Чтение 17–й страницы книги ~Повязанный кровью~

– Нет, кровь у него вкусная, потому что питается регулярно, – на полном серьезе поддержал меня Бернард и, пытаясь скрыть улыбку, потеребил короткую бородку.

– А вы, можно подумать, голодаете! – разозлился Габриель.

– Да ты только посмотри на Кейна – он же бледный как смерть. – Тайнознатец натянул на правую руку пошитую из толстой ткани перчатку и несколько раз сжал и разжал кулак. – Ясно ведь сразу – малокровие у человека, много не высосешь. Я уже старенький, а вы, мастер Габриель, как раз в самом соку мужчина.

– Очень смешно! – фыркнул Шутник и состроил кислую мину. – Все-то вы знаете!

– Элементарная наблюдательность.

– Да что вы говорите?

– Именно.

– Тогда скажите, раз вы такой наблюдательный и всезнающий, – ехидно заулыбался придумавший какую-то каверзу Габриель, – сколько полновесных Йоркских талеров мятежники посулили за скальп сопровождаемого нами духовного лица?

– Полторы сотни двойных талеров серебром. Но, с учетом аутодафе в Краснявке, можно смело добавлять еще десяток-другой.

– Откуда вы… – начал было донельзя пораженный Габриель, но Бернард не дал договорить:

– Имеющий уши да услышит.

– Тише вы там! – прикрикнул ведший по обочине на поводу коня Линцтрог, который только что едва не упал, споткнувшись о сосновый корень. – По сторонам лучше смотрите.

А чего тут особо смотреть? Лес как лес. А засаду, организуй ее мало-мальски знакомый с местностью человек, мы все равно не углядим. И тем не менее совет не лишен здравого смысла. Я вздохнул и поднял глаза к небу. Оно действительно такое серое или мне только кажется?

Высоченные сосны, словно гигантские стрелы, тянулись к небу, густые елки темно-зеленой стеной выстроились вдоль обочин, на которых оставили после себя глубокие промоины стекавшие в низины ручьи.

И именно в одну из таких промоин и угодило колесо кареты проповедника. Едва удержавшийся от падения Арчи тут же спрыгнул на землю, а охранники священника начали прикидывать, как бы половчее вытащить экипаж. И к тому же при этом не поломать ось.

– Смотрите, еж! – воскликнул вдруг один из уже закатавших рукава камзола солдат. – Ну что, братцы, забацаем печеного ежа на ужин?

Охрана проповедника одобрительно загудела, но тут что-то хлопнуло, и во все стороны полетели серые ошметки. И не только они – сотни иголок взорвавшегося ежа разлетелись, прошивая тела сгрудившихся в кучу охранников. Находившиеся с другой стороны кареты Арчи и трое телохранителей уцелели, а остальным не помогли даже доспехи: иглы без труда пробивали и стальные панцири.

Шутник удивленно уставился на глубоко засевшую в моем щите иголку, потом перевел взгляд на точно такую же иглу, пробившую одну из пластин бригандины у него на груди, и медленно осел на дорогу. Я бросился к нему, но тут из леса полетели стрелы. Жертвами первого залпа стали вернувшиеся к карете конники, и вовсе не у всех латы отразили выпущенные из кустов короткие стрелы, тем более что большинство их с просто нечеловеческой меткостью оказались нацелены в стыки защитных пластин, кольчужные вставки и не защищенные доспехами места.

Получивший стрелу в бедро капрал Брольг вывалился из седла и сдернул за собой лейтенанта, который оторопело уставился на торчащее меж пластин наруча древко. Арчи, рванув дверь, заскочил в карету, а не растерявшийся Линцтрог погнал пехотинцев в росший на левой обочине ельник. Выстрелы оттуда почти сразу же прекратились, и выпустившие наугад арбалетные болты волонтеры бросились вслед за капралом.

Подняв щит, я попытался прикрыть потерявшего сознание Шутника, но тут тайнознатец вдруг совершенно спокойно вышел на середину дороги и, повернувшись лицом к правой обочине, что-то тихонько произнес. Он не повышал голос, не размахивал руками, не творил темную волшбу, но слова его были наполнены такой силой, что в ответ лес заплакал.

Лес заплакал, и слезы его были полны огня.

Выступившие на сосновой коре капли смолы полыхнули нестерпимым жаром, и столетние деревья, словно сухие былинки, прогорели в одно мгновение. Яркое пламя побежало по мохнатым лапам елей, и на землю посыпался серый пепел хвои. По лесу понесся многоголосый стон пожара, и в нем растворились вопли сгоравших заживо людей.

Не обращая внимания на бьющий в лицо жар, Бернард ступил на выжженную обочину, и стена огня сдвинулась в глубь леса. Каждый шаг давался тайнознатцу с трудом, но, проваливаясь по щиколотку в пепел, он упрямо шел вперед. Болтавшиеся на его хламиде брелоки расплавленным серебром закапали на землю, а огневику не было до этого никакого дела – сейчас он не замечал ни пытавшиеся обвить ноги путы стремительно выросшей черной травы, ни устремленные в него стрелы. Колючие стебли, едва коснувшись сапог тайнознатца, вяли и иссыхали, короткие стрелы вспыхивали и в мгновение ока рассыпались в прах в клубившемся вокруг фигуры колдуна раскаленном воздухе.

Осознав, что еще мгновение – и схватка будет проиграна, из кустов на нас набросились устроившие засаду мятежники. Самая ожесточенная рубка разгорелась у кареты проповедника, но и к тайнознатцу устремилось сразу несколько человек.

Приняв на щит нанесенный сверху вниз удар моргенштерном, я рубанул рыжеволосого мятежника по бедру чуть ниже звеньев короткой кольчуги. Выпростал обратно окрасившийся кровью меч и тут же отшатнулся в сторону. Тяжелый боевой топор прошел мимо, и напрыгнувший откуда-то сбоку его бородатый хозяин слишком сильно подался вперед, пытаясь удержать оружие в руках. Я направил меч аккурат в промежуток между краем шлема и воротом кольчужной рубахи. Тяжелое и не слишком острое лезвие скорее раздробило, чем перерубило позвонки, а в следующее мгновение сзади кто-то попытался разрубить меня напополам. К счастью, нападавший немного промахнулся, и направленный вкось клинок соскользнул по спасшей мне жизнь кольчуге.

Я немедленно развернулся, подставил под летевшее в лицо лезвие меча верхний край щита и нанес ответный удар. Вот только опыта моему противнику было не занимать, и, сумев захватить мечеломом пехотный клинок, он вывернул его непривычную рукоять у меня из руки.

Опережая следующий удар, я отпрыгнул назад и неожиданно почувствовал, как что-то сдавило правую лодыжку. Опустил глаза и обмер: ногу обвил за считаные мгновения проклюнувшийся из земли черный росток. Выстрелившие из лопнувших почек шипы почти в мизинец длиной заскользили по сапогу, пытаясь проколоть толстую кожу, но шкура черной лягушки оказалась на редкость прочной и смогла защитить ногу от взбесившейся травы.

Понявший причину моего замешательства мятежник вновь замахнулся мечом, но вдруг, подавшись вперед, рухнул на дорогу с пробившим кольчугу промеж лопаток арбалетным болтом. Выбравшиеся из ельника на обочину дороги волонтеры разрядили в бунтовщиков арбалеты, и перевес вновь оказался на нашей стороне.

Озираясь по сторонам, я краем глаза заметил, как вылетевший из леса серебристый предмет размером с крупную шишку закатился под карету, и мгновение спустя ее подкинуло в воздух, а сражавшихся неподалеку бойцов раскидало в разные стороны. Разлетевшиеся осколки не щадили ни своих, ни чужих, и схватка на мгновение замерла. Несколько ударов сердца длилась короткая передышка, а потом оставшиеся в живых мятежники бросились в лес.

Услышав предостерегающие крики перезаряжавших арбалеты волонтеров, я развернулся к продолжавшему размеренно выжигать лес Бернарду и увидел вышедшего из леса невысокого худощавого бунтовщика, который из-за серо-зеленой куртки был почти неразличим в стелющемся по земле дыму. Не теряя времени, я выхватил из чехла на поясе метательный нож и швырнул его в зажавшего в руке серебряный шар коротышку. Тот хоть и заметил мой замах, но ничего предпринять уже не успел: лезвие ножа по самую рукоятьвошло ему в шею.

Ни на мгновение не прекращавший движение вперед Бернард вдруг сцепил ладони, и с его задымившихся перчаток сорвалась тень призрачного огня. Серое копье, не встретив ни малейшего сопротивления, прошло сквозь сосны, до которых еще не успел добраться пожар, и почти сразу же где-то неподалеку в небо ударил столб ослепительного оранжевого пламени, а опутывавшие мою ногу ростки черной травы тут же увяли и рассыпались в прах.

Я с облегчением перевел дух, но когда ссутулившийся Бернард отвернулся от леса и посмотрел на меня, чуть снова не схватился за ножи – в зрачках тайнознатца огненным вихрем кружилось безумие, для которого не было ни малейшей разницы, кого жечь. Бледный как полотно Бернард очень-очень медленно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, в них не осталось ни капли только что полыхавшего пламени. Справился…

Одержимый огнем медленно обвел взглядом пепелище и побрел прочь.

Первым делом я бросился к лежавшему на дороге Шутнику, но тот уже и сам пришел в себя. Закусив сложенный вчетверо плащ, он потянул засевшую чуть выше сердца иглу и, вырвав ее, отшвырнул в сторону.

Убедившись, что с ним все в порядке, а Арчи не только успел вовремя выбраться из кареты, но и выволочь оттуда всклокоченного проповедника, я поднял свой меч и направился к коротышке, который перед смертью успел-таки выдернуть из шеи мой нож. Что-то в его лице вызывало смутные подозрения, но, только стянув серый берет, сумел понять, в чем дело: по плечам рассыпались серебряного цвета волосы, а остроконечные уши были лишены мочек. Эльф. Или полукровка с очень небольшой примесью человеческой крови.

Вынув у него из руки тяжелую, словно отлитую из металла, кедровую шишку, я без колебаний спрятал ее в суму. Потом разбираться буду, что за чудо такое. Неподалеку валялся короткий лук с лопнувшей тетивой. Его брать не стал. Куда он мне? В сумку не влезет, а таскать его с собой – сплошная морока. Вот три стрелы с серебристым оперением и вырезанными из прозрачного кристалла наконечниками в висевшем на боку мертвеца колчане оставлять не стал. На таких диковинках можно неплохие деньги заработать.

Больше ничего интересного обнаружить не удалось. Короткий, слегка изогнутый в последней трети меч и прямой кинжал с лезвием чуть ли не в ладонь шириной меня, прямо скажем, не впечатлили. И качество так себе, и миниатюрные рукояти разве что подросткам впору придутся.

– Вот повезло так повезло, – с завистью протянул остановившийся рядом мертвенно бледный Шутник, которого весьма заметно покачивало.

– Ты о чем? – не понял его я.

– Это эльф? – непонятно зачем спросил об очевидном Габриель.

– Эльф, – согласился с ним я.

– А на голове у него что?

– Берет был.

– Дурак ты. На голове у него скальп! – поправил меня приятель.

– А! Вот ты о чем, – усмехнулся я. Действительно. За такой роскошный скальп можно немало золота выручить. Только возиться с ним… – Дарю.

– Вот спасибо! – обрадовался прекрасно понявший причину моей щедрости Габриель. – Сам, значит, пачкаться не хочешь? Ну ничего, мы не из брезгливых…

Я только пожал плечами и отошел к сгрудившимся в кучу волонтерам. К моему несказанному удивлению, все арбалетчики оказались живы и здоровы. А вот пехотинцы потеряли пятерых.

– С той стороны стрелков всего трое было, – докладывал капрал Линцтрог лейтенанту, замотавшему окровавленной тряпицей раненую руку. – Пока до деревьев, где они засели, добежать успели, их и след простыл.

– Чем по лесу за эльфами бегать, лучше бы нам помогли, – зло процедил лейтенант и, развернувшись, зашагал к лежавшему на сооруженных из еловых веток волокушах Брольгу.

Линцтрог только пожал плечами и пошел к пехотинцам. Про то, что нам просто повезло, он благоразумно говорить вслух не стал. Вон – телохранителей проповедника почтивсех положили. А этот, тень его задери, святоша, вместо того чтобы драпать отсюда со всех ног, над ними погребальный обряд проводит. Идиот – неровен час еще какой отряд мятежников по наши души нагрянет. Хотя после устроенного Бернардом представления вряд ли на это кто-нибудь решится. И все же…

– Ты вот мне, Кейн, скажи, – все еще бледный после ранения Шутник опрокинул в себя стаканчик кишкодера, откусил от кральки кровяной колбасы и протянул ее мне, – в чем смысл жизни?

– Иди в жопу, Шутник. – Меня перекорежило от резкого вкуса настоянного на травах самогона, да и без того вести беседы на философские темы не было никакого настроения. – Допивай и пошли.

– Ты куда-то торопишься? – ничуть не обиделся на мое пожелание Габриель. – Дождемся Арчи и пойдем обратно все вместе.

– Ты Арчи не знаешь? Если он пропал, то ждать его можно и до заката. – Я оглядел кабак, в который мы с Шутником завалились почти сразу же после того, как прибыли в Старый Перент, и тяжело вздохнул.

Хорошо хоть командирам сейчас не до нас: Эмерсон поехал отчитываться перед бароном Анвольдом, а капрал Линцтрог помчался устраивать раненых в госпиталь. Остальным было велено дожидаться лейтенанта у восточных ворот. Надо ли говорить, что после того, как Шутник умудрился на блошином рынке прямо у въезда в город весьма выгоднопристроить скальп эльфа, мы плюнули на приказ и отправились промочить горло в ближайшее питейное заведение.

Вот только Арчи, сославшись на дела, сразу же куда-то убежал, а это самое питейное заведение с гордым названием «Золотой шлем» на поверку оказалось замызганным кабаком с сомнительной репутацией. И репутация его посетителей не была хуже только из-за того, что у них ее не имелось вовсе. Правда, за одним из столов гуляла компания солдат в кавалерийских дублетах, но нашитые у них на правой стороне груди эмблемы не с гербовым черным, а почему-то золотым единорогом нам ни о чем не говорили.

Другое дело, что я специально притащил Габриеля в «Золотой шлем» – как выяснилось, «Серые волкодавы» занимали казарму городской стражи на соседней улице, а значит, егеря просто не могут время от времени не заглядывать сюда напиться, пощупать разносчиц и набить морды солдатам из других отрядов. Остальные кабаки в окрестностях казармы я безрезультатно обежал, пока Габриель торговался с сомневавшимися в подлинности скальпа покупателями.

– Он обещал быстро – значит, быстро, – пожал плечами Шутник и забрал у меня колбасу.

– Мало ли, что он обещал, – скривился я в усмешке. – Кстати, ты как думаешь: почему Бернард с нами не пошел?

– Никак не думаю. Не пошел, и все. Его дело.

– Так-то оно так, – задумался я о захандрившем тайнознатце.

Хотя какая разница, из-за чего у него настроение испортилось? Просто, может, устал, и все дела.

– И вообще – не уводи разговор от темы, – попросил меня хитро прищурившийся Габриель.

– От какой такой темы? – не понял я.

– Ну о смысле жизни. Добро и зло. Свобода воли и предназначение. – Шутник разлил по стаканчикам остававшийся в графине кишкодер.

– Шутник, что с тобой? Мы и выпили-то всего ничего, а вон как тебя размотало.

– Не в этом дело, не в этом. Просто мы сегодня по самому краю прошлись, вот оно как. – Габриель потер грудь там, куда вонзилась заколдованная игла. – Помнишь, вы смеялись, когда я бригандину выбирал? А окажись железо чуть похуже – не сидел бы сейчас с тобой.

– Да ну брось. Что б тебе с одной иголки было?

– Что было? Да ничего хорошего! Видел, пехотинцу – как его, Билли? – в ногу игла вошла, так неизвестно еще – откачают целители или нет.

– На все воля божья.

– Вот ты как заговорил! Раньше-то все: тень, тень! А как прижало, сразу о Боге вспомнил. Все вы там, на севере, язычники клятые. И Ведьмина плешь из-за грехов ваших…

– Давай не будем сейчас об этом, – попросил я и во все глаза уставился на вошедшего в кабак крепкого сложения мужчину в серовато-зеленом камзоле егеря.

Показалось мне или у него действительно оскаленная собачья голова на груди нашита? Нет, так и есть. Нашивка «Серых волкодавов»!

Егерь, прихватив стул из-за соседнего стола, присоединился к кавалеристам, и я развернулся так, чтобы не спускать с него глаз.

– А я и не об этом! – несколько нелогично, на мой взгляд, заявил Габриель. – Я тебя о чем спросить-то хотел: почему ты такой злой? Тебе же человека зарезать, что мне муху прихлопнуть!

– А почему я должен быть добрым? – разозлился я на идиотский вопрос. Играй хоть немного у меня в голове хмель, думаю, мы бы прекрасно пообщались, а так от пустых разговоров только изжога начинается. Мне б теперь придумать, как егеря к нам за стол затащить, а не разглагольствования подвыпившего Габриеля выслушивать. – И что это вообще такое в твоем понимании?

– Ну… – начал собираться с мыслями Габриель.

– А, подожди, я понял! – не дал ему вывернуться я. – Наверное, это значит быть всепрощающим и всепомогающим. Посвятить свою жизнь борьбе со злом и несправедливостью. Так? А что, если я не хочу оставлять безнаказанными плевки на мою тень? Что, если я хочу сам решать, кому я помогу, а кто пусть выпутывается сам? Что тогда? Я – злой? Только потому, что желаю сам определять, как мне жить, и не собираюсь помирать из-за чьих-то чужих идеалов?

– Ты сам-то понимаешь, какую чушь порешь? – неожиданно совершенно трезво поинтересовался у меня Габриель.

– Понимаю, – кивнул я. – Все я понимаю. И знаешь, Шутник, я ведь стараюсь. Стараюсь оставаться каким ни есть, но все же человеком. Не душегубом, а именно человеком. Только выбор есть не всегда…

– И ты говорил, что это меня развезло?

– Я тебе говорил, куда ты с вопросами дурацкими идти должен.

– Можно подумать, твои ответы лучше. – Шутник засунул в рот последний кусок кровяной колбаски, вытер руки о плащ и указал мне на выход.

– Ага, пошли, – кивнул я, но остался сидеть на месте, заинтригованный громкими криками, раздавшимися за столом, который занимали солдаты.

– А я говорю: дело – швах! – во всеуслышание заявил огненно-рыжий кавалерист с огромными, торчащими в стороны усами. – Йорк нас сомнет!

– Типун тебе на язык, – тут же отозвался егерь.

– Точно – типун, – поддержал «Серого волкодава» один из кавалеристов, весьма крепкого телосложения. – Ты, Серж, сам посуди: пока красные кошки город штурмом возьмут, наши уже десять раз подкрепление подвести успеют.

– Ага, как же, как же! Какой штурм, господа? Окститесь! Вы стены городские видели? В них пальцем ткни – дыра будет! – неожиданно поддержал Сержа долговязый парень, даже в помещении не расставшийся с черным беретом.

– Стены нормальные, а вот ворота – дрянь. Тарану работы на пару ударов.

– Господа! Я вообще не о том, – решил объяснить свою позицию Серж. – Город силен своими защитниками. А вы видели кислые морды горожан? Да это быдло завтра же на наших могилах спляшет! Они флаги с кошкой на домах не вывешивают только из-за боязни на рудники загреметь.

– А пожалуй, Серж, прав, – задумался егерь. – Гнилой народ здесь, гнилой.

– Ты идешь? – толкнул меня в плечо поднявшийся со стула Шутник и задумчиво поболтал остававшийся на дне стакана самогон.

– Погоди ты, – отмахнулся от него я и, подойдя к столу с солдатами, присел за освободившийся стул. – Не подскажите, уважаемые, как обстановка в Новом Перенте? А то мы последние дни в деревне безвылазно просидели.

– Нормально там все. – Насторожившись, рыжий кавалерист внимательно оглядел наши с Шутником пехотные плащи.

Габриель тем временем оставаться в одиночестве за столом не стал, вслед за мной подошел к кавалеристам и, выдохнув, выпил остатки кишкодера:

– За его светлость великого герцога Альфреда Третьего!

Кавалеристы тост не поддержать не могли, и вскоре Габриель уже считался у них за своего. Особенно после того, как согласился сыграть в кости.

– Давно здесь? – спросил у меня не принявший участия в игре егерь.

– В долине-то? Четвертый день. Нас сюда прямо из Норгвара перебросили. – Зевнув, я потер заросший щетиной подбородок и сделал вид, будто только что вспомнил какую-то важную вещь. – Слушай, ты ж из «Серых волкодавов» будешь? А не ваша ли это работа – голова аж цельного эрла над воротами форта?

– Наша, чья еще! Повезло тогда – прямо с отравой лазутчиков прихватили.

– И сразу эрлу голову оттяпали? – удивился я. – Да за него одного выкупа корон десять золотом можно было взять!

– За живого – да. А нам не свезло. Успел за саблю схватиться, трех наших зарубил, гад. Ну и не разобрались в свалке, порешили зазря.

– Да, не повезло, – посочувствовал я. – За скальп-то его хоть серебра отсыпали?

– Ага, щасс! Это ж не эльф, – скорчил гримасу «Серый волкодав». – Мы надеялись, за остальных что-нибудь обломится, так и там не выгорело.

– Это как так? – неподдельно заинтересовался я.

– Ну захватили мы еще троих из благородных: двух эсквайров и девку, дочку лорда какого-то северного. Под арест их, значит, посадили, да налетели мятежники, охрану перебили, пленных с собой уволокли.

– Это как? – не поверил я. – Из форта?

– Почему из форта? На границе мы их оставили, в надежном месте. А вот оно как вышло. И слышь, чё творится – в отряде мятежников эльфы были!

– Брехня! – оторвался от костей Серж. – Эльфы заодно с людьми? Ни за что не поверю!

– Что?! Да все знают, что красные кошки с эльфами снюхались! Ты у любого спроси – в банде Кройда Меченого полукровок и эльфов чуть ли не половина. Этот выродок на наших налет и организовал. За его скальп тогда награду сразу удвоили.

– Серж, я сегодня сам эльфа видел!.. – Шутник метнул кости и принялся травить байку о нападении мятежников на охрану проповедника.

– А что – девка? Красивая? – зевнул я, изображая скуку. – Попользовать хоть успели?

– Баба так-то ничего, но от глазищ ее зеленых у меня сразу мороз по коже и опускалось все моментально. Да и лейтенант наш того, кто хоть пальцем к пленникам прикоснется, заживо в муравейник закопать обещал. На выкуп, вишь, сильно рассчитывал. Да не выгорело…

– Бывает. – Я поднялся из-за стола и потянул за плечо Шутника. – Пошли.

– Да обожди ты! Самая игра пошла! – скинул тот мою руку.

– Давай быстрее, я тебя на улице жду.

Я вышел из кабака и накинул плащ. Погода опять испортилась, закапал легкий, противный дождик. Небо затянуло низкими тучами, и серая сырость, казалось, пропитала весь мир насквозь. Тоска. И тоска даже не зеленая – тоска беспробудно серая.

Впрочем, солдатам городского гарнизона сейчас еще хуже нашего приходится. Я-то хоть в любое время обратно под крышу вернуться могу, а эти даже в караулку по очередибегают. Бедолаги. С другой стороны, и словить стрелу шанс на такой службе куда как ниже, чем у нас. Так что, если разобраться, жаловаться им не на что.

Я поежился и посмотрел на сновавших у ворот городских стражников. В отличие от безразличных ко всему солдат, эти дотошно осматривали поклажу всех желающих попастьв город, не делая исключения ни для кого. Относительной неприкосновенностью пользовались лишь гонцы и армейские обозы. И только к телегам с ранеными опасались приближаться даже самые ретивые служаки – дежуривший два дня назад караул в полном составе в одночасье свела в могилу какая-то непонятная хворь. Грешили на привезенную с одним из таких обозов заразу: о том, что мятежникам помогают не только Йорк, но и эльфы, знали уже все. А от длинноухих можно любой пакости ожидать.

Внимательно оглядев площадь перед воротами, я не заметил ни пехотинцев, ни капрала Линцтрога, только спрятавшиеся от дождя под навес гарнизонной казармы волонтеры по-прежнему дожидались возвращения командиров. Но и арбалетчики были не в полном составе – не иначе, кого-то уже отправили раздобыть выпивку. Оно понятно – дело молодое. Да и сырость эта надоела уже хуже горькой редьки.

И что, выходит, можно с чистой совестью возвращаться обратно в кабак? Можно, конечно, да только что-то желания нет в четырех стенах сидеть. И душно, и шумно. Если пить да гулять, то оно и незаметно вовсе, а вот когда подумать требуется…

А подумать есть о чем. Например, на кого из армейских дознавателей выйти, чтобы они разрешили с пленными мятежниками из банды Кройда Меченого с глазу на глаз пообщаться. Только дохлый это номер, по большому счету. Тут не дознаватели и тюремщики нужны, тут самое время ясновидца о помощи просить. Если кто живым из мятежников в плен и попал, то давно уже с веревкой станцевал.

Вывернувший из-за угла дома Олаф, плащ которого заметно оттопыривался, увидел меня и резко остановился, но, поняв, что уже поздно, обреченно поплелся дальше. Выскочивший следом Роберт закинул на плечо арбалет и беззаботно запрыгал через лужи. Олаф, не оборачиваясь, шикнул на него, и тот сразу же поправил плащ, пряча край высунувшегося меха с вином.

Ладно, живите. Добрый я сегодня.

Да где ж там Шутник? Он все серебро проиграть решил?

Я толкнул дверь и остановился на пороге, немало удивленный увиденным: вскочившие со своих мест кавалеристы с нехорошими улыбками окружали оравшего на них Шутника.Поскольку кистень с собой в кабак он не захватил и придать своим словам весомости с помощью шипованного шара не мог, подвыпившие солдаты всерьез его угрозы «разобраться с проклятыми ворюгами» не воспринимали. Наоборот, если с кем сейчас и «разберутся», так это с Шутником. Вот ведь связался с прохиндеями…

Я по привычке опустил руку на пояс, но тут же вспомнил, что по совету Арчи меч с собой брать не стал. Кинжал, конечно, при мне, но много с ним против полудюжины человекне навоюешь. И Шутнику не помогу, и сам на неприятности нарвусь. А на чью-либо помощь рассчитывать не приходится – наоборот, набившаяся в кабак пьянь в предвкушениибесплатного развлечения разве что не облизывается.

В этот момент рыжий Серж несильно пихнул Габриеля в грудь, и я, не дожидаясь развязки, вышел на улицу, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Робби! – К моему облегчению, Олаф и Роберт далеко уйти не успели.

Волонтер вздрогнул и, остановившись, развернулся посмотреть на меня.

– Живо сюда!

Парень испуганно взглянул на Олафа, но, тот не оборачиваясь, поспешил к навесу.

– Бегом, я сказал!

Побледневший волонтер помчался ко мне через лужи, стараясь не дать выпасть засунутому под плащ меху с вином.

– Почему с арбалетом?! – рявкнул на него я.

– Забыл оставить, – заикаясь, пробормотал в ответ Роберт.

– Дай сюда! – Я вырвал у него арбалет, просунул сапог в стремя и, поднатужившись, взвел струну. – Болт!

Ничего не понимающий парень протянул мне болт, я наложил его и распахнул дверь кабака.

– Пошел вон отсюда! – Услышав приказ, парень стремглав бросился прочь, а зажавшие Шутника в угол кавалеристы обернулись на звуки моего голоса.

– Шестеро на одного? Не очень честно, – широко улыбнулся я. – Думаю, если к вашей беседе присоединимся мы, это будет только справедливо.

Усевшийся на стол и болтавший в воздухе ногами егерь опустил руку к поясу, но, увидев направленный ему в грудь арбалет, тут же положил ладони себе на колени.

– Этот гад… – Серж сплюнул на пол кровь и облизнул рассеченную губу. – Эта сволочь…

– Заткнись! – не дослушав, оборвал его я. – Габриель, собирайся и пойдем отсюда.

Уже успевший заполучить под глаз здоровенный синяк Шутник сразу же сгреб разбросанные по столу монеты и направился к выходу. Судя по злым лицам, кавалеристы готовы были разорвать его на куски голыми руками, но страх заполучить в голову тяжелый болт останавливал их от необдуманных поступков. Вот ведь какая штука: арбалет один,а трясутся все шестеро. Потому как непонятно, в кого я выстрелю. А подыхать из-за пары монет никто не хочет. Особенно в одиночку. Это все гуртом герои, а выдерни такого из толпы, и куда-то сразу вся спесь девается. Все ж прекрасно понимают: собутыльники и добрым словом дурака не вспомнят, не то чтобы медяк на заупокойную потратить.

Не особенно торопившийся Шутник прошел мимо меня на улицу, и я захлопнул дверь. В то, что кавалеристы бросятся за нами в погоню, мне не верилось совершенно. Во-первых, на площади болт заполучить еще проще, чем в кабаке. Во-вторых, даже стрелять не придется – стража сама дебоширов мигом успокоит.

– Много выиграл? – спросил я у Габриеля, когда мы спрятались от дождя под навесом, а Роберт забрал арбалет.

– Что? – не понял меня Шутник.

– Много, говорю, у кавалеристов выиграл? – повторил вопрос я.

Солдаты из-за пары медяков в драку не полезли бы.