Чтение 13–й страницы книги ~Убить миротворца~

Кажется, Мэри настроилась серьезно.

— Что? — оттягивать неизбежное — худшая тактика. Но сейчас он не способен был придумать иной.

— Я о ребенке. Если ты не понял с первого раза… Я не хочу его, и не хочу разговоров о нем. Ни сейчас, ни когда-либо позже. Димочка, ты согласен оставить эту тему в покое? — в ее голосе всегда хватало металлических тонов. Просто иногда Мэри позволяла себе фривольный алюминий, хотя и предпочитала доброе старое железо.

На этот раз ему в ухо тяжко дохнул свинец.

Сомову неожиданно показалось, будто Мэри взяла его горло в стальной зажим и беспощадно скручивает, душит, пригнетает к полу… А он пытается разорвать кольцо ее рук,напрягает все силы, но ничего сделать не может. Почему она — сильнее? Ловчее? Почему она всегда первой успевает применить прием, а ему остается медленно уходить из тисков или сдаваться? Впрочем, сейчас выскользнуть не удастся. Не тот случай.

— Я жду ответа.

Свинец, истинный свинец!

Вдруг Дмитрий ощутил странную прелесть своего положения. Да, он неминуемо проиграет. Он опять будет неминуемо сокрушен. Но в крови его родился горьковатый мед поражения, способный открывать дверь изощренно-тонким радостям. Теперь он захотел продлить это дивное состояние осознанного и сладостного рабства. Необычная новая игра и такая прелестная в своей первобытности… Продлить! Насколько возможно. Вся анатомия и физиология сомовского тела кричали: «Еще! Еще!»

— Я, право, колеблюсь…

Она вскинула руку, ухватила двумя пальцами за подбородок и повернула лицо Сомова к себе. Дмитрий даже зажмурился. На него смотрел человек, обуянный нестерпимой жаждой власти.

— Ты колеблешься, Димочка? Ты колеблешься?

Кажется, она пребывала в дюйме от пощечины. Или даже от целой серии сладостных пощечин. Сомов захотел ее карающих прикосновений. Надо помочь девочке.

— Мэри, зачем ты так, я начинаю бояться тебя. Не надо. Пожалуйста, не надо так…

— Я бы на твоем месте проявила больше благоразумия.

Она не ударила. Она хотела ударить, видит Разум высокий, это чувствовалось. Но скорее всего, Мэри сказала себе: «Стоит ли женщине, желающей властвовать над другими людьми, так распускать собственные инстинкты? Я выше этого, я сильнее». И лишь ногти на ее утонченных пальчиках глубже впились в плоть его щек.

Сомов не чувствовал боли. Он страстно ждал пощечину. Но не дождавшись, был вознагражден взглядом любимой. Бывают взгляды наотмашь…

— Да! — закричал он, — Да, Мэри, да!

Она ничего не поняла, но отпустила подбородок. Две крохотные капельки крови. На всякий случай она переспросила:

— Больше никогда, Дима? Ты уверен?

— Никогда Мэри! Все будет, как ты хочешь!

Она поглядела на Сомова, пытаясь определить, нуждается ли он в утешении. Впрочем, утешать — не ее ремесло. Только если в самом крайнем случае… Попробуем сформулировать вопрос иначе: достоин ли такой… в лучшем случае, тюфяк… достоин ли он утешения? Мэри затруднялась ответить на свой вопрос отрицательно или утвердительно. Нечто среднее. В любом случае, не стоит терять ценное имущество. И она сказала спокойным голосом:

— Поди-ка ты умойся. А потом — спать. Выбросим из головы всю эту ерунду…

Полночи он не мог уснуть, размышляя: останутся ли к утру на простынях пятна? Для Мэри это серьезный криминал.

Когда-нибудь он обязательно решится повторить. Не скоро. Но обязательно!

Глава 7

Бой за Весту

26мая 2125 года.

Рейд Даниловской гавани на Весте.

Виктор Сомов, 29 лет.

…Перед разводом второй вахты на большом артиллерийском корабле «Святой Андрей» отстояли молебен. Потом к экипажу, построившемуся на главном марше батарейной палубы, вышел капитан корабля. И как-то небрежно он встал перед строем: только-только закончил какое-то дело, сейчас возьмется за другое, а с людьми своими поговорить вроде бы недосуг. Сухонький старичок, борода растет неровными клочьями. Вот он встал, помолчал, улыбаясь своим мыслям, потом вспомнил: ага, надо сказать что-то такое… да. Да-да. Снял фуражку, рассеянно почесал лысину, скупо окаймленную серой порослью. Опять заулыбался. Безо всяких признаков солидности.

— Ребята… Конечно, надо бы речь произнести, случай важный подвернулся. К добрым чувствам обратиться, о долге напомнить и… э-э… о тех, кого мы защищаем… Но я ничего говорить не хочу. Оно того не стоит. Все вы храбрые люди, я в каждом из вас уверен, как в самом себе. Вот так… Мы их побьем сегодня. Других вариантов нет. А потому и говорить нечего. — Он повернул голову к старпому. — Командуйте.

А сам удалился на центральный пост.

Старпом:

— Через полчаса построение на развод. Вольно. Разойдись. Господа офицеры, подойдите ко мне…

Корабельный священник исповедовал и причастил всех, кто попросил об этом. Виктор пожалел, что нет у него чистой смены белья. Бессмысленный на первый взгляд обычай, — не в исподнем же душа перед Богом предстанет в случае чего, — но все-таки неудобно…

Команда мертвого рейдера «Бентесинко ди Майо» пережила свой корабль всего на двое суток. Людей разобрали очень быстро. Сомову досталась должность старшего корабельного инженера на посудине раз в пять крупнее предыдущей. В другое время прослужил бы он здесь тихо мирно многие месяцы: арткорабли — не чета рейдерам, в боях они участвуют куда реже. Само их присутствие в определенном секторе пространства — уже большое тактическое событие… Но это — в другое время. «Святому Андрею» предстояло в самом скором времени прожить тот час, который составляет главный смысл в биографии подобных монстров. Ради него правительства отдают немыслимые деньги судостроителям, ради него ломают голову целые институты военных теоретиков, ради него каждый год на учебных стрельбах в белый свет уносятся непостроенные школы, больницы и детские приюты. О нем мечтают адмиралы. Его вымаливают у Бога отвести от сыновей родители новобранцев.

Первая война за раздел Внеземелья началась почти шестьдесят лет назад. С тех пор в космосе воевали много и расточительно… собственно, таков один из способов решать проблему перенаселения. До сих ни Российская империя, ни русский мир Внеземелья ни разу не дрались всерьез. Все прежние большие войны их миновали. Чужие ошибки и чужие потери были главным источником знаний о том, в чем заключается искусство звездной стратегии. Но теперь война с «буйными» проверяла на прочность всю военную машину Империи и всю ее дипломатию.

«Тест» продолжался вот уже целый год, и большое военное начальство считало результаты более чем удовлетворительными. Но за год не случилось ни единого крупного сражения. Противники делали попытки перерезать коммуникации, гонялись за транспортами, бомбардировали владения друг друга с изрядной дистанции, прощупывали возможности для десанта… Налеты рейдеров оказались чуть ли не верхом активности. Впрочем, понимающие люди предсказывали, что затянувшийся дебют сменится молниеносным миттельшпилем. Генеральное сражение набухало неизбежностью.

Аравийцы желали Весту. Русский мир желал раздавить буйных, обороняя Весту.

Добрую половину колоссального астероида занимал российский мегаполис Даниловская гавань, а все остальное — оборонительные сооружения. Город укрепляли полстолетия. Чтобы высадить тут десант, «буйным» нужно было подавить подземные и поверхностные форты астероида. А для этого требовалось сначала изгнать эскадру, прикрывавшую Весту. Следовательно, судьбу Даниловской гавани предстояло решить поединку тяжелых артиллерийских кораблей.

Сомов до крайности неуютно чувствовал себя на борту «Святого Андрея». В училище ему вдалбливали одну тактическую доктрину, а сейчас приходилось идти в бой в принципиально иных условиях. С 90-х годов XXI века военные теоретики вели спор о генеральных сражениях в космосе, и как строить корабли, чтобы всегда оставаться в выигрыше. Их и было-то до сих пор всего три, три великих баталии звездных эскадр… В 2095-м лунная флотилия Нью-Скотленда тонко переиграла ударные силы Латинского союза. В 2115-м произошло нечто чудовищное в поясе астероидов. Сражение между флотами Женевской федерации и Поднебесной продолжалось восемь суток условного времени, участвовало в нем больше трех сотен кораблей, и горели они, как сухая трава на ветру. Обе стороны объявили себя победившими… Наконец, в 2120-м «буйные» уничтожили сатурнианскую эскадру латино. «Великие державы» по-разному истолковали результаты этих сражений. Женевская федерация, Аравийская лига, Новый Израиль и Латинский союз приняли артиллерийскую доктрину: в решающий момент противника следует подавить мощью залпов; прочее — второстепенно. Причем сама эта идея на практике имела две градации: женевцы и латино строили ударные корабли, — по старинному обычаю они именовались линкорами, — относительно быстроходными и комфортными для команды, в то время как у остальных военные верфи выпускали целые серии колоссальных придатков к арткомплексам… Против Весты Аравийская лига бросила тридцать линкоров из имевшихся у нее тридцати восьми. Израиль, Нью-Скотленд и Терра-2 избрали броневую доктрину. Родная Терра встала этот путь из-за того, что женевцы просто не разрешили иметь линкоры силам безопасности своей подмандатной территории. Что ж, рассудили терранские адмиралы, тогда остается броня… Но только это должна быть такая броня, которой ничего не стоит выиграть дуэль с залпом любой мощи. А что? Израильтяне и ребята с Нью-Скотленда тоже берегут своих, экономят на арткомплексах, но в деле смотрятся совсем не худо… Китайцы разработали «полифункциональную» доктрину. Они заменяли десяток линкоров одним кораблем размером с город. В Поднебесной считали: пусть будет много брони, много излучателей и ракетных установок, плюс к тому штабной центр, кубрики для целых десантных бригад и ангар для флотилии малых кораблей поддержки. Громадные корабли-базы стали чем-то вроде плавающих островов в комическом океане… Наконец, существовал «стандарт русского мира», которым пользовалась Российская империя и консульская республика на Европе. На титанические проекты, вроде левиафанов Поднебесной, им явно не хватало средств. Взвешивая сильные стороны артиллерийской и броневой доктрин, здешние стратеги решили попробовать нечто среднее. Современный боевой корабль, он ведь, прости Господи, до странности похож на стакан водки. Больше положенного количества граммов не нальешь — через край потечет. Кто-то выбирает лимонную, кто-то перцовку, а мы, значит, попробуем коктейль… Русский «большой артиллерийский корабль» стрелял «гуще» любого броненосца с Нью-Скотленда и превосходил живучестью любой женевский линкор. Но достоинства и недостатки — всего лишь стороны одной медали…

Сомов не доверял коктейлям. Он как-то поинтересовался у старпома, служившего на «Святом Андрее» со дня ходовых испытаний, о толщине броневых листов. Ответ его до крайности разочаровал. После броненосных крейсеров Терры он чувствовал себя здесь едва ли не голым. Одно дело рейдер: даже у самого страшного ловца рейдеров, легкого крейсера, как говорится, «калибр пожиже». Ты защищен яичной скорлупкой, но и враг твой закрыт ничуть не лучше. А здесь что? Стрелялка у противника дай Бог, а вокруг тебя брони — кот наплакал. Мелкими кошачьими слезами. Разумеется, «еврорусским» из «коренного» экипажа он ничего говорить не стал. Во-первых, дадут в торец, и будут по-своему правы: нечего перед дракой дребезжать. Во-вторых, изменить ничего нельзя; менять можно было лет десять назад, когда Главный штаб Русской Европы составлял судостроительную программу. В-третьих, он представил себе офицера со «Святого Андрея» на терранском крейсере: вот подходит он к Виктору и жалобно так говорит, мол, пушчонки слабоваты, мол, как-то некомфортно… Какого рожна ему ответить? «Шел бы ты, дубина…» Вот и нечего! Где пришлось воевать, там и сги… тьфу ты, мать твою!.. там и намылим рожу «буйным».

Русская Европа располагала четырьмя большими артиллерийскими кораблями и отдала для защиты Весты три из них: «Святого Андрея», «Святого Александра» и «Святого Филиппа». Собственно, Веста — территория России, но именно здесь должна была решиться судьба миттельшпиля; не стоит экономить на главном. Командор Елисей Нифонтов сделал своим флагманом «Святого Андрея».

Российская империя сосредоточила у астероида двадцать два корабля того же класса из тридцати двух имеющихся в наличии. Имперский вице-адмирал и великий князь Сергей Иванович держал вымпел на «Константине Леонтьеве».

Венерианские анархисты приличным флотом обзавестись не сумели. Зато они щедрой рукой отправили истребительный корпус «Черная смерть» — укрепить гарнизон Весты для отражения десанта. На случай, если все-таки придется…

Формально нейтральная Терра-2 тайно переправила на Европу очередную сотню офицеров и специалистов.

Русский мир выжал педаль до отказа. Но тень Женевы за спиной «буйных» могла перетянуть.

Все-таки… тридцать против двадцати пяти.

И на флагмане аравийцев готовился выложить «домашние заготовки» Али Хаджа, «владыка тигров», человек, сумевший пять лет назад разделать мощную эскадру латино как Бог черепаху, командовавший захватом Тефии и бомбардировкой Дионы, а еще того раньше принимавший капитуляцию Харона… Самый известный флотоводец среди всех ныне действующих. Живой раздел из учебника по тактике.

Русская эскадра попрощалась с орбитальным рейдом у Весты. Было бы совсем неплохо принять бой с аравийцами над самой Даниловской гаванью: форты с поверхности поддержат огнем. Но сколько стали и огня придется принять самому городу! Не приведи Господь. Так что драться предстояло в открытом пространстве.

На разводе вахты были посажены по боевому расписанию. На «Святом Андрее» в подчинении у Сомова была маленькая армия инженеров и техников. Тридцать человек. На главном инженерно-ремонтном посту у него был собственный экран внешнего обзора. Минуло три часа после выхода с рейда. Из рубки дальней разведки сообщили: противник… дальность… скорость… курс… состав — тридцать целей. Как и ожидалось. С центрального поста подали команду: «Старшим офицерам провести контроль функционирования всех систем. О готовности доложить!»

Виктор по очереди вызвал шесть своих аварийных команд. Старшие в командах проверили ремонтные автоматы и роботов, а еще, наверное, тихонько спросили у своих младших, мол, как, мужики, нормально все? — и доложили ему: есть готовность. Последним докладывал Яковлев, и здесь, на «Святом Андрее», попавший ему под начало. Сейчас он сидел рядышком, а чуть поодаль — мобильная группа из пяти человек. Резерв, который расходуется в самом пиковом случае.

Потом Сомов погонял на разных режимах аварийные датчики, запросил текущее состояние основных систем машинного отделения, резервной энергетики, пожарной защиты, экстренной эвакуации… и так далее и тому подобное, всего же двадцать два запроса. В самом конце вызвал узел самоуничтожение корабля, будь он неладен… в смысле, узел, а не корабль… Проверял серьезно, старался не пропустить какой-нибудь дурной гибельной мелочи, хотя в последние трое суток делал это бессчетное количество раз. Вроде, все в порядке, ничего подозрительного. Тогда и он сообщил на центральный пост:

— Инженерно-технические системы в норме. Ремонтные системы в норме. Аварийные команды готовы.

Теперь ему оставалось наблюдать и ждать. Его бой по-настоящему начнется после боя…

Сражения в открытом пространстве чаще всего скоротечны. Это азы. Их знает любой флотский офицер. Эскадры расходятся на контркурсах. Корабли находятся в зоне действенного огня на протяжении нескольких десятков минут. Самый короткий огневой контакт арткораблей продлился всего две минуты. Самый длинный — сорок минут: бой велся на черепашьих скоростях над планетоидом и не на контркурсах, а при почти параллельных векторах движения. Но когда эскадры разошлись, адмиралам никто не мешает, подсчитав потери, дать приказ на разворот. И тогда опять — контркурсы. Сомов считал, что это похоже на какой-то старинный танец: партнеры кружат, кружат, не касаясь друг друга, и лишь на краткое время берутся за руки… Четверть часа — огневой контакт, час — разворот, десять минут огневой контакт — два часа разворот. И так, пока одна из сторон не решит удирать, а не разворачиваться. Или… пока не погибнет вся до единого корабля. Китайцы и женевцы во время памятного побоища в поясе астероидов столкнули группы эскадр. Так вот, самые стойкие успели сделать по девятнадцать разворотов. До Виктора доходили слухи, будто после того боя на разбитых, но уцелевших кораблях потери измеряли сначала в сумасшедших, а уж потом — в убитых. Во время эскадренного боя в среднем тридцать процентов боезапаса расходуется мимо цели, еще двадцать процентов сбивают удачливые комендоры из службы противоракетной защиты. Если, конечно, служба поставлена, как надо… Все остальное попадает. У рейдерников статистика намного утешительнее. А тут и мишени поболе, да и калибры — тоже. Но главное, большие арткорабли, они же линкоры, они же броненосцы рассчитаны на взаимное уничтожение, и бои между ними ведутся только с одной целью: истребить противника. Не отогнать. Не повредить. Не напугать. И не блокировать. Только насмерть.

Сергей Иванович дал команду на снижение скорости. Его логика была ясна Сомову. Так поступает тот, кто уверен в своих силах и стремится продлить первый огневой контакт подольше. Вскоре стало известно время пребывания «взявшись за руки». Двадцать пять минут, плюс-минус самая малость.

Обе эскадры шли в строю косой плоскости. Собственно, самое распространенное изо всего, что рекомендовала тактическая теория. Этот курс училище проходило очень ускоренно. Его сократили чуть ли не в первую очередь. Командование исходило из практических соображений. Командовать флотами вчерашним выпускникам точно не придется. Если молодого офицера убьют — проблема отпала сама собой. Если не убьют, но и карьеры особой он не сделает, опять же тактика ему не нужна. На худой конец, пойдет в чины… что ж, тогда его доучат в Академии! Сомов получал от тактической теории неизъяснимое мальчишеское удовольствие. Он изучил ее в объеме, намного превосходящем изначальный, несокращенный курс. Он наизусть помнил все виды косых плоскостей, и уж конечно любимую трехлинейную схему Али Хаджи.

Собственно, что прежде всего нужно флотоводцу в эскадренном бою? Задействовать как можно больше своих огневых средств одновременно и сократить до минимума возможность попадания по своим. Для этого лучше всего строить корабли в одной плоскости, наклоненной под углом примерно сорок пять градусов к вектору движения. Опаснее всего момент, когда две плоскости проходят друг друга насквозь, и в наступающей мешанине возникает риск поразить собственные корабли…

Али Хаджа всегда строил плоскость из трех параллельных линий. Причем в той из них, которая должна была первой войти в огневой контакт с противником, ставились самые старые и слабые корабли. Во второй — получше. Арьергардную линию составляли новейшие линкоры с самой мощной артиллерией. Он и сейчас применил этот ход. В основе такого построения лежала здравая идея: решающие силы вступят в дело чуть позже прочих и нанесут удар по врагу, уже получившему повреждения, столкнувшись с авангардом. Когда-то именно третья линия Ходжи добила сатурнианскую эскадру латино.

Но великий князь отчудил нечто такое, чему Сомов не мог отыскать название в тактических анналах. В плоскости русской эскадры корабли были разбросаны совершенно беспорядочно. Для чего? Сомов поставил себя на место Хаджи: какой подвох почуял бы он? Пожалуй, трудновато будет распределить цели… кое-кто вступит в бой на несколько десятков секунд позднее.

Зуммер!

Огневой контакт.

Первые повреждения — в первую же минуту. Это не тот древний бой между неповоротливыми дредноутами, когда противники ловили друг друга в бесконечные артиллерийские вилки. Теперь попадают с самого начала. Четвертый арткомплекс… Носовой сантехнический узел… броневой лист, закрывающий артпогреба носовых арткомплексов — славен Господь, не пробило насквозь… один из спасательных шлюпов… Ерунда, пока одна ерунда… Но аварийные команды зашевелились, расползаясь к местам пробоин в обшивке и внутренних повреждений.

На экране внешнего обзора появились пунктирные линии, обозначающие вектора стрельбы с обеих сторон. Вот она, домашняя заготовка Хаджи! Просто, но эффектно. Двадцать два аравийских вымпела постепенно разбирали цели по схеме один-против-одного. А остальные восемь взяли на себя три корабля Нифонтова. Видимо, Хаджа рассчитывал найти слабое звено. А про флот Русской Европы после года войны доподлинно известно: экипажи там — сборная солянка…

Великий князь Сергей Иванович гнул свою линию. У него вся эскадра сконцентрировала огонь на трех аравийских линкорах — флагманах линий в косой плоскости Хаджи.

1минута огневого контакта…

Сомов вызвал ремонтный макет, сейчас же появившийся над экраном внешнего обзора. Это три голографических копии «Святого Андрея»: целый корпус корабля, то же в разрезе сверху, то же в разрезе сбоку. Датчики фиксировали на ремонтном макете все попадания и все предполагаемые повреждения от них. Предполагаемые — потому что добрая четверть датчиков начинает нести чушь от сильного сотрясения и высоких температур. Какая действительно приключилась беда, сможет определить только аварийная команда, прибывшая на место.

Пока довольно чисто. Хотя «достают» их каждые пять-десять секунд.

— Один — ноль. Господин капитан-лейтенант, взгляните, — оторвал его от макета Яковлев.

На экране внешнего обзора флагман первой линии аравийцев фонтанировал пламенем и быстро разваливался на куски. Он напоминал веселый бенгальский огонь, выпавший из детской руки…

3минуты…

Так. Чуть серьезнее. Ракета «буйных» превратила одиннадцатый арткомплекс в инвалида… Две аварийных команды туда.

Пока он разбирался с первой по-настоящему неприятной раной в теле «Святого Андрея», из строя аравийской эскадры выкатился линкор, как видно, потерявший управление. Корабль выходил из боя, скорее всего, не по воле капитана: его маневр выглядел странно.

7минут…

«Святой Александр» прекратил стрельбу, и теперь лишь беспомощно подставлял борт под огонь неприятеля. Сомов плохо представлял себе, какое повреждение способно разом вывести из строя всю артиллерию. Да и некогда было задумываться о неприятностях соседей: на восьмой минуте ему с избытком хватало своих…

Кубрик связистов и трюм под ним… кормовой лазарет… ОМП-салон… о!

Сомов почувствовал, как кровь приливает к лицу. Он машинально бросил взгляд на Яковлева. Тот был мертвенно бледен. Это применяли только для подавления фортов на планетоидах, да еще для бомбардировок, в результате которых живых оставаться не должно… Впрочем, если «Святой Андрей», а вместе с ним и три-четыре ближайших соседа, непревратились в пыль, значит, боеголовки целы. Виктор отправил в ОМП-салон аварийную команду и через минуту выслушал доклад: мол, все нормально господин капитан-лейтенант, будем жить.

— Будем жить, мичман…

И он опять погрузился в жутковатое таяние ремонтного макета и суету аварийных команд.

На несколько мгновений мозг старшего корабельного инженера посетила странная мысль: как будто все происходящее в открытом пространстве — миф, игра, иллюзия, и нет никакой реальности в том, что отражается на экране внешнего обзора. Реальность только здесь, на борту бронированной скорлупки, где металл, ворвавшийся извне, корежит другой металл, увечит и губит людей. А люди упрямо стараются делать свое дело, подавляя ужас, надеясь на победу.

Посетила и сгинула…

— Есть, командир! Есть! Смотри! Обана! — и тут вечно корректный, образцовый Яковлев, добавил фразу, которую его начальник слышал последний раз семь лет назад на верфи: рабочие после получаса усилий по установке вакуумного насоса, обнаружили, что насос не той марки, и выразили крайнее удивление. Капитан-лейтенант оторвался от ремонтного макета и взглянул на экран внешнего обзора. Да, на это стоило посмотреть! Две эскадры слились в тесном объятии, проходя друг друга насквозь. Флагманский линкор второй линии «буйных» превратился в колоссальный факел. Не было видно ни бронированной плоскости, ни надстроек, ни антенн — один сплошной сгусток пламени. В вакууме огонь совсем не похож на своего неторопливого родича, обитающего на открытом воздухе: он подобен эпилептику, судорожно разбрасывающему конечности; сколько отпущено ему жизни, столько он агонизирует… Пылает, пока на корабле есть чему пылать, пока космос на задушит его ярость. Иногда судовой реактор, поврежденный прямымпопаданием, не взрывается, но температура внутри корабля поднимается столь высоко, что горит все, чуть ли не броня. Так и вышло…

Сомов уже оторвал было взгляд от экрана, как на нем одновременно расплылись две огненные кляксы. Взрыв линкора необыкновенно красив. Увидев такое, люди рефлекторно отмечают про себя: да, очень красиво, ни с чем не сравнимо. И лишь потом вспоминают про шесть сотен семей, которые получат похоронки…

«Святой Филипп» и флагман Али Ходжи превратились в часть космоса.

13минут…

В момент сквозного прохождения Сомов был очень занят. Непрерывно поступали данных о новых повреждениях. Их список пополнялся теперь ежесекундно. Ремонтный макет покрылся маленькими раковинками: тут и там взрывы ракет и удары излучателей вырывали куски из плоти «Святого Андрея».

Второй шлюпочный ангар… кормовой трюм… просто кусок брони без внутренних повреждений… еще раз одиннадцатый арткомплекс, и там сейчас мало что уцелело… рубка дальней разведки… второй батарейный марш… еще раз кормовой трюм… центральный пост…

— А! — вскрикнул Яковлев и засобирался спасать командора, пребывавшего как раз там.

— Стоять!

Сомов прервал его приготовления и связался с центральным постом. Молчание. Датчики показывают, что маршевые шлюзы изолировали отсек. Но старший корабельный инженер поберег мобильную группу: бой еще не закончен.

14минут. Эскадры «расцепились».

На экране внешнего обзора траектории стрельбы русских кораблей утратили концентрацию и распределились между десятком аравийских линкоров.

— Господин капитан-лейтенант… люди гибнут…

— Молчать.

Еще раз второй батарейный марш… машинное отделение… топливный трюм… седьмой арткомплекс…

Сомов опять вызвал центральный пост. Молчание. Кажется, «Святой Андрей» превратился в летающий гроб. По-видимому, сейчас им не управлял никто. И вот еще: топливный трюм это плохо, очень плохо. Датчики показывали во всех соседних помещениях температуру, при которой люди не живут…

Виктор отправил туда все, что у него оставалось, кроме мобильной группы.

— Четвертый… — вяло откомментировал Яковлев.

И точно, экран внешнего обзора демонстрировал роскошную огненную клумбу посреди боевого порядка «буйных».

Маршевые шлюзы отрезали от окружающего мира седьмой арткомплекс. Он и так был поврежден, а тут до него добралось щупальце пожара из топливного трюма.

21минута…

С аварийного пульта в резервной рубке управления вышел на связь капитан «Святого Андрея»:

— Капитан-лейтенант Сомов! Капитан-лейтенант Сомов! Вы слышите меня?

— Слышу отлично.

— Центральный пост разбит прямым попаданием. Приказываю немедленно заняться ремонтом и эвакуацией тех, кто остался в живых. Там командор Нифонтов со штабом… Примите все возможные меры!

— Так точно.

Возможно, там действительно кто-то уцелел. Возможно даже, если этих уцелевших не вытащить прямо сейчас, они умрут. Послать туда некого, кроме мобильной группы. Но между седьмым и двенадцатым кормовыми отсеками плескалось море огня. И оно триумфально запускало метастазы в соседние помещения, медленно пожирая корабль. В трех маршах от него аварийная команда латала дыру в машинном отделении: ракета «буйных» едва не умертвила «Святой Андрей». Если не остановить пожар, через четверть часа придется давать команду на всеобщую эвакуацию. Или, может быть, раньше. И дай Бог им всем после этого добежать до шлюпов и вовремя втопить пусковые клавиши… Сомов оценил положение дел в полминуты и решился:

— Яковлев! Давай-ка, мужик, сюда… — Он показал на ремонтном макете место между седьмым арткомплексом и машинным отделением. Хотел было добавить, что мобильной группе обязательно надо справиться, иначе кораблю хана. Но это все дурные эмоции, а потому старший корабельный инженер сказал совсем другое. — Резервов у меня больше нет. Если понадобится поддержка, свяжись, и я сам к вам приду.

— Не беспокойтесь, господин-капитан лейтенант…

Мобильная группа в ремонтных скафандрах понеслась по задымленным маршам.

24минуты…

На разбитый корпус «Святого Андрея» продолжали обрушиваться удары. Кормовой кубрик нижних чинов… главный марш грузовой палубы… десятый арткомплекс… броневой лист над медицинским отсеком… Но искалеченный корабль все еще огрызался.

На пост зашел из коридора человек в мичманской форме, с лицом настолько белым, как будто на него наложили чудовищный слой грима… В правой руке он держал кисть левой — оторванную и кровоточащую. Он не кричал, не выл, не плакал. Он просто разглядывал обрубок. Удивленно и с обидой. Попытался приставить кисть к культе… Виктор не знал его: большой арткорабль — не рейдер, со всеми не перезнакомишься.

25минут…

Кончено.

Эскадры разошлись на дистанцию, при которой артиллерийская дуэль неэффективна.

Раненый мичман рухнул у Сомова за спиной, поскользнувшись на собственной крови.

Сомова вновь вызвал капитан:

— …Доложите обстановку. Что делается на центральном посту?

Виктор бросил взгляд на список повреждений и кратко перечислил самое главное. Пока докладывал, ввел вызов одной из аварийных команд, работавших на одиннадцатом арткомплексе и перебросил ее к центральному посту. Вновь стрелять придется не раньше, чем через сорок минут. Комендоры подождут.

— Великий князь выясняет состояние кораблей. Он дал приказ на разворот… Виктор Максимович, скажите честно, насколько иы сейчас боеспособны? Дотянем ли до драки? Меня сейчас интересует не столько ваш доклад, сколько ваше мнение.

Сомов помедлил с ответом, прикидывая так и этак. Сложно оценить боеготовность лохани, побывавшей под прессом…

— Если в течение четверти часа не разлетимся в щепы, то… минуты две-три боя должны выдержать.

— Имеете в виду пожар в кормовых отсеках? — надо отдать капитану должное, голос у старичка ничуть не дрожал и никоим образом не выдавал испуг.

— Так точно.

— Насколько велика опасность?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Чем я могу вам помочь?

— Всех, без кого можно обойтись, посадите, по возможности, в шлюпы. Так будет спокойнее и мне, и вам.

Прозвучало почти как приказ. Нижестоящего вышестоящему. Но капитан не обратил на это ни малейшего внимания.

— Хорошо. Действуйте. Постоянно держите связь со мной. Если понадобится что-нибудь еще, немедленно сообщайте.

— Так точно.

Сомов вызвал медика и склонился над искалеченным мичманом. Тот был без сознания. Наверное, до смерти ему не хватало полшага: жизнь быстро выходила из него вместе с кровью. Виктор наложил ему жгут чуть выше локтя.

Через пять минут Яковлев рапортовал ему: еще один марш потерян. Там, где они сейчас находятся, без скафандра не проживешь и полминуты. В целом, шансы есть, хотя и немного.

— Что у тебя с голосом?

— Ерунда, господин капитан-лейтенант… Ерунда… времени нет, простите…

— Держи связь!

— Через пять ми…

Обрыв связь. Сомов попытался по чипу вызвать группу. Ничего.

Аварийные команды одна за другой присылали доклады: залатали шлюпочный ангар… рубку дальней разведки привели в порядок… ОМП-салон — никакой угрозы… центральный пост… На центральном посту — хуже некуда. Из маршевого шлюза вытащили полузадохшегося адмиральского адъютанта и одного из нижних чинов. Остальные мертвы с гарантией, хотя разобраться в каше из плоти, металла и пластикона, а потом доподлинно отличить, кому какой кусок мяса принадлежит, можно будет очень нескоро. Старший корабельный инженер сообщил капитану о гибели Нифонтова. Тот задал один-единственный вопрос:

— Как пожар?

— Делаем все возможное. В дальнейшем связь — с переносного пульта. Я иду туда…

— Удачи, Виктор Максимович. На всякий случай сообщаю: эскадра разворачивается, «Святой Андрей» пока остается в строю. Второй огневой контакт ожидается через час или около того. Если только нам не придется покинуть борт.

Сомов настроил переносной пульт и одел скафандр. Пока добирался до кормовых отсеков, снял аварийные команды отовсюду, где только можно было их снять, и бросил на борьбу с пожаром. Путь его был долог и извилист: то и дело дорогу преграждали запертые шлюзовые ворота, обозначая «мертвые зоны» в теле корабля. Старший корабельный инженер очень боялся опоздать, — если он окажется у машинного отделения позже огня и не успеет передать капитану словечко «бегите!», то выживут лишь редкие счастливчики…

Наконец, дошел. Впоследствии он вырезал из своей памяти примерно полчаса по прибытии на место. Помнил только факты: огню оставался всего один марш до реактора. Сомов потерял одного инженера и одного техника из мобильной группы. Яковлев заживо сгорел еще раньше, — скафандр не выдержал температуры. По идее, они там, все вместе, должны были не столько тушить пламя, сколько отрезать ему пути для дальнейшего наступления на корабельную плоть. И они, наверное, размонтировали переборки, резали кабели, отдирали фрагменты горючих материалов, вырубали вентиляцию… И еще, кажется, им пришлось спалить взбесившийся ремонтный автомат… прочие автоматы давно валялись бесформенными грудами, а этот работал дольше всех, и только в самом конце рехнулся от раскаленного дыхания пожара… И, быть может, он бил какого-то техника, попытавшегося удрать… Но у Сомова в голове остался лишь сухой протокол их драки за тот последний марш: сколько людей потеряно, сколько техники, кто участвовал, и главное,сам факт — остановили они все-таки огонь.

Когда Виктор проверил все возможные бреши, куда еще мог бы ткнуться огненный зверь, и убедился: нет, не пройдет, негде ему пройти, до мельчайшего кусочка выжрет все ему прежде отданное и издохнет в вакууме… — так вот, лишь тогда старший корабельный инженер доложил капитану, мол, пришло время выводить людей из шлюпов. И капитан ему ответил, мол, отлично, Виктор Максимович, откупориваю вас… — Не понял? — Виктор Максимович, чего тут не понять, шлюзовые ворота за вами давно закрылись, электроника сочла вашу зону «мертвой». А теперь открыть можно только вручную, резаками, механизм управления воротами спекся… — Мы, значит, вроде живых мертвецов? — Эмоции, Виктор Максимович. А вообще-то я вам очень благодарен. Если живы будем после второго огневого контакта с противником, сочтемся…

«Откупорили» быстро. Он успел дойти до главного инженерно-ремонтного поста. Лужа крови. Тело, наверное, унесли медики…

Подчиняясь еще не выветрившемуся страху, Виктор не стал снимать скафандр. Так. Результаты усилий аварийных команд… в целом удовлетворительны. «Святой Андрей» сохранил кое-кто от своей артиллерийской мощи и мог еще выдержать десяток-другой попаданий. Капитан-лейтенант вызвал на связь остатки своей армии. Уцелела половина людей и не больше трети автоматов. Он постарался оптимально распределить их по самым уязвимым точкам на корабле. Старший техник, лейтенант, теща пускай помнит его длинную фамилию, завизжал:

— Да что за идиотство! Мы же погибнем! Мы не боеспособны! Доложите капитану, надо выходить из боя! Мы все погибнем! Неужели этого никто не понимает! Нам конец! Конец! Конец! Идиоты!