Чтение 23–й страницы книги ~Симулятор. Задача: выжить~

— Эй, мужики... — Из-за двери несмело позвал молдаванин.

— Раду, слушай внимательно! — Я старательно унимал дыхание, чтобы речь получилась внятной. — Раду, нам нужен топор! По команде откроешь дверь, кинешь и прячься назад! Ты понял, парень?

— Сделаю! До трех считаю!

— Белкин, вы что задумали? — очнулся Нильс.

— Только так их можно отключить! Отрубить питание! Вам придется отвлечь эту гадину, а я схвачу топор.

— Какое, к черту, питание?

Дверь распахнулась. Пожарный топор, вращаясь пересек комнату и застрял в груде стульев. Метром левее — и Раду прикончил бы малышку. Милое дело, хе...

Тренажер отреагировал быстрее кабельной змеи, скакнул навстречу двери, но Саша-Нильс ногой толкнул ему навстречу уцелевшее кресло. Это дало мне две секунды отсрочки. Кожаное кресло хрустнуло под напором металла, штанга руля согнулась немыслимым образом вперед и распорола сиденье. Милое дело, металл гнулся, как пластилин, да!

В ту же секунду я перерубил кабель. Тренажер моментально затих, бумц! Как заводная кукла. Велосипедный руль с дисплеем так и остался в согбенном положении, задачка для металлургов. План удался, трус Белкин зарычал, словно первобытная горилла. Милое дело. Откуда силы взялись, хе...

— Доктор, утюг!

Вот кого мы забыли в запале! Из смежной комнаты с умопомрачительной скоростью вылетела белая торпеда. Вслепую бил, мазила! Целил бы чуть левее — точно снес бы череп, хе-хе. Утюг пролетел в паре дюймов от моей головы, врезался в решетку окна и свалился на пол без признаков жизни. Длинный кабель с ошметками плеера шустро отступил в нишу под шкафом, где прятался раньше. С балкона бился в зарешеченную дверь цилиндр барбекю.

Работали единой командой, хе. Возможно, слегка неслаженно, но.

— Доктор, провод! — Саша-Нильс держался левой рукой за ключицу, сквозь пальцы хлестала кровь. — Надо перерубить тот, толстый, он не даст нам выйти! Я отвлеку, а вы рубите!

Сержант сыграл роль мишени. Но рубить досталось не мне. В залу с рычанием ворвался Раду; в правой лапище он раскручивал здоровенный, покрашенный в красное топор, содранный с пожарного щитка, кабель прыгнул ему навстречу.

— Руби! Доктор, спасайте девочку!

Сержант бросился на врага, как отважный ловец удавов. Я поволок коляску, слушая, как позади разлетаются остатки стекла из балконной двери. Барбекю застрял, и слава богу. Зато проснулся телевизор. Рывком поднялся с ковра и подло ударил сержанта сзади под коленки. Нильс споткнулся, но удержал равновесие.

Раду вмазал с таким усердием, что вогнал топор в пол. Он буквально пришпилил неприятеля. Саша-Нильс рубил провод от телевизора. Трус Белкин бежал бегом, но. Это позволительно, спасая ребенка. Ирония, без сомнения. Чуть не полетели с лестницы кубарем.

— Скорее на улицу!

По лестнице мы спускались задом наперед. Я тащился первым, своим весом удерживая коляску с малышкой, а Нильс прикрывал. Он слабел с каждой минутой, на нижнем пролете запнулся и чуть не покатился кубарем. Навстречу нам из темноты выбежал Валентин с рюкзаком, набитым жратвой.

Милое дело, он не забыл про покушать.

— Выкати девочку на крыльцо, а ты помоги мне его перевязать! — Я толкнул Вале коляску, и очень вовремя.

Саша-Нильс закатил глаза и всем весом повис на мне. Раны от шампуров оказались серьезнее, чем. Чем трус Белкин предполагал. Молдаванин отшвырнул сумку, помог мне уложить сержанта на пол. Вдвоем мы разорвали полотенца, остановили кровь. Для человека, впервые попавшего в полевой госпиталь, Раду показал себя неплохим медбратом. Хотя бесконечно дергался. Белкин был спокоен, м-да.

Я слушал ходики. Наверху полный штиль, внизу воняло порохом, неприятель отступил. Если совсем честно, то неприятеля и не было, хе.

Валентин вернулся, глаза в кучу. Чувствовалось — он чрезвычайно не хотел возвращаться в дом. Сделал мне любезность, хе.

— Куда Томченко делись? Это ты стрелял?

Валентин икнул.

— Они сказали — забирай с кухни все, сами в подвал поперлись. А там труба...

— Что труба? — У меня внутри все упало. — Что труба? Кто кричал? Я спрашиваю — кричал кто?

— Не слышал... — Он недоумевающе уставился на меня.

Только сейчас я заметил — рубаха Валентина пропиталась рвотными массами. Он дергал пальцами воздух, искал занятости, сознание его находилось где-то. Где-то далеко от тела.

— Вы нашли ружья?

— Там... на крыльце...

— Грузи. Прямо на колени к девочке все грузи...

Я разжал пальцы сержанта, взвесил горячий автомат. Сто лет не держал в руках стального дружка, но. Некоторые навыки въедаются под кожу навсегда, хе. Как угольная крошка в морщины шахтеров.

Бог знает, сколько там патронов.

— Валентин?!

Сторож не возвращался. Я передернул затвор, поставил на одиночный. Естественно, свечи мы бросили наверху. Наверху, это весело, хе. Сержант застонал.

— Раду, где они?

— Подвал, налево... Лучше не ходите... — Парня трясло.

Конечно, лучше не. Лучше вообще забиться под одеяло и принять веселящий порошок. Излюбленный метод трусов, вроде Белкина.

Мы спустились в ад. Валя на крыльце болтал с девочкой. Кажется, он объяснял ей, как нажимать курок. Белкин послушал и засмеялся про себя. Если на малышку кто-то нападет, дробовик поможет не больше водяного пистолета, хе.

Если на нее набросится та длинная игольчатая сволочь.

Пол в подвале был залит застывшей водой. Котел лопнул по шву, трубы порвались, позади разошлась кирпичная кладка. В расщелину уже лезли цементные поганки. Милая картинка, хе.

Генерала Томченко задушила водопроводная труба. Зрелище неэстетичное. Труба не шевелилась, притворялась невинной стальной спиралью. Она сорвалась с крючков, разогнула скобы вдоль потолка. Наверное, Томченко не заметил, не сразу заметил. Пытался убежать, отмахивался. Труба проткнула его насквозь в трех местах и притянула к стене. Жесткий шашлык в пижаме, хе! Что старому дурню понадобилось в котельной?

Мы благоразумно в сторонке потоптались, хе.

— Где она?

— Там, за котлом... Ей отрезало ноги... Не ходите... — Раду был близок к обмороку.

— Какого черта? Что они здесь потеряли? Ни жратвы, ни воды...

— Деньги, — шабашник указал в темный угол. Там, между бетонным основанием котла и распахнутой дверцей сейфа, валялся металлический чемоданчик.

— Нам сказал, чтобы это... — Зубы Раду отбивали чечетку. — Чтобы на кухню, сказал, а сами сюда... Видать, заранее готовился...

Он потер ладонью свои жесткие кудряшки. Из-под смоляного цвета уверенно лез медно-рыжий волос.

— Доктор... — Саша-Нильс шатался на лесенке, баюкая перевязанную руку. — Уходим, живо, пока не стемнело. Раду, возьми одно из ружей! Доктор, вы покатите коляску? Девочка, удержишь пакеты? — Сержант коротко глянул вверх; волосатое светило уверенно сворачивало свою деятельность на небе.

Катя покивала. Валентин не подвел, затарился от пуза. Включая простынки, сухое молоко, варенье даже. Интендант хренов, да. Я не выдержал, засмеялся.

— Что такое? Что смешного?

Очухался сержант очень вовремя, да. Земля мелко затряслась под ногами. Дом приседал, осыпался. Мы подхватили сумки и — рысцой.

— Ничего смешного, — согласился я. — Просто... Простите. Вспомнил чемоданчик с деньгами. Улики, хе. Как вам такой заголовок — «Чистые руки закона»? Хе...

Кажется, мою шутку не оценили. Нам оставалось от силы полчаса. Милое дело, застрять во мраке. Я думал о Неле, как она там, и рассматривал русый затылок малышки, завернутой в яркий платок. Тонкими ручками она старательно обнимала баулы со жратвой. Я спрашивал себя, зачем все это. Мы сделали правильно, но.

Доставка еды, чтобы продлить агонию, хе.

Раду замыкал, озирался, перебрасывая из одной ручищи в другую длинное древко топора, а на крылечке малость отстал. Самую малость, да... И тут на него накинулся висевший внутри, за косяком, провод с тройником на конце. Гибкая сволочь обвилась вокруг лодыжки. Раду споткнулся, упал на ступеньки. Топор звякнул о камень.

— Ах ты, сука! — молдаванин сопротивлялся, черная жила тянула его в дом.

Он был похож на неандертальца, попавшего в плен к удаву. Голый торс, мокрый от пота, весь в царапинах. Впечатление усиливала мощная неровная щетина, занимавшая у него пол-лица. Впрочем, мужики зарастали поголовно...

— Руби его, режь! — рявкнули мы на три голоса. Ноги у меня вихлялись. На всякий случай трус Белкин отбежал по садику метров на десять, к поваленным воротам, там распахнул рот, как рыбеха. Во дворе покинутого дома раскачивались столбики с фонарями.

Валя топтался у забора, как приклеенный.

Вероятно, Раду был самый тяжелый, или. Или по совершенно иной причине. Но крыльцо затрещало, парень провалился.

— Помогите! — Он надрывал там внизу связки так, что сразу охрип.

Саша-Нильс выпустил из рук автомат. От крыльца по мощеной дорожке прямо к нам струилась трещина. На глазах трещина расширялась, лопалась облицовочная плитка, шатались чугунные фонарики.

Из дыры в крыльце столбом валила пыль. Раду, видимо, провалился не до конца, застрял где-то и усиленно взывал о помощи. Трус Белкин задвинул коляску на полосу псевдопаркета, покрывающего переулок за воротами, выдернул штакетину, она рассыпалась в руках.

Побежал вдоль трещины с пустыми руками, идиот.

— Валя, давай веревку! — Нильс молодец, вспомнил про снаряжение, хе.

Валентин застрял. Он переминался с ноги на ногу, но не мог сделать и шагу. Не то чтобы не хотел, а не мог себя победить, да. Я хорошо представлял это состояние; у меня так было, когда с вышки в воду прыгал. И понимаешь, что назад неудобно, а ноги словно ватные.

Не доходя нескольких шагов, я не выдержал, стал на четвереньки. Из дыры валила серая пыль. Не стоило приближаться, парень уже умер. Не слышал я его сердце, не слышал.

— Валя! — опускаясь на живот у дыры, хрипло позвал Нильс. — Я его вижу! Иди сюда, живо!

— Ни хрена подобного! — внезапно сорвался Валентин. — Тебе надо — ты и иди. Я возвращаюсь назад.

И положил кулачище на приклад ружья. Мне совсем не нравилось, как он все время норовил потискать свою пушку. Мы застряли на четвереньках. Малышка беззвучно плакала.

— Раду! — закричал сержант. — Эй, отзовись! Его голос словно провалился в пуховую перину. Дом смеялся, пустой и мертвый, в крыльце зияла рана. Рядом валялся обрывок провода, но не нападал.

— Нельзя быстро бегать, — в который раз, как слабое эхо, повторила малышка. — Они нападают, когда бежишь.

— Я сваливаю! — Валентин демонстративно шагнул по переулку.

— Они железные... — Девочка закусила губу. Потом не выдержала и заплакала.

— Мы договаривались, что будем держаться вместе! — напомнил Саша.

— Вот и держитесь! — нехотя обернулся сторож. — А меня увольте!

У него на лице дергались сразу бровь и уголок рта. Внезапно мне стало его жалко. Валя не хотел никому зла, просто не выдержал нагрузки. Похоже, что наша скромная коалиция дала трещину. Остатки коалиции, да.

— Проваливай, сука! — зарычал Нильс, вскакивая. — Только проваливай насовсем! Не дай бог тебя, гаденыша, в доме встречу! — Он забылся и взмахнул пораненной рукой, присел сразу. Занавеска, которой я его перевязывал, намокла от крови. Неужели артерия, хе. Тогда плохо. Белкин втянул воздух обеими ноздрями, словно так точнее приближал будущее.

Но близкой смерти сержанта я пока не различал. Зато чувствовал кое-что похуже, да. Цементный лес пер влево, попер на Березовую аллею. А с противоположной стороны, с холма, ускоренным темпом наступали заросли ржавой проволоки. Они уже перемололи, раздробили кирпичную ограду. Впереди проволочных чащ проступали ряды черных люков. Так много люков мы не успеем сжечь, они плодятся, как грибница.

Узкая полоска поселка, чудом уцелевшая, затягивалась. Вероятно, нас прикрыло озеро. Кто-то главный, кто-то, затеявший веселье, исправлял ошибку, хе.

Тут Катерина заплакала в голос.

— Вы что, очумели совсем, при ребенке? — вставил реплику трус Белкин. — Взрослые люди, да что же это такое?

Нильс сплюнул, по пути подобрал автомат. Входные двери за его спиной походили на голодный беззубый рот. Валентин попятился. Я кое-как разогнулся, заступил сержанту дорогу.

— Нет! — тихо, но твердо сказал я, чем несказанно сам себя удивил. — Не трогай его. Разве не слышишь?

В этот миг лохматое солнце закатилось за фиолетовую тучку, и озверевшие лица мужчин стали совсем черными.

— Пропустите, — ровно сказал Нильс.

— Ты думаешь, я обоссался? — зарычал из-за штакетника Валентин. — Ты думаешь, ты один герой, а остальные — говно? Нет больше паренька, разве не ясно?!

Саша-Нильс молчал.

— Вот что, давайте без драки, — торопливо начал трус Белкин. — Товарищ милиционер, мы сами с вами вызвались... разведать, так сказать... и помочь с девочкой, но...

— Там человек остался, непонятно разве? — сделал последнее усилие сержант. Повязка на его руке стремительно темнела.

— Если мы немедленно не перевяжем вашу рану, вы умрете от потери крови, — предупредил я.

Нильс так громко скрипнул зубами, что я вздрогнул. Потом сплюнул, отпихнул Валентина и первый зашагал по полированному псевдопаркету, да. Повернул домой. Я развернул коляску. Паркет под ногами тихонько дышал. Бородатое светило лыбилось и терлось гривой уже о самые верхушки поганок. Очень далеко, на пределе моей чувствительности, пролетели розовые шары. Вышли на охоту, милое дело...

— Будь добра, не хнычь, — попросил я малышку, не слишком надеясь на понимание. Однако, милое дело, девочка заткнулась. И трус Белкин покатил ее дальше, громыхая колесами. Толкал и сочинял, что скажу там. Что скажу там, если Он все-таки существует. И еще, да. Еще обдумывал момент, трусы всегда обдумывают. Я прикидывал, вколоть себе оставшееся. То, что я вколол Неле, или мучиться, пока Он не призовет.

В родной, хе-хе, двор мы вкатились затемно. На крыше отсутствовал часовой, м-да. Я издалека понял, что они ушли. Бросили на произвол женщин, стареньких тетушек. Они ушли, шлейф их нервных мечтаний трепетал над горячей землей. Шайка Жана ломанулась навстречу гибели. Дед поступил хитрее, Дед, да. Сгоношил детей к эпицентру.

Я наслышан, я болтал с призраком Элеоноры, я знаю про Симулятор. Осталось превратиться в Македонского или Бонапарта, и процесс завершен. Логический финал для труса Белкина — сбежать в уютную гавань безумия...

В прихожей я заставил Нильса лечь, перевязал. Подвальное население кинулось жадно делить добычу, Валя выстрелил в потолок. Я не хотел спускаться к ним. Там, в гараже, все было кончено. Кончено то, что так чудесно началось тридцать два года назад, когда аспирант Белкин волочился за самой красивой выпускницей.

Катерина подергала меня за палец.

— Пойдемте, надо спешить...

Куда пойдемте? Лично я уже пришел. Тупик, конечная, хе. Поселок сжимало тисками, слои глины трещали от напора, выдавливали последнюю влагу, Это меня капельку оправдывало, да?

Оправдывало то, что сделал трус Белкин. И собирался сделать. Катал в кармане шприц. Это не больно, как не больно было Неле. Она не могла дальше жить с такой спиной. С таким ртом, с такими пальцами.

— Не надо, пожалуйста...

Кто-то мягко погладил мое сердце. Кто-то взял меня за руку. Маленькая шершавая ладошка. Трус Белкин чуть не завыл, запрокинув горло к звездам. Звезды сияли сложным октаэдром. Звезды далекой галактики, да.

— Спасибо... — чуть слышно прошептала малышка, — Давайте догоним Элеонору? Они меня ждут...

В следующий миг я уже знал, что. Что девочка Катя продолжала борьбу. Зачем ты так упорно цепляешься, хотел спросить трус Белкин. Существует единственная причина, по которой парализованной малышке имеет смысл цепляться.

Продолжение. От внезапной догадки меня залихорадило. Трус Белкин слышал вперед на несколько мельчайших единиц времени, он недостаточно долго пробыл на Сосновой. Все, что западнее Березовой аллеи, попало под основной лепесток излучения, хе. Малышка провела там вечность.

Почему она живая, хе. Уворачивалась от вилок грызла чипсы. Заранее предугадывала, неосознанно. Малышка жива, потому что видит вперед на месяцы, на годы.

Она мечтает продолжиться. Маленькая всклокоченная голова, острое личико в потеках грязи, набухшие веки. Она уверена, что родит детей.

— А может, лучше в Поляны? — Трус Белкин присел перед коляской, чтобы ребенку не пришлось задирать голову. Глупее вопроса парализованному ребенку я задать не мог.

— Не лучше, — серьезно сказала Катя. — Это как на карусели. Чем дальше, тем страшнее кружит...

И я поверил, не лучше, да. Как на карусели, милое дело. Центробежная сила нарастает. Идти надо в центр. Надо было сразу послушаться старика.

Белкин зашевелился. Отсыпал из общей кучи консервов, взял две бутылки воды. Подумал, сунул девочке ружье. Стоило позвать Нильса. Я сжал зубы и спустился вниз. Сразу же стало ясно — сержант не дойдет. Никуда не дойдет. Вокруг него копошились тени, женщины вылизывали тушенку, плакали. Саша-Нильс усмехнулся. Мы немножко поговорили.

— Я виноват, — сержант стукнул кулаком. — Я подставил вас из-за дурацких ружей.

— Ерунда, — сказал я. — Томченко сам виноват.

— Не ерунда, — уперся он. — Немножко полежу и встану... Док, вы видели? Я стал рыжим... Каково, а?

— Круто, — сказал я. — Мы догоним Деда.

— Вы не догоните их, — беззлобно уронил Валентин.

Я поглядел на него сбоку. Мне через месяц исполнилось бы пятьдесят четыре, Валентин моложе лет на семь, но. Сгорбленный, лопатки торчат, щеки обвисли. Сломался внутри, жила перетерлась. Так фатер мой говаривал, хе.

— Пойдемте вместе, — предложил я. Так, на всякий случай.

— Тоже мечтаете заткнуть кран? — Валентин сплюнул. Не долетев до бетонного пола, его слюна превратилась в мутную стекляшку. — Чушь все это, нет никакого крана, Дед от жары подвинулся. Слушайте, Белкин, бросьте эту затею. Жратвы у нас сейчас полно, оружие есть, воды на троих надолго хватит... передохнем, выспимся и двинем к шоссе, догоним наших...

— А девочка? А женщины?

Сторож сухо рассмеялся. Мне показалось, что я услышал не смех, а карканье. Показалось на долю секунды. Я видел его смерть, но промолчал.

— Они погибли, — перебил я поток его словоблудий. — Все погибли, и ваши, и наши...

Чему я его научу, чем исправлю? Можно ли обучить труп?

— Кретин, — выплюнул вдогонку сторож.

Он не слышал, смешной человек. Он не слышал, как мускулы сжимаются на горле поселка.

Катерина ждала меня наверху, в прихожей. Дверь я забыл запереть, за дверью полыхала роскошная ночь. Два часа пышного бархатного великолепия окутали нас.

— Такие черные, прячутся на земле, — деловито произнесла девочка. — Их надо далеко обходить. Остальные — сами трусишки... Пока проволоки нет, это не их территория...

— Угу, — глубокомысленно изрек я. Это точно, хе. Милое дело, не их территория. Скоро будет их, и тогда они перестанут быть трусишками. Тогда они сунут безглазые рыла к нам в подвал, хе. Что интересно, малышка обозвала псевдолес «проволокой», хотя у себя, на Сосновой, видеть его не могла.

Милый ребенок, хе.

Перед сторожкой трус Белкин сделал две смешные вещи, позер несносный. Раздавил в кармане шприц с тем самым. Раздавил то, чем убил свою жену. Затем Белкин с наслаждением скинул пропотевшую гнойную рубаху и рыхлые тряпочки, оставшиеся от спортивных кед. Прикоснуться к спине я не отважился, там шевелилось. Зато я мог видеть собственную лопатку, почти не поворачивая головы. Что-то происходило с кожей, с глазами, да.

Я изменялся.

Загнувшиеся когти весело царапали зеркальную поверхность озера. Я гнал напрямки.

27СИМУЛЯТОР

Очевидно, нужен кто-то другой. Нужен человек, обладающий более ярким даром рассказчика, владеющий красками речи. Я не оратор, я физик, кабинетный червяк, на старостилет попавший в передрягу.

Мы увидели телескоп, только подобравшись к нему вплотную. Николай не обманул, провел нас по дну оврага до самого Белого озера. Без Коли мы бы этот путь не преодолелив таком темпе.

Николаю антенна показалась похожей на снежинку, мне же, скорее, она напомнила гигантский комок сахарной ваты. Невесомая конструкция, потрясающая размерами и легким изяществом, внезапно выплыла из дымки и размахнулась над нами на полнеба.

В первую минуту мы онемели. Могли только стоять, запрокинув головы, и смотреть.

Затем мы поглядели вниз и увидели собственно Симулятор. То, что Коля обозвал космическим кораблем, вероятно, посадка получилась не самой мягкой, хотя отсюда оценить траекторию было сложно. Спускаемый аппарат вошел в атмосферу под острым углом. Симулятор как минимум трижды подпрыгнул, ударяясь о землю, вспахав траншею глубиной в десяток метров.

Он действительно сожрал лес на огромном расстоянии вокруг себя. Он практически оголил бутовые слои грунта, преобразуя среду. Но сильнее всего он изменил озеро Белое. Там искрили, переливались сотни огней, там вода выросла уступами, замерла каменными воронками разного диаметра...

Озеро готовилось к приему десантных ботов.

— Что будем делать? — спросил Зиновий.

— Будем раскачивать его и ждать остальных, уже недолго.

И мы уселись на самом краю цементной воронки. Со слов Коли, совсем недавно она была раскалена, а вокруг стояли стон и грохот. Вероятно, Симулятор прошел очередную фазу. Жара и грохот сместились к югу. Мы находились в эпицентре. Я лег на спину и стал смотреть вверх. Зрелище завораживало, не позволяло оторвать взгляд. Мелькая стеклянными гранями, причудливыми завитками, переходами хмурого света, занимая все небо, кружилась исполинская чаша антенны.

— Доктор с девочкой уже близко, — сказала Эля.

— Надо мину или гранатомет, — рассуждал Николай. — Шарахнуть по ней как следует...