— Ты победил его?
— Нет, — покачал головой Найл. — Пусть живет. Для посещения Дельты мне известен другой путь.
— Какой? — встрепенулся жук.
— Совершенно безопасный, — улыбнулся правитель.
— Ты должен показать мне его, — потребовал шестилапый.
— Я не помню, Саарлеб, чтобы ты хоть раз поделился со мной своими секретами. Зачем мне поступать иначе?
— Самки жуков исчезают! После каждого ритуального путешествия из них исчезает почти треть!
— Это ваше внутреннее дело, — пожал плечами Найл.
— Это твое дело, Посланник Богини! — поднялся на вытянутые лапы Саарлеб. — Каждый жук — это личное порождение Великой Богини Дельты, и ты, как ее Посланник, отвечаешь за каждого из нас!
— Я отвечаю за тех, кто платит мне налоги, кто выполняет мои приказы и законы, кто приносит мне клятву верности. А вы — свободный народ. Вы вольны жить по своим законам, не исполнять своих клятв, и не просить больше помощи у тех, кого всегда обманываете.
— Ты хочешь, чтобы мы отказались от своей свободы? — возмутился Хозяин. Наше право жить по своим законам закреплено в великом Договоре о мире! Никто и никогда не посмеет лишить нас этого завоевания!
— Я тоже не собираюсь посягать на вашу свободу жить и умирать так, как вы этого пожелаете. Но если вы сами предложите мне распространить законы города на ваш квартал, станете платить налог, а ваши жуки станут служить в моей армии, если вы захотите стать равными среди равных… Что ж, тогда я могу согласиться принять вашу клятву и начать заботиться о вас, как и обо всех прочих своих подданных.
— Никогда! — Саарлеб, не прощаясь, развернулся и выскочил в дверь, едва не выломав крепкими боками косяки.
— Они не захотят начать враждебные действия? — забеспокоился Тройлек.
— Не важно, — покачал головою Найл. — Мне надоело иметь в самом сердце города гнездо бронированных монстров, которые вспоминают о дружбе, когда плохо им, и вспоминают о своей свободе, когда плохо другим. Пусть выбирают что-нибудь одно. Время у них есть — я вернусь только дня через три. Ты сообщил Назии, чтобы она приготовила мне каюту?
* * *
Мирные, пологие волны цвета прелой соломы бесшумно разрезались острыми носами полусотни широкобортных кораблей. Небо задергивала пелена высоких перистых облаков, спасающих от палящего жара солнца. Гребцы лениво дремали, развалившись на своих скамьях, а прямоугольные паруса натужно выгибались под плотным попутным ветром, двигая суда вперед вместо них.
Впереди поднимались заснеженные вершины Серых гор. Провинция. Владения советника Борка. Найл подозревал, что разобраться с возникшими здесь проблемами будет куда сложнее, чем на солеварне.
Там, в оазисе, куда не ступала нога захватчика, где не подозревали о гибели и возрождении Смертоносца-Повелителя, по сей день царили законы пауков. Один из мастеровых северян отремонтировал затвор шлюза — слишком хорошо отремонтировал. Надсмотрщица, отдавая должное его работе и в соответствии со своим знанием решила вознаградить хорошего слугу. Вознаградить так, как это может сделать только женщина. Бедолага не понял истинного смысла сладострастной ночи и следующим вечером опять направился к надсмотрщице. Но что в мире пауков можно женщинам, то недопустимо для мужчин — вчерашняя любовница подняла шум, преступник был немедленно разорван пауками. Остальные пленники кинулись на помощь товарищу, но смертоносцы закрыли солеварню ВУРом и оттеснили северян в пески.
По счастью, в мирной жизни северян изнасилование тоже считается тяжким проступком. Посидев двое суток без пищи и воды, пленники растеряли желание защищать нарушившего закон товарища. Личный визит правителя позволил им переменить свое мнение, сохранив достоинство, и они снова приступили к работам.
Безусловно, подобного скоротечного бунта не случилось бы вообще, понимай северянин и надсмотрщица друг друга, разговаривай они на одном языке…
Неприятное происшествие вновь заставило Найла вспомнить о поразительной способности Райи понимать разговоры северян и говорить так, что они ее понимают — не зная их языка! Найл не решался тщательно разобраться с этим феноменом, пока хозяйка солеварни не родит его сына — зачем понапрасну нервировать женщину? Сейчас он пытался высчитать, когда же произойдет это событие. Общаясь с Райей, поглаживая ее животик, вступая в контакт с ее сознанием, правитель пребывал в твердой уверенности — женщина на восьмом месяце. Однако сейчас, производя в уме самые обычные расчеты, он все больше и больше недоумевал.
Сбежав из города, путники добирались до рощи деревьев-падальщиков больше месяца. Почти два месяца они провели в Дельте. Затем, никуда не торопясь, они стали двигаться в Провинцию. Дорога заняла намного больше месяца, плюс несколько недель они отдыхали в замке советника Борка. Пусть будет еще два месяца. Два месяца длился поход в Серые горы. Вместе получается никак не меньше семи месяцев.
— Назия, — окликнул правитель морячку, — сколько времени вы бродили по морям, прежде чем вас встретил советник Шабр?
— Восемь месяцев, Посланник.
Восемь. А затем была подготовка к освобождению города, приведение его в порядок, укрощение Демона Света, поход на Приозерье. Как ни крути, а меньше девяти месяцев не выходит. Остается добавить последний штрих: свой памятный визит в солеварню Найл нанес за месяц до нападения северян! Получается, что по самым минимальным подсчетам, Райя вынашивает ребенка десять месяцев. А может быть — и все одиннадцать.
— Нос налево не торопясь! — звонко скомандовала Назия. — Спустить парус! Причальной команде на нос!
Корабли, постепенно замедляя ход, нацелились точно на прилепившейся к горному склону замок, поставленный на самой вершине идеально полусферического холма. Казалось, они хотели заплыть прямо в двери — но стройное здание и покорителей морей помимо зеленого луга разделял еще и широкий песчаный пляж. Носы с шорохом выползли на берег. Моряки быстро посыпались с бортов, облепляя свои суда и отволакивая их подальше от игривых волн.
Встречать Посланника не вышел никто, и Найла это весьма обеспокоило — не заметить из замка подходящий к берегам флот просто невозможно. Не дожидаясь, пока люди закрепят суда и подвяжут паруса, он почти бегом поднялся по заросшему короткой травой холму и вошел в высокие готические двери. — Эй, есть кто-нибудь? Правитель повернул направо, в коридор и заглянул в ближайшие обширные комнаты. Там всегда обитало хоть несколько человек, ожидающих праздника. На этот раз здесь было пусто. Предназначение помещений выдавали только расставленные вдоль стен топчаны и аккуратно свернутые тюфяки. Единственное утешение — никаких следов разгрома, сражения или панического бегства. Возможно, пришедшая в Провинцию беда хотя бы не очень кровава.
Лестница в конце коридора выводила на хорошо знакомый Найлу балкон — именно здесь он предпочитал ночевать во время пребывания на плодородной полоске земли между горами и морем. Поэтому правитель вернулся в холл и стал подниматься вверх по широкой парадной лестнице из прессованного гранита. Рука невольно легла на рукоять меча, но никаких посторонних звуков пока не слышалось, и обнажать оружие Найл не спешил.
На третьем этаже он постучал в выходящую прямо на лестницу дверь, потом решительно распахнул ее:
— Джарита, ты здесь?
В покоях главной служанки все так же оставалось на своих местах: деревянный полированный диван, два глубоких кресла, два объемных сундука, четыре стула и стоящий посередине стол, застеленный большим белым платком с кисточками по углам. Три высоких готических окна выходили на море, еще одно, чуть в сторонке — на зеленые кроны ближней рощи. В комнате имелся самый настоящий альков: прикрытое плотными занавесками углубление в стене. Найл не поленился заглянуть и туда, но там нашлась только застеленная розовым покрывалом кровать.
— И на мор тоже не похоже, — пробормотал Найл. — Больных-увечных не видно.
Правитель вышел из комнаты и поднялся еще выше этажом. В лицо ударило свежим ветром, щедро сдобренным водяными капельками. Открытая площадка ограничивалась позади мощной скальной стеной, по сторонам — высокими шестиугольными башенками, а впереди — высоким зубчатым парапетом. Стало видно, как далеко внизу, на желтой полоске пляжа, разгораются костры. Моряки занимались приготовлением обеда, а несколько надсмотрщиц, вооружившись старыми копьями с длинными костяными наконечниками, прогуливались по кромке воды, внимательно вглядываясь в заросли крыжовника. Восьмимесячное скитание по морям приучило хозяек кораблей к предельной осторожности.
Найл повернул к правой башенке, вошел в низкую арку двери и стал подниматься по пыльной винтовой лестнице. Именно здесь, в небольшой комнатке под смотровой площадкой выбрал себе место для жилья премудрый советник Борк. Правитель уже никого не рассчитывал встретить, поэтому, увидев сверкающие в полумраке глаза, в первый момент даже немного растерялся.
— Рад видеть тебя, Посланник Богини, — управитель Провинции выдвинулся вперед и встал в пятно света, падающее из окна.
Борк — старый смертоносец, покрытый короткими седыми волосками, росту имел чуть больше собаки, что говорило об очень солидном возрасте. За свою жизнь паук успел обломать коготки на всех лапах и получить длинный шрам на боку. Найл ни чуть не удивился бы, окажись, что этот паук участвовал в легендарных битвах людей и восьмилапых времен Айвара Жестокого и Хеба Могучего. Рад видеть тебя, советник, — с некоторым облегчением кивнул Найл. — Что тут у вас происходит?
— Извини, что не встретил тебя, Посланник Богини, но с недавних пор паукам в Провинции рискованно появляться на виду.
— Только паукам?
— Ты так и не стал смертоносцем, — укорил Посланника советник. Ты все время думаешь о двуногих. Ничего не случилось с твоей Джаритой. Она отправились собирать еду в поселения у болот.
— Откуда тогда такое запустение? — правитель развел руками, словно имел в виду именно эту комнату без мебели и украшений.
— Тебе хочется это знать? Хорошо. Внезапно Найла охватило чувство полной, смертельной безысходности, которую, наверное, испытывает замотанный в кокон человек, когда паук впрыскивает внутрь пищеварительный сок или схваченная цепкими стрекозиными лапами чайка в ожидании безжалостного укуса широко раздвинутых жвал. Невыносимая тоска, осознание совершенной неспособности хоть что-нибудь изменить, предпринять перед лицом накатывающейся неизбежной гибели.
— Они перестали спариваться, они бросили работы, — фразы паука пробивались к сознанию Посланника словно сквозь закрытую дверь. Они рыщут в лесах, ловя смертоносцев, и всеми силами пытаются уговорить их принять себя для «возрождения». Мы начали прятаться от них, мы скрываемся в горах, в густых кронах, пещерах, боимся показываться в собственных землях. Многие сородичи готовы просто убивать своих почитателей и разбрасывать по дорогам в назидание прочим. Смертоносцы Провинции просто не способны поглотить такое количество продовольствия!
— Уж не хочешь ли ты сказать, — не поверил Найл, — что смертоносцы не решаются убивать двуногих?
— Я запрещаю им. И даже не из-за твоих приказов. Советник Борк опять отодвинулся в тень. Всю жизнь я стремился к тому, чтобы сделать людей счастливыми. Не могу теперь позволить публично рвать их в клочья или выгрызать куски тела для большего мучения. Я начинаю страдать их болью, стоит лишь появиться таким мыслям.
— Не надо передергивать, советник, — Найл пересек комнату и уселся на подоконник. Ты стремился сделать людей счастливыми только потому, что мясо спокойных и упитанных, довольных жизнью двуногих куда сытнее, чем у вечно голодных, жилистых дикарей вроде меня.
— Какая разница, Посланник? — хладнокровно парировал Борк. Я хотел сделать людей счастливыми. Ты, я думаю, стремишься к тому же. Какая разница человеку, почему правитель стремиться дать ему жилье и еду, помогает завести жену и вырастить детей? — А почему ты не заботишься о счастье смертоносцев, советник?
— Они разумные существа, они должны добиваться счастья сами.
— Это и был ответ, советник Борк. Люди тоже должны добиваться своего счастья сами.
— Твой аргумент основан на очень зыбком постулате, Посланник Богини, — паук взбежал по стене к ведущему на смотровую площадку люку. Если я, не спрашивая мнения своих двуногих, стремлюсь сделать их счастливыми, то ты отказываешь им в легком и безоблачном счастье, опять же не спрашивая их мнения. Может быть, ты спустишься вниз и поинтересуешься, чего хотят люди?
Советник Борк вышел на смотровую площадку, взбежал немного вверх по отвесной горной стене и остановился. Посланник, волей-неволей, тоже выбрался под яркие солнечные лучи.
— Твои сородичи оказались слишком умны, правитель, — с сожалением констатировал смертоносец. — Когда ты увел отсюда четырех пауков из каждых пяти, они быстро поняли, что нас, оставшихся, не хватит на всех. Каждый из них хотел бессмертия, хотел слиться своею плотью с нашей. И тогда началось. Не думаю, чтобы это был бунт, правитель. Это просто паника. Каждый за себя, каждый хотел, чтобы смертоносец выбрал именно его. Мужья отталкивали жен, матери забывали про детей. Ежемесячные праздники оказались сорваны. Избранные разбежались, чтобы искать своих повелителей наравне со всеми. Бедной Джарите приходится одной поддерживать порядок во всем замке, добывать и готовить еду, создавать видимость величия.
— Вот к чему привела твоя хваленая «гармония взаимоотношений», — попытался попрекнуть советника Найл.
— Нет, Посланник, — поправил его восьмилапый управитель. К этому привел исход из Провинции больше, чем двух тысяч пауков. Хочешь, я наведу порядок за несколько часов? Достаточно лишь перебить избыток людской массы. Прикажи, Посланник Богини, и я немедленно завалю ущелье перед Серыми горами чистопородным мясом, которое разводил и культивировал всю свою жизнь! Один твой приказ, Посланник — и оставшиеся в живых убедятся, что их вечности ничего не грозит. Что их не очень много, а пауков вполне достаточно. Сделать это, правитель?
— Нет, — хмуро бросил Найл.
— И я не хочу этого, правитель. Не хочу еще и потому, что падающие в пропасть люди будут просто умирать, без всякой надежды на новое возрождение.
— Возрождение в желудке? — съязвил Найл.
— Они жили верой в невозможность смерти, если она приходит из хелицер смертоносца, — не понял сарказма советник. Я добивался этой веры так долго, что и сам начинаю верить в их бессмертие. Они стремятся попасть в лапы пауков как можно раньше, чтобы не сгинуть из-за какого-нибудь несчастного случая, болезни, старости. А пауков на их глазах становится все меньше… Они просто не хотят умирать.
— Чего ты добиваешься, Борк? — не без грубости оборвал советника Найл.
— У тебя есть больше двух тысяч восьмилапых воинов, которые наверняка голодны. А у меня бунтует почти сорок тысяч голов отличного мяса, неспособного больше жить обыденными делами. Ты должен принять решение, если не хочешь бессмысленной кровавой бойни.
— Ты предлагаешь сделать бойню осмысленной?
— Да, — с присущей смертоносцам прямолинейностью признал советник Борк и прервал мысленный контакт, чтобы дать правителю возможность спокойно осмыслить происходящее.
Найл думал. Думал не о том, как ловко сумел советник Борк приручить десятки тысяч двуногих, побудив их добровольно устремляться в жадные пасти восьмилапых. Посланник вспоминал старуху из Приозерья, ее пятнисто-желтую, покрытую оспинами кожу; белые редкие волосы, втянутые в рот губы, отвислые морщинистые щеки; блеклые кожаные лоскутки вместо грудей; выпирающие наружу ключицы, ребра, бедра; покрывающие все тело коричневые и черные пятна. Готов ли он силой заставить людей Приозерья принять такое будущее вместо того краткого мига сладостной жертвенности, которого они так жаждут? Чем одно будущее слаще другого?
— Любимцы богов умирают молодыми, — озвучил Найл древнюю греческую мудрость.
— Ты что-то сказал, правитель? — восстановил мысленный контакт советник.
— Мне придется забрать у тебя Джариту, Борк. Она знает, как организовывать «праздники». Не хочу импровизировать на пустом месте. Боюсь испортить людям последние мгновения их жизни. А здесь ты обучишь кого-нибудь другого.
— Как прикажешь, правитель, — согласился советник Борк, и тут же жадно укорил: — Но перед этим ты произнес фразу, имеющую совсем другой смысл.
— В основе исчезнувшей человеческой цивилизации, советник, лежали принципы одной очень маленькой, но красивой страны. Она называлась Элладой. Восхищаясь ею, люди старались развивать науки, как это делали эллины, создавать красивые скульптуры и рисунки, как это делали эллины, ценить здоровое сильное тело, как это делали эллины, проводить всеобщие спортивные соревнования, как это делали эллины. А еще у эллинов бытовал один очень интересный обычай. Когда человек считал, что добился в своей жизни всего, чего хотел или просто максимума того, на что способен, он собирал друзей на прощальный пир и выпивал на нем чашу яда. Великие эллины не желали дряхлеть на глазах окружающих, не желали опускаться с тех вершин искусства, мастерства или власти, которых удавалось достичь. Они умирали на пике своих достижений, оставаясь в памяти окружающих сильными, великими, достойными.
— А если бы, оставшись жить, они могли добиться чего-то еще более великого? — расчетливо поинтересовался паук.
— Этот обычай в будущем не прижился, — пожал плечами Найл. — А потому я желаю, чтобы на праздник перевоплощения допускались только те, кто прожил больше сорока лет.
— Достойно прожил, — немедленно уточнил смертоносец. — Хорошо работал, любил жену, вырастил здоровых детей. Это можно провозгласить одним из условий, только безукоризненное соблюдение которого даст право двуногому слиться своей плотью с пауками.
— Хорошо, — решился Найл. — Я заберу у тебя триста человек, если у них будет с собой продовольствие хотя бы на месяц. С этим в городе сейчас трудно.
Казалось, о решении Посланника Богини советник Борк знал заранее. Уже часа через два на холме перед замком стали собраться люди. Они шли с корзинами, большими заплечными кувшинами, с котомками и мешками. Посланник распорядился принять жертвенных двуногих на борт и отступил в сторону, чтобы не отвлекать Назию.
Когда вернулась Джарита, он не заметил. Девушка приблизилась со стороны моря, негромко кашлянула, обращая на себя внимание и опустилась на колени:
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Елманов Валерий
Емилина Ника