Чтение 28–й страницы книги ~Война братьев~

— После того как ты… попал в плен, — сказал Урза, — я зашел как-то в детскую к Харбину и вместе с ним перебрал все игрушки, что ты для него сделал. Он точно помнил, вкакой последовательности ты их ему дарил, и за всеми бережно ухаживал — каждая работала как часы. И знаешь, некоторые из них придуманы просто гениально.

— Были разные идеи и задумки, но я не ожидал ничего серьезного, — ответил Тавнос.

— В самом деле? — усомнился Урза, хитро улыбнувшись. — По крайней мере твоей птице я сразу нашел применение. Эти летающие драконы — сущие дьяволы, а когда я узнал,что они еще и дышат огнем… — Он воздел руки. — Нам было без тебя трудно. Мы думали, ты погиб.

— Нет, я выжил, — сказал Тавнос. — Хотя и не без потерь. — Ученый сжал пальцы поврежденной правой руки в кулак.

— Я очень рад, — сказал Урза, и Тавнос понял, что учитель говорит искренне. Он даже представил, как Урза сидит за столом, вертит в руках игрушки Харбина и старается не вспоминать о годах работы с Тавносом, чтобы горечь утраты не помешала извлечь все ценное из созданий ученика.

Но Урза не привык долго говорить о чувствах, он перешел к делу.

— Птицы оказались настоящим спасением. Конструкция простая, их можно легко и быстро изготавливать в больших количествах, к тому же на них уходит сравнительно мало металла и других материалов, а натаскивать их на гигантов Мишры мы научились в два счета. Одна из серьезных проблем на этой войне — большие расстояния. Пока новое оружие добирается до фронта, где оно необходимо, противник уже успевает изготовить свое, более мощное оружие. Механические птицы дали нам преимущество в борьбе с драконами, но когда мы, перегруппировавшись, начали новое наступление, выяснилось, что Мишра успел установить на своих границах новых стражей.

— Подземные капканы, — понимающе кивнул Тавнос. — Я наткнулся на такой в день, когда меня чуть не убил механический дракон.

— Да, эти капканы — неприятная штука, — согласился Урза. — Они очень замедляют продвижение армии, а это позволяет брату тщательно готовить контратаки.

— А что это за жидкий огонь? — спросил Тавнос — Я имею в виду жидкость, которую изрыгают новые драконы.

— Какое-то новое изобретение братца, — ответил Урза, — и, судя по всему, из Саринта. Там богатые залежи нефти и еще каких-то ископаемых. Мой братец научился разлагать их на составляющие компоненты, и один из компонентов оказался горючим, как гоблинский порох. Он практически уничтожил нашу армию, но мы успели ввести в бои нашихптиц. — Урза помолчал. — Так что Иотия до сих пор наша.

— Как и перевалы, ведущие в Аргив и Корлис, — поддакнул Тавнос.

— Но мы никак не можем продвинуться от наших границ вперед, — уныло продолжил Урза. — Мы вынуждены ждать, пока он сделает первый шаг и начнет атаковать. Судя по всему, у него, как и у нас, не хватает войск для начала серьезного наступления — оголяются границы. Все это требует дополнительных сил и средств.

— По пути к столице я заметил, что литейных мастерских стало больше, — согласился Тавнос.

— Стало больше литейных мастерских, фабрик и шахт, — кивнул Урза. — Мы вырубили почти все леса в Корлисе, мы покупаем сталь у сардских гномов. Купцы начинают роптать, их не устраивает, что на север уходит золото, они уговаривают нас начать кампанию и против гномов. Они хотят, чтобы мы присоединили гномьи земли к королевству и получили бы доступ к их ресурсам практически даром.

— И что ты думаешь об этом? — спросил Тавнос, понимая, что точней было бы спросить: «Что ты решил?»

— Я не хочу нападать просто так, должен быть серьезный повод, — ответил изобретатель, — но я не хочу и слишком сближаться с ними. Я им не доверяю — доверять им только потому, что они постоянно твердят, что боятся фалладжи и доверяют нам? Джиксийцы нас на этом и провели.

Тавнос кивнул. После его возвращения все члены Братства Джикса были немедленно выдворены из страны — когда выяснилось, что они работают советниками и при дворе Мишры.

— Пока тебя не было, монахи пробрались даже в школу, представляешь? — сказал Урза. — Прямо под носом у Рихло. Когда все выяснилось, он чуть не сгорел со стыда.

— Мне приятно сознавать, что пребывание в плену оказалось полезным, — сказал Тавнос.

Собеседники замолчали. Урза нахмурился, затем потер ладони.

— Я и над твоими глиняными воинами поработал, — сказал он наконец. — У меня родилась идея — использовать только глину, без скелета. Она лучше поддается обработке.

Тавнос искоса взглянул на своего учителя.

— Урза, тебя что-то беспокоит, не так ли? — Он слишком хорошо знал изобретателя, чтобы понять с полуслова — тот что-то недоговаривает.

Защитник отечества собрался было возражать, поднял руку, затем покачал головой и насупился.

— Харбин, меня беспокоит Харбин, — выдавил он наконец. — Он хочет быть пилотом орнитоптера.

Тавнос кивнул:

— Он приезжал меня встречать, и по дороге мы говорили с ним об этом.

— Понесся как ураган, едва только в Пенрегоне стало известно о твоем возвращении, — сказал Урза. — А когда пришли вести о поражении под Томакулом и гибели армии, мы едва удержали его — он рвался вступить в армию. Чтобы отомстить за тебя, понимаешь.

— Понимаю, — мрачно ответил Тавнос.

— Его мать не находила себе места от беспокойства, — сказал Урза, качая головой и отводя взгляд. — Я много раз возвращался с войны — Харбин ни разу не встречал меня.

Тавнос пожал плечами:

— Я уверен, он испытывает к тебе глубокое уважение.

— Уважение, да, — раздраженно закивал Урза. — Он всегда крайне вежлив и любезен. Этому мать его хорошо выучила, ничего не скажешь. Но мы по-настоящему ни разу не поговорили. Про игрушки, что ты ему дарил, он знал все, но более глубокого интереса к машинам не проявляет. Он одарен, бесспорно, но у него нет главного — пытливости и любознательности. А уж как он про тебя рассказывает, любо-дорого слушать. Ты для него герой.

— Он очень уважает тебя, — повторил Тавнос — А я просто был рядом, пока он рос.

— Да, — тихо сказал Урза и замолчал, задумавшись. Затем он продолжил: — Так, значит, он сказал тебе, что хочет летать на орнитоптере?

— Думаю, об этом он хотел сказать сразу. Но он все-таки сначала справился о моем здоровье, — улыбнулся Тавнос.

— И что ты думаешь? — Урза поднял брови. Тавнос вздохнул:

— Ему уже четырнадцать. Самый возраст, чтобы начать учиться летать. Он все схватывает, что называется, на лету, умен, как ты и сам заметил. Из него получится отличный пилот.

— Если я позволю ему учиться, его мать убьет меня, — сказал Урза. — Она и слышать не хочет, чтобы ее сын имел хоть какое-то отношение к армии. Она хочет, чтобы он былв безопасности, и считает, что ему лучше стать государственным деятелем, возглавить правительство. Ты представляешь, она уже невесту ему подыскала, собирается женить его, как только он достигнет совершеннолетия.

— Он мне и об этом рассказал, — сказал Тавнос.

— Она мне много писала об этом, — сказал Урза, кивнув в сторону пачки писем, ни на одно из которых Урза ответить не удосужился. — Хорошая семья, потомственные аргивские дворяне. — Он снова потер руки. — Но вот в чем дело-то. На войне нужны люди. Люди. Я даже фабрики теперь перевожу на автоматический режим работы — нужны люди нафронте, и мужчины, и женщины. Я попробовал привлечь к работе гоблинов-рабов, но от них больше вреда, чем пользы. Я требую, чтобы аргивяне — каждый — принесли себя в жертву этой войне, и я не имею права прикрывать своего сына! Но если я этого не сделаю, у его матери разорвется сердце. Этого я тоже допустить не могу.

Тавнос в упор взглянул на учителя. Урза с легкостью разбирался в сложнейших механизмах, но жизнь нередко ставила его в тупик.

— Я думаю, мальчику стоит разрешить начать обучение, — сказал наконец Тавнос, тщательно взвесив каждое слово.

— Что ж, он сумел убедить тебя, — хмыкнул Урза.

— Что верно, то верно, — сказал бывший подмастерье. — Он умен, у него отличная реакция. Если ты хочешь видеть его лидером, руководителем, лучше начать обучать его этому сейчас.

— Но его мать… — начал Урза.

— Ей придется с этим смириться, — отрезал Тавнос. — Я поговорю с ней, постараюсь убедить.

Урза покачал головой:

— Если он погибнет в бою…

— Я ни слова не сказал про участие в боях, — прервал его Тавнос. Урза смерил его непонимающим взглядом, и подмастерье продолжил: — Для начала надо отдать его в летную школу. Потом зачислить в эскадрилью, выполняющую задания исключительно в мирных регионах королевства. Например, при подготовке к наступлению назначить его фельдъегерем — пусть возит секретную почту из Пенрегона в Корлис. Кроме того, есть разведка, съемка местности с воздуха. У пилотов орнитоптеров масса работы, не связанной непосредственно с боевыми действиями.

Урза глядел в пол.

— Ему это не понравится.

— Что же, он будет жаловаться, — сказал Тавнос. — Но когда он в конце концов придет к тебе, ты ему скажешь, что негоже тебе, Верховному Лорду-изобретателю и Защитнику отечества, использовать свое положение в интересах сына и отправлять его на фронт в поисках славы вне очереди, в то время как на передовую давно рвутся многие достойные молодые люди.

Урза почесал затылок:

— Услышав это, он просто взбесится.

— Еще бы, — сказал Тавнос. — Понимаешь, у меня тоже нет ни малейшего желания подвергать Харбина опасности. Но, полагаю, прятать его за семью печатями, ограждать отреальной жизни нельзя, эта навредит ему. Урза засмеялся и поднял свой тяжелый, полный вина кубок.

— Как хорошо, что ты вернулся, Тавнос. Без тебя я как без рук.

— И мне тебя не хватает, Урза, — сказал Тавнос, поднимая в ответ кубок. Но не успел он закончить, как за дверью раздались шаги. Кто-то бежал по коридору. Оба ученых повернулись к двери. На пороге стояла запыхавшаяся вестница.

— Главный ученый, — поклонилась она, — Верховный Лорд-изобретатель. — Не отдышавшись, она выпалила: — Сообщение от наших разведчиков. Армия Мишры выступила из столицы.

Тавнос и Урза переглянулись, затем Урза спросил:

— В каком направлении? На Иотию? К перевалам? Посланница покачала головой и сделала глубокий вдох.

— На запад, его армия идет на запад. И ее цель — город Терисия.

Глава 27

Силекс

Башни из слоновой кости пожирало пламя. Год назад враг неожиданно пересек пустыню и с первой же атаки сломил сопротивление защитников, однако те все же сумели закрыть ворота и опустить решетку. Нападающих были сотни тысяч: суровые пустынные жители и бездушные машины. С востока каждый день подходили новые отряды, казалось, это полчища голодной саранчи. Они разграбили земли вокруг города, что, невозможно было унести с собой, они сжигали.

Но взять город им не удалось. Ворота закрылись у них перед носом, и войска вынуждены были отойти. Весной следующего года они вернулись, прихватив с собой комплект осадных машин, тараны и механических драконов.

Они начали осаду, медленную, изнурительную и страшную. Башни держали врага на расстоянии, он не мог подойти к стенам, не попав под мощнейший обстрел. Город закрылся и ощетинился армией баллист, лучников и катапульт.

Летающий механический дракон попытался сжечь город, перелетев через стены, но его мгновенно уничтожили мощным огнем башен и защитных орудий. Взрыв был такой силы, что больше драконы Мишры не летали над Терисией.

Никаких объяснений причин осады города не последовало. Город пытался вызвать противника на переговоры, но все попытки были встречены в штыки — в буквальном смысле слова.

Наступившая зима дала городу передышку, городской совет восстановил запасы продовольствия, вывез раненых и укрепил защитные сооружения. Союз продолжал свои изыскания.

Шли месяцы, осада продолжалась, ни одна из сторон не выказывала признаков усталости. Ученые башен из слоновой кости умудрялись удерживать на месте одну из сильнейших армий континента и продолжали работу над раскрытием тайны третьего пути, который — они надеялись — победит и Мишру, и Урзу.

Как предсказывал Фелдон, путь, начертанный Хуркиль, проходил через медитации. Следовало сконцентрироваться на воспоминаниях о родине, что помогало извлечь неизвестную доселе энергию. Хуркиль открыла ее существование, а архимандрит дала ей название — мана. Лоран считала, что это название вводит людей в заблуждение — слишком оно отдает сказками про фалладжийских колдунов, слишком ненаучно. Как бы то ни было, архимандриту удалось преуспеть в изучении маны, она сумела разложить ее на составляющие, а затем обратить их против пустынных воинов.

Но теперь Хуркиль мертва, архимандрит пропала без вести, город белых башен предан и оккупирован фалладжи. Башни окружили враги — воины Мишры брали их одну за другой.

В башне архимандрита, одной из немногих сохранившихся после взятия стен, царило замешательство. В парадном зале Драфна громовым голосом отдавал приказы сумифскимстражам, готовясь к последней вылазке. Его лысина едва виднелась из-за плеч высоких стражей, но голос лат-намского ученого звучал громко.

Драфна залез на стул, чтобы его лучше слышали, и Лоран увидела в его глазах бешеную ярость, которая все больше овладевала ученым со дня гибели Хуркиль.

Он был рядом с женой в тот день, когда она погибла, когда их предали монахи-джиксийцы.

Союз сумел защититься от внешних опасностей, но не разглядел внутреннюю. Ученые не обращали внимания на группу машинопоклонников, позволяя тем подслушивать, жадно внимая речам других. Так что джиксийцы многое узнали в Терисии. Ученые считали их безвредным, хотя и отсталым народом, но когда те решили, что узнали достаточно, то предали своих учителей и открыли врагу ворота.

Хуркиль, от которой ничто не ускользало, поняла, что происходит, и уговорила Драфну собрать немногих оставшихся верными стражей. Отряд Драфны попытался отбить атаку фалладжи на подступах к городу. Но войска Мишры знали о предательстве заранее — во главе передового отряда пустынников шествовали три механических дракона.

Отряд Драфны был рассеян наступающим противником, и драконы пошли вперед. Именно тогда Хуркиль продемонстрировала нападавшим силу Союза.

Лоран находилась в это время в одной из ближних к воротам башен, координируя огонь катапульт по драконам, Хуркиль же вышла к распахнутым воротам города и в какой-томомент оказалась одна против трех механических чудовищ. Хрупкая островитянка с распущенными черными волосами, развевающимися за спиной, закрыла глаза и в молчании воздела руки к небу. Мир вокруг нее начал меняться.

Ее окружил свет, сапфирный свет, сине-голубой, как море возле острова Лат-Нам. Свет распространялся вокруг нее медленно и неотвратимо. Отряды нападавших замедлили шаг, а механические драконы…

…исчезли. Они не были уничтожены, они не сломались, они не отступили. Они просто растворились в воздухе. Вокруг них светлело и светлело, а они постепенно превращались в цветной туман.

Потом этот туман рассеялся, а вместе с ним исчезли и драконы. Они; исчезли благодаря силе женщины.

Обессиленная Хуркиль рухнула на землю — этим не преминули воспользоваться воины Мишры. Сапфировый свет вокруг Хуркиль сначала померк, затем и вовсе пропал. Хуркиль сумела победить машины, но воины, сопровождавшие их, устояли.

Лоран увидела, как Драфна с отрядом пытается прорваться туда, где последний раз видели его жену, но было поздно. Ученый был вынужден отступить, а сам город пал под натиском вражеских войск.

Город разграбили и сожгли, население вырезали, стеклянные крыши домов разбили. Засевшие в башнях ученые засыпали ведущие в город подземные ходы, запечатали окна, чтобы внутрь не проникали дым и крики гибнущих, и приготовились к худшему. Башни сдавались одна за другой.

Надежды на избавление не было. Незадолго до падения города Лоран получила — с многомесячным опозданием — весточку от своего старинного друга из Аргива: он писал, что сардские гномы подняли восстание. Лоран поняла, что Урза будет занят подавлением восстания, а кроме него на западе никто не мог помочь в противостоянии с Мишрой.

Недолгую передышку подарила ученым природа. Из пустыни задул ветер, принесший тяжелые тучи песка, видимость сократилась до нескольких ярдов, и армия Мишры вынуждена была прекратить боевые действия. Песчаная буря позволила людям бежать из города. Поговаривали, что среди беглецов была и архимандрит, многие считали, что ее давно взял в плен Мишра, некоторые и вовсе утверждали, что песчаная буря — ее рук дело.

Но буря не может длиться вечно, и враг скоро продолжит победное шествие от башни к башне. Ученые решили покинуть город: в городе были сотни подземных ходов, и некоторые из них остались в целости. Беглец мог спокойно добраться до низин, а оттуда и до моря.

Драфна отдавал приказ за приказом, сумифцы неторопливо повиновались ему. Лоран огляделась вокруг, но Фелдона не увидела. Она была уверена, что он уже добрался до главной башни.

Она обнаружила северянина в его покоях. Он внимательно разглядывал силекс из Голгота; услышав, что кто-то вошел, он вздохнул и поднял глаза от медной чаши.

— Наполни меня воспоминаниями и начни все сначала, — сказал он. — Обрей все наголо, сотри все с лица земли, как это умеют ледники.

— Это было бы неплохо — если, конечно, чаша и вправду может это сделать, — сказала Лоран. — Впрочем, мне кажется, что тот, кто наполнит ее своими воспоминаниями, подвергнется не меньшей опасности, чем враг, на которого он направит ее силу.

Фелдон буркнул что-то неразборчивое и встал на ноги.

— Согласен. Драфна приказал мне собрать в башне все, что может нам помочь, прежде всего машины. Он намерен выйти из башни и проложить путь на свободу с оружием в руках — говорит, если придется, дойдет до Лат-Нама. Он нынче в странном расположении духа. Мне кажется, ему хочется погибнуть. Как бы то ни было, все, что я нашел, я отправил к нему на первый этаж, но эту вещь… — Его голос стих — Фелдон коснулся пальцем края чаши.

— Думаете, это сработает? — спросила Лоран. — Она и в самом деле может положить конец всему, как на ней написано?

Фелдон посмотрел на аргивянку в упор.

— Может, нам стоит поставить эксперимент? — спросил он.

Лоран долгое время в задумчивости смотрела на чашу. Наконец она покачала головой:

— Мы слишком мало о ней знаем. Фелдон кивнул:

— Согласен. Но если мы не собираемся применять ее по назначению, что же нам тогда с ней делать?

— Уничтожить ее, — твердо сказала Лоран.

— Не думаю, что это в наших силах, — сказал Фелдон. — Она пролежала на дне моря десятки — а то и сотни — лет, и с ней ничего не сталось. Я пытался соскоблить с нее хотя бы пылинку металла — понять, из чего она изготовлена, но ни один резец даже не оцарапал ее. Может быть, Хуркиль с ее маной удалось бы… — Северянин снова замолчал, разглядывая чашу. — Не хочу отдавать ее Драфне, — сказал он.

— Вы боитесь, что он ее потеряет? — спросила Лоран.

— Боюсь, он ею воспользуется — в соответствии с инструкцией, — поправил ее Фелдон. — С тех пор как Хуркиль нет с нами, он, как бы это сказать, ведет себя странно. Мне кажется, ему безразлично, выживет в конце концов кто-нибудь в этом мире или нет.

— Его мир погиб вместе с его женой, — сказала Лоран, и Фелдон кивнул ей в ответ. — Так что лучше возьмите ее с собой. Нам уже пора.

— Я стар и хром, далеко мне с ней не уйти, — возразил Фелдон, со значением стукнув посохом по больной ноге. — Я, конечно, попытаюсь спастись, но, думаю, мне лучше путешествовать налегке.

Лоран ответила не сразу:

— Вы хотите, чтобы чашу взяла я. К этому все и шло. Фелдон как-то неуверенно пожал плечами:

— Вы ведь тоже собираетесь покинуть город — или по подземным ходам, или с Драфной.

— Мне больше нравятся подземелья, — ответила Лоран. — Но вы отправитесь со мной.

— Повторяю, я хромой старик, — сказал Фелдон, — Без меня вы быстрее скроетесь. К тому же, если мы разделимся, больше шансов сохранить наши знания. Близ ледника Роном есть маленький городок Кетха. Предлагаю встретиться там через год — если будем живы. Но чашу, так или иначе, придется забрать вам.

Лоран недовольно сжала губы:

— Почему я?

— Вы пытались научиться медитировать? — спросил Фелдон. — Вы научились извлекать ману?

Лоран развела руками:

— Я не думаю, что это магия. Это просто эффект природы, которого мы пока не понимаем.

Фелдон откинулся на спинку кресла.

— Я понимаю, что вы ответили «нет».

Лоран посмотрела на Фелдона, затем на чашу. Он, как всегда, был прав. Она не сумела научиться медитировать, то ли потому, что ее воспоминания о родной стране были слишком смутными, то ли потому, что ее родина находилась слишком далеко отсюда. А может быть, дело в том, что той родины, которую она помнила, больше нет. Она задумалась: возможно, это один из основных вопросов этой новой науки. Она покачала головой.

— Что же, вот поэтому-то силекс должны забрать именно вы, — сказал Фелдон. — У меня кое-что получалось, хотя я вспоминал ледяные горы. Эффект у всех разный. Но вы ниразу не медитировали, так что вы — лучший кандидат на пост хранителя чаши.

— Конечно, в момент слабости я просто не смогу ею воспользоваться, — без выражения сказала Лоран.

Фелдон взглянул на нее и тяжело вздохнул.

Лоран взяла чашу в руки. У нее тут же потемнело в глазах, и она едва не выронила силекс, но затем справилась с собой и попыталась прикинуть вес предмета. Обратившись к Фелдону, она спросила:

— В чем мне ее нести?

Фелдон положил на стол видавший виды заплечный мешок, с которым он когда-то бродил среди ледников. Лоран опустила чашу в мешок — и ее снова охватил необъяснимый ужас, который испытывал всякий, кто к ней прикасался.

Лоран и Фелдон простились и обнялись со слезами на глазах.

— Пойдемте со мной, — повторила она снова.

— Нет, мы разбежимся в разные стороны, как перепуганные гусята, — сказал Фелдон. — Тогда им будет сложнее поймать нас — точнее, переловить.

— Берегите себя, — сказала Лоран.

— Вы тоже, — ответил Фелдон. И аргивянка вышла. Оставшись один, Фелдон сложил оставшиеся вещи в другой заплечный мешок. На миг он замер, прислушиваясь к доносящимся снизу крикам Драфны — тот строил стражей для атаки. Фелдон подумал, успела ли Лоран уже добраться до подземного хода, и решил, что успела. Он надеялся лишь на то, что войска Мишры и предатели-джиксийцы до сих пор не нашли этот подземный ход.

С улицы донесся характерный звук — распахнулись ворота башни, раздались боевые кличи стражников Драфны. Фелдон, криво усмехнувшись, пожелал им удачи.

Фелдон досчитал до ста, рассчитывая, что за это время отряд Драфны успел покинуть башню, затем еще раз досчитал до ста, взял посох и не спеша стал спускаться по ступеням в подземелье. На каждый шаг хромой ноги он произносил молитвы: за себя, за выживших ученых, за Драфну, за архимандрита, за Лоран. Прежде всего за Лоран.

Прошел месяц.

Лоран истекала кровью на груде камней у подножия горы. У ученой были переломаны ребра. Неподалеку лежал, сверкая на солнце, вывалившийся из заплечного мешка силекс.

Она добралась до предгорий Колегканских гор. Люди, спасшиеся от гибели, просачивались сквозь заградительные отряды Мишры как вода сквозь сито. Лоран присоединилась к группе беженцев из Юмока, которые собирались вернуться в свои горные дома.

Беда настигла их у подножия перевала: они попали в камнепад. Сначала Лоран различала крики несчастных, затем они потонули в грохоте падающих глыб.

«За что, за что нам все это, ведь мы столько вынесли», — повторяла она и взмолилась древним, давно забытым богам. И еще одна мысль не давала ей покоя: похоже, этот камнепад не случаен.

Лоран была права. Как только пыль осела, она увидела, что среди глыб ходят люди.

Сначала аргивянка решила, что это беженцы из ее каравана, которым посчастливилось выжить. Она попыталась поднять правую руку, чтобы привлечь к себе внимание, но не смогла: на месте правого бока было большое кровавое пятно, и, чтобы увидеть его, ей с трудом удалось повернуть голову.

Как-то вдруг она поняла, что среди камней ходят вовсе не юмокцы, а люди, одетые в покрытые шипами доспехи и тяжелые кожаные плащи. Наткнувшись на очередное тело, они безжалостно тыкали в него мечами.

«Мародеры!» — догадалась Лоран. Они-то и спустили со склона камнепад. Они погребли заживо целый караван, чтобы его проще было ограбить.

Она вскрикнула от боли, и в тот же миг над ней раздался голос:

— Здесь есть живые! — Голос звучал глухо, — видимо, его хозяин говорил, не сняв шлем.

— Отлично, — ответил другой голос, на этот раз женский. — А я уже боялась, капитан, что вы переусердствовали.

Лоран хотела повернуться, чтобы взглянуть на говоривших, но не смогла из-за раны. Тут. на плечо легла тяжелая рука в железной перчатке, и боль — как круги на воде — начала расходиться по всему телу. Перед ее глазами возникло лицо — нет, забрало шлема. Вылитый мститель Урзы, разве только в щелях для глаз были видны человеческие зрачки.

Не сказать, чтобы в этих глазах светились тепло и надежда, но по крайней мере это были живые человеческие глаза.

— Итак, он жив или мертв? — спросил женский голос.