Чтение 29–й страницы книги ~Боевая единица~

Но зато в эти сложные времена Лансу не пришлось отягощать непростую ситуацию разрушением мужской обители. Он до сих пор не мог погасить волну, вызванную одним подобным инцидентом – два было бы слишком. Кроме того, монахи принесли немало пользы – в последние дни их часто применяли для различных операций. Доверять им всецело нельзя, но при нехватке надёжных сотрудников их помощь весьма ценна.

Не поворачиваясь к Бергу, демон произнёс:

– Ваши люди уже собраны на аэродроме?

– Так точно. Могу я узнать, зачем это потребовалось?

– Можете, – милостиво кивнул Ланс. – Я хочу, чтобы все они находились в одном месте. Так их проще контролировать.

– Вы не доверяете моим мальчикам? – обиженно спросил настоятель.

– Я никому не доверяю, – холодно ответил магистр. – Более того, с завтрашнего дня ваших людей мелкими отрядами развезут по разным регионам. Я не хочу, чтобы у меня под боком сидел столь крупный отряд монахов.

– Как прикажете, – кивнул Берг и поспешно добавил: – Но я гарантирую их лояльность. В событиях последних дней они показали себя с самой лучшей стороны.

– Да, так и было. Однако всю грязную работу выполняли другие, вашим воспитанникам выпали второстепенные роли. Кроме того, сюда их свезли со всей планеты, поначалу они не имели никакой информации о последних событиях, но за эти дни неизбежно собрали немало слухов. Мои агенты зафиксировали среди них немало красноречивых разговоров. Нет, монахи мне здесь не нужны. С завтрашнего дня, вы поняли?

– Так точно!

– А теперь о главном: у меня для вас есть ответственная работа.

– Я готов, – поспешно произнёс настоятель.

– Вот и хорошо. Дело несложное, вы наверняка уже знаете, что нам удалось схватить Ветрову?

– Так точно!

– Так вот, завтра её необходимо будет убить. Справитесь с такой работой?

– Так точно! Могу прямо сейчас.

Ланс скривился – временами Берг его сильно раздражал.

– Не всё так просто, её надо не просто убить, а разыграть перед этим целый спектакль. Если она согласится выступить с обращением к Ордену, то неплохо бы прикончить её прямо перед камерами. Если откажется... Можно тоже перед камерами. Только не дать ей раскрыть рот. Впрочем, прямого эфира не будет, так что всегда можно поступить по обстановке. От вас требуется составить несколько сценариев её смерти, утром я сравню их с замыслами других сотрудников, из всех вариантов выберем лучшие.

– Разрешите...

– Да.

– Насколько я понимаю, нам нужно обставить её смерть с максимальным по эмоциональному воздействию эффектом?

– Вы правы, именно это и требуется.

– В таком случае правильнее не убивать, а просто нанести ей серьёзную рану, или это имитировать. Весь Орден будет с утра до вечера заниматься обсуждением её здоровья. Июньские события свежи в памяти, Практикантка запомнилась надолго.

– Нет, её надо убить, – непреклонным тоном произнёс Ланс. – Это не обсуждается.

Он не стал объяснять настоятелю, что девушка узнала то, что знать никому не следовало. Пока не следовало. Впрочем, тот и не собирался выяснять причины решения босса – авторитет магистра был для Берга непререкаем.

– Понятно. Ладно, раз так, то хорошо бы схватить убийцу прямо на месте преступления, или просто прикончить. У меня в голове вырисовывается неплохой сценарий.

Демон улыбнулся, в который раз хваля себя за разумную предусмотрительность:

– Господин Берг, у меня есть отличный кандидат в убийцы: Бровкин.

– Чапай?!

– Да, он сейчас сидит в подвале по соседству с Ветровой. Надо сказать, сбрендил окончательно: едва до смерти не замучил Робинсона, пытал его всю ночь.

– Так ведь это чудненько! – обрадовался настоятель. – Надо и Робинсона использовать, тут целый блокбастер состряпать можно! Чапай у нас личность весьма знаменитая, от него можно ждать чего угодно. Никто не удивится, если он окажется мятежником.

– Вот и хорошо, утром я жду ваших предложений.

Лина не верила, что сможет пережить следующий день. Даже если подчиниться демону, это не поможет – она была не настолько глупа, чтобы поверить в его искренность. Ланс не станет оставлять в живых человека, узнавшего столь страшную тайну. Ей оставалось заниматься излюбленным делом смертников – вспоминать всю свою жизнь.

Увы, вспоминать здесь особо нечего. Кроме Монастыря и Алтайской базы, мало от него отличавшейся, она не видела ничего. Девушка по третьему кругу прокрутила ролик с самыми яркими событиями, чувствуя, что тот надлом в душе, что вызвали слова демона, всё более расширяется, превращаясь в пропасть, грозящую поглотить её целиком, без остатка. Психика большинства воспитанниц была нестабильной, и хотя Лина в этом отношении представляла собой исключение, но и у неё был свой предел.

Неудивительно – здание, выстраиваемое с самого детства по кирпичикам, рухнуло в одно мгновение. Лина не выбирала свою судьбу, это сделали за неё, но попав в системуОрдена, она всю свою жизнь старалась стать хозяйкой самой себе. Добиваться этого пришлось доступными способами, а они оставляли одну дорогу – наверх. Прозябание на Алтайской базе и последующее служение напоминали завуалированное рабство, для девушки это было неприемлемо. Вопреки всем препятствиям она пробилась на тропу, ведущую к запредельным вершинам.

Монастырь не просто элитарное учреждение Ордена, его выпускницы – это совершенно особый класс. Они высшие создания, источники жгучей зависти для всех остальных сотрудников. Про них рассказывают легенды и одновременно гадости, но что ещё взять с завистливых неудачников? Они сами выбирают свою судьбу и свободны от тягостных обязанностей, обременяющих окружающих.

Лина не знала другой жизни, и в её представлении выпускницы были почти небожительницами, свободными настолько, насколько вообще можно быть свободным в этом мире. Алучшие из них становятся неподсудными легендами, занимая места на вершине пантеона. На эту вершину девушка рвалась, не жалея ногтей и зубов, тянулась туда, барахтаясьв обволакивающей грязи, затягивающей дерзкую девочку назад.

И вот теперь Лина узнала, что если внизу была грязь, то верх оккупировала сущая мерзость. То, к чему она так стремилась, оказалось ложью. Сейчас, сидя в маленькой камере, она с отчётливой ясностью начинала понимать то, о чём раньше не пыталась задумываться. Девушка проводила ревизию своей короткой жизни. Выводы были неутешительными.

Всё зря.

В сущности, ей можно поблагодарить Ланса за то, что он принесёт ей смерть. Как существовать дальше, узнав, что все её идеалы были ложными, она не представляла. Все девятнадцать лет жизни были простой подготовкой к прислуживанию силам, чуждым всему человеческому. Демоны использовали её для борьбы с другими демонами, и всё это она считала дорогой наверх. Микрокосмос сироты-одиночки получил сокрушительный удар. То, что прежде казалось свободой, стало рабством, самопожертвование – эгоизмом, героизм – ложью, воинское братство – лакейством.

На четвёртом часу самоедства, когда голова отказалась переваривать лавину мыслей, Лина наконец смогла заплакать.

Странно, но стоило показаться одной слезинке, как процесс пошёл с ураганной скоростью. Кусая губы, чтобы не завыть в голос, и уже плохо понимая, из-за чего, собственно, плачет, Лина вспомнила маму. Нет, она не могла её помнить, так, смутное, скорее выдуманное ощущение чего-то родного. Попытка вызвать этот образ уверенно подтолкнула девушку к истерике.

Слово «мама» неизбежно вызывало в ней комплекс вины.

Да, психологи Алтайской базы в своё время доказали Практикантке, что подобные мысли не имеют под собой основания – она никоим образом не может считать себя виновной в смерти матери. Однако Лина с детства отличалась дотошностью и если за что-то бралась всерьёз, то почти всегда доводила до конца. Вот и в этом вопросе добилась полной ясности, сумев сделать свои выводы, после изучения всех доступных, а иногда и недоступных данных.

Лина была сенсом, слабым, нераскрытым, но всё же сенсом. Родившись у обычной женщины, не представлявшей, с кем она имеет дело, девочка поставила маму в очень нелёгкую ситуацию. Мало того, что ребёнок был нежелательным, так ведь в придачу при малейшем недовольстве инстинктивно награждал самого близкого человека депрессией. Процент самоубийств среди родителей в таких ситуациях был очень высоким.

Мама Лины его пополнила.

Брошенная любимым человеком, оставшаяся с ребёнком на руках, с отвернувшимися родными, отказавшими ей в доме, с дочкой-сенсом, генерирующей ментальные волны там, где обычный младенец ограничивается плачем...

Сейчас Лина не стала заниматься самообманом и отчётливо поняла, что виновна в гибели матери. Мысль абсурдна – что взять с грудного ребёнка? Но было поздно, девушка уверенно понеслась навстречу грандиозной истерике – сознание почти отключилось, работая, будто компьютер в ждущем режиме.

И в этот момент, когда девушка замерла на тонкой грани, отделяющей её от сползания в пучину океана разбушевавшихся эмоций, появился голос:

– Ты меня слышишь?

Ничуть не удивившись Лина тихо ответила:

– Да.

– Я маленький,– с каким-то радостным удивлением сообщил голос.

– Понятно, – кивнула девушка. – Ну что ж, можно смело ставить диагноз: у меня маленькая шизофрения.

– А раньше не слышала.

– Раньше я была почти нормальной, – уточнила Лина, чувствуя себя всё более странно.

Слишком уж реальный голос, похоже, у неё действительно проблемы с головой. Большие проблемы. От страха за свою психическую полноценность она тотчас забыла о намечающейся истерике.

Тем временем бредовый голосок разразился целым каскадом фраз:

– А потом слышала. И говорили. И я делал. И ещё делал. А потом много не слышала. Я маленький. Дай, пожалуйста. Я голоден. Я ведь маленький. Дай. Дай. Я маленький. Дай...

– Подожди! – нервно воскликнула девушка. – Ты меня совсем с толку сбиваешь. Что тебе дать?

– Вот это. Разве тебе жалко? Ведь я маленький. Дай.

И тут до Лины стало доходить, что всё гораздо серьёзнее обычной шизофрении. Как и всякая воспитанница, она умела управлять своей психикой и при желании могла бегло протестировать саму себя. Кроме того, девушка не раз сталкивалась с телепатами Ордена, а однажды даже мысленно общалась с демоном-фиболо, благодаря чему смогла сравнить нынешние ощущения с этими воспоминаниями.

Девушка поняла, что с ней общается сильный, но очень странный телепат.

Открытие было удивительным и совершенно непонятным. Кому она здесь понадобилась и почему голос столь странный? Он тем временем не успокаивался:

– Если придут, опять буду делать. Я боюсь. Ведь я маленький. Дай, тебе ведь не жалко. И мы будем говорить. Молчишь? А раньше говорила. Дай. Буду делать. Боюсь.

– Подожди, я никак не пойму, что тебе от меня надо?

– Надо? Дай, я ведь маленький.

– Это я уже слышала. Кто ты?

– Это я. Разве ты не понимаешь, я же маленький...

– Стоп! – выдохнула Лина, чувствуя, как голос исчезает, как будто она просыпается. – Ты мне снишься?

– Снишься? Не снишься. Я ведь маленький.

– Нет! Я вспомнила! Ты всё время пытаешься со мной говорить во сне, но проснувшись, я почти ничего не помню. Так?

– Я маленький. Ведь говорила. Молчишь. А ведь говорила. Потом всегда молчишь.

– Господи, а ведь точно, я же прекрасно знаю этот голос! – охнула Лина. – Раньше ты говорил как-то по-другому. Я ведь вспомнила! Тогда, после бомбардировки, когда меня засыпало землёй... Точно, это ты тогда меня разбудил.

– Да, я ведь маленький. Быть так плохо. Нельзя. Воздух. Нельзя умирать. Ты тогда меня кормила. А потом нет. Плохо. Дай.

– Кто ты?.. Стой! Не отвечай! Этот бред я уже слышала. Давай с другой стороны. Где ты?

– Я есть.

– Я понимаю, что ты есть. Где ты есть?

– Я здесь.

– Вот уж воистину, удивительное рядом! Но ведь я никого не вижу, камера пуста. Ты что, невидимка?

– Ты не смотришь. А смотрела. И был свет, тёплый свет. Хорошо. Я ведь маленький.

– Подожди, я не помню, чтобы на тебя смотрела.

– Смотрела. А сейчас не смотришь. А раньше смотрела. А сейчас не хочешь,– в голосе появились нотки нешуточной обиды.

– Но как я могу на тебя смотреть, если не вижу тебя? Где ты?

– Найди!– лукаво произнёс голос.

Слёзы у Лины высохли. Сейчас она забыла про всё на свете, превратившись в маленькую девочку, погрузившуюся в захватывающуюся сказку. Ей почему-то вспомнилось, как раньше она мечтала изменить в своём имени одну букву, чтобы стать Алисой. Это произошло как раз под действием сказок.

Быстро перебрав несколько вариантов, она предложила:

– Хорошо, я тебя буду искать, только давай это сделаем с помощью игры.

– Игра. Хорошо. Давай. Я маленький. Играть.

– Вот и отлично. Всё просто: я протягиваю руку, если при этом приближаюсь к тебе, то говори «горячо», а если удаляюсь, то «холодно».

– А если ни туда, ни туда?– вполне разумно уточнил голос.

– Так и говоришь – «не туда». Понял?

–Я понял. Будем играть. Но я голоден.

– Сперва игра, – непреклонно произнесла Лина.

Девушка протянула руку к двери.

– Холодно.

Ладно, теперь в другую сторону.

– Холодно.

Два другие направления дали такой же ответ. Лина, всё ещё наивно верящая непонятному голосу, проверила пол и потолок, но результат был аналогичным. Уже собираясь разразиться язвительной тирадой, она вновь обняла колени, но тут послышалось нечто новое:

– Горячо.

Девушка замерла, вмиг осмыслив поразительный факт, затем положила руку на живот.

– Горячо.

Лина водила ладонью по телу, пока не убедилась, что голос однозначно указывает на один из карманов. Уже подсознательно догадываясь, в чем дело, она вытащила из него кристалл аметиста, чудом сохранившийся после обыска.

– Это ты говоришь?

– Горячо. Горячо. Горячо.

– Но как, ведь это простой камень, я сама случайно подобрала его в посёлке, уничтоженном демонами!

– Холодно,– преувеличенно загадочно произнёс голос.

Лина обхватила голову руками, ухватив за ниточку клубка, всплывшего из глубин сознания.

– Вспомнила! Я ведь с тобой разговаривала! Когда лежала в медблоке. Меня тогда пичкали лекарствами, я металась в бреду, и потом... потом всё забыла. А то, что помнила, приняла за последствия бреда. Так?

– Говорила. А потом молчала. Я ведь маленький.

– Стой! Дай вспомнить! Молчи, говори только «да» или «нет», и только после моих вопросов. Потерпи, не говори пока ничего другого.

Человеческая память не без странностей: только что Лина не знала ничего, а сейчас на неё обрушился поток подавленных воспоминаний. Трудно было сосредоточиться, сформулировать правильные вопросы, тем более что голос мог отреагировать и на мысли – она помнила, что он великолепный телепат.

– Так, ты был в камне-артефакте. Правильно?

– Да.

– Ты спал много-много лет.

– Да, я маленький. Там плохо... пустота... страшно... нет времени...

– Постой! Отвечай только «да» или «нет». Тебя разбудила моя кровь, попавшая на камень Ирдатуса?

– Да.

– Ты питаешься кровью?

– Не туда.

– Что значит – не туда?

– Не горячо и не холодно. Дай.

– Дай... Ты как демон, только тебе нужна кровь.

– Нет. Есть и другое. Вкусно, но оно высохло. А ты мне его не дала.

– Что высохло?

– То, что было. Я голоден. Дай опять.

– Слёзы, что ли?

– Да, да, слёзы, дай,– обрадованно оживился голос.

Лина сделала паузу, собираясь с мыслями. Медленно, неуверенно, соединив воедино полузабытые, бредовые воспоминания, девушка заговорила:

– Итак, ты кто-то вроде духа артефакта и жил в камне Истинного Мира. Когда демон Ирдатус проигрывал свою последнюю битву, он отправил тебя в небытие, где ты провёл много тысяч лет. Эти годы повлияли на тебя не лучшим образом, сильно ослабили. Когда фиболо попытался меня спасти от ракшасов и бомбёжки, он нанёс мне несколько ран своими шипами, и на тебя попала кровь. Ты проснулся и признал меня своей... Не могу сказать... Кем ты меня признал?

– Я признал тебя Алисой из страны чудес.

– Это всё мой бред виноват, – усмехнулась Лина. – Неудивительно, я ведь тогда едва не умерла.

– Да. Мы говорили. А потом не говорили. Всегда молчала. Я ведь маленький.

– Знаю. Ты иногда говоришь на уровне трёхлетнего ребёнка, но иной раз выдаёшь очень умные фразы.

– Я умный,– торжественно произнёс голос.

– Да, от скромности ты точно не умрёшь, – улыбнулась Лина. – Странно, но когда я пришла в себя, то ничего про тебя не помнила. Все разговоры позабылись. Хотя, что это были за разговоры, бред один... Так значит, ты как джинн из сказки, только живёшь в кристалле аметиста?

– Да. Но я не живу, я есть.

– Теперь я не удивляюсь, что Гайка не смогла даже поцарапать этот кристалл. Ты умеешь за себя постоять. Постой! Так это из-за тебя барахлили часы и приборы после того, как я забрала тебя из мастерской?

– Да. Я радовался. Ты стала со мной. Я делал. Мало делал. Радовался. Я ведь маленький.

– Хорошо, что ты радовался мало; представляю, что бы творилось в противном случае. Голос, кто бы ты ни был, я благодарю тебя за спасение... Хотя и зря это было... наверное.

– Я не «кто-то», я Мартовский Кролик.

– Ну разумеется! – рассмеялась Лина. – Как я могла про это позабыть! Эх, Кролик, хорошо, что я тогда про тебя забыла. Знаешь, я ведь полная дура была, и... В общем, если бы вспомнила, то отдала бы тебя нашим учёным, а от них ты бы прямиком попал к квари.

– Нет, нельзя. Не хочу. Я маленький, не отдавай меня.

– Не бойся, малыш, не отдам. Только я себе не принадлежу. Кролик, скорее всего, я завтра умру, так что ты останешься один.

—Не умирай, Алиса из страны чудес. Мне плохо. Не надо, я ведь маленький.

– Но я не могу выбирать, всё решат за меня. Знаешь, я даже не понимаю, стоит ли мне пытаться избежать смерти. Да и как это сделать? Кролик, один раз ты меня уже спас, тогда, в тайге. Можешь ещё спасти?

– Зачем спасать Алису? Страшного нет. Ведь бомбы не падают.

– Бомбы – не самое худшее. Эх, Кролик, знал бы ты, как мне сейчас плохо...