Чтение 19–й страницы книги ~Симулятор. Задача: выжить~

— Помехи, статика, — прокомментировал Зинка. — Чем ближе подберемся, тем сильнее будет. У меня вообще зубы звенят, вместе свести челюсти не могу...

— Я думаю, что рано или поздно Симулятор изменит всех. Он подгоняет нас под стандарты, принятые где-то очень далеко от Земли... Вероятно, с точки зрения создателей программы, это не уродства, а необходимые качества для выживания в данной среде... — Я старательно искал слова и говорил нарочито громко, чтобы успокоить спутников. В нашем положении только истерики не хватало! — Не надо бояться, ребята. По крайней мере, одного знакомого вам старичка он излечил от нескольких затяжных хворей...

Эличка через силу мне улыбнулась:

— Комаров боится теперь кушать со всеми, у кого спина, и ноги... Я думала, он меня ночью застрелит. Случайно с ним в темноте столкнулась.

— Это оттого, что он попал в зону воздействия последним. Скоро сержанту придется пересмотреть свои убеждения... — Так я сказал, но на самом деле был убежден в обратном. Такие ребята, как сержант Комаров, даже когда научатся слышать, слушать никого не будут, кроме себя.

— Я не верю Комарову, — грустно улыбнулся Муслим. — Такие менты всегда меня били, документы отнимали...

— А нам ты веришь? Что, если мы не справимся?

— На все воля Аллаха, — уклончиво ответил шабашник.

— Волна идет, — перебила нас Эличка. Как и прежде, взрывы антиматерии в нашей компании она ощущала первая.

— Сколько у нас времени? Будем окапываться или обойдем?

— Можем обойти, метров триста... — прикинула Эля.

— Выходит, мы не ошиблись, — не вставая, отозвался Зиновий. — Ближе к эпицентру фронт становится уже...

— Острее, — кивнула Эля. — Волны теперь острые, как... как нос корабля.

— Слева обойдем? Там кусты вроде пониже... — Муслим нашарил свою алебарду и зашагал в сторону снежных вершин.

Горы замкнули кольцо вокруг поселка, вокруг цементных лесов, горы нависали со всех сторон, как толпа седовласых старцев вокруг постели умирающего мира. Если бы не другие кошмарные порождения Симулятора, горная страна смотрелась бы просто роскошно. Иллюзию завершали черные облака клубившиеся где-то на середине склонов, в районе спускавшихся сверху ледников. Навскидку я определял высоту пиков не менее чем в десять тысяч метров.

На Карельском перешейке за четыре дня выросли Гималаи...

Мы поднялись следом за Муслимом, Эличка больше не плакала. В последний раз оглянулись на озеро. В преддверии сумерек огоньки затеяли привычный хоровод на остекленевшей глади. Еще одно изумительное по красоте зрелище. Тройной хоровод, каждая цепочка имеет свой оттенок цвета, и разбегающиеся цепочки, от центра круга в разные стороны...

Касаемо озера, мне немножко обидно, но вынужден передать пальму первенства Зиновию. Мы три дня глядели в бинокли и тряслись, а парнишка посмотрел один раз и сразу дал определение.

Посадочные полосы...

Идеально ровные площадки для тяжелого космического транспорта. Не надо трамбовать почву, корчевать лес, заливать сверхпрочный бетон в фундаменты! Все предельно просто, если умеешь изменять молекулярную структуру воды...

Зиновий в нашем отряде брел вторым, стоически волоча на себе две вместительные сумки с провиантом. Иногда он начинал опасно крениться, раскачиваться, его тонкие лодыжки сотрясала дрожь. Тогда Эличка, точно тигрица, бросалась вперед и подставляла плечо. Зинка вымученно улыбался, пот лил с него градом. Наверное, мальчику было стыдно перед подружкой за приступы бессилия...

Что касается меня, то после первого восхождения я молил Бога, чтобы не отказало сердце. Первым восхождением я шутя называю скромный холмик за озером. Мы недолго отдохнули на холме, пожевали без аппетита консервы.

— Стало громче, — заметил Зинка. — Режет прямо в ушах, только слов теперь не разобрать...

Художник, что рисует дождь...

Оно пело все отчетливее, по мере того как мы углублялись в рыжий подлесок, иногда сообщало о пробках на дорогах области, иногда вспоминало про празднование Дня города. Сплошь события четырехдневной давности. Оно заклинило, как древняя грампластинка.

— Словно радиостанция в голове... — пожаловалась Эля, когда мы сделали третий привал, на самой границе бора.

— Не совсем так, — поправил Зиновий. — В голове — приемник...

— А где тогда передатчик? — спросил Муслим.

— Предположительно, там... — Зиновий неопределенно помахал рукой в сторону ржавых зарослей.

Я жевал сухарик и думал, какой же мощности должен быть передатчик, если все мы подключились, как маленькие ретрансляторы... И на каких волнах, черт подери, он передает?!

— Старые новости, да? — озвучил мои сомнения Муслим. — Новых новостей совсем нету, ха-ха! Я бы про футбол послушал, да...

— Свежие новости до нас не доходят, мы под колпаком... — сказал я.

Мы скинули сумки, отпили по три глотка бурой гадости из термоса и сидели в пыли, свесив языки. Над нами колыхались рыжие колючки. Это безостановочное, вызывающее металлический шелест движение вызывало приступы зубной боли. Вполне вероятно, что от кустов распространялась своего рода вибрация, в естественных условиях привлекающая...

Кого привлекающая? Неведомых насекомых?

Неизвестно...

От вибрации невозможно было скрыться. Ты мог закрыть глаза, чтобы не видеть, но заткнуть уши не получалось. По мере удаления от озера ржавые кусты росли все чаще, вытесняя остатки соснового бора. Под ногами шелушилась серая пыль, но она уже не обжигала подошвы, как раньше.

Мы все давно скинули обувь. Как только удалились от озера, скинули, не сговариваясь. Без обуви передвигаться удобнее и... как ни странно, прохладнее. Вероятно, Зиновий прав: ступни приобрели новые свойства, регулируют теплоотдачу.

Мы стеснялись пока снимать рубашки и футболки, особенно в этом отношении мне жаль Эличку. Периодически, на три голоса, мы убеждали девочку, что она выглядит гораздолучше, чем до начала иллюзиона.

Иллюзион, вне сомнений. Особенно отчетливо заметно, если забраться в густую тень под ржавые колючки, улечься на спину и, не моргая, следить за солнцем, когда оно садится за горы.

Никаких гор нет и в помине. Существует циклопический, прозрачный колпак или несколько колпаков, подмявших под себя тысячи гектаров поверхности. Колпаки расширяются, раздуваются, грозя захватить всю планету, или, по крайней мере, материк. Когда сиреневая звезда скатывается за снежные пики гор, свет преломляется десятикратно, возникают феерические картины, вызвавшие бы, без сомнения, мучительные колики зависти у любого фотохудожника...

Тонкость в том, что светило продолжает едва заметно просвечивать сквозь горы, а тропическая жара не падает даже на полградуса.

Либо Симулятор барахлит, либо так и задумано для тех, кому миражи предназначены в качестве учебного пособия.

...Впервые мы не побоялись темноты. Все два часа короткой неземной ночи мы пробирались по узкой просеке, лавируя между провалами в серой горячей пемзе и колючими кустами. Мы не боялись, потому что слышали противника все отчетливее.

Кроме того, оправдалась еще одна теория Зиновия. Ближе к эпицентру агрессивность хищников падала.

Существовало два варианта поведения, одинаково опасных. Либо идти, огибая каждый двухметровый куст, хорониться в глубокой тени, но при этом не ожидать нападения сверху; розовые шары не рискнули бы броситься в чаще. Либо ломиться напролом, прорубая себе путь железом. Второй вариант годился бы для взвода десантников...

Мы ошибочно полагали, что в поселке так жарко из-за низкого расположения. В мире ржавой проволоки оказалось еще жарче.

Жарко, безмолвно и тоскливо, как только может быть тоскливо под сиреневой звездой.

Складывалось впечатление, будто нас выдернули из Ленинградской области и забросили на неизведанную раскаленную планету, хотя всего неделю назад я привычно спотыкался о корни на знакомых с юности тропках. Когда в дни стройотрядовской молодости мы строили пионерский лагерь, эти тропочки были наезженными дорогами. В те годы можно было набрать корзину подосиновиков, не отходя от обочины, а лесная малина сама просилась в рот.

Дороги заросли, малину ободрали, а за отдельно взятым масленком охотится свора городских грибников...

Впрочем, некогда ностальгировать. Время слушать новости.

Художник, что рисует дождь...

Песни доносились все реже, новости тоже отодвинулись. Мне показалось это плохим признаком. Вместо скучных политических баталий и видов на урожай моя старая головапринимала совсем иные сигналы.

Бессвязную болтовню, разговоры, мелькающие образы, словно перед глазами проносилась смазанная панорама, заснятая бесноватым телеоператором.

Потом мы быстро окапывались, поджидая следующую волну. Пока лежали в свежевырытом окопе, я поделился с детьми своими ощущениями. У Зиновия и Элички то же самое, уж не знаю, радоваться или впасть в транс. Муслим почувствовал себя обделенным, дурачок... Изо всех сил стал прислушиваться, даже уши побагровели, но результатов пока не добился.

Какой вывод можно сделать?

Муслим заражен в меньшей степени. Очевидно, в час наступления первой волны он находился максимально далеко от зоны выброса.

Художник, что рисует дождь...

— Алексей Лександрыч, я слышу доктора... — Эля растянула губы в улыбке. — Ой, а он... А давайте с ним поговорим?

— Где он? Что делает? Ты... ты можешь с ним говорить?

Это было нечто новое.

— Могу, кажется... — Девочка нахмурилась. Ее серьезное личико выглядело почти комично, учитывая, что мы лежали в канаве, вжавшись носами в обглоданный известняк.

— Давай, милая, спроси его, как дела? Может, он все-таки к нам присоединится? И Нильса возьмет...

— Ага! Мы их тут подождем! — обрадовался Муслим. — Костер можем разжечь!

— Подождем, учитывая, что мы почти заблудились, — саркастически заметил из своего окопчика Зиновий.

Последнее замечание было правдой. Последние полчаса рыжие кусты сомкнулись невероятно густо, и проход вдоль старой линии электропередач зарос. Соваться налево, в заросли дышащей, неуспокоенной пемзы было безумием.

— Мы не заблудились... — Я принюхался. Похоже, Симулятор опять забавлялся с запахами. — Мы не заблудились, но дорога к Белому озеру перекрыта. Попробуем взять правее, там раньше была просека...

Когда стекло прокатилось, мы поднялись. Муслим отправился на поиск лаза среди жестких зарослей, а Эля вышла на связь с Белкиным, по всей видимости, капитально его напугав.

— Он сейчас... Они нашли девочку, ой! Там у них беда, доктор не может говорить... Зато теперь слышу тетю Антонину... — Эличка вышла на связь с подслеповатой госпожой Ливен. Ой, слышу Комарова, но он отбивается... — Эля прыснула.

Мы вылупили глаза. Затем Зиновий попросил: — А слабо спросить у него... — Он застыл, так и не закончив фразу.

Потому что Муслим поднял руку и бросился плашмя на пышущую жаром землю. Прямо-таки заправский десантник! А мы гурьбой повалились вслед за ним.

— Там человек, стонет...

Выражаясь армейским языком, Муслим обнаружил складку местности, провал, каменистую расщелину, лишенную травяного покрова. А в складке местности совершенно неожиданно обнаружился низкий каменный сарай, скошенный набок, прилепившийся к пологой стенке оврага.

Удивительно, как я мог забыть! Домик лесничихи, точнее, сарайчик от домика. Бревенчатый пятистенок, гараж, парники, банька — все поглотили ржавые заросли. Уцелел козий хлев, невесть когда сложеный из камней в расщелине. Кусты туда не добрались, им попросту было не за что зацепиться жадными белыми корнями.

По крайней мере, я убедился, что мы двигались в верном направлении. Не так давно уютная лесная тропинка обегала подворье лесничихи полукругом прежде чем превратиться в наезженную дорогу и вывести к березняку, а оттуда — к болотцам перед Белым озером.

Так было в прошлой жизни.

В сарайчике на земляном полу ничком лежал худой парнишка, примерно на год старше Зиновия, в плотных черных джинсах, неожиданно тяжелых для лета, ботинках и разорванной вдоль и поперек футболке. Его выбритая с неделю назад голова начала уже зарастать нежно-русым пушком.

Так мы подобрали мальчика Колю.

Так мы нажили себе еще одну серьезную головную боль. Поскольку мальчик Коля, в своем роде, оказался гораздо опаснее той пакости, что гнездилась в тени проволоки.

Мы перевернули его на спину. Остекленевшие глаза, потрескавшиеся губы, физиономия грязная до невозможности.

— Ого, это из наших, я его... видел. — В тоне Зиновия промелькнуло нечто. Нечто неприятное, но в тот момент мне было не до выяснений.

— Пи-ить... — простонал мальчик.

— Точно, это младший из братьев Зинчуков, они же в самый первый день пропали, на мопедах уехали. Их родители искали...

— Он не может «слышать», — определила Эля.

— Как не может? — удивился уже я. — Все ведь могут, только в разной степени!

— А он не может! И вообще, какая разница! — окрысилась Эля. — Лучше решите, что делать? Если мы будем тупо тут стоять...

Девочка была права. Парня следовало вытягивать и откачивать, если все упиралось в элементарное обезвоживание. Или попросту оставить ему фляжку с варевом и поплотнее завалить калитку?

— Погоди, Эличка... Муслим, дай ему попить! — Я задумался. Меня несколько смущала «глухота» нашего найденыша.

— Что тогда делать? Он нам обузой станет...

— Пить... Пить дайте...

— Не можем же мы его бросить вот так и уйти! — вскипела девочка.

Зиновий молчал, отвернувшись.

— У нас хорошей воды два литра на всех и три литра варева, — констатировал Муслим, сворачивая пробку с термоса.

— Пожалуйста... — выговорил парень.

В перепалке мы не заметили, как он очнулся.

— Дайте ему, только не воды, а варева, — распорядился я. — Эй, дружище, сделай глоточек. Если пить не сможешь, остальное не выливай, понятно?

Мальчик не слышал, очень странно. Это несколько раскачивало нашу стройную теорию относительно воздействия Симулятора. Теперь, когда он очнулся, не окончательно очнулся, но стал способен соображать, его непохожесть, его отчуждение резанули по нервам.

Парнишка чем-то отличался от всех нас.

В тот момент я еще не видел его глаз, но мне он показался закованным в мотоциклетный шлем. Само собой, никакого шлема на нем не было, я лишь пытаюсь передать впечатление. Мы слышали друг друга, не подслушивали мысли, но касались, осязали, мы мысленно могли в любую секунду подержаться за руки, а он — нет.

Он отличался.

Муслим, согнувшись, залез в сарайчик и выбрался, держа мальчика на руках. Казалось бы, парень отличался в лучшую сторону; его ступни помещались в ботинках, на затылке светлела чистая кожа, и расположение глаз не вызывало тревоги.

Именно эта нормальность меня и тревожила.

После первых жадных глотков парень ощутил изумительный вкус варева. Вначале мне стало смешно, а потом даже жалко его. Но следует отдать должное, парнишка не выплюнул и не выругался.

— Откуда ты взялся? — спросил Зиновий.

Но парнишка ему не ответил. Он полулежал, поддерживаемый Муслимом, и уставился на Зиновия с каким-то странным, холодным и, я бы даже сказал, враждебным выражением. Как будто внезапно встретил старого врага, но не уверился в собственной зрительной памяти.

— Ты чего? — спросила Эля; она тоже, видимо, ощутила напряжение. — Эй, ты нас вообще слышишь? Тебя как зовут?

— Ни... Николай, — выдавил парень, хотел что-то добавить, но увидел у себя за спиной бородатую рожу Муслима и точно подавился на полуслове. Впрочем, на его месте я бы тоже растерялся. Бедняга, подумалось мне, заблудился тут, чуть не погиб от жажды, да еще мы, как призраки рыжие...

Слово за слово, парень вымучил свою незамысловатую историю. Покатил с братишкой черники пособирать, в озере покупаться, шашлычок пожарить...

Парнишка врал.

Эля это тоже заметила, как и я. И, как и я, промолчала. Мы оба совершили ошибку, но в ту минуту рассуждать было некогда. В конце концов, каждый человек имеет право на маленькие секреты...

Если бы Он удостоил нас хотя бы намеком, если бы Он дал знак!..

И что бы я сделал, если бы получил этот знак? Завалил бы вход в сарай камнями? Предоставил бы мальчику право умереть в одиночестве?

Понятия не имею, честно.

— Так ты лежишь тут с воскресенья? Ты провел в лесу четыре дня? — Ребята уставились на парня, как на ожившего мертвеца.

— Воскресенье?..

— Ну да! Где ты скрывался, что кушал?

— Я в баньке прятался, там... — Николай махнул рукой. Несмотря на то что спрашивали его Зиновий и Муслим, он их словно не замечал, отвечал только мне, иногда — Эле.

— Он имеет в виду старую баню возле заброшенного пирса...

— А где твой брат? Есть еще кто-нибудь живой?

Николай снова проигнорировал Зиновия и потянулся к термосу.

— Э, хватит, дорогой, — вежливо отодвинул его руку Муслим. — Хорошего понемножку, а то на всех не хватит...

— Хорошего? Да что за дерьмо вы пьете?

Мы второй раз переглянулись с Элей. Мальчишка был еще довольно слаб, но наглел на глазах. Он довольно бесцеремонно оттолкнул Муслима, едва не заехав тому локтем в лицо.

— Э, дорогой мой, что себе позволяешь? — Дагестанец отпрянул, стараясь спасти термос.

— Я себе позволяю? Что за херня? Ты себя-то вообще видел? — Он еще что-то добавил, но ругательство повисло полу проглоченное.

Мы отодвинулись посовещаться.

— Если понесем его назад, в поселок, потеряем много времени, — засопел Зинка.

— Назад нельзя, — уперлась Эля. — Я чувствую, я слышу...

— Мы все слышим, — вмешался я. — Что-то назревает.

— Нехорошо так говорить... — Эля помялась, — Но не пойму, как он выжил в лесу...

— Как раз понятно, — кивнул я. — Основная масса нечисти уходит дальше вместе с фронтом первой волны, а оставшиеся, похоже, не реагируют на одиночного неподвижного человека...

— Кажется, я поторопился насчет одноуровневой стратегии... — Зиновий наморщил нос. — Дело пахнет вторым уровнем...

— Как с ним быть? — Мы, не сговариваясь, оглянулись на Николая. Он лежал в прежней позе, на боку, как мы его оставили, весь перепачканный в соломе, и словно уснул.

— Он легкий, — сказал Муслим. — Я пока понести могу. Так внизу можно идти, камни, кустов нету. Я понесу пока, да...

И понес.

Когда Муслим поднял мальчика, тот снова впал в забытье, стриженая голова повисла на тонкой шее, левая рука упала. Эличка кинулась помочь, поправить руку. Я успел обратить внимание на сбитые костяшки и татуировку, но тут Зиновий меня отвлек предложением срубить носилки. Кое-где, как ни странно, торчали еще обглоданные, блестящие,как слоновьи бивни, стволы сосен. Идея с носилками мне понравилась, но Муслим долго упирался. Он заявил, что так мы движемся гораздо быстрее.

Носилки получились довольно корявые, зато легкие. Древесина высохла на корню, превратившись в готовый материал для строительства. Мы менялись поочередно, голову Николаю укутали влажной тряпкой, чтобы не хватил тепловой удар, периодически Эля смачивала ему губы и лоб. Среди нас не было медика, способного определить наличие или отсутствие теплового удара. Я пощупал парню пульс, вроде бы спокойный, но подсчитать невозможно, все часы давно замерли. На ровных участках мы с Зинкой несли мальчишку на носилках, а когда встречались завалы, Муслим забирал живой груз себе на плечо. Честно говоря, у меня с непривычки тряслись не только руки, а вся спина и колени...

В последующий час мы сделали четыре привала, пропустили над собой еще одну стеклянную волну, но всему хорошему когда-то приходит конец. Каменистая лощинка закончилась, она увела нас далеко влево.

Перед очередным привалом наш стриженый друг окончательно пришел в себя. Почему-то его глубоко трясло, что пришлось путешествовать на руках у Муслима. Коленька принялся извиваться с такой энергией, что строитель чуть не выронил его на острые камни.

— Отдохнем, — предложил я.

Дети буквально повалились, Муслим натужно хрипел. Я убедился, что если Коля не пойдет дальше своими ногами, то мы потеряем единственного крепкого мужчину в группе.

— Пить дайте! — потребовал парень.

— Друг, чуточку вежливей постарайся? — предложил Муслим.

На сей раз я совершенно точно услышал беззвучное ругательство. Но оно повисло, так и не сорвавшись с искусанных губ пацана. Он, не стесняясь, разглядывал Элю.

— Эй, я тебя знаю? Ты из поселка?

— Меня зовут не «эй», — парировала девчонка.

— Что это у вас?.. — Видимо, Николай намеревался спросить, что у нас с лицами, или с глазами, но тут вблизи от себя рассмотрел ногу Зиновия.

— И у тебя так будет, не переживай, — усмехнулся Зинка.

— У меня так не будет, — отрезал наш спасенный. Повисла тяжелая пауза.

— Парень, ты откуда такой свалился? — осведомилась Элеонора. — Ты хоть представляешь, что происходит?

— Я-то? Я-то, млин, представляю... — Николай сделал попытку встать на ноги, пошатнулся, снова грубо отпихнул Муслима и плюхнулся в дорожную пыль. Затем его немного вырвало, но я этого ждал. Обычная реакция желудка при первом приеме варева; дальше пойдет легче.