Чтение 33–й страницы книги ~Спектр~

– «Никогда не интересовался, умеют ли фотоны думать…» – прошептал Мартин. – Это сказал ключник, когда я шел сюда! Ирина, так ведь ключники намекают о том, что случится с тобой в новом мире!

Улыбка на лице Ирины появилась не сразу.

– Мартин, милый, ты только сейчас это понял? Может быть, ты даже не понимаешь, зачем ключники заставляют людей рассказывать истории?

– Я не пойду в храм, – сказал Мартин. – Не дождутся… Подожди, а что ты сказала насчет историй?

– Мартин, если ты не пойдешь в храм, то именно это станет причиной апокалипсиса шеали. У нас нет свободы воли, понимаешь?

Маленькая ладошка коснулась руки Мартина. Он посмотрел на девочку шеали, вздохнул. Сказал:

– Пойдем к свету, я не вижу, что она говорит…

У ближайшего факела они снова остановились. Девочка спросила:

«Вы спорите? Что-то случилось? Вы не хотите идти?»

Мартин посмотрел на Ирину – и ответил:

«Мы спорим. Женщина считает, что мы станем причиной больших потрясений в жизни шеали».

«Каких потрясений?»

«Из-за нас взрослые шеали могут вновь обрести разум. Скажи, известно ли тебе, что произошло на Шеали после прилета ключников?»

«Было большое потрясение. Взрослые обрели разум. Потом все стало как прежде».

– Если даже шок от прилета ключников помог ненадолго – так что можем сделать мы? – спросил Ирину Мартин. Пожал плечами. – Не понимаю, на что они рассчитывают…

– Мы поймем, но слишком поздно.

Мартин вздохнул. Ну что за упрямая девчонка! Он снова повернулся к девочке:

«Скажи, хорошо или плохо будет, если взрослые шеали снова станут разумными?»

Девочка задрожала.

«Ответь!» – велел Мартин, непроизвольно вкладывая в жесты требование повиноваться.

«Я не знаю! Я не думала о таком! Это слишком трудно!»

«Ты сама хотела бы остаться разумной? Навсегда?»

– Мартин, перестань орать на ребенка! – крикнула Ирина.

«Ты – моя стая. Как ты скажешь, так и будет правильно», – ответила девочка.

«Шеали – твоя стая! Это твой мир! Я лишь чужак, пришедший издалека и ненадолго. Скажи, девочка!»

«Я не знаю…»

Ирина обняла Мартина, оттаскивая от девочки:

– Перестань! Она же ребенок! Как она может решить за весь мир? И какую ценность имеет ее решение?

– А какую ценность имеет наше решение? – спросил Мартин. – Кому еще решать… кроме детей этого мира…

Но все-таки он повернулся к девочке и сказал:

«Прости. Я волнуюсь, я не знаю, как поступить. Я не хочу принести беду в твой мир».

«Я простила, ты моя стая, – ответила девочка. – А ты можешь выбирать?»

«Нет. Я даже не знаю, что случится и почему. Я лишь предполагаю».

«Тогда почему ты волнуешься о пустом?»

«Потому что я разумен…» – ответил Мартин.

Девочка постояла, потом ее крылья взмыли вверх – и Мартин прочел:

«Тогда я не хотела бы всегда оставаться разумной. Это страшно. Взрослые правы, разум – зло. Он нужен лишь в самом начале жизни, чтобы приспособиться к миру».

– Поздравляю, Мартин, – прошептала Ира. – Ты только что убедил ребенка, что думать – это плохо.

Мимо них прошла маленькая группа шеали. Четверо взрослых. Все – со спокойными, лишенными любопытства взглядами.

Мартин закрыл глаза и прислонился к каменной стене. Где-то в глубине храма пульсировал звук – низкий, на самом пороге слышимости, но почему-то приятный… Будто мурлыканье огромной довольной кошки…

«Идемте, девочки», – сказал Мартин.

Это было похоже на кратер вулкана.

Спиральная дорога влилась в каменное кольцо, в центре которого зиял широкий колодец. Столб света и тепла поднимался из колодца к небу – и, подойдя к неогороженномукраю, Мартин с содроганием увидел внизу клубящуюся огненную завесу. Камень под ногами был горячим, растрескавшимся.

– Черный ход в ад… – прошептала Ирина у его плеча.

Ободок колодца не пустовал. Спиной к провалу стояли шеали – со странно расцвеченными черным и красным перьями. Присмотревшись, Мартин понял, что стоящие шеали слепы – их глаза были то ли выколоты, то ли выжжены давным-давно.

– Это священники храма, – пояснила Ира. – Понимаешь? Я сюда еще не поднималась, но кое-что узнала…

– А эти… – Мартин не закончил, лишь кивнул на несколько пар, бредущих вкруг колодца. В каждой паре был взрослый шеали и птенец.

– Это те птенцы, которые достаточно созрели для потери разума. Их провожают во взрослую жизнь родители или старшие друзья…

Девочка повернулась к Мартину, развела крылья:

«Это последний обряд. Пойдемте, я стану переводить, пока смогу. Ты все поймешь».

Вслед за девочкой Мартин и Ирина двинулись по кольцу. Первый священник на миг запнулся, прежде чем его крылья начали чертить слова на шеали-жестовом. Наверное, в шагах Мартина и Ирины слепец уловил поступь Чужих. Но девочка что-то громко требовательно пропела – и крылья священника взметнулись в воздух.

«Рожденные невинными… отринувшие предопределение… поднявшиеся к небу… познавшие ход времен… разделившие слова и дела… заглянувшие в завтра… увидевшие законы…»

Крылья девочки двигались так стремительно, что Мартин едва успевал читать ее слова. Казалось, на самом деле девочка не успевает переводить всё, будто жесты священника несли в себе не просто буквы или иероглифы, а целые смысловые блоки…

Второй священник вскинул крылья уже без колебаний:

«Познавшие добро и зло… утратившие покой… стремящиеся познать непознаваемое… изменившие землю и воду… разделившие жизнь и смерть… не ставшие счастливыми…»

– Что-то подобное я читал и у нас… – пробормотал Мартин – просто, чтобы прогнать наваждение.

Ирина тихо ответила:

– К чему-то подобному приходит любой разум.

«Тысячелетия боли и крови… поиски и поражения… в погоне за бытием… смысл смысла… в страхе и печали… слабые крылья бури… узнавая жизнь – познаешь смерть…»

Внезапно, с каким-то неожиданным холодным равнодушием, Мартин подумал, что Адам и Ева, вкусив от Древа Познания, вовсе не стали смертными. Они лишь поняли, что смертны. Поняли – поскольку именно в тот миг обрели разум. Променяли вечное райское бездумье на быстротечные муки разума.

Кто сказал, что плоды Древа Познания сладки? Дьявол? Что ж, он известный обманщик. Сок райского яблочка был горьким, как хина, и режущим, будто толченое стекло. Но когда он касается губ, ты уже не в силах отбросить запретный плод. Ты плачешь, будто зверь, лизнувший окровавленное лезвие. Плачешь, захлебываясь собственной кровью, – и продолжаешь лизать смертоносный клинок…

Точно так же осознает свою смертность любое существо, вкусившее горький плод познания. Осознает – и остается жить с этим знанием, не в силах дотянуться до сладкогоплода Древа Жизни. У тебя всегда есть выбор – отказаться от жизни, но у тебя нет выбора – отказаться ли от разума. Ты можешь глушить его алкоголем или наркотиками, сходить с ума или добиваться нирваны. Но только шеали нашли окончательный выход. Только шеали сумели вытошнить непрошеный дар, выплюнуть его под ноги жестоким богам.

Шеали отрицали разум, поскольку тот нес в себе знание о смерти.

Шеали выбрали покой.

Шеали не хотели страдать.

Шеали стали счастливы.

Только дети не боятся смерти – они верят, что будут жить вечно. Только дети и безумцы.

Шеали отказались от разума – и это был их выбор.

«Отрицаю мысли о высшем… отрекаюсь от сомнений… буду счастлив… Всегда… всегда… всегда…»

– Она уходит! – выкрикнула Ирина, схватила Мартина за руку. – Мартин, на нее это действует!

Девочка-шеали и впрямь менялась. Движения стали плавными, она вошла в транс и вряд ли уже помнила, кто с ней и почему она пошла вокруг огнедышащего жерла. Девочка танцевала, двигаясь мимо бормочущих жрецов, глаза ее стекленели, их наполняла бездонная пустота – языки багрового пламени в черных глубинах зрачков.

– Она вправе уйти, – сказал Мартин. – Не бойся, на нас это не подействует. С этим надо родиться и жить… готовиться, мечтать, верить… в счастье без разума…

Девочка танцевала. Взлетали и падали крылья, она шла вприпрыжку мимо священников – чей речитатив перешел в напевное бормотание. Теперь каждый новый жрец начинал говорить вместе с предыдущим, они подхватывали слова друг друга, голоса взмывали в черное небо, откуда пламя кратера выдуло все звезды, и тонкий голосок девочки вливался в ликующий хор.

«Навсегда, навсегда, навсегда! Буду жить, буду жить, буду жить! Думать – зло, думать – боль, думать – страх! Навсегда, навсегда, навсегда…»

Мартин посмотрел на Ирину – девушка плакала, не отрывая взгляда от танцующего птенца.

– Она выбрала сама! – рявкнул Мартин. – Не вмешивайся! Она будет счастлива!

– Сделай что-нибудь! – выкрикнула Ирина. – Ну сделай же! Это неправильно, это ловушка, это ложь! Это та же самая смерть! Останови ее!

Они уже сделали полный круг. Последний оставшийся священник что-то выкрикнул – ликующе, радостно, и девочка закричала в ответ. Распахнула крылья – это чуть-чуть напоминало призыв к вниманию, но уже не было речью. С восторженным пением девочка шеали обогнула жреца и шагнула в кратер.

Мартин не успел ничего подумать. Тело среагировало само – метнулось вперед, отбрасывая жреца, попытавшегося заступить дорогу. Его пальцы скользнули по перьям девочки – но уже не успели сжаться.

Маленькая фигурка, раскинув крылья, падала в ревущее пламя.

И Мартин шагнул следом.

Камень легко ушел из-под ног, теплый ветер ударил в лицо, стал горячим и превратился в языки пламени. Огонь лизнул тело – и унесся ввысь.

Мартин и девочка падали в расширяющейся каменной шахте. Над головой ревело удаляющееся пламя, внизу тускло пульсировала багровая тьма. Мартин сгруппировался – сознанию не было сейчас места, будто и из него выбил разум речитатив жрецов. Остались лишь инстинкты, юношеский опыт пары парашютных прыжков – и тело послушно устремилось за падающей девочкой.

Горячий ветер бил в лицо. Мартина пронесло мимо девочки, он раскинул руки, спиной ложась на поток, из карманов высыпалась какая-то мелочевка. Девочка падала на него – безвольная, застывшая, с отведенными за спину, будто перебитыми, крыльями. Потом стеклянный взгляд мазнул по Мартину, и птенец забил крыльями, закричал – будто лишь теперь осознав огненную бездну, в которую они неслись.

– Лети! – закричал Мартин на туристическом, надеясь, что девочка поймет если не слова, то интонацию. – Ты можешь летать, лети! Ты можешь летать!

Девочку, бьющую крыльями, отнесло вверх. Мартин перевернулся, глянул в приближающийся огненный зрачок.

Что это – такая же завеса, как и наверху?

А что за ней?

Камень?

Шеали не умеют летать. Даже птенцы.

Мартин раскинул руки. Рванул рубашку, пытаясь растянуть между телом и руками хоть какое-то подобие крыла.

Рубашку вырвало, тело закрутило, огненный шторм лизнул лицо – и остался над головой.

А Мартин все падал и падал – в ревущий воздушный поток, в выхлоп исполинской турбины, во включенную аэродинамическую трубу. Все медленнее и медленнее – пока тьма не хлестнула его упругой гибкой сеткой, прогнулась, подбросила, отвесив полноценную оплеуху по всему телу. Мартина швырнуло куда-то вбок, в тусклый красный свет, в спиральный крутящийся лаз…

Девочка шеали гладила его лицо мягким крылом. Мартин долго смотрел на нее, прежде чем попытался сесть. Все тело болело, голова кружилась, но он был жив, и кости, похоже, целы.

«Ты жив, – сказала девочка. – Я боялась, что ты разобьешься. Ветер Встречи должен удержать взрослого, но ты тяжелее наших взрослых».

Они были в маленькой камере с мягким полом. В стене виднелся круглый глазок туннеля, по которому Мартин и девочка сюда соскользнули, напротив – закрытая круглая дверь.

«Ты боялась? – спросил Мартин. Говорить на жестовом сидя было очень неудобно, но встать он пока не решался. – Ты не должна больше бояться».

«Почему ты прыгнул за мной? – спросила девочка. – Ты тоже хотел утратить разум?»

«Нет».

«Почему?»

«Я испугался за тебя».

«Это глупо, – сказала девочка. – Огонь слаб, он не может повредить. Ветер Встречи дует с самого дна, он тормозит падение. Я должна была упасть мягко – и уже без разума».

«Не получилось?» – спросил Мартин.

«Нет».

«Извини».

Девочка прижалась к нему. От пернатого тельца пахло хорошо высушенной подушкой и чем-то медовым, как от чисто вымытого щенка.

– Я совсем не жалею, – сказала девочка. Голосок был напряженным и ударения стояли неправильно, на первых слогах, но она говорила на туристическом.

– Что теперь будет? – спросил Мартин.

– Не знаю, – ответила девочка. – Быть разумным так глупо! Ничего не знаешь наперед.

– Это точно, – сказал Мартин. – Помоги мне, малышка.

Голова кружилась, и к горлу подступала тошнота. Но, опираясь на хрупкое плечико, он все-таки сумел дойти до двери.

И выйти вместе с девочкой в огромный сводчатый зал, полный священников шеали. Они все прибывали и прибывали, выползали из узких нор в стенах, спрыгивали с балкончиков, выходили из коридоров – молчаливые, шуршащие перьями фигуры, двигающиеся так легко, будто слепота им совсем не мешала. Тусклый свет газовых факелов под потолкомне помогал оценить их число. Сотни? Скорее – тысячи…

Мартин пожалел о том, что оставил тепловое ружье в гостинице.

– Не бойся, – сказала девочка. – Они всего лишь напуганы…

Пернатое тельце выскользнуло из-под руки и вышло вперед. Мартин шатнулся, но устоял.

Девочка заговорила – и с первых же ее слов в зале повисла тишина. Те, кто не успел зайти в зал, замер на пороге.

Девочка говорила – и Мартин с удивлением понял, что в ее голосе больше не осталось детскости. Она не объясняла и не просила. Она повелевала.

Священники распростерлись ниц. Осталась стоять лишь девочка – медленно обводя взглядом зал.

Мартин опустился на одно колено. Девочка посмотрела на него – и улыбнулась.

– Ты можешь встать.

Мысленно отметив, что он «может встать», а вовсе не «может стоять», Мартин поднялся. Черно-красные фигуры ползали по полу – и в судорожных движениях не было железной уверенности инстинкта, а лишь смятение потрясенного разума.

– Ты – моя стая, – сказала девочка. – Но теперь я должна остаться. Отпусти меня, Мартин, или останься с нами.

– Я отпускаю тебя, – ответил Мартин. – Это твоя стая и твой мир. Учи его летать.

Он достал из кармана «документ на птенца» – надо же, не выпал. И порвал в клочки.

Девочка подошла к нему и обхватила руками-крыльями. Прошептала:

– Я тебя очень люблю. Спасибо тебе, Мартин. Ты точно-точно не хочешь остаться?

– Точно-точно, – прошептал Мартин.

– Мне будет трудно? – спросила девочка.

– Обязательно.

Девочка кивнула. И, взяв Мартина за руку, повела мимо смятенных священников.

Странно, но автобус еще ходил. Они дожидались его на остановке – Мартин, Ирина и девочка шеали, окруженная кольцом стражников. Оружие сверкало у каждого во всех четырех кистях – и это были не только ритуальные кинжалы.

– Водитель еще неразумен, – сказала девочка, когда в конце улицы показался неторопливо катящийся автобус. – Пусть. Он довезет вас. Так спокойнее.

Мартин покосился на охранников – ни в одном взгляде не сквозило холодной успокоенности. Скорее – огонь фанатичной преданности. Черно-красные перья выдавали в нихсвященников, но они были зрячими. Наверное, не прошедшие окончательного посвящения послушники…

– На тебя могут напасть? – спросил Мартин.

– Могут, – просто ответила девочка. – Еще будет много шума… будет огонь и кровь.

– Я не хотел, – сказал Мартин. – Прости меня.

– Все хорошо, – сказала девочка. – Так должно было быть – и так стало. «Бескрылый пришелец шагнет в бездну, чтобы девочка его стаи сохранила разум…» Кто знал, чтоэто случится на самом деле? Откуда у бескрылого пришельца своя стая?

– Вот как… – протянул Мартин. – Всегда мечтал стать героем пророчества… Прямо так и сказано?

Девочка заколебалась:

– Ну… эти пророчества, они такие двусмысленные… вообще-то «чужак, не способный летать», – это мог быть любой иноземный взрослый шеали. А «дитя его стаи» – скореемальчик, чем девочка. Но это раньше так считали. Теперь все будут думать иначе. Я уже приказала.

Мартин невольно улыбнулся:

– Понятно. Что ж, тогда я не буду давать тебе никаких напутствий. Ты сама прекрасно справишься.

– Я очень разумная девочка, – сказал птенец.

Автобус остановился. Водитель посмотрел на Мартина пустыми глазами. Спросил:

«Привет тебе. Ты едешь?»

«Привет тебе. Мы едем», – ответил Мартин.

И коснулся на прощание крыла девочки. Хотел потрепать по смешному желтому хохолку – но под яростными взглядами охраны не решился.