Чтение 21–й страницы книги ~Алиедора~

– Мы стремимся, чтобы каждый земледелец, исправно платящий подати, имел не менее трёх прислужников-зомби. – Латариус заметил её взгляд. – Мёртвые должны работать и приносить пользу. Лениться у нас никому не позволено, телесная смерть – не оправдание безделью!

– Но ведь умирают все, – взглянула на него Алиедора. – У Некрополиса должны были бы скопиться бесчисленные армии!

– Гм, – слегка смутился Латариус. – Вновь похвалю твою наблюдательность и сообразительность, благородная доньята. Конечно, легко решить, что благодаря умению обращать мёртвое на службу обществу Некрополис располагает огромной ордою работников. Но, увы, далеко не все годятся в зомби. Старики, умершие своей смертью, скончавшиеся от тяжёлых болезней, маленькие дети – не годятся. Конечно, их, гм-гм, останкам тоже находится применение, но всё-таки для настоящего, правильного зомби нужно здоровое и нестарое тело. Остальные… быстро прекращают существование. Их тоже можно использовать, и мы используем, но… – Латариус развёл руками, – в этом мире нет ничего совершенного, кроме лишь того идеала, к коему мы стремимся. Искусство изготовления зомби – высоко и таинственно, оно плохо поддаётся упорядочиванию, нельзя написать трактат, по которому любой мальчишка-аколит проведёт всю процедуру. Слишком многое по-прежнему остаётся на долю… догадок и чутья, скажем так. Нас это не устраивает, как нетрудно догадаться. Мы – сила порядка, хотя нас слишком часто изображают, гм, совершенно в ином свете.

– А разве тогда Некрополис не должен непрерывно воевать? Чтобы пополнить запасы?

– Есть различные методы, и война – далеко не главный, – поморщился Мастер. Распространяться на эту тему ему явно не хотелось, и Алиедора не стала допытываться.

…Путешествовать в дилижансе оказалось легко и приятно. Дорога вела на восход, лишь немного уклоняясь к полудню. Чем дальше от моря, тем выше и глубже становились снега, словно здесь, в Некрополисе, зима встала на вечный бивуак. Оставались позади несчётные лиги, менялись тягуны на почтовых станциях; Алиедоре бросилось в глаза, что по тракту шагало множество одиночек, неспешно тащились телеги, где на передке восседал лишь один возница.

– А как же разбойники, Мастер?

– Разбойники… – вздохнул Латариус. – О, как я люблю разбойников! Да вот беда – повывелись в последнее время. Видишь ли, благородная доньята, за преступления у нас в Некрополисе наказаний всего два. Или публичная порка на площади – за незначительные проступки; или зомбирование. Разбой, убийство, кражи – все без исключения караются зомбированием. Конечно, лихие головы будут всегда – «а я самый хитрый, меня не поймают», – но таких становится всё меньше. Что весьма прискорбно, ибо, – он ухмыльнулся, – ранее сие сословие давало неплохой прибыток отличных, в самом соку, зомби.

Откуда же всё-таки берутся новые зомби, как, если нет войны, пополняются ряды мертвяков, Латариус предпочёл не отвечать.

Оставались позади деревни и городки; порой встречались укрепления, но большей частью все поселения стояли совершенно открыто, без какой-либо защиты.

– Зачем? – отвечая, пожал плечами Мастер. – Донов да сеноров у нас отродясь не было. Вернее, были когда-то, давным-давно, пока не основали мы Некрополис. Кое-где их совсем уже старые замки ещё стоят – красивые, зачем их рушить? А новые крепости мы строим совсем не так. Набегами друг на друга у нас ходить некому, разбойники, что ещё остались, разве что одинокого путника в глухом месте выследят, а уж чтобы на деревню напасть – о таком у нас и думать забыли. Кто не хотел забывать, тому мы разъяснили, – и он проделал какой-то сложный жест, разом и как бы сворачивая шею, и перерезая горло. – Спокойствие в стране – для нас превыше всего. А кто «желает странного» – у нас для таких дело тоже находится. Они становятся, как нетрудно догадаться, Мастерами.

– Только Мастерами?

– Ты имеешь в виду, есть ли женщины-Мастера? Есть. А вот мужчин-Гончих нет. Как говорится, не дано. Вся наша магия и всё наше искусство не смогли создать ничего подобного, взяв за исходный материал мужчину. Так что и тут вы, – он подмигнул, – совершеннее нас.

– А всё-таки, как у вас живут? В Долье или Меодоре всё понятно – есть короли, есть сеноры, есть рыцари, общинники, серфы. А в Некрополисе? Кто правит?

– Гм… – Латариус провёл ладонью по гладкому черепу, вроде собираясь с мыслями. – Правим мы. Мастера. Наш Совет. Он никем не выбираем, новых людей туда рекомендуютпокидающие его. В деревнях есть младшие Мастера, назначенные Советом. Когда надо, они собирают сходы. Но обычно всё решают сами. Звучит ужасно, правда? По сравнению с народными собраниями Навсиная или единоличными правителями королевств вокруг моря Тысячи Бухт.

Алиедора не ответила. В принципе, какая ей разница, как это выглядит? У неё есть своё дело. Остальное её не волнует. Онастанетсильной или сгинет, пытаясь стать такою.

Но в последнее она не верила. Не для того судьба провела её узкой и страшной дорожкой, чтобы потом вот так просто спихнуть с обрыва.

Так они и ехали – уютно, покойно, проводя время в беседах. Словно и не длилась жуткая зима, вырвавшая Алиедору из всего привычного и обратив во прах само «привычное». Словно не было осады замка, гибели всего рода Венти и её, Алиедоры, спасения теми, кого она почитала злейшими врагами всего живого.

Жизни самого Некрополиса она видела немного – чего особенного углядишь из окна дилижанса? На первый взгляд – страна как страна, разве что тут мёртвые по земле ходят, и это никого не смущает. Да ещё стоят в каждой деревне здоровенные и мрачные каменные сараи, а зачем они, для чего – Алиедора спрашивать не стала. Так далеко её любознательность не простиралась.

Ближе к столице, что расположилась у слияния двух рек, Ашвена и Дирха, дороги, как и положено, стали куда шире. Прибавилось путников – в одежде добротной, но какой-тослишком уж одинаковой.

– У нас – мануфактуры, – внушительно заметил Мастер. – Нам расфуфырство в народе не нужно. Постановлено, что быть тулупам зимним в один цвет, дабы с покраской не возиться, зряшней работы не делать.

– Что ж, даже платья яркого не надеть? – что-то слабо ворохнулось где-то на самом дне души, что-то напрочь, казалось бы, забытое, глупое, детское, пустячное…

– Отчего ж не надеть? – удивился Латариус. – У нас кто хорошо работает, тот хорошо и получает. Желает жене иль дочкам платье какое особенное – милости просим, к портному. Живому, само собой. Потому как есть у нас мануфактура, где зомби работают, шьют простую одежду, и простому же народу она за малую цену даётся, а если сверх всехповинностей отработано – так и вовсе бесплатно.

Вокруг столицы раскинулось широкое кольцо садов, полей и небольших, в три-четыре двора, хуторков. Дорога шла по насыпи, из окна дилижанса было видно далеко окрест, иАлиедора глядела с удивившей её саму жадностью.

Сходящиеся реки покрывал лёд, через русла перекинуты длинные арочные мосты. Подобное Алиедора видела на картинах, что, лишь из собственных рук, показывал детям домашний учитель семейства Венти. Схожие акведуки строила древняя империя, некогда завоевавшая почти весь обитаемый свет – тот, где сейчас раскинулись и Некрополис, иНавсинай, и прочие королевства поменьше.

За реками – стены, но таких стен Алиедора, выросшая в рыцарском замке, никогда не видывала. Во все стороны торчали острые углы, укрепления топорщились, словно иглами. Наступающие вынуждены были бы забежать между далеко вытянувшимися вперёд каменными «мысами», поражаемые с боков и даже со спины. Верхние ряды камня нависали над подножием стен, делая тех, кто дерзнёт штурмовать твердыню, уязвимыми для летящих сверху валунов.

Ну, и надо ли говорить, что высота стен превосходила всякое воображение? Такого Алиедора не встречала даже в меодорской столице.

В воротах – узких, словно ножом пробитая щель, – не стояла стража. Свободно проходили люди и мертвяки, иногда сопровождая хозяев, иногда сами по себе, проезжали возы, но никто не собирал пошлину за вход.

Доньята привыкла, что города Меодора и Долье по окраинам мало чем отличались от селений: те же одиночные домики, те же огороды и местами даже пасущийся скот. Лишь ближе к центру дома плотно сдвигались боками, сталкивались крышами, нависали над узенькими – двое всадников едва разъедутся – улочками. Нигде: ни в Меодоре, ни в Симэ – не строили выше чем в три этажа – здесь же возвышались громады и в пять, и в шесть, и даже в семь этажей, больше самой главной башни замка Венти. Чистые воды текли по многочисленным протокам, смело пропущенным под стенами; улицы были тщательно вымощены, выметены, нигде ни единой сточной канавы, которая отравляла бы зловонными миазмами воздух.

Нижние этажи, как и полагалось, были заняты торговыми лавками. Народ ходил неспешно, никто никуда не нёсся, не торопились курьеры и разносчики, и совсем не было видно уличных торговцев с лотками.

– У нас всё упорядочено, – не без гордости заметил Латариус, откровенно наблюдая за своей подопечной. – Каждый занимает своё место. Пирамида – самая устойчивая вещь на земле, это ещё древние знали. Нужно, чтобы никто не рвался сменить своё место в ней сам по себе, порядок нарушая, а делал бы это согласно установлениям. Тогда встране воцарятся мир, покой, процветание и последний земледелец действительно будет иметь не менее трёх слуг-зомби. Но для этого нам, Мастерам, предстоит ещё очень многое сделать…

Вопрос «что же именно?» напрашивался, однако Алиедора промолчала. Какое ей дело до того, сколько именно слуг будет у местных серфов? Хоть три, хоть тридцать три, хоть ни одного. Она здесь для совершенно иного.

Не дождавшись её вопроса, Латариус кашлянул, расправил плечи.

– Мы сейчас направляемся в Гильдию Мастеров. Это сердце Некрополиса, сердце нашей силы. Ты увидишь всё, что только сможешь узреть.

И вновь Алиедора не ответила. Молчание – признак силы. Умей молчать, если хочешь чего-то добиться, и тебе всё скажут сами.

Дилижанс миновал окраины, широкая улица пошла заметно в гору. Над городом постоянно висели облака, плотные и серые, неяркое зимнее солнце едва пробивалось сквозь плотную пелену.

«Странно, – подумала Алиедора, – когда проезжали ворота – светило вовсю. И когда только затянуть успело?»

Дилижанс остановился. Путники вышли, и доньята замерла с открытым ртом, несмотря на все усилия сохранить хладнокровие.

Перед ней вздымалась серо-чёрно-белая постройка, исполинская, словно сработанная руками гигантов. Чёрный и серый камень, рассечённый стремительными росчерками белого – словно молнии, пробившиеся сквозь грозовую хмарь. Глухие гладкие стены поднимались на высоту почти десяти ростов самой Алиедоры, а дальше начинались ряды узких стрельчатых окон, промежутки меж ними украшала сложная резьба, разглядеть детали отсюда, снизу, особенно не получалось.

– Нам сюда, – не без гордости уронил Мастер.

Ворота цитадели оказались совсем нешироки и невысоки. Телега проедет, да и того довольно. Алиедора ступила под гулкий холодный свод… и сердце заледенело, впервые за много дней проснулся глубинный подсердечный ужас.

Что она делает? Куда она идёт и зачем?

– Не сомневайся, – прошелестел Латариус. – Когда смотришь Смерти в глаза, главное – не сомневаться в том, что Она не сделает тебе ничего плохого. Что Её можно одолеть знанием и опытом. Иди смело, благородная доньята! Иди и послужи Той, кому ты и так уже служишь, как и мы все!

И Алиедора пошла. Длинным, почти бесконечным и узким, словно глотка змеи, коридором. По стенам вместо факелов оказались прибиты черепа со спиленным теменем, оттуда лился неяркий желтоватый свет. Это совершенно не вязалось с общим строгим, но спокойным обликом цитадели и сделано было явно напоказ. Алиедора вдруг вспомнила детские сказки нянюшки о лесных ведьмах, что имели привычку насаживать на колья заборов вываренные черепа угодивших к ним в лапы.

Нянюшка… что-то с ней случилось, что-то очень нехорошее…

Память услужливо захлопывала двери.

Что бы ни случилось, тебя это не касается, доньята. Всё решила Судьба, избравшая тебя своим орудием.

Алиедора обернулась – далеко-далеко едва заметно серело пятно входа. Или выхода. С какой стороны посмотреть.

– Идём, идём, – мягко подтолкнул её Латариус. – Мастера уже ждут тебя. А я до этого хотел тебе показать ещё кое-что…

Он провёл Алиедору длинным широким балконом, выходившим на внутренний «двор» цитадели. «Двор», потому что на самом деле это оказался исполинский карьер, громаднаяворонка в земле, шириной как бы не в десятую часть лиги. Цитадель уступами спускалась вниз, и самые нижние ярусы тонули в плотных волнах сизого тумана.

И там, на дне, пряталась сила.

Словно огонь, словно текучая вода, словно режущий ледяной ветер. Всё вместе – и всё порознь. Совершенно не похоже на могущество Гнили, что успела изведать Алиедора.

– Ты ощутила. – Латариус не спрашивал, он утверждал, негромко, без тени сомнения. – Ты входишь в Смерть, девочка, и здесь уже мы все равны.

У Алиедоры невольно застучали зубы. День был морозным, но по вискам обильно заструился пот.

– Смерти можно бояться. Так делают все и этим оправдывают своё бездействие. Мол, чего дёргаться, если потом все всё равно помрём? А можно её уважать и стараться понять. Если Боги или Силы – неважно кто – наделили нас разумом, то, очевидно, с одной-единственной достойной целью – победить Смерть, но не воюя с ней, а познав её и, если угодно, заключив с ней перемирие. Некрополис настойчиво ищет пути к достижению такового.

Большую часть напыщенной тирады Латариуса доньята пропустила мимо ушей.

– Ч-что т-там? Источник силы?

– Нет, – покачал головой Мастер. – Некрополис, конечно, применяет эссенции и эликсиры, использующие, скажем, тонкоразмолотые Камни Магии, однако наша мощь совсемв другом. А то, что ты чувствуешь, – наш монумент Смерти. Дань уважения Ей и одновременно – окно в Её владения. Быть может, ты не знаешь, но эти выработки – древние каменоломни, где добывались Камни Магии. Давным-давно рабы Империи извлекли оттуда последний кристалл… потому что добывать тогда умели лишь совершенно варварски. Земля отдала свои богатства, однако надругательств так и не простила. Там песок и глина смешаны с мельчайшими крупицами Камней Магии, так и не доросших до настоящих кристаллов. Маги Навсиная не додумались, как использовать подобное. Чтобы Камень подчинился заклинателю, он обязан быть не меньше некоего размера. Ну, и чем крупнее, тем лучше, разумеется. А вот с этим… – Мастер махнул рукой, указывая вниз. – И мы не знали, что с ним можно поделать. Пока не почувствовали стоящую у самого порога Смерть и не решили, что рассеянная сила может стать лучшим памятником для Неё. Вижу, что не очень пока понимаешь?

– Не очень, – призналась доньята.

– Мы не заимствуем силу. Не просим её ни у кого. Мы всего добиваемся сами. Что бы о нас ни врали, мы не поклоняемся Смерти, мы не изуверы-убийцы, уничтожающие на своёмпути всё живое. Мы изучаем Смерть, мы подчиняем Её себе. Вот настоящий, достойный уважения враг, считающийся совершенно непобедимым. И мы создали… место, где границы нашего мира раздвинуты. Где они вплотную подступают к Её владениям. Мы ещё не можем войти в них, так сказать, во плоти, но стремимся к этому. И то, что ты видишь там, внизу, – как раз и есть это самое место. Сюда приходят Мастера и Гончие, приходят, чтобы ощутить, насколько близок великий рубеж, проникнуться величием нашего противника и наших собственных усилий. Теперь понятно?

Алиедора кивнула. Да, понятней объяснить было трудно.

Монумент Смерти. Место, где сходятся границы. Место, где грань совсем близка, где небытие – или, может, простоиноебытие? – вот оно, рядом.

Клубящийся туман завораживал. Казалось, там, за невысокими перилами, – поистине не имеющая дна бездна.

– Нет, нет, дно там, конечно же, есть. – Латариус вновь словно услыхал её мысли. – Не забывай, доньята, это ведь самые обычные каменоломни… пусть даже и глубокие, и древние. Ну а теперь идём. Мастера ждут тебя.* * *

Мастера встретили Алиедору в низком круглом зале, упрятанном глубоко под землю. Во всяком случае, окон не было, а стены между полукруглыми колоннами закрывали красно-чёрные шпалеры со странными, зловещими рунами. Воображение доньяты уже нарисовало узкие и высокие кресла, где восседают безликие фигуры с низко надвинутыми капюшонами; однако всё оказалось не так.

Мастера свободно бродили по залу, присаживаясь кто где хочет, на каменные скамьи вдоль стен, на красно-чёрные же, в тон шпалерам, пуфы, иные устраивались и вовсе на полу, покрытом коврами. Мужчины в одинаковых серых плащах – их на первый взгляд собралось не меньше полутора десятков – и три женщины в коротких чёрных куртках и совершенно вульгарных (на взгляд «старой» доньяты Алиедоры Венти) широких штанах, наподобие тех, что носило меодорское простонародье. Сама доньята тоже щеголяла в мужской одежде, но так то она, беглянка, – а тут это выглядело повседневным обычаем.

Нельзя сказать, что на неё мгновенно «уставились», что её «прожигали чужие пристальные взгляды». Нет, смотрели внимательно, но спокойно, не оскорбляя излишним интересом. И ещё одно – в зале не было «главного Мастера». Не было того, кто отдавал бы приказы, в чьём присутствии все обязаны были бы встать, как принято в Свободных королевствах вассалам вставать перед своим владыкой, неважно, насколько мал его домен.

Заговорил Латариус – похоже, «по праву явившегося»:

– Соратники. Вот девушка, о которой мы говорили. Я проделал с ней долгий путь и потому воздерживаюсь от суждений, ибо мог сделаться пристрастен. Испытайте её.

– Что мыслит сама приведённая? – немедля спросил один из Мастеров. На первый взгляд его трудно было бы отличить от Латариуса – такой же наголо обритый череп, такой же просторный плащ, скрывающий фигуру, того же типа худое, вытянутое, костистое лицо с глубоко посаженными глазами и густыми бровями. – Нет-нет, не отвечай за неё. Пусть даже она только что очутилась в Некрополисе. Чем ты хочешь стать, доньята Венти?

Холод в животе стремительно собирался в тугой комок. Слова пришлось силой проталкивать между губами.

– Я хочу стать сильной. Я видела смерть, и я видела Дракона. Со мной говорила Тьма. Но это всё подделки. Я пришла за настоящим.

Некоторое время собравшиеся молча переглядывались. Алиедора готова была поклясться, что для общения друг с другом им далеко не всегда нужны слова.

– Ты хочешь предать себя Некрополису, вручить нам твои душу и тело? – вкрадчиво проговорила женщина в кожаной куртке.

– Я никому и ничего не предаю! – Откуда взялись силы гордо вскинуть голову? – Я сама по себе. Могу оказаться полезной, готова быть полезной, но предавать – нет! На меня смотрел Белый Дракон, со мной говорила Тьма – так почему же я должна предаваться кому-то душой и телом?!

– Потому что и тот, и другая отвернулись от тебя, Алиедора Венти. – Взгляд женщины резал, словно нож. – Потому что ты сейчас – никто. Только мы знаем, как огранить тот незримый алмаз, что ты носишь в себе. Но для этого нам нужно, чтобы ты верила Некрополису и подчинялась. – Говорившая поднялась, одним гибким движением оказавшись совсем рядом с Алиедорой. Холодная ладонь в тонких кожаных перчатках со срезанными пальцами твёрдо взялась за плечо, развернула доньяту так, что взгляды скрестились. – Я вижу, что из тебя можно сделать. Я понимаю, почему Мастер Латариус потратил столько отличных боевых зомби, чтобы только выручить тебя и доставить сюда. В тебе и впрямь дремлет алмаз, доньята Венти. Но без твоей доброй воли мы ничего не сможем сделать.

– Что именно сделать? – вырвалось у Алиедоры.

– Из тебя выйдет превосходная, великолепная Гончая, – сощурилась женщина. – Для начала, разумеется.

– Мне кажется, с этим не стоит спешить, Мастер Аттара, – заметил ещё один адепт, невысокий, пожилой, с шишковатым черепом, покрытым старческими коричневыми пятнами. Удобно устроившись на пуфе, он пристально разглядывал Алиедору. – Девочек, чтобы делать новых Гончих, у тебя и так хватает.

– Простых Гончих – бесспорно, – отрезала Аттара. – Но не тех, кто поведёт их в бой. Не тех, кому… не нужно многое из того, что потребно им.

– Вот даже как, – усмехнулся спросивший.

– Так и именно так! – резко бросила Аттара. – Я редко ошибаюсь, Мастер Ошгрен. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.

– Верно, – миролюбиво кивнул названный Ошгреном. – Но ты редко ошибалась с простыми Гончими, соратница Аттара. А тут, по твоим же собственным словам, совершенно особый случай.

– Я верю. – Стали в голосе Аттары хватило бы, чтобы выковать полный доспех. – Девочка пройдёт испытания.

– А ты её саму-то спросила? – не унимался Ошгрен. – Пусть скажет сама доньята.

– Как она может ответить, если ещё ничего не знает?! – возмутилась Аттара. – Мастер Латариус, насколько я поняла, говорил с ней о чём угодно, кроме дела!

– Торопливость тут неуместна, – парировал Латариус, подмигивая Алиедоре, словно намеренно стараясь подорвать «серьёзность» момента. И доньята поняла – по сравнению со Смертью там, на дне карьера, всё прочее и впрямь становилось несерьёзным.

– Я беру её. – Аттара крепко держала Алиедору за руку, точно боясь, что девушка в последний миг куда-нибудь скроется.

– А она? Она примет такую наставницу? – Ошгрен продолжал бой. Доньята не понимала, в чём причина этого раздора.

Она готова была поклясться, что с губ Аттары едва не сорвалось нечто вроде «да кто её спрашивать станет?!», однако адептка сдержалась.

– Если мы видим то… что нам обещали, то торопиться тут никак не следует, – поддержал Ошгрена ещё один Мастер.

– Если мы видим то, что нам обещали, то нам как раз следует очень даже торопиться! – Аттара посмотрела на Алиедору. – Идём со мной, девочка. Совет хочет, как я поняла, чтобы я показала тебе всё. Чтобы ты сама решила. Я верно всё поняла, господа Совет? – возвысила она голос.

– Правильно! Верно! Точно! – раздалось с разных сторон.

– Тогда идём. – Аттара бесцеремонно тянула за собой Алиедору, и доньята невольно обернулась, ища взглядом поддержки у Латариуса.

– С твоего разрешения, многодостойная, я бы отправился с вами, – тотчас понял намёк Мастер. – В конце концов, делу Гончих я не совсем чужой.

Аттара не сочла нужным скрывать недовольство, несмотря на дружные кивки других Мастеров.

– Эльсин, Майре! За мной.

Две другие женщины тотчас поднялись, присоединившись к Аттаре. За всё время они не произнесли ни единого слова.

Со стороны все трое могли показаться сёстрами. У всех – бледная чуть ли не до синевы кожа, большие иссиня-чёр– ные глаза, короткие, по-мужски остриженные волосы. Все двигались одинаково, мягкими, слитными, неразрывными для глаза движениями.

Покидая круглый зал, Алиедора, лишь самую малость поколебавшись, всё же поклонилась Совету, словно простолюдинка.

«Ничего, ничего. Мне бы только заполучить то, что требуется, научиться, понять, освоить. Так, чтобы обрести своё, неотъёмное. А там увидим, кто кому станет кланяться».

Коридоры Гильдии Мастеров были широки, прямы и хорошо освещены – свет проникал сверху через специальные шахты. По стенам висели шпалеры и гобелены – похоже, ткачество особенно почиталось в Некрополисе. Конечно, до роскоши – приписываемой слухами резиденции Высокого Аркана – этому месту было далеко. Но сказки, как мы знаем, врут слишком часто. Здесь всё было строго, не чрезмерно и аскетично. На гобеленах, однако, не было ни одного портрета, вообще ни единого человека: только пейзажи. Море, горы, опушка леса, речное устье и вновь морской берег. Причину Алиедора спрашивать не стала, понятно было и так: человек слишком мал в сравнении с истинно бессмертной Природой, не ведающей страха Смерти, вечной в постоянном обновлении.

Шли молча. Аттара, похоже, ожидала вопросов доньяты, но та не раскрывала рта. Этому Мастер Латариус уже успел её научить, сам того не желая.

Идти пришлось долго. Лестничные марши вели всё глубже и глубже под землю, но свет не тускнел, лился из прорубленных в потолке широких «окон».

– Там зеркала, – перехватила Аттара взгляд доньяты. – Мы не жжём факелы понапрасну.

Алиедора чуть заметно пожала плечами. Мол, ничего удивительного. Меня этим не проймёшь..

Наконец спуск закончился. Стало заметно теплее. Аттара быстрым, неуловимым движением коснулась стены, плита с лёгким шумом опустилась.

– Входи, доньята.

За каменной дверью их ждали темнота и огромное пространство. Подземелье было бедно светом, но зато богато звуками. И звуками далеко не самыми приятными.

Что-то скрипело, скрежетало, утробно взрыкивало, жутковато не то всхлипывало, не то всхлюпывало, словно мокрый шмат мяса волокли по неровной дороге с глубокими лужами.

– Свет, – негромко проговорила Аттара, и одна из её спутниц – Майре – вновь коснулась стены.

Латариус кашлянул – как показалось Алиедоре, с лёгкой насмешкой. Мол, любят тут пыль пускать в глаза…

От места, где они стояли – на небольшом каменном балконе с высокими перилами, – вправо и влево по стенам побежали вспыхивающие один за другим две цепочки огней. Странных, голубоватых, призрачных, дающих не очень много света, в самый раз, чтобы едва рассеять мрак.

Внизу, под балконом, лежал земляной пол, на нём хаотично натыканы поставленные стоймя громадные валуны в рост человека, сухие, лишённые коры, давно мёртвые деревья,каким-то явно магическим образом удерживавшиеся от гниения и распада. Среди отбрасываемых каменными глыбами и древесными стволами теней смутно шевелились какие-то существа. Очертаний было не разглядеть – создания явно не желали быть замеченными.

– Майре, – вновь проговорила Аттара. – Покажи доньяте… что ты можешь.

Майре молча кивнула и одним стремительным броском перемахнула через перила. Алидора не вздрогнула, хотя было отчего – высота составляла самое меньшее четыре человеческих роста.

Гончая коснулась пола мягко, уходя в глубокий присед, словно над ней не властвовала сама тяга земная.

Существа ответили гневным шипением. В голубоватом свете блеснули выпущенные клыки.

Майре медленным, нарочито-плавным движением выпрямилась.

– Идите сюда, – раздался преувеличенно-спокойный голос.

И вот тут Алиедора вздрогнула – потому что Майре говорила с характерным доарнским акцентом. Ошибиться доньята не могла – доарнцев с первой же фразы узнавали на любом торжище, в любой корчме, что в Долье, что в Меодоре.

Доарнка. Среди высокопоставленных слуг Некрополиса.

Майре шумно вздохнула, переступила с ноги на ногу, а потом и вовсе повернулась к шипящим существам спиной.

И там, в темноте, не выдержали. Свистящее, словно сквозь зубы, шипение – а потом шелест разворачивающихся крыльев, упругий толчок – Алиедора видела только ворвавшиеся в круг света стремительные росчерки, вытянувшиеся в длинном прыжке тела, не то звериные, не то человеческие.

Бросившиеся на Майре твари были очень, очень опасны. Они исходили, истекали жаждой убийства. Она, эта жажда, расплывалась в воздухе, словно пятно крови в текучей воде. Алиедора чувствовала эту их неистовую жажду смерти, жажду кровавой оргии, раздирания ещё трепещущей, ещё живой плоти, жадное, с утробным рычанием, насыщение.

И ещё она чувствовала, что существа, с такой яростью бросившиеся на оказавшегося перед ними человека, сами не были живыми. Однако они никак не походили на зомби-солдат Некрополиса, те были просто механизмами, ничем, кроме исходного материала, не отличавшимися от големов Навсиная. Эти же – стремительные, смертоносные, жадные добоя и живой крови.

Упыри?

Майре сделала короткое, опять же почти неразличимое движение. И – взвилась в невероятном прыжке, откуда-то из-под куртки возникла пара коротких клинков. Сталь яркосияла голубоватым, по лезвиям прокатывались волны призрачного пламени, и она, эта сталь, сказочно, неправдоподобно легко рассекла плоть самой смелой – или самой жадной – твари, бросившейся на доарнку.

Упырь с мокрым хлюпаньем шмякнулся о землю бесформенным куском мяса и костей, даже не дёргаясь и не хрипя. Он умер сразу, даже не поняв, что умирает, – хотя, конечно,и не жил до того. Его смерть не остановила остальных, так что Майре на миг исчезла под лавиной тёмных тел; Алиедоре казалось, что сами их очертания плывут, меняются, оставаясь нечёткими.

Но, как бы ни были стремительны и яростны их атаки, шансов у нападавших не было. С самого начала и ни одного, потому что Майре двигалась с поистине запредельной быстротой, всякий раз опережая направленный в неё удар на долю мгновения. И сама доарнка при этом не промахивалась. Два коротких кинжала били насмерть, и второго удара не требовалось.

Схватка длилась мгновения. На земле осталось восемь распростёртых тел, причудливая смесь человека с ночным летуном, морды украшены здоровенными клыками.

Точно кровососы, подумала доньята. Упыри. Страх и ужас во плоти. Стремительные, бесшумные, невидимые. Почти неуязвимые для обычного оружия. Способные летать – правда, только ночью, когда сильна власть небесных Гончих; во всяком случае, так утверждал мэтр… мэтр… как же его звали, чародея в замке Деркоор?..

Она не помнила. Нет, Байгли, Дигвил, старый сенор Деррано стояли перед глазами как живые – потому что им назначено умереть от её руки, – а вот всё остальное выветрилось напрочь.

– Ты видела, доньята Венти?

Это Аттара. Смотрит гордо и испытующе. Наверное, считает, что я должна пасть на колени и восхищаться со слезами на глазах. Нет, не дождутся. Боевое умение – это хорошо, это прекрасно. Но таких, как Майре, – много. А она, Алиедора, достойна только одного – стать единственной.

Однако что-то сказать надо, и Алиедора разлепила губы:

– Красиво.

– Верно! – подхватила Аттара. – Красиво! Молодец, умница, доньята. Мало кто может увидеть, насколько наше искусство прекрасно. Я не ошиблась. Мэтр Латариус, простименя за резкие слова. Поздравляю с отличной находкой.

Латариус лишь поднял бровь.

– Ты поняла, кто это был? – продолжала предводительница Гончих. – Кто нападал на Майре?

– Это неважно, – вполголоса, едва раскрывая губы, ответила Алиедора.

– Почему?

– Не стоит так наседать на мою подопечную, Аттара, – вступился Латариус. – Доньята совершенно права. Майре показала отличное владение клинком и телом, но на это способны все Гончие. Ты ничем не удивила благородную доньяту, Аттара. Не забывай, что ей подчинялись твари Гнили.

– Верно. – Аттара положила неожиданно тяжёлую руку Алиедоре на плечо, и та невольно дёрнулась – такой жест могла бы позволить себе королева Меодора или супруга кого-то из семи знатнейших сеноров Долье, но вряд ли кто другой.

То, что ей должны оказывать почести, Алиедора, оказывается, не забыла.

– Лучше покажи, как Гончие начинают. – В голосе старого Мастера вдруг прорезались жёсткие нотки. – Покажи всё, ничего не скрывая. Если благородная доньята хочет стать одной из нас, она должна видеть всё без изъянов. Наше дело, – он повернулся к Алиедоре, – тяжело и не всегда красиво. Есть и неприглядное, есть, наверное, и такое, что тебя в детстве научили считать постыдным. Я не стану спорить с тобой. Просто прошу почтенную Аттару показать тебе всё как есть. Ведь ты ещё не знаешь толком, что такое Гончая. Как становятся ею, через что проходят. Думаю, тебе не повредит узнать это всё до того, как ты решишь, с нами ты – или нет.

«Они ждут, что я спрошу, а что будет, если выберу «не их», – мелькнуло в голове Алиедоры. – Хотят, чтобы я показала слабость, страх, признала, что я в их власти. Что они могут учинить надо мной нечто такое, чего я испугаюсь».

Этого не будет. Ту, которая боялась, давно убили варвары кора Дарбе.

И она ничего не ответила. Лишь слегка пожала плечами, мол, что ж, давайте, раз так настаиваете – взгляну…