— Я рад видеть тебя, Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков! — громко объявил князь. Что привело тебя сюда в столь ранний час?
— Я прошу, — начал было Найл, но ощутил, что обычный тон звучит в таком зале неестественно тихо. И он поправился, громко и четко произнеся во весь голос: — Князь Граничный, Санский и Тошский, человек, повелитель Чистых земель и Северного Хайбада! Я, Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков пришел сюда, чтобы просить руки твоей дочери!
Князь встал, неторопливо спустился с трона и хлопнул в ладоши. Моментально подбежал слуга с подносом, на котором стояло два бокала.
— Я раз за вас, дети мои.
— Что? — не понял Найл.
— Неужели ты, Посланник Богини, считаешь, что в моем замке может произойти хоть что-то, о чем я не буду знать? Я рад за вас, дети мои. Рад, что вы нашли друг друга, так долго ходя бок о бок. Ты показал себя, как мудрый правитель, как храбрый и искусный воин, как честный и благородный дворянин. Я не могу и думать о более достойном муже для своей дочери. Мне приятно, что в жилах внуков, один из которых рано или поздно займет этот трон, моя кровь смешается с твоей, мой друг. Природа распорядилась так, что нашим странам практически невозможно воевать друг с другом. Судьба сложилась так, что мы можем помогать друг другу. В этом перст свыше! Никуда я не мог бы отдать свою дочь с таким легким сердцем, как в Южные пески. Давай выпьем за это!
Князь осушил бокал, со всего размаха жахнул им об паркет и поднялся обратно на трон:
— Елог, пригласи сюда мою дочь, княжну Ямиссу.
Девушка уже переоделась из белого платья в темно-синее, с глухим, застегнутым на шее воротником. На левом плече отливала темно-красными рубинами золотая брошь.
— Дочь моя, — могучим, хорошо поставленным голосом вопросил князь. Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков пришел сюда, чтобы просить у меня твоей руки. Что ты ответишь этому благородному человеку?
— Чтобы я вышла замуж на какого-то неотесанного пустынного дикаря? — громко фыркнула девушка. Да никогда в жизни!
В наступившей тишине княжна покинула зал.
Найл почувствовал себя так, словно на него вылили ушат раскаленного кипятка. Он не представлял, что говорить, куда деваться, как действовать. Прошло довольно много времени, прежде чем первый ступор прошел. Посланник Богини развернулся, четко чеканя шаг пересек зал и со всех своих сил захлопнул двери.
Братья по плоти уже успели ощутить и гнев своего правителя, и его решение. Смертоносцы первыми пришли в движение, перекатываясь через низкую внешнюю стену и широким потоком устремляясь в сторону города. Застигнутые врасплох двуногие воины выбегали из дверей самых различных помещений и башен замка, торопились за копьями и шлемами, оставленными в своих комнатах еще в первый день. Найл не торопясь двигался от центрального крыла прямо к воротам, давая людям время собраться в дорогу. Сам он заходить в свои покои не захотел.
К тому времени, когда Посланник вошел под барбакан, воины уже подтягивались сюда.
— Твое копье, Посланник, — протянула Кавина Найлу его оружие.
— Ну, и кто это был? — внезапно спросил правитель.
— Всадник, — губы девушки растянулись в улыбке.
— Что, даже имени не спросила?
— Антуан, — нараспев произнесла она, и побежала догонять своих.
Найл бросил прощальный взгляд на двор замка.
«А ведь князь Ямиссу убьет, — со внезапным злорадством подумал он. Убьет своими собственными руками. Только что у него был джокер, и больше нет. Пустышка».
Отход прикрывали жуки-бомбардиры, однако братьев по плоти преследовать никто не стал. Отряд двигался медленно. Ведь люди не способны, подобно жукам или паукам бежать сутками напролет с короткими остановками для еды, как не способны неподвижно замирать на целые месяцы, довольствуясь одним обедом за год. Армии Найла приходилось сдерживать себя до скорости своего самого слабого звена — людей.
На втором привале их догнал всадник.
Закий спрыгнул с таракана не доезжая до крайних пауков, положил на землю копье, скинул перевязь с оружием, и торопливо пробежал между путниками до Найла. Остановился, приложив ладонь к сердцу:
— Князь приносит свои извинения, Посланник Богини. Он не желал позорить тебя. Он просит тебя по-прежнему считать его своим другом. Придворный смертоносец сообщил, что княжна таила личную обиду к тебе, о которой не сообщала даже отцу.
— Ты хочешь сказать, княжна Ямисса специально побудила меня к подобному… поступку, чтобы опозорить перед придворными князя и вольными баронами?
— Но князь… — рыцарь опустился на колени. Но князь не знал об этом, Посланник Богини. Он честен с тобой.
— Князь честен, княжна довольна, позор достался мне одному, — выпрямился Найл. — Ты знаешь, как поступают с вестниками, которые приносят дурные новости, рыцарь Синего флага?
— Да, Посланник Богини, — склонил голову Закий. — Их зажаривают на костре.
— Тогда какой дурной дух принес тебя в мой лагерь?! Убирайся отсюда!
Видно, здорово переломала месть княжны планы здешнего повелителя, что он попытался откреститься от собственной дочери. Однако для Найла это уже не имело никакого значения — до Приозерья оставался только одни переход.
Теперь отряд шел со всеми военными предосторожностями — с патрулями из пяти-шести пауков, которые прочесывали местность на два-три километра впереди и по сторонам от колонны, с плотной группой прикрытия из жуков немного позади. Местные жители отвечали той же опасливостью — закрытые двери селений, вооруженная стража на стенах, брошенные людьми одиночные хутора, начисто исчезнувшие отары овец. Никто не стремился выражать дружелюбия, никто не желал нападать первым.
В таком полном взаимопонимании братья по плоти без единого привала миновали последний отрезок пути. Поздним вечером последние из жуков втянулись в отверстие перегораживающего ущелье белого покрывала, и Посланник Богини с облегчением вздохнул — дома!
Дома. Запах цветов, шелест деревьев, журчание воды. Все здесь казалось иным — более ароматным, более веселым, более громким.
Однако засела в сердце игла — и ныла, как забытая в ладони заноза, от которой постоянно хочется избавиться, но не за что зацепиться. Остается только наблюдать, как накапливается вокруг тяжелый гной, как немеет еще живая ткань, как сочится слизью нарыв, вызывая отвращение к частице собственного тела.
— Я рада вам, мой господин, — поспешила навстречу верная Нефтис.
— Я тоже рад тебя видеть. Как тут?
— Как всегда, — пожала она плечами. Когда прибежали смертоносцы с детьми, народ поначалу начал беспокоился. Думали, что пауки хотят их съесть. Жалели, кормили, пытались выкупить за другую еду. Но Дравиг объяснил, что они взяты на воспитание, а я разрешила нескольким женщинам проводить их до города. Трое уже вернулись, еще две остались там. Сейчас все спокойно.
— Ты молодчина, Нефтис.
— Благодарю вас, мой господин.
Тут Найл увидел сидящих вдоль стены людей в белых туниках.
— Это кто?
— Джарита привезла.
Посланник двинулся к ним. Телохранительница отстала.
Найл мог дать голову на отсечение, что никто из посторонних не знает об истинной цели служения привратницы смерти, об истинном смысле религии людей в свежих туниках — однако простые смертные тем не менее сторонились уроженцев Провинции, а простой взгляд бывшей служанки вызывал в них животный страх.
Люди не обратили на правителя никакого внимания, и единственным, кто поднялся ему навстречу, была Джарита, собственной персоной. Сегодня, — коротко сообщила она, глядя Посланнику прямо в глаза.
— Почему ты здесь? — впервые не отвел взгляд правитель.
— Кто уходит, всегда должен возвращаться, — лаконично объяснила служанка.
— Ты вовремя, — кивнул Найл. — Смертоносцы голодны.
— Тебе что, больно? — удивилась Джарита столь долгому разговору, и тому, что собеседник не прячет глаз. Она быстро угадала причину такой отваги: — В твоей душе поселилась сильная боль…
— Да.
— Тогда умри, — посоветовала служанка и неторопливо отправилась к своим людям.
Умри…
Темнота сгущалась. Несколько мужчин торопливо складывали на поляне высокий костер. Нефтис вместе с людьми отправилась в город обеспечивать категорический запрет выходить из своих жилищ.
Умри… — а что это вообще такое?
Найл прошел по мягкой, податливой траве и занял свое место — то самое, на котором он сидел в прошлый раз. Пробежал глазами по белым пятнам, сгрудившимся у стены, сосредоточился на одном из них.
… Рассвет. Неужели она больше никогда его не увидит? Что останется от нее самой, когда она станет частью всемогущего восьмилапого бога?
Закат. Сегодня был очень красивый закат. На светлом небе вытянулись цепочкой облака. Белые-белые. Потом они начали розоветь, словно наливающиеся спелостью персики, краснеть, стали темно-бордовыми — и тут над ними начали загораться искорки звезд. Она и не знала, что это последний закат в ее жизни, что больше их не будет. Совсем. Ни одного.
В душе стала нарастать щемящая тоска, почему-то показавшаяся кислой на вкус.
Она станет бессмертной. Ее тело сольется с телом могучего восьмилапого существа, и больше ему никогда не будут угрожать ни боль, ни тлен. Ее тело обретет вечность — но что станет со всем этим? С прохладным воздухом, который вливается в легкие, с солнечным лучиком, который утром отражался в капельке воды на листе шиповника. Что будет с памятью о ее первом поцелуе, со сморщенной мордашкой Пипиля, завернутого в чистые тряпки, с его закрытыми глазами и шевелящимся носиком, учуявшим запах грудного молока и ищущего теплый материнский сосок. Неужели это исчезнет навсегда?
Мимо неторопливо прошествовала женщина в темной тунике, и стало ясно — пора. Где-то во мраке застучал барабан, и ноги ощутили внезапную слабость. Они отказывались повиноваться, хотя душа молила об одном — бежать!
Но от смерти убежать невозможно. Она приходит ко всем. Бегство от нее заканчивается на куче отбросов в огородной яме, где станешь пухнуть и смердеть, как это случилось с дедом Пилуком, и в конце концов под этим Солнцем от тебя не останется ничего. Можно спасти хотя бы тело. Можно слиться в единое целое со своими повелителями, со своими отцами и дедами, со своими матерями и бабушками, которые тоже прошли этот путь.
Смертнице удалось выпрямиться и вместе со всеми двинуться в центр поляны. Она увидела смертоносцев — и сердце ее неожиданно наполнилось радостью, тело — энергией. Ей захотелось петь и танцевать. Метнулось в ночное небо пламя костра, застучал барабан — и она закружилась в восторженном упоении, широко раскинув руки отдаваясь этому небу, звездам, воздуху, деревьям и травам, речной воде, растворяясь в них, даря им свою жизнь, свои воспоминания, своею душу, очищаясь перед последним часом, перед последней минутой, последней секундой, перед своим последним святым долгом, который осталось выполнить в этой жизни. Очищаясь от всего — руки рванули узел пояска, отшвырнули в сторону тунику. Вот она осталась одна, обнаженная, безгрешная, кружатся перед лицом звезды, рисуя последнее видение этой жизни.
— Вот она я! Я вся! Я ваша!
Коснулся завороженного сознания требовательный призыв — и она метнулась навстречу отражающим огненные сполохи глазам, пала пред ними на колени.
— Неужели это все?!! Острая мгновенная боль.
* * *
— Вы проснулись, мой господин?
Нефтис стояла у его ног, сжимая копье.
Найл рывком сел. Перед ним, до самой реки, простирался луг. Он пах молодой свежестью, медом, мускусом, влагой. Он переливался синими, желтыми, красными, оранжевыми цветами, он шелестел густой, хрусткой и мягкой зеленью. Правитель взял пальцами ближний цветок, осторожно, чтобы не оборвать, потянул к себе.
— Пахнет.
На руках осталась желтая пыльца. Найл осторожно сдул ее, наблюдая, как развеиваются нежные крупинки, потом сжал между ладонями травяную кочку, провел ладонями вверх, до самых колосков. Поднес руки к глазам:
— Смотри, роса еще здесь. Осталась.
Он попробовал влагу кончиком языка. Усмехнулся, протянул телохранительнице руку.
Бажанов Олег
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей
Акунин Борис