Дмитрий Володихин

Убить миротворца

Моим родителям Людмиле Всеволодовне и Михаилу Васильевичу посвящается.

Честные, умные, работящие люди.

Я здоров, я совершенно, абсолютно здоров.

Я улыбаюсь — я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто.Евгений Замятин. "Мы"

Когда все было кончено, поредевшие ряды сомкнулись, и притихшая масса двинула со двора.

Животные были ошеломлены и подавлены.Джордж Оруэлл. "Скотский хутор"

Я был Прогрессором всего три года, я нес добро, только добро, ничего кроме добра, и, господи, как же они ненавидели меня, эти люди!

И они были в своем праве.

Потому что боги пришли, не спрашивая разрешения.

Никто их не звал, а они вперлись и принялись творить добро.Аркадий и Борис Стругацкие. "Волны гасят ветер"

А хочешь, комиссар, я те по роже шмазну?Алексей Добродеев. "Русский пирог"

(Цитата по памяти, но без нее — никак. Она тут главная)

Глава 0

Офицерский рефлекс

10апреля 2125 года, за 3 минуты до всего остального

Орбита Титана

Виктор Сомов, 29 лет

Флот Русской Европы поддерживает старинные традиции. Экипажи кораблей разделены на три вахты. Одна из них отдыхает, другая дежурит, а третья поддежуривает, то естьпитается или работает вне боевых постов. Через каждые четыре часа вахты меняются. Таким образом, в сутки каждая из вахт спит и дежурит два раза по четыре часа. Если вы чуть-чуть не доспали, вам этого времени никто не вернет. Потому что спать хотят все. Опоздаете на смену, и любящие вас боевые товарищи намылят вам рожу.

Теперь все-таки представьте себе, что вы наконец уснули. Бессонница мучила вас не менее часа, но потом вы ее побороли и отошли в царство Морфея с мимолетной мыслью: «Кое-что осталось…»

Сигнал тревоги посылают на чип каждому члену экипажа. Спит ли он, дежурит ли, а может быть, поддежуривает, — сигналу все едино. И так он, стервец, взбудораживает чип,установленный как раз над вашей переносицей, что черепная коробка норовит разлететься на тысячи обиженных осколков. Но вы — боевой офицер, а не какой-нибудь гражданский шпак. Вам это не в новинку. Вы вскакиваете, и, еще не осознав происходящего, подчиняетесь рефлексу, который выработан у вас изощренно злобным сержантом с ускоренных курсов командного состава… Редкостной сволочью. Руки ваши сами собой отключают магнитный замок гамака, а потом сами собой ищут обувь. Поскольку на борту поддерживается искусственная сила тяжести в четыре раза меньше земной и в четыре с хвостиком меньше терранской, вам положены штатные флотские полусапоги с магнитной начинкой. Вы, разумеется, пытаетесь их натянуть. Но не можете. Смотрите вниз. Полусапоги выглядят нормально. Отличные полусапоги… Жаль, не ваши. Меньше на два размера. Потому что ваши надел гад Хосе, сосед по офицерскому кубрику. Вы с ним, качаясь в гамаках, до одури болтали о женах и о бабах в целом, особенно же о Маше Пряхиной, а потом он убрел на вахту. И таблеточку принял, видно, уже в коридоре, поскольку необыкновенную свободу ступней почувствовал преступно поздно. Возвращаться, разумеется, не стал. Потому что кретин. А вы остались и все пробовали заснуть. Есть у таблетки такой побочный эффект: не только трезвит, но и бодрит необыкновенно…

Теперь, если не сложно, выскажите, пожалуйста, все то, что вам пришло в голову при взгляде на эти несчастные, ни в чем не виноватые полусапоги. О них, бедолагах, о гадеХосе, о его семье, друзьях и приятелях, о сигнале тревоги, об Аравийской Лиге, о космическом флоте Русской Европы, о славном боевом экипаже вашего корабля, и конечно же, о справедливом устройстве всего мироздания. Можете? Стесняетесь — вот так сразу, перед незнакомыми людьми? А Виктор Сомов, не сомневайтесь, высказал все это вслух, притом вдвое больше всего того, что вы можете себе представить в качестве предельно допустимой концентрации. Затем он все-таки изнасиловал полусапоги. С особым армейским цинизмом.

Часть 1

Две России

Глава 1

Милый дом

10апреля 2125 года.

Московский риджн, Чеховский дистрикт.

Дмитрий Сомов, 32 года.

3000евродолларов — это много или мало? Если за день работы — совсем нехудо, хотя есть люди, которые подобную сумму сочтут слишком ничтожной даже для карманных расходов. А если в год? Конечно, жить можно и в такой нищете… Но надо быть либо святым, либо полным идиотом. Или скажем, лентяем, социально-ненадежным типом, интеллектуалом… Любым из тех, кому по определению много платить не станут.

Дмитрий Сомов получал три тысячи в месяц. Он был из middle-middle. Иными словами, из крепких середняков. Крепким середнякам всегда не хватает денег. Крепким середнякам всегда хочется зарабатывать три тысячи в день. Или даже пять тысяч. У крепких середняков в голове изо дня в день ведутся два гроссбуха. Один из них — в обложке из крокодиловой кожи, ну, или хотя бы из дорого имитатора крокодиловой кожи. На ней, разумеется, застежки из темной меди с монограммой владельца. А внутри универсальный электронный модуль с полладони размером. Некоторые пижоны предпочитают уэм поменьше, но ведь неудобно же: цифирьки-буковки не разглядишь… Именно таким — с кожей, медью и модулечком — представляется крепкому середняку 30-х годов XXII века ежедневник vip-персоны. И именно в таком гроссбухе наподобие ежедневника какого-нибудь випуха крепкий середняк мысленно ведет блистательную иллюзорную бухгалтерию. На страничке слева он небрежно пишет: в неделю — двадцать одна тысяча евродолларов… То есть нет. Ведь не будут же платить за уикенд! Значит, пятнадцать тысяч. Хорошо. Да, определенно, не стоит зарываться: пятнадцать тысяч в неделю — оч-чень приличные деньги. Шестьдесят-семьдесят тысяч в месяц. А? Понимаете? А на правой стороне пишутся всяческие статьи расхода. Например, домик в Подмосковье, желательно в стиле а ля рюсс. Под дерево. Какие были когда-то у герцогов или, скажем, бояр в Российской империи. Сейчас солидные люди считают русский стиль модным. Или… контракт на приличную женщину. Стерильную, умелую и безотказную. Рыжую, конечно. Контракт стоило бы оформить у порядочного агентства. У «Лазури». А лучше — у «Family and Health». Когда деньги есть, можно и у них… Чтобы иметь верную гарантию от антисанитарии любого рода. Или… или… нет, на все не хватит. Может быть, лучше считать по пять тысяч в день? Как раз такую сумму, какую крепкий середняк мечтает когда-нибудь зарабатывать…

Со вторым гроссбухом куда как проще и хуже. Он внешне напоминает блеклое голографическое полотнище монитора, на котором застыла стандартная программа «Семейный бюджет». Скучный повседневный софт, призванный, кажется, не столько помогать с ведением счетов, сколько напоминать, какая ты мелкая сошка на пиру жизни. Здесь все так же — на первый взгляд: слева доходы, справа расходы… Но какие это доходы! Смех один. А какие расходы? Горе одно. Вот сомовские три тысячи. Минус шестьсот евродолларов на налоги. Минус восемьсот на жилую кубатуру: компания взымает кредит строго, и платить ему еще семь лет, если какое-нибудь большое человеческое счастье тысяч на семьдесят не облегчит эту ношу раньше. Сто — кредит за амфибию. Еще сто — за место на кладбище. Говорят, когда-нибудь всех станут воскрешать по останкам, и с пеплом будут лишние проблемы, ну а те, кого отправили жариться в Солнышке, и вовсе в расчет не идут… Тысяча — на продукты. Очень подорожали… Двести — информрезерв. Надо идти в ногу с временем. Сто — на то-се. Еще пятьдесят надо отправить в банк. Обеспеченная старость. Еще тридцать на «Ежемесячник транспортника». Повышать квалификацию. Еще десять на брачный ценз. Пока он не наберет на специальном счету двадцать тысяч, Комиссия по бракам не станет рассматривать его кандидатуру на выдачу лицензии. Не хватает социальной ответственности… Ему осталось двенадцать тысяч триста сорок евродолларов. Для тридцати лет этот результат, конечно, слабоват, но видит Высший Разум, откуда вырезать больше? Еще десятка на Мэри. В текущем месяце его, Сомова, очередь платить за гостевой номер в доме свиданий, ну и, конечно, следует подарить ей какую-нибудь безделушку. Мэри любит безделушки как какая-нибудь двадцатилетняя девочка… Хорошо еще, обязательное посещение психоаналитика предстоит лишь через месяц. Негодяй Грасс берет по сороковнику за визит, а ходить к специалисту пониже классом — значит ставить под сомнение свой общественный статус. Иными словами, ни в коем случае. Лучше уж обновить пиджак где-нибудь на окраине: возможно, не заметят, не узнают…

Это ли не слезы? А ведь он, Дмитрий Сомов, уже восемь лет на рынке труда! Когда-то после колледжа, все казалось куда проще и осуществимее.

Впрочем, так много людей, которым и не снились три тысячи евродолларов за месяц труда. Надо думать об этом. Надо думать о хорошем, задавать себе конструктивный настрой. Грасс не раз отчитывал его за неумение контролировать эмоции. «Два первейших врага современного человека — депрессия и рефлексия. И оба, Дмитрий, дурно влияют на вашу психику, делают ее недостаточно устойчивой. Хуже только трайбализм. Ваше счастье, Дмитрий, что хотя бы в нем вы не замечены. Иначе я вынужден был бы побеспокоить вашего менеджера по кадрам…» Доброжелательный улыбающийся Грасс пугал его до холодного пота. Потому что один звонок уже когда-то был. Четыре года назад его понизили на два разряда за избыточный интеллектуализм… Ему едва удалось наверстать упущенное. Нет, надо учиться повелевать эмоциями. Думать о позитивном. Например? Кредит за гараж выплачен. Кредит за гараж выплачен. Кредит за гаража уже давным-давно выплачен.

Он поставил амфибию в гараж, включил сигнализацию, вышел в холл, к лифтам.

Кредит за гараж выплачен до цента. Очень хорошо. Есть за что зацепиться. Надо зацепиться. Нельзя срываться. Иначе что? Иначе они когда-нибудь докопаются, что трайбализм — есть! А они обязательно докопаются. Сколько веревочке ни виться… Спокойно. Четыре года все идет ровно. Он на хорошем счету. Почему они обязательно должны докопаться? Да все нормально. Просто надо уметь расслабляться. Настоящая качественная улыбка стоит дороже ученой степени и многолетнего стажа работы. А у него очень приличная улыбка. Единственное, кажется, чем он мил участковому психоаналитику Грассу.

Сомов единолично владел жилой кубатурой номер 4884 на двенадцатом подземном этаже, в блоке «А». Двадцать два жилых метра при высоте два пятьдесят и после капитального ремонта десятилетней давности. Пригодно для оформления официального брака первой степени и однократного деторождения. Он имел все основания гордиться: родители имели только семнадцать метров, притом на тридцатом подземном этаже. Сомов навсегда запомнил надрывный вой тревоги, — там часто прорывало трубы, а иногда во внешней стенке изрядную дыру проделывали грунтовые воды… В детстве бывало очень страшно, когда освещение отключалось, лифты не работали, и подняться на нулевой уровень не было никакой возможности. Здесь такого не случалось. То ли двенадцатый этаж избавлен от напастей подобного рода, то ли сказывался возраст постройки. Родители жили в Щербинке, это самый центр Московской агломерации, дома старые, даже страшно подумать, насколько старые дома! Некоторым лет по пятьдесят-шестьдесят, коммуникации держатся на честном слове. А он, Дмитрий Сомов получил кубатуру в Чехове. Тут вполне современный спальный район, хотя до московской окраины отсюда еще далеко. Пищеблок и санузел отгорожены от жилой камеры не полупрозрачными ширмочками, как у отца с матерью, а стеной — пусть и тонюсенькой, из дешевого древзаменителя. И все же!Он никогда не любил слишком сильных и слишком назойливых запахов. Теперь он имеет возможность отдохнуть от них. Звукоизоляция приличная. Встроенный фризер с тремяотдельными морозильными камерами. Встроенный стиральный агрегат. Встроенный душевой стоячок. Правда, маловат… Встроенный «Гипносон-Гимель»… третья модель, устаревшая, конечно, но от бессонницы избавляет почти всегда.

…Разумеется, окон его жилой кубатуре не полагалось. Как и любой кубатуре на подземных этажах. Зато одну из стен закрывала роскошная видеокартина с 32-мя переменными планами. Совершенно как настоящее окно. И столько же света. Вот луговой ландшафт. Чик! Вот археологический памятник на фоне крупного водоема. Чик! Вот лесной массивхвойного типа. Чик! Вот мегаполисный пейзаж с крыши небоскреба. С каким вкусом подобраны архитектурные доминанты! Правда, чуть старовата картина. Да и… руку на сердце положа, она куплена Сомовым на сэйлз,[1]в Бронницком дистрикте… Никто, разумеется, не знает об этом.

Зато у него есть две по-настоящему дорогих вещи. Обе куплены с премиальных. Обе — предмет его гордости. Во-первых, дверь. Почти банковская. Солидной фирмы «Инь и Ян». Четыре независимых слоя защиты. Практически ничем не прошибаемая кодировка замков. Активная броня: от лазерных резаков и управляемых ракетных снарядов, которыми пуляют по средним танкам и легкой бронетехнике. Говорят, пуляют небезуспешно… То оборванное на полуслове сообщение из Якутского резервата… впрочем, об этом тоже не следует думать. О таких вещах даже думать опасно… Так вот, его дверь выдержит удар любым УРСом. И даже неоднократный удар. Правда, год назад он с ужасом обнаружил в криминальной хронике 102-го канала сообщение о взломе дверей именно такой марки. Омерзительно уверенный в себе эксперт вещал: «Хорошему профессионалу достаточно двадцати минут… Впрочем, я, возможно, слишком оптимистичен».

Во-вторых, он владел отличным инфосконом. Любые базы данных. Любые, даже самые «тяжелые» статистические пакеты. Любая графика с выводом на печать. Сто сорок информканалов. А их всего-то сто пятьдесят два — официально зарегистрированных средств массовой информации! Свободный неограниченный поиск в частных сетях. Говорят, когда-то была единая независимая сеть, но это вряд ли: какое государство допустит существование столь бесконтрольного фонтана информации?! Системы ввода с восьми видов носителей, в том числе и очень архаичных — вроде лазерных дисков. Сканирование любого печатного текста и даже рукописного на трех языках: русском, английском и англо-женевском эсперанто.

И 4000 евродолларов… Он прекрасно осознавал, что будет гордиться своей игрушкой еще максимум год. А потом она превратится в перестарка. И ему захочется заменить ее, найти нечто посовременнее… Мучительная ситуация. Поскольку таких денег в обозримом будущем не предвидится. Премиальные два года назад он получил за… нет, и про это думать не надо бы. Скажем так, за три часа в Зарайске. Когда они будут, новые три часа, и будут ли, и выдержат ли его нервы новую порцию, — предсказать невозможно.

Сомов занялся приготовлением ужина. Конечно, сегодня четверг, и Виктор может появиться. Но это вряд ли. Он был здесь всего один раз, и с тех пор прошло четыре месяца. Да, они договорились твердо: каждый вторник и каждый четверг Дмитрий ждал его с шести до восьми вечера. Сначала с нетерпением, потом с негодованием, затем с унынием…а в конце концов он и думать забыл. Осталось от того невероятного визита экзотическое послевкусие. Как будто клюква в йогурте. И кислит она, эта клюква, — вырви глаз. Но и только. Еще, пожалуй, в памяти зацепилось несколько фраз. Парадоксальные, ни с чем не согласующиеся вещи, походя брошенные его странным собеседником-двойником… Космос, например. Ничем не оправданное расточительство. Но ведь есть что-то у них там. Или та же Российская империя… да как это может быть! Прогрессивных ход исторического развития давным-давно поставил крест на всех подобных динозаврах. Любой школьник…

Его насторожил запах. Да неужто! Тогда, четыре месяца назад он чуть с ума не сошел от ужаса: неведомо откуда в его кубатуре появился едкий смрад. Пожар? Но воняло не горелым пластикетом и не плавящейся изоляцией, а скорее, человеческим потом, только в чудовищной концентрации. Точно как в тот раз у него закружилась голова… Нет. Нет! Да у него почти все выветрилось из головы. Он уже совсем было решил: померещилось, галлюцинация, стукнулся обо что-нибудь… Отдыхать больше надо. Первые две недели он места себе не находил: как жить с такой-то занозой? Потом начал успокаиваться, без этого— легче. Он обычный человек, зачем ему забивать голову лишней информацией? И ведь страшно. А ну, кто-нибудь узнает! В самые мысли влезет. Нет, не нужно. К чему? Не нужно. От осознал: не ну-жно! И… опять? Нет. Нет! Нет, конечно же…

Заложило уши. Все, как и в первый раз, происходило бесшумно. Просто организм, надо полагать, по-своему реагирует на всю эту жуть. Тогда кровь носом текла… Сейчас не течет.

Посреди комнаты появились — прямо в воздухе — отблески отдаленного света. Чем-то похоже на блики, танцующие по дну бассейна. Только дна никакого нет… Он зажмурился. Ничего не остается: следует принять происходящее. А если его принять, то надо зажмуриться, поскольку сейчас будет ослепительная вспышка. Да? Аттаркцион, вроде, повторяется по полной программе, а значит, и она должна повториться…

На несколько секунд его веки — изнутри — стали белей бумаги. Потом по неровному розовато-коричневатому фону поплыли алые кораблики. Он не спешил открывать глаза.Ему совсем не хотелось открывать глаза. Смрад исчез. Вместо него поплыл наркотический аромат машинной смазки. Кажется, он все-таки слышал проклятый шум проклятого падающего тела… Но не спешил убедиться в этом.

Хрипловатый басок:

— Твою мать. Опять я неудачно приземлился.

Глава 2

Рейдер «Бентесинко ди Майо»

10апреля 2125 года.

Орбита Титана.

Виктор Сомов, 29 лет.

По боевому расписанию Виктор Сомов отвечал за команду роботов-ремонтников третьего сектора. Это от шлюпочного ангара в носовой надстройке до центрального поста, минус машинное отделение, грузовые трюмы и артиллерийские погреба. Своими «болванами» (модель БоЛ-38К) он мог управлять либо с переносного пульта, либо со стационарного, и железно предпочитал второе. Во-первых, переносной оказался редким дерьмом. Поставка Поднебесного Внеземелья, китайских союзничков, значит. Скорее всего, комбинат военной электроники на Ио. Потому что более говенной электроники, чем на Ио, не производили нигде в Солнечной системе. Болваны понимали через две команды на третью. Причем первую из трех команд они могли выполнить в совершенно произвольном ключе. Например: заменить санитарный блок в рубке дальней связи. В такой-то срок. По такой-то схеме. Далее информация: блок для замены взять на складе в ячейке за номером… На пульт поступает запрос: «Для решения задачи информации недостаточно. На что заменить санитарный блок?» М-мать! Впрочем, это еще не худший вариант. Иногда по внешней видимости все бывает совершенно правильно: «Ремонтный автомат бортовой номер 8 задание принял. К исполнению приступил». И чуть погодя: «…задание выполнил». А потом является старший связист, капитан-лейтенант Рыбаченок и с добрыми такими глазами спрашивает: «Сомов…! Ты когда… дыру-то у нас заклепывать будешь? Воняет… твою так!» Что? Дыру? Ну да, ее самую. «Приходил твой „болван“, санблок вывернул, накопитель без лючка оставил. Не дай Бог тормозить перестанем, невесомость нагрянет, котяхи сачком ловить будешь?» О-о! Опять! Ну, посмотрим, что они там наворочали… Точно, заменил, зараза. Аж смотреть жутко. Достал из грузовой ячейки новый санблок и отправил его в мусорный контейнер. А старый приклепал прямо к самой ячейке. Накрепко. На совесть. На тупую железную совесть. И лючок накопителя нашел куда пристроить: вместо замка на дверце соседней ячейки пристроил… А формально все честь по чести. Заменил? Заменил. По такой-то схеме? По такой-то. В заданный срок уложился? Без проблем. Откуда новый блок изъял? Откуда просили. Похвали меня, хозяин! М-м-ма-ать! Инженерда Сильва, который сдавал ему дела тут, на рейдере, полгода назад, предупреждал: «Выбрось, амиго. Лучше выбрось, клянусь руками девы Марии! Все дело в программе перевода: твой русский ограниченно применим для подачи команд… Амиго, еще разок, запомни: ог-ра-ни-чен-но. Сам увидишь. Мой испанский, между прочим, неограниченно непригоден. Проверено. Ты китайский знаешь? Вот я и говорю — выбрось». Упрямство русское! Дважды переналаживал. Результат: «Для решения задачи информации недостаточно. Что правомерно считать санитарным блоком?» М-м-м-а… Убью.

Во-вторых, когда все три вахты подняты по тревоге, и люди привычно разбегаются по номерам боевого расписания, за бортом, по идее, должно твориться что-нибудь до крайности острое. Логично? А стационарный пульт установлен как раз в артиллерийской рубке. Так что весь резон — торчать там и видеть картину происходящего на комендорских экранах. Что, нет? А вы когда-нибудь пробовали переждать бой, знать не зная, какая чертовщина происходит с вашим кораблем? И притом осознавая с предельной ясностью: кто-нибудь там чуток ошибется, и вам каюк. Муэрте. Тодт. Дэс (на языке условно противника). Для наглядности комментируем: кранты.

На третьей минуте после подачи сигнала Виктор влетел в артрубку. Ввел рабочий режим для всех одиннадцати «болванов» своего хозяйства. Номер 4 — обратная связь: «К работе готов!» Номер 5 — обратная связь: «К работе готов!» Номер 6 — обратная связь: «Что правомерно считать рабочим режимом?» Отключен! И ведь наша сборка, русский сектор Терры-2, сам проверял маркировку изделия… Лучше бы у китайцев были такие раздолбаи. Номер 7 — обратная связь: «К работе готов!»

Сомов развел ремонтников по отсекам. Активировал инструментальный блок. Проверил датчики повреждений. И только потом позволил себе взглянуть на комендорские экраны.

Транспорт новых арабов. Тип «Дельта». Когда-то эта серия считалась исключительно популярной. Производители — женевцы, земная сборка, и лет десять назад только ленивый не покупал у них эти грузовики. Теперь есть серии и получше. Повместительнее, во всяком случае. Наш «Слон» или, скажем, «Йотун-универсал» производства Терры-4. Или та же «Дельта-3» женевцев… впрочем, сейчас это не важно. Куда важнее другое. Транспорт идет один, без прикрытия.

— Любопытно, они когда-нибудь додумаются до незамысловатого понятия «конвой»? — подал голос рослый комендор, по виду из славян, новенький, Сомов его не знал.

— Лучше бы не додумались… — это старший комендор капитан-лейтенант Хосе Лопес, давний товарищ Сомова. Виктор ответил ему:

— Не догадаются сами, так подскажут женевцы.

Драка шла вот уже год с хвостиком. Он наизусть знал расклад, как, наверное, и каждый офицер на рейдере. Новые арабы включились в колонизацию последними, когда лучшиекуски уже достались другим. Шииты, бедные и слабые, мирно присвоили десяток маленьких камушков в поясе астероидов. И вели себя тихо. Очередной аятолла горазд был метать громы и молнии на головы неверных, но только словесно. Воевать опасался. Сунниты оказались богаче и настырнее. Когда их Аравийская лига заняла Харон, никто на них не обратил внимания: какой толк в Хароне? Далеко, холодно, больше расходов, чем доходов. Когда новые арабы потеснили евреев на Трансплутоне, тоже до заварушки делоне дошло: Трансплутон — это очень маленькая политика. Фактически, никакая политика. Четыре года назад Лига с боем отбила у Латинского союза сатурнианские спутники Тефию, Телесто и Калипсо, большой астероид Гигию и едва-едва не заполучила Диону. Никто не ожидал такой дерзости. И такой мощи. Латинский союз побывал тогда на грани военной катастрофы, потерял добрую половину флота. Правительство пацифиста Гонсалеса отправилось на заслуженный отдых… Новые арабы сделали передышку. Теперь ихзаинтересовала Веста — жемчужина в короне государя императора и самодержца всероссийского Даниила III. Ну и, для ровного счета, Аравийская лига не отказалась бы отРеи. Собственно, Рея принадлежала независимой консульской республике Русская Европа. Но вся вселенная и ее ближайшие окрестности знают: и года бы не продержалось на Европе правительство, если бы его не поддерживала Российская империя, да и все русское внеземелье скопом. Разумеется, и новые арабы не полезли бы на Латинский союз, не выиграли бы войну и уж подавно не связались бы с Империей, когда б за спиной у них не стояла Женева. Самая большая сила, черт ее побери, во всем обитаемом мире. Во всяком случае, пока. Ни одна живая душа не сомневалась: речь идет не о Весте, и даже не о Рее, а о куда более серьезных вещах. За стычками в Солнечной системе маячил страшный призрак неразрешимой терранской проблемы…

Легчайший толчок. Еще. Еще. Целая серия. Сомов почувствовал тошноту. Лица у артиллеристов — как сельскохозяйственная выставка: вот плоды, которые только-только позеленели, вот — те, что налились белизной, а вон там и там — созрели полностью, видно по натужной красноте. Новенький, тот самый, длинный, потянулся за мешком…

Рейдер сошел орбиты Титана и занялся транспортом. Сомов представил себе, как ребята из Центрального поста шарят по всей сфере наблюдения, доступной корабельному комплексу. Титан послужил им отличным прикрытием: там ни у кого нет никаких поселений вот уже двенадцать лет, с тех пор, как женевцы подвергли китайский гарнизон ядерной бомбардировке и заразили тамошние города панфиром. Вывезти удалось едва-едва пятую часть поселенцев и военных, из них каждого третьего по дороге вышвырнули в открытый космос как источник заразы; Поднебесная вообще до крайности прагматична: малым должно жертвовать ради большого… А на Титан еще долго никто не сунется. Но у парней на центральном посту и без Титана хватает забот. Здесь, у Сатурна новые арабы держат целый флот, и наткнуться на их корабли можно повсюду — от деления Энке[2]до орбиты Фебы. Плюс базы женевцев на Гиперионе и Япете — как знать, не ввяжется ли в дело женевский крейсер, оказавшийся достаточно близко?

Хосе Лопес:

— Э! Да он поворачивает! — и, чуть погодя, — поздно, голубчик. Не стоило даже пробовать.

Кто сказал, что у всех латино взрывной характер? Да Сильва — да, точно, тот еще был живчик. А Лопес ледяной, спокойный, как трупешник, надежный, как ходовая часть рейдера, если, конечно, не считать случаев, когда он впадает в любовное томление… За то время, пока Сомов служит на «Бентесинко ди Майо» в ходовой части не было ни единой поломки. Рейдер строили на лунных верфях Российской империи, так что все характерные признаки тамошней работы налицо: ходовая часть, связь, орудийный комплекс и приборы наблюдения — выше всяческих похвал. Правда, вся периферия работает хуже некуда. Регенератор воды ломается не реже раза в неделю. Электронные замки на дверяхвпору заменять крючком и скобкой. А гамаки просто — топтать. Топтать долго, энергично и сладострастно. И не Бог, кто-нибудь заглянет в комнату отдыха… Но все, что считается главным, сделано на совесть. Как надо. И не грузовику состязаться в скорости с таким кораблем.

…Новоарабский транспорт описывал широкую дугу. Тамошний капитан, мечтатель, каких поискать, возжелал уйти на скорости: благо, до порта приписки где-нибудь на Тефии совсем недалеко. Только грузовики «Дельта» создавались вовсе не для того, чтобы играть роль стремительно убегающих жертв. Это корабли мирного времени: огромные, валкие, неторопливые… А вот рейдер, напротив, с рождения предназначен был для охоты. Сейчас «Бентесинко ди Майо» при любых обстоятельствах мог догнать транспорт и отрезать его от базы.

Начиналась рутинная процедура. Виктор был в четырех рейдах, и каждый раз — все то же самое. Правда, во второй раз крейсера Лиги головы не давали поднять, гоняли и чуть не прихлопнули рейдер. Но вот не прихлопнули же! Спас Господь и святой Авось его. Зато в трех остатних вояжах «Бентесинко ди Майо» взял пять «призов». Так что кое-какой опыт, господа, имеется. Быть шестому «призу» неизбежно, прости, Боже, за такую самоуверенность.

Два корабля быстро сближались. Лопес получил от капитана приказ: дать предупредительный залп. Видно, словесные увещевания ничуть не заставили экипаж «приза» отказаться от неразумных дрыганий. Впрочем, на памяти Сомова, ни разу новых арабов не удавалось уговорить. Не зря на флоте их называют «буйными»… Лопес ввел координаты.

Новенький забормотал:

— Боезапас тратить обидно.

— Что за война без пальбы, салага!

Это ему ответила Маша Пряхина. Лучший комендор корабля, лучше даже Лопес, каковой факт Хосе безо всякого ропота неоднократно признавал. И, кстати, если бы не был женат корабельный инженер Виктор Сомов, любил бы Пряхину. Маша невестилась с размахом, имела бюст, пригодный для боевого тарана, и характер необыкновенно переменчивый:за четверть часа комендорша умела несколько раз перетечь из состояния смирной коровы Пеструшки в состояние безбашенного быка Дуролома. Но корабельный инженер Виктор Сомов женат. И он, несомненно, удержится. Не протаранит его бюст.

По носу транспорта, очень близко, зацвел пламенеющий мак. Маша:

— Хосе, ты неподражаем!

Новенький:

— Браво, маэстро!

Лопес:

— А ну-ка рты позакрывали. Не артвзвод, а труппа юмористов-передвижников!

Транспорт сбросил скорость. Так тоже бывало всегда. «Буйные» подчиняются силе, если ее предъявить открыто. И никогда комендорам «Бентесинко ди Майо» не приходилось разносить цель в металлическую крошку после предупредительного залпа. Все-таки не русские и не латино. Поэтому и буйство у них порционное. То ли дело наш родной сумасшедший дом…

Пауза.

— Что, шлюп сейчас спустят? Да? Шлюп?

Никто новенькому не ответил. Сам увидит.

От борта новоарабского транспорта отвалило целых два шлюпа. Видно, большая команда. Плодятся, черти, быстро. А тут пока трех настругаешь запаришься… На середине пути от «Дельты» к рейдеру их перехватил абордажный шлюп с «Бентесинко ди Майо». Проводят досмотр ребята. Как положено, по всей форме. Рейдер «Императрица Екатерина II» пренебрегал такими вещами, и где он теперь? Спаслись только трое. Те, кто был в момент взрыва рядом со шлюпочным ангаром. У очередного капитана «буйных» порция оказалась больше ожидаемой: он из своего шлюпа сделал брандер… Так. Досмотрели. И второй. Разошлись. Команда «приза» проложила свой путь к рейдеру. Абордажная команда «Бентесинко ди Майо» отправилась к «Дельте».

Пауза.

Запрос с центрального поста: «Хосе, ты как, потренироваться хочешь, или будем взрывать? Взрывать, конечно, дешевле, но у тебя там аматер…»

— Хорхе, тебе нужно?

— Нет, господин старший комендор! Да мы в учебке!.. По неподвижной мишени с расстояния…

— Отставить, сержант. Понял. — и Лопес ответил на центральный пост:

— Рвите.

Пауза. Кто бы сказал Сомову, когда ему сразу после ускоренных офицерских курсов предложили должность на рейдере в Солнечной системе и он, согласившись, пребывал в мечтательном настроении по поводу стремительных и неотразимых ударов, боевых действий на грани нервного срыва и т. п., что самые эффективные операции рейдеров состоят на 99 % из перерывов в работе.

Абордажный шлюп вернулся на борт «Бентесинко ди Майо». И только тогда экраны расцветились беззвучным фейерверком. Сначала из корпуса «Дельты» выстрелили разом три или четыре огненных нитки. И, казалось, эти все закончится. Но потом кормовая часть грузовика вспухла чудовищным нарывом и выплюнула оранжевый протуберанец весь встружках раскаленного газа. Добрая половина корабля превратилась в маленькую сверхновую. В вакууме нечему поддерживать горения. Пламя утихло очень быстро. То, чтоосталось от транспорта, явно не подлежало восстановлению. Просто груда лома, которая побудет некоторое время искусственным спутником Сатурна, а потом бесследно сгинет в его водородной атмосфере.

Пауза.

Отбой тревоги. Через девять минут «отдыхающая» вахта должна заступить на дежурство. Сомову хватило ровно на столько, чтобы отозвать Хосе Лопес подальше от подчиненных и высказать личное мнение о генофонде его бабушки. А потом поменяться обувью. Пальцы… еще шевелятся. Славен Господь! Ныне и присно, и вовеки веков. Аминь.

По коридору шли под конвоем пленники. Их продержали в шлюзной камере до возвращения абордажной команды, и теперь штурмовики «провожали» команду «приза».

Пленным арабам сказочно повезло. Они попали не куда-нибудь, а на корабль, построенный специально для глубоких рейдов. Обычный рейдер это скоростной грузовик, срочно переоборудованный для нужд военного времени. У него может быть очень приличный орудийный комплекс, большой запас хода и тому подобное, но даже его собственный экипаж размещается на борту корабля с великим трудом. Не для того посудину строили когда-то… Что говорить о пленниках, снятых с «приза»? В лучшем случае их ожидаем грузовой трюм, в худшем, прости Господи, какая-нибудь цистерна. Что-то не помнит Виктор Сомов рейдеры, переделанные из пассажирских лайнеров. Они, лайнеры, естественным образом тяготеют к классу штабных кораблей… Другое дело — «Бентесинко ди Майо». Серию из 16 однотипных кораблей, с самого рождения нацеленных на рейдерскую специальность, российские императорские корабелы построили по специальному заказу Латинского союза. Именно построили, а не перестроили. Каждый корабль — со скоростью, как у легкого крейсера, с артиллерийскими комлексами — как у фрегата или сторожевого корабля, и с запасом хода в режиме автономного рейда — как ни у кого… Всю серию продали прямо с верфи. Для друзей — недорого, можно сказать, по символической цене… Латино продержали флотилию на своей дионской базе ровно три месяца. Там каждое судно окрестили, «обкатали» и сейчас же продали на Европу. Для друзей — недорого, по той же символической цене. Копейка в копейку. Сентаво в сентаво. Очень вовремя, как раз перед самой войной. Бывают же такие совпадения! «Бентесинко ди Майо» означает «25 мая», день независимости исчезнувшей, но чтимой страны Аргентина… Базу рейдерской флотилии предоставила Русская Венера. Они там все анархисты, что с них взять? Вовсю попирают международное право. Ну а экипажи тайно прибыли с Терры-2. То есть,разумеется, флот Русской Европы дал своих специалистов… Сделал все, что мог. Из 63 человек экипажа «Бентесинко ди Майо» целых пять кадровых боевых офицеров — с Европы… Включая командора Вяликова. Генеральный военно-космический конструктор Российской империи Сергей Борисович Гончаров, говорят, плакал, когда узнал: не для своего флота спроектировал такое чудо! Но потом утешился и даже сказал журналистам: «У нас такого добра хватает. Если надо, еще построим. Даже лучше. А для друзей — не жалко».

…Так вот, арабам сказочно повезло. Цистерна им не грозила, поскольку на «Бентесинко ди Майо» был кубрик специально для пленников. Ничуть не хуже тех, что для команды, и как раз на 48 человек: ровно столько, сколько их попалось на этот раз… Разве не везение?

Штурмовики в устрашающих бронекостюмах, делавших каждого их них раза в полтора больше истинного размера, держали новых арабов под прицелом. Излучатель «Екатеринбург-10» в штурмовой модификации — очень удобная штука. В случае необходимости им нетрудно резать переборки и чуть ли не борта у небронированных судов. А можно передвинуть регулятор и слегка поджарить буяна, не рискуя продырявить собственную посудину изнутри…

— Капитан-лейтененант Сомов!

Он повернул голову. Ну, точно. Ухмыляющаяся рожа капитана Луиса Ампудии, командира абордажной команды. Бритый череп, уши, как у профессионального борца — прижатые и покалеченные, два металлических зуба сверху и два снизу (говорит, что титановые, но, видно, брешет, как обычно), плоское скуластое лицо, добрые васильковые очи, и такая в них чистота и невинность, прямо как у дитяти… Говорят, женщин Ампудия подцепляет всегда одном и тем же приемом: приходит в кабак, завязывает разговор с кем-нибудь подходящим и начинает жаловаться, что у него никогда ни с кем не было секса. Робок, понимаете ли. Для взрослого мужчины это так мучительно. И глаза! Печальные, доверительные… Иногда все то же самое капитан проделывает на спор. Правда, время от времени партнерша сама подцепляет его, и тогда аттракцион теряет всякий смысл. Потому что могуч и весел капитан Ампудия, а жалование тратит исключительно на баб.

— Поздравляю, Сомов! Молодец!

— С чем поздравляешь, Лу?

— Как, ты еще не слышал? Тебе не передали? Странно.

— Ну, давай, не тяни кота за хвост.

— Э-э! Как ты вообще разговариваешь со старшими по званию!

— Адмирал выискался.

— Ладно. Тебе сегодня можно. В общем, шагай к командору Вяликову. Приказ пришел: всем отличившимся офицерам вручить комингс второй степени с мечами и бантом.

— Уже.

— Что — уже? — растерялся Ампудия.

— Уже вручили. Я его в кубрике повесил. На стене, рядом с гамаком. Хочешь, приходи, посмотришь. Тебе ведь еще не дали.

Ампудия зашелся хохотом. Арабский арьергард дрогнул, пленники завертели головой, отыскивая турбину без глушителей…

— Молодец, Витя! Так держать.

И хлопнул, стервец, бронированной рукавицей по левому плечу. Аж сердце тихонечко пискнуло. Его бы кто гирей по башке хлопнул…

Сомов перестал бегать на ПХД за сменными аккумуляторами еще в училище. Там же понял, что не следует отыскивать программы, имитирующие аварийную подзарядку мэйдэя. Хотя доброжелатели неоднократно советовали поискать. Разок попытался, получив наряд вне очереди за самоволку, драить подволок дасторедуктором.[3]Старший наряда поржал и честно объяснил: «Опять тебя, долбень, надули». Он сто лет назад узнал: ПХД — это парково-хозяйственный день, мэйдэй — сигнал спасения, подволок — потолок, дасторедуктор — прибор, помогающий связистам избавиться от направленных помех, а комингс — высокий металлический порог в люках (так они тут двери называют, твою-то мать!), ведущих из отсека в отсек… И еще он держал в памяти мириады беззлобных шуток, впитанных кадровыми офицерами с молоком первых дней службы. Его, вчерашнего гражданского человека, проверяли на вшивость с удвоенной энергией. Он один раз поставил шутнику бланш, один раз получил сам, и один раз превратил особенно остроумному деятелю губы в кашу. Этот посоветовал для «лучшего разогрева» добавить в водку смазочную жидкость ИКЛ-55. Эту шуточку Виктор знал по печальному опыту Мачея Шапиро, заработавшего расстройство желудка на неделю и метеоризм, кажется, на всю жизнь… Прошло полгода с тех, как он поклялся себе: сам — никогда, ни за что! И за день до выхода в нынешний рейд, еще на базе, с изумлением застукал самого себя за мрачным делом: оказывается, он посылал новобранца на камбуз за высокочастотным тестером. Тот, бедняга, пошел…

— Капитан Ампудия!

Капитан рейдера командор Вяликов стоял, оказывается, за переборкой. Глаза у главного штурмовика за несколько мгновений выцвели от элитарных васильков до дешевогоширпотребного кобальта.

— Да, господин командор…

Далее весь разговор происходил на чудовищном испанском. Вяликов, невероятно корректный со своими подчиненными, специально выучил испанский, дабы показать уважение к латино, прибывшим с Терры-2, несмотря на то, что официальным языком всей рейдерской флотилии был русский. Совершенно открытая статистика, доступная всем и каждому, а Сомову известная чуть ли не со школьной скамьи: население Терры-2 состоит примерно на 60 процентов из русских, на 25 процентов из испаноязычных латино, на восемь процентов тоже из латино, только португалоязычных. Остаток делился следующим образом: 2 процента поляков, 2 процента украинцев, полтора процента белорусов, 1 процент евреев и полпроцента женевцев, то есть людей, у которых туговато с этнической принадлежностью, зато имеется ярко выраженное гражданство. А теперь другая статистика: население Русской Европы со всеми ее владениями во внеземелье на 99,99 процентов — восточные славяне. Из них просто 99,9 процентов — русские. На всем евро-русском флоте язык соответствующий. Но таков уж командор Вяликов…

— Не хочет ли капитан Ампудия повернуться и посмотреть на капитана-лейтенанта Сомова?

Штурмовик понуро повернулся и посмотрел.

— Кто перед ним?

— Капитан-лейтенант Сомов.

— Точно?

— Да, господин командор.

— Значит, вы уверены в том, что перед вами старший инженер рейдера и ваш боевой товарищ, а не хрен собачий?

— У…уверен, господин командор.

— Так какого черта вы травите свои дерьмовые финтифлюшки? — по-испански это прозвучало просто непередаваемо. Сомов, учивший в школе шесть обязательных языков — родной, польский, испанский, португальский, английский и женевское эсперанто, — и знавший эспаньол лишь самую малость хуже русского, едва не прыснул.

— Виноват, господин командор.

— Не хотите ли извиниться?

— Так точно… — уставная фраза, на испанский не переводится…

Ампудия взглянул на старшего инженера рейдера и боевого товарища, как на давнюю знакомую, которая только что сообщила ему, мол, дружок, не пора ли тебе осесть, жениться и завести детей… ребенка… кстати, у нас, любимый, недавно появился очень большой шанс.

— Э-э, Витя… я…

— Внятнее, капитан.

— Э-э, Витя… я не хотел…

— Да ничего, Лу, ладно.

— Отлично, капитан! Но на базе все равно получите два внеочередных дежурства по кораблю. Можете быть свободны.

Глядя на удаляющуюся спину старшего штурмовика, Сомов со щемящей ясностью понял: тот пятизвездочный коньяк с самой Земли, который заначен у него для особо важного случая, по возвращении на базу будет распит с этим бритым амбалом безо всякого важного случая.

Командор Вяликов, на редкость тучный человек, притом абсолютно невоенный по всем своим повадкам, числился на флотилии чуть ли не лучшим. За всю войну «Бентесинко ди Майо» не получил ни единого попадания, между тем, три корабля из шестнадцати уже отслужили свое… И покуда ни одна штабная голова не отыскала в организации службы какой-нибудь прорехи. Ему, первому из капитанов, присвоили командорский чин. Флотские это обычно трактуют, как намек на скорое повышение… Притом экипаж радовался за Вяликова, поскольку у него, видимо было ампутирована та часть мозга, где размещается широко распространенное знание: как служить за счет экипажа.

Так вот, командор хлопнул Сомова по правому плечу, и опять сердце ойкнуло, ведь как ему не ойкнуть, когда полтора центнера хлопают по плечу…

— Что, инженер, все никак не оставят в покое?

— Ничего, господин командор. Справляюсь.

— Вот и молодец. Я открою вам, Виктор Максимович, маленький секрет. Я ведь сам не из кадровых…

Оба!

— На вашем лице я вижу недоверие. Поймите, у республики очень маленький флот. Стыдно сказать, до чего маленький. И — третья война… Никто до сих пор не воевал в космосе больше нас, разве что Женева. Но это принципиально разные ситуации… Они преследуют определенные интересы, а нам просто необходимо выжить. Когда-то я счел себя обязанным оставить старую работу и пойти на флот. Так что мы с вами, кажется, одного поля ягоды.

— Разрешите вопрос, господин командор.

— Разрешаю.

— А кем вы были раньше?

— Не поверите. Преподавателем философии в Государственном университете Европы… И, к слову, на всякий случай… Если сами, Виктор Максимович, уподобитесь нашему бравому коллеге, не помилую.