернет или по фототелеграфу? Ни газет, ни телевидения, ни радио. Все вышеперечисленное людская молва заменяет, так сказать – из уст в уста. А кто к этим отшельникам в глухой лес ходит – паломники, к благодати святой приобщиться да ума понабраться. И что – все сказанное запомнят крепко-накрепко да не переврут? Ну да, как же… Так вот, об одиночках. Все средневековые люди жили корпорациями, общинами, кто – с родичами, а кто и по профессии гуртовался: цеха, гильдии, артели, те же скоморошьи ватаги. Так что – куда подался Салим? Жить в гордом одиночестве – да как бы не так! Есть, наверное, куда идти, к кому – вернее.
Они снова шли всю ночь, ориентируясь по звездам. Все чаще попадались навстречу им беженцы – русские и татары – кто на лошадях, с повозками, груженными нехитрым скарбом, кто пешком. Подозрительно, но беженцы шли и ночью, те, кто пешком. Иногда сталкивались со скоморохами, расходились, зыркая друг на друга глазами, а попадались такие, что и разговаривали. От них и узнали, что несметное войско Тимура во главе с полководцем его эмиром Османом, настигая разбитое войско ордынца Бек-ярык-оглана, подошло к Ельцу, где и укрылся упомянутый оглан-царевич. Гулямы – наемные воины Тимура – жгли и грабили округу, кто успел – тот ушел в Елец, кто нет – тот встречался сейчас на дороге.
– Зря вы туда идете, – качали головами беженцы. – Никакие скоморохи там не нужны, некогда тешиться. Вертайте назад – в Пронск, Угрюмов, а еще лучше – в славный град Переяславль-Рязанский.
– Еще уж лучше – в Москву аль в Новгород, – в тон им отвечал Раничев. – Уж туда-то не доберется Тимур… хотя кто знает?
Наслушавшись беженцев, устроили совет – что дальше? Идти прямо в лапы гулямам не очень-то хотелось. Возвращаться обратно – тоже верная смерть.
– Да зачем же обратно? – горячился Ефим. – На север повернем, к Пронску.
Онфим Оглобля с ним соглашался, а вот Раничев… Конечно, хотелось бы взглянуть на Абу Ахмета, он ведь наверняка в Ельце, только вот как туда пробраться, коли вся округа запружена войсками эмира Османа? Попадешь к ним – разбираться особо не будут – голову с плеч долой, и вся недолга. Иван не тешил себя иллюзиями, уж что-что, а этот период времени он хорошо знал, в силу музейной специфики. Но что-то же нужно было предпринять, ведь не шататься же просто так – незнамо для чего? Перстень нужно искать и этого, Абу Ахмета. После того как Осман сожжет Елец, многим удастся вырваться – тому же Бек-Ярыку, и если Абу Ахмет с ним – а с кем ему еще быть, коли он ордынский чиновник? – и тот свалит вместе с царевичем, именно так переводится с тюркского слово «оглан». А куда оглан свалит? А куда-то на Русь! Точнее Раничев так и не вспомнил,как ни пытался, слишком уж узок и специфичен оказался вопрос. Значит, и ему – на Русь. И следует не торопиться, мало ли, прорвавшиеся части Бек-Ярык-оглана нагонят ихпо пути? Раничев махнул рукой:
– Вертаем назад, други.
Да, пожалуй, в данной ситуации это было лучшим решением. Оторвались от возможной погони – и ладно, пора возвращаться, вряд ли люди наместника будут искать их неделями. Честно говоря, Иван запутался во всех этих перипетиях, и лишь пытался делать хоть что-то, подобно лягушке, сбивающей из молока масло, чтобы выбраться из кувшина.
Полная пахучими травами степь тянулась перед ними, лишь кое-где виднелись перелески и рощицы. Безоблачное белесо-голубое небо, расстилаясь над степью, дышало зноем, палящее солнце пекло головы и спины. Поистине, уж лучше было идти ночью.
Гулямы Тимура появились внезапно. Возникли где-то на горизонте стремительным пылевым вихрем, рванули вперед, пригнувшись к быстроногим коням – ах, что за кони у них были, чудо-кони, изящные, красивые, сильные – миг, и вот уже вылетели из травы черные всадники, улюлюкая и вращая над головами тяжелыми кривыми саблями. Гулямов и было-то человек десять – видно, разведка; увидев путников, они растянулись в цепь, навалились с ходу – а куда бежать-то? Засвистели арканы…
Пригнувшись, Раничев нырнул в траву, пополз, заскользил быстрой змейкой, позабыл и про подживающее плечо, да рана почти и не чувствовалась уже, сколько времени-то прошло. Полз, полз – и вдруг замер, уткнувшись прямо в копыта коня.
– Хорошо ползешь, урус. Якши!
Иван поднял глаза. Прямо над ним возвышался богато одетый всадник в чешуйчатых, золотом сверкавших на солнце доспехах и остроконечном шлеме с черными вороньими перьями. Плащ синего шелка ниспадал с плеч его на круп вороного красавца-коня, нетерпеливо кусающего удила.
Зашумела под копытами трава – справа, слева, сзади… Раничев со вздохом поднялся – а что было делать? Спешившиеся нукеры сноровисто стянули ему руки ременным узлом, привязали к луке седла – якши!
Гулями пустились рысью. Не так быстро, чтобы бежать следом, изнемогая и не переводя дыхание, но не так уж и медленно. Слева и справа от Ивана точно так же бежали привязанные к коням люди – Ефим Гудок, еще какие-то – по виду – смерды, Онфима Оглобли видно не было, видно – прибили сразу. А может, и вырвался, кто знает? Нет, вряд ли, от таких не уйдешь! Главное было – внимательно смотреть под ноги, иначе чуть что – и покатишься кубарем, поедешь на брюхе вслед за конем – останавливаться ради тебя никто не будет. Как не остановились, когда, потеряв равновесие, упал в траву какой-то пленник впереди, он и так-то бежал, пошатываясь, видно, из последних сил, и вот споткнулся, упал. Поехал на брюхе вслед за гулямом. Всадник не остановился, но чуть приотстал, давая возможность пленнику подняться на ноги. Тот приподнялся, зашатался, ловя равновесие руками, оглянулся зачем-то назад. Раничев усмехнулся, узнав Салима. Парень был страшен – рваный, весь в грязи, с запекшимися на лице и шее потеками крови. Слепни и зеленые степные мухи окружали его жужжащей тучей.
Салим тоже узнал Ивана. Отвернулся с тяжелым вздохом. Да, видно, несладко ему пришлось, нарвался-таки на врагов, не сумел пробраться. Они бежали так до самого полдня,когда жар палящего солнца сделался уже настолько невыносимым, что даже привычные ко всему гулямы остановили коней у тенистого оврага с почти пересохшим ручьем. Напоив коней, напились сами, потом подтащили пленников. Не развязывая, ткнули лицами в воду. Как собак. Пейте, если сумеете. Пришлось лакать, сунув губы в грязную коричневую влагу, на зубах скрипел песок – но и тому были рады, понимали – другого ничего поблизости нет, а Дон будет лишь к вечеру, если они, правда, до него выживут.
Короткий отдых, затем гортанный крик – и вновь потянулась под ногами бескрайнее травяное море. На этот раз ехали шагом, все ж таки было еще знойно. Раничев успел перекинуться фразой с Ефимом. Кивнул вперед – может, сбежим у Дона? Ефим лишь улыбнулся в ответ. Несподручно было разговаривать, да и жарко. Впереди, через два коня, шатаясь, бежал Салим. К стыду своему, Иван, глядя на него, даже испытал некоторое чувство мрачного мстительного удовлетворения, вот, мол, так тебе и надо – нашел, что искал.
– Ну что? – шепнул он юноше на очередном привале. – Теперь и воины воеводы лучшими друзьями покажутся?
– Нет, Иван, – через силу улыбнулся тот. – Гулямы отрубят нам головы, как только завидят чужой отряд. Такой уж у них обычай.
В раздумьях продолжал свой бег Раничев, иногда оглядываясь, внимательно осматривал степь. Не очень-то хотелось умирать вот так, ни за что ни про что, по прихоти дурной гулямской сабли. Подумав, так для себя решил – ежели что, не будет умирать, как баран, покорно подставляя шею, поборется еще, нырнет в траву иль ударит связанными руками всадника, когда тот подъедет ближе, ведь как только покажутся чужаки, можно считать, что все пленники уже мертвы и нечего надеяться на пощаду, наоборот, надо осложнить действия врагов до невозможности, вернее – насколько возможно.
Иван посмотрел вперед. Вот, черт, не слишком ли быстро? Впереди, уже почти рядом, маячили всадники на сытых конях, окружавшие повозки. Раничев напрягся… Начальник гулямов остановился и, обернувшись, хищно посмотрел на пленников. Вытащил саблю – вот оно, началось! – перевел взгляд вперед, несколько раз крутанул над головой блеснувшим на солнце клинком… Впереди ответили тем же.
Гулям улыбнулся – свои. Заверещал:
– Хэй-гей, улла-гу! – Хлестнул коня. Помчались. Салим снова не удержался, пал лицом вниз, потащился за конем на брюхе, хорошо хоть по траве, не по дороге.
Вот и встречные. Такие же чешуйчатые доспехи, плащи, перья. На главном – смуглом сухопаром воине – красовался изящный панцирь с замысловатым золотым узором. У лукиседла покачивался небольшой полированный щит, круглый и настолько гладкий, что в нем, словно в зеркале, отражались трава, всадники, повозки. Под охраной воинов в повозках сидели богато одетые люди: женщины и дети. Завидев подтащенного на брюхе Салима, одна из женщин вдруг выскочила из повозки, подбежала к нему, поднимая. Странно, но гулямы не протестовали, переговариваясь о чем-то друг с другом. Старшие – в алом плаще и в панцире – уединились в сторонке, время от времени перемежая завязавшуюся беседу громкими радостными возгласами. Видно, новости были хорошими.
Раничев опустился на траву в тени крытой повозки, привалился спиной к колесу, устало прикрыв веки – хорошо, покойно, только гудят, словно телеграфные столбы, ноги, и очень хочется пить… ну о куреве он давно уже позабыл.
Чья-то тень замаячила вдруг перед ним. Иван открыл глаза – ребенок. Мальчик лет шести-семи, темненький, большеглазый, в шелковом красном кафтанце и желтых сапожках.В руках мальчик держал большую золоченую чашу.
– Пей! – сказал он по-русски и поднес чашу к губам несчастного Раничева. Тот разом выхлебал всю.
– Сейчас принесу еще, – пообещал мальчик и умчался.
– Эй! – крикнул вслед ему Иван. – Других напои…
– Напоят. – Вернувшись, мальчуган улыбнулся. – Пей ты.
Иван напился, поблагодарил:
– Кто ты, доброе создание?
– Сын царевича Бек-Ярыка! – уходя, ответил ребенок.
Раничев только присвистнул – Тимур пленил все семейство оглана. Значит… Интересно, какой сейчас день? Пал ли уже защищаемый огланом Елец? Наверное – пал. Значит, уже восьмое июля. Восьмое июля тысяча триста девяносто пятого года. Бред какой-то! Сейчас бы заснуть, опустившись на траву под телегой, и открыть глаза… у себя дома, на широком диване. Покачать головой – ну и кошмар же приснился. Включить «Лед Зеппелин», вытащить из холодильника пиво, а если и нет, так сходить к ларькам… заодно купив пачку «Честерфилда». Закурить, не спеша выпуская дым…
– Они взяли Елец.
Иван вздрогнул, увидав перед собой Салима. Тот был необычно бледен и тяжело дышал – видно, нелегко дались ему последние дни.
– Прости, я считал тебя соглядатаем Хромца. – Салим уселся рядом, насколько позволял аркан. – Теперь вижу, что ошибался.
– Неужели? – усмехнулся Иван. – Откуда ты знаешь про Елец?
– Сказала ханум. Жена Бек-Ярык-оглана.
– А, так их везут в плен к Тимуру?
– Вовсе нет. – Салим покачал головой и чему-то улыбнулся. – Бек-Ярык-оглан – верный и отважный воин, пожалуй, самый лучший в улусе Джучи. Он тигром бился, защищая Елец, но, увы, победить так и не смог и с достоинством отступил. А его попавшую в плен семью амер Тамир велел отправить следом за ним, в русские земли, в знак признания воинских заслуг оглана. А воины лишь следят, чтобы семью Бек-Ярыка никто в пути не обидел.
– Однако. – Раничев покачал головой. Эту историю он слышал, еще работая в музее, правда, мало верил в подобное благородство.
Отдых продлился до вечера – видно теперь, после взятия Ельца, гулямам некуда больше было спешить. Эмир Тимур – амер Тамир, как его называл Салим – еще не решил, в какую сторону преследовать Бек-Ярыка и его сюзерена, неверного хана Тохтамыша.
«А ведь, похоже, эмир скоро сожжет Угрюмов», – вспомнил вдруг Раничев. Он даже точно знал дату – через пять дней после падения Ельца. Пять дней… Однако.
– Ты иногда называешь Хромца – амер Тамир? – Он повернулся к Салиму. – Это совсем не по-русски. Постой… Ты как-то говорил, что Тимур разрушил твой город. Как давноэто было?
– Шесть лет.
– И на месте города он велел засеять ячмень?
– Да. А ты откуда знаешь?
– Ургенч, – тихо, скорее про себя, произнес Раничев. – Ургенч.
Салим вздрогнул и отвернулся, глотая набежавшие слезы.
Заночевали здесь же. На ночь пленников крепко-накрепко связали и оставили под надзором постоянно сменявшихся стражей – гулямы вовсе не собирались лишаться добычи. Утром простились с охранниками семьи Бек-Ярыка и неспешно повернули к югу, дожидаясь встречи с победоносным войском эмира Османа – лучшего из полководцев Тимура. Они стали веселы и беспечны – все вокруг, степи, овраги, рощицы – это была уже их земля, завоеванная неисчислимыми полчищами сотрясателей вселенной. Возникшие впереди воины были встречены радостными воплями. А те скакали молча, лишь передний закрутил над головой саблей… Привычный знак. Только сабля какая-то прямая. Не сабля, а меч. И щиты… красные, круглые… Никакие это не гулямы! Наши, родные, русские!
– Падайте в траву, парни! – успел крикнуть Иван, ныряя головой в сторону, чувствуя, как напрягшийся аркан рванул руки. В голове потемнело от боли, лишь на миг… Потом ременная петля ослабла. Вокруг послышалось конское ржание, звон мечей и крики. Музыка боя.
Русских оказалось много, раза в три больше, чем гулямов, и они весьма неплохо воспользовались своим превосходством – по крайней мере, половина из воинов Тимура ужекорчились на траве с пробитыми черепами, и поделом – нечего расслабляться, опасная привычка для воина.
Остальные сопротивлялись упорно. Бились – любо-дорого было смотреть. Клинки мечей и сабель, сшибаясь, высекали искры, начальник гулямов сражался сразу с тремя: одного он вышиб из седла, притворно пригнувшись, второго достал-таки саблей, в третьего метнул привязанное к луке седла копье… К нему скакали уже и четвертый, и пятый… Гулям не стал их дожидаться, повернул коня и помчался прочь по степи настильной приемистой рысью. Двое других оставшихся в живых воинов последовали его примеру. Одного удалось достать стрелою, а двое унеслись, растворясь в бескрайних степях половецкого поля. Половцы-кыпчаки, как не к месту вспомнил Иван, и составляли большую часть населения Орды.
– Бог в помощь, ратнички! – поднялся из травы Ефим Гудок. – Ослобонили нас из полона лютого, поганого. Век будем за вас Бога молить.
– Ну, век, похоже, не придется. – Начальник воинов – толстый и дородный, такой, что под ним едва не прогибался конь, – снял с головы шлем с закрывавшим лицо забралом-«харей» и кольчужной сеткой-бармицей.
– Вот те на… – растерянно протянул Ефим, узнав в воине угрюмовского воеводу Панфила Чогу!
– Все-таки достали мы вас. – Воевода удивленно разглядывал пленников. – По чести сказать, и не думали даже.
Поднявшийся ветер шевелил раскинувшееся вокруг голубовато-зеленое травяное море. Солнце, жаркое степное солнце быстро поднималось к зениту, обдавая все вокруг испепеляющим зноем. Где-то далеко на восточном краю неба…
Глава 11
Угрюмов. Июль 1395 г. Бой
Но вскоре туча стрел, как град средь летня зноя,
Спустилась с свистом к нам предшественницей боя.
Безмолвно воины меж тем идут вперед:
Шагов лишь только шум гул в поле отдает;
Ряды сомкнув и щит о щит сомкнувши ближной,
Явили ратники вид крепости подвижной.Владислав Озеров«Дмитрий Донской»
…маячили дрожащие полоски облаков. К дождю, наверное…
Откуда здесь взялся воевода? Неужели специально преследовал беглецов до самых ордынских пределов? Вряд ли, не такого уж они полета птицы. Скорее всего – по каким-то своим надобностям носились по ордынским степям воины угрюмовского воеводы Панфила Чоги, и надобности были важными, иначе б зачем ехать самому воеводе? Скорее всего – разведка. Тщательная, с пристальным вниманием к любой мелочи – разрушив Елец, что там собирается поделывать поганый эмир Осман? Повернет назад иль вторгнется в русские пределы? Как прикажет ему хромой Тимур – так эмир и поступит. Вероятно, будет со всем упорством преследовать бегущую армию Тохтамыша, надеясь захватить в плен самого хана. И теперь-то уж поимка много чего знающих скоморохов совершенно ничего не давала. Ну если только для того, чтоб эмиру в плен не достались. А и достались бы – как, кстати, и было – так что с того? Правда, в целях спасения жизни и лучшего к себе отношения могли и сообщить гулямам о Тохтамыше, но пока не успели. Так что – подфартило, выходит, угрюмовцам, подфартило. А вот Тохтамышу и южнорусским городам – нет. Как и шесть лет назад, Тимур двинулся на Орду ранней весной – когда едва-едва расцвели зеленой травой южные степи, и потом шел на север, дожидаясь, когда зазеленеют травы и там – так и шел, вслед за травою, умный был, знал – лошадей в походе чем-то кормить надо, да охотиться в степях весной есть на кого, так шел с юга на север, покрывая огромные расстояния, что, конечно, мог вполне предугадать Тохтамыш – далеко не первым этот поход был, не первым.
– И что тебе в нас толку, воевода? – прямо спросил Раничев. – Неужто ведаем много?
– В веданье вашем только для вас страх, – уклончиво ответил воевода, странно было, что он вообще снизошел до общения с пленными скоморохами. – А паситесь больше Феофана-епископа.
Он пришпорил коня, ускакав далеко вперед, видно, понял, что, не удержавшись, ляпнул лишнего. Слишком уж не любил Феофана, да и за что любить этого гнусного елейного прощелыгу, любящего обделывать свои делишки чужими руками? Вот и сейчас… Панфил Чога мог бы ведь и отпустить скоморохов, да, стыдно сказать, побоялся епископовых послухов. Донесут ведь, твари, потом грязью умоешься. Да и черт с ними, со скоморохами – попались и попались, их беды.
Епископ. Иван задумался, благо теперь их никто за лошадьми не тащил. И какое епископу Феофану до них дело? Ну, допустим, Салим с Онфимом Оглоблей его разозлили – так он-то с Ефимом при чем? Может, епископ их заодно с Салимом считает? А Онфим Оглобля вообще, похоже, погиб, сгинул в степи, сердечный…
Был уже вечер, когда вдали, за холмом, показались высокие стены Угрюмова. Город встретил путников колокольным звоном, лаем собак и тучными нивами налившихся спелымколосом озимых, что располагались невдалеке от стены. Хмуро переругиваясь, поспешали к вечерне мужики-смерды в серых пропотевших рубахах, с мозолистыми руками, босые. За ними бежали с речки ребята – веселой озорной стайкой – накупавшиеся, довольные, они обогнали смердов, подразнили по пути стражников и, смеясь, скрылись за воротами.
– Ужо, я вас, огольцы! – усмехаясь в усы, погрозил им кулаком пожилой белоусый страж, не Юрысь, другой, незнакомый.
– С возвращеньицем, батюшка-воевода! – вытянулся он, завидев дружину. – Видать, с удачей съездили.
– С удачей, с удачей, – задумчиво покивал воевода, придержал коня: – Вот что, Прохор. Феофан-епископ из града не уезжал ли?
– В дальний скит ездимши с боярином Колбятой Собакиным, – бодро отрапортовал стражник. – Посейчас токмо и вернулись.
– В скит, говоришь? Ну-ну… – Обернувшись, воевода махнул рукой своим, чтоб поскорей проходили.
Скоморохов посадили не в башню на воеводском дворе, как раньше, а в каменную клеть – поруб, и не вместе, а по отдельности. Раничев вдруг сильно затосковал, после необъятных степных просторов очутившись вдруг в узком каменном мешке, где и лечь-то толком нельзя было, да и не на что – ни соломины кругом, один холодный замшелый камень. Так всю-то ноченьку и промаялся, к утру лишь не выдержал, пристроился, скрючившись, в уголке, задремал чуток… Проснулся от скрипа засовов. Иван поднял голову – сквозь узкое решетчатое оконце под самым потолком проникал в камеру яркий солнечный свет. Утро уже. Или, скорее, день. Однако кого это несет? Люди епископа? Ну вот оно, начинается… Как там? «Ты что, глухонемой, что ли? Да. Понятно». Так вот и придется, наверное, чего он там для Феофана важное знает-то? Ничего. А ведь епископ, чай, наоборот мыслит.
Дверь между тем, скрипнув, отрылась.
– Вот он, тать, девица! – кивнув на узника, глухо произнес стражник. Иван хотел от скуки затеять легкую свару, заголосить возмущенно, мол, милиция разберется, кто из нас тать… да вдруг раздумал. Разглядел нежданного гостя… Вернее – гостью… Вот уж и в самом деле нежданную.
– Я тут поесть принесла, все вам, – звонким голоском произнесла… Евдокия, Евдокся, дальняя родственница наместника Евсея Ольбековича. Она была в синем сарафане свышивкой, в накинутом на плечи летнике. На голове – скромно повязан платок, закрывавший волосы. Но глаза, глаза – словно зеленое пламя вдруг залило узилище! И… какое милое лицо, и тонкий стан, и грудь…
Иван, встав, поклонился:
– Спаси тя Бог, красавица! Кто ж ты, дева, добрая, как святая.
Девушка зарделась, опустила очи…
– Евдокия я. Кушай, мил человече. Остальным я тоже принесла.
Она вышла, и стражник прикрыл дверь. Снова стало неуютно и тихо, но уже не так противно, как раньше… «Евдокия я…». Ух и глаза у девки! А лицо, а коса, а губы?
Раничев развязал узелок: молоко в плетеном туесе, пироги, полкраюхи хлеба. Жить можно! Интересно только – как долго? Дожевывая пирог, Раничев задумчиво уставился в потолок. Что от него надобно епископу? Чтоб признался в какой-нибудь гадости? Почему б не признаться, запросто. Сколько дней осталось существовать Угрюмову? Раз-два… Ага, похоже, уже завтра вечером всем будет не до скоморохов. Стало быть – нам только ночь простоять да день продержаться, а дальше налетит из-за холма красная конница в лице войска эмира Османа, любимого полководца Тимура. Это хорошо… Жаль, город сожгут, гады. Ну ничего, отстроится потом быстро. И даже начатую башню выстроят. А пока, пока нужно потянуть время… А то как бы сразу не ухайдакали. Раничев улыбнулся.
Его вытащили из камеры после обеда. Вернее, конечно, никакого обеда не было – просто когда вели через двор, солнце уже клонилось к вечеру. Протащив по лестнице, два дюжих стража втолкнули Ивана в темную монашескую келью.
– Ну здрав будь, человече, – елейным голоском поприветствовал его епископ. Желтолицый, иссохший, он смотрел на Раничева, словно на отвратительную ядовитую гадину, глазки его – маленькие, глубоко запавшие – пылали безумием. Иван усмехнулся. Нет, конечно же, никаким безумцем Феофан не был – просто напускал на себя ореол святости. Дескать, вот только о божеском и думаю, отрешенно от всех мирских дел.
– Не ты ль, человече, о прошлую седмицу, хохотаху, поносил на торгу святую православную церковь? – В глазах епископа запрыгали жуткие зайчики.
– Я, отче, – смиренно ответствовал Раничев и, чуть подумав, прибавил: – Бес окаянный попутал.
Феофан удивленно приподнял брови:
– А не ты ли со иными скоморохами скопом иконы святые порубить призывал премерзко?



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.