Чтение 14–й страницы книги ~Начало всех начал~

Он повернулся и тяжело пошел к берегу. Там упал на мокрый песок, долго лежал, грудь вздымалась тяжело, всякий раз так выпячивая острые ребра, что Ева страшилась, чтобы не прорвали кожу.

— Что будем делать, Адам?

Он ответил в песок:

— Будем жить и бороться. Если звери живут, то сможем и мы.

— Но мы не звери! — сказала она с отчаянием.

— Значит, — сказал он, — будем жить лучше.

В его злом голосе она ощутила силу и уверенность. Казалось, неудача только обозлила его и заставляет бороться за жизнь, а не надеяться на милость Творца.

Она плакала и пыталась его поднять, тащить, он обнял ее сильно исхудавшей рукой и шепнул совсем тихо:

— И все-таки… кое-что мы выиграли. Очень важное.

Она прошептала в слезах:

— Что?

— Господь велел нам, — прошептал он еще тише, — как и всем скотам, плодиться и размножаться. Наверное, там, в Эдеме, мы так бы и делали… всю вечность. Но здесь мы познали нечто новое… чего не было в Эдеме.

— Что, Адам?

Он обнял и прижал ее к груди.

— Любовь.

Глава 3

Пес трудился вовсю, вынюхивая, а то и принося им гнезда с птичьими яйцами, а так они питались в самом деле травой, срывая самые молодые листки и почки, выкапывали корни, некоторые оказались даже сладкими.

Адам еще не оправился от голода, но, оставив Еву в пещере, ушел на поиски. Он умел не только смотреть, но и видеть и, собирая корни и плоды, наблюдал за животными, птицами и даже насекомыми. Здесь они вели себя иначе, чем в саду Эдема, и Адам с дрожью во всем теле обреченно понял, что это и есть основные законы этого мира. Хочешь жить в этом мире, прими их. Иначе умрешь…

Ева сидела в пещере и задрожала, услышав тяжелые шаги, похожие на шаги ее мужа и в то же время чужие, тяжелые и грубые.

На землю что-то упало с шумом. Ева опасливо выглянула, Адам разминал усталые плечи, а у его ног распростерлась безжалостно убитая косуля с прекрасными удлиненными глазами, такими печальными и непонимающими: за что?

— Адам, — вскрикнула она пораженно, — ее убили?

— Да.

— Волки? А как ты спасся?

Он покачал головой.

— В этот мир пришли мы с тобой, Ева. А мы еще те волки.

Она охнула.

— Это ты… ее убил?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы жить, — ответил он. Увидев на ее лице отвращение, сказал теплее: — Ева, в этом мире, чтобы жить, нужно убивать. Если найдем другой путь — пойдем по нему. Ты пока собери сухого хвороста, а я разделаю это… существо.

Она переспросила:

— Разделаешь… это как?

— Увидишь, — ответил он кротко.

Она собирала хворост недолго, а когда вернулась, содранная кожа косули уже сушилась на камнях, а ломти красного мяса поджаривались на огне. Пес с урчанием поедал внутренности, еще для него Адам сложил целую кучу отделенных от мяса костей. Ева сложила хворост вблизи костра, ноздрей коснулся незнакомый запах, странный и волнующий.

Адам смотрел, как она непонимающе водит носом, прятал горькую улыбку. Что делать, и его нежная, робкая жена будет, как хищный зверь, пожирать мясо убитого зверя. Насчет другого пути он сказал, чтобы утешить и подбодрить, пусть надеется на лучшее впереди, но… возможно, такие пути в самом деле есть. Хотя, если честно, это так прекрасно: сидеть у костра, смотреть в багровые угли и с удовольствием есть жареное мясо, в котором только что еще билась жизнь.

Шкуры Адам приспособил как подстилки в пещере.

Он приходил поцарапанный, он набрал вес после того голодания, однако остался сухим и жилистым, без капли ненужного мяса или жира. Глаза его часто смеялись, Ева с изумлением видела, что он счастлив. Он научил ее сшивать шкуры и теперь отправлялся на охоту в крепком кожаном панцире. Даже руки он оборачивал шкурами, прокусить ее непросто, тем более никакие когти уже не процарапают. Ева наловчилась выскабливать шкуры так тщательно, что сделала из них одежду, в которой бесстрашно садилась на любые колючки и камешки.

Блистающую одежду неохотно сняла, после того как Адам сказал недовольно, что слишком блестит. Этот мир почти весь серо-зеленый, и такая одежда для них чересчур яркая.

Ева послушно убрала одежду в дальний угол, хотя, когда Адам уходил на охоту, тайком вынимала ее, надевала и прохаживалась перед входом в пещеру, представляя, что всезвери и птицы смотрят на нее и завидуют.

Мяса он приносил вдоволь, потом научился бить птицу, чуть позже сумел проткнуть острым суком первую рыбину, а потом сделал для этой цели особое копье с загнутым сучком на конце.

Ева собирала сладкие ягоды, их великое множество как в траве, так и на кустах, однажды приготовила жареное мясо с начинкой из ягод, и оба ощутили наконец, что живут здесь… счастливо.

Сегодня ночью Ева во сне всхлипывала, Адам прижимал ее к себе, успокаивал, она переставала вздрагивать, но из-под плотно сжатых век бежали слезы.

Утром он проснулся, худой и с ввалившимися глазами, но голос его был твердый:

— В минуты слабости я готов умолять Господа, чтобы Он смилостивился и простил нас. И чтобы вернул в сад Эдема… Но потом я стыжусь своих мыслей.

— Адам!

— Мы уже научились, — сказал он, — как козы и овцы, питаться травами и злаками. Мы научились, как хищные звери, питаться мясом других зверей!.. Вот там в кустах чирикают птицы, у них там гнездо с отложенными яйцами, их тоже можно есть…

Она вскрикнула испуганно:

— Адам! Как можно? Из тех же яиц выведутся птенчики! Ты не дашь им жизни!

Он напомнил с жесткой усмешкой:

— А мы ведь в первые дни… Помнишь?

Она замотала головой.

— Нет! И вспоминать не хочу. Мы тогда умирали. А теперь мы уже встали на ноги. Мы не должны убивать…

— Лучше они, — сказал он, — чем мы.

— Адам!

— Все звери и животные, — напомнил он, — как птицы и рыбы, — неразумные. Никто из них даже не понимает, что живет. Этот мир Господь отдал мне, и отныне я в нем заведу свои порядки, свои законы!..

— Адам, — произнесла она жалобно, — я не узнаю тебя… Я, наверное, тоже изменилась?

Он поцеловал ее и сказал тепло:

— Ты стала еще прекраснее.

— Адам, не смейся надо мной.

— Я говорю правду, — ответил он и сам ощутил, что это правда. Если Господь не сжалился над ней, маленькой и беспомощной женщиной, то он, Адам, простил ее в первый же день. — Ты не только плоть от плоти моей, Ева… Душа у нас вообще одна на двоих!.. Отдыхай, набирайся сил.

— А ты куда?

Он мотнул головой.

— На тех холмах, через которые мы шли сюда, растет дикая рожь. Сейчас она созрела. Я думаю, если собрать семена, то часть можно измельчить и съесть, а часть посеять в хорошем месте…

— Зачем?

— Весной вырастет, — объяснил он, — мы соберем семян во много раз больше, чем посеяли.

Она внезапно просветлела лицом и спросила жадно:

— Это тебе был глас с Небес?

Он помедлил с ответом, но она смотрела так жадно и с такой надеждой в глазах, что ответил со вздохом:

— Да, конечно. Появился ангел и… рек. Чтоб да, значит, посеял те дикие семена. И я тем самым докажу, что мне помощь небес не нужна!

— Ой, значит, мы хотя бы чуточку прощены!.. А какой был ангел?

Он с неудовольствием повел плечами.

— Михаил.

Она вскрикнула счастливо:

— Как замечательно! Это же самый близкий к Господу ангел! Почти самый близкий, ближе его только Люцифер.

— Отдыхай, — сказал он тепло. — Я скоро вернусь.

Ева сидела перед костром грустная, поникшая, пурпурные угли уже покрылись серым пеплом. Адам бросил на землю тушки двух кроликов, Ева слабо улыбнулась, но даже не поднялась ему навстречу.

Он подбросил сухого хвороста, по мелким веточкам побежали оранжевые огоньки.

— Что-то случилось?

Ева ответила с бледной улыбкой:

— Просто устала.

— Отдохни, — сказал он ласково. — Я сам сниму шкуры и приготовлю мясо. Я даже догадываюсь, почему ты устаешь так быстро.

Она покачала головой, в глазах заблестели слезы.

— Адам, я сейчас все вспоминала то счастливое беспечное время… Как недолго мы побыли в раю!.. Всего-то пару дней. Теперь это все как сон…

Адам посоветовал мирно:

— Вот и смотри, как на сон. Теперь все иначе. По-настоящему. А там все было по-другому. Даже эти пара дней ненастоящие.

— Как это?

Он двинул плечами.

— А кто знает, сколько мы там были на самом деле? Я вот делаю зарубки на дереве, отмечая дни, недели и месяцы… но уже вижу, что ерунда это все. Нужно начинать счет со дня нашего пребывания вне рая.

— А почему не от сотворения мира? — спросила Ева наивно. — Как раньше?

Он посмотрел на нее, вздохнул.

— Ах ты, мое чудо… Надеюсь, все дочери твои будут такие же… умненькие. И с такими же длинными золотыми волосами. Ты помнишь, как мы бродили в саду? На какое дерево ты залезала, когда бросала в меня цветы?

— Ну да, это был… был…

Она запнулась, вспоминая слово, Адам подсказал:

— Секвойя. Ты сидела на секвойе, но тебе в голову не пришло, что этому дереву несколько тысяч лет! А бык, на котором ты любила кататься? Тоже не теленочек… А раковины, которые мы находили на берегу реки? Ты подбирала свеженькие, а меня больше интересовали те, что выкапывались из слежавшегося песка, они такие странные… Некоторыевообще в камне, словно песок слежался за… не знаю даже за сколько лет! А кости странных зверей, которых я никогда не видел? Азазель сказал как-то, что Господь когда-то создал их, но потом разочаровался и всех уничтожил… Это когда было? На какой день? Мне кажется, что у Господа этих дней было намного больше, чем у нас!..

Ева широко открыла глаза.

— Адам, какой ты умный!.. Я и не подумала… Ты прав, давай переделаем весь календарь заново!

Адам окинул взглядом рощу, не меньше двух десятков деревьев испещрены мелкими зарубками, каждая седьмая — длиннее, затем перевел взгляд на поле, что уже требует прополки, вздохнул и махнул рукой.

— Нет времени. Пусть потом… Наши дети разберутся, исправят. Может быть. Кстати, я тоже был сотворен сразу взрослым. Как и ты.

Морщины на его лбу на глазах становились глубже и резче. Он внезапно стукнул кулаком по земле.

— Так вот почему!

Ева спросила испуганно:

— Что случилось?

Он сказал хриплым голосом, в котором звучала мука:

— Помнишь, я говорил, что не понимаю, почему у коз рождаются козлята, у коров телята, а потом они постепенно вырастают?

Ева в недоумении кивнула.

— Ну да, помню. Ты еще тогда удивлялся, почему ты рожден уже взрослым.

Адам сказал изменившимся голосом:

— Кажется, я понял…

— Да? — спросила Ева без всякого интереса. — Как здорово… Скажи, тебе понравилось это мясо? Если да, то завтра я приготовлю еще. У меня тут всякие корешки есть, такой вкус придают…

Адам мотнул головой и стиснул челюсти, удерживая ускользающие мысли:

— Я понял… Я тоже родился младенцем и медленно, как все, рос и взрослел. А потом однажды Господь вдохнул в меня душу! И я понял, кто я, что я, осознал себя. Я не помнил того, что было раньше, потому что это был не я. Это было то, в чем я живу и сейчас, но это не я…

Ева сказала обеспокоенно:

— Адам, опомнись, что ты говоришь? Как это: ты и не ты? Если ты, то это ты! А если не ты, то это не ты, и все тут. Все просто и понятно. Не забивай голову глупостями. Значит, я готовлю на завтра мясо, как ты любишь. Только нужно побить его хорошенько камнем, тогда оно становится мягким, дает такой сладкий сок, что даже мне нравится.

Адам не слушал ее беспечный щебет, ухватился ладонями за голову, мысли метались, сшибались, в ушах назойливый голос женщины, что твердит про мясо, и эти образы горячего вкусного мяса вторгаются и вытесняют слабые искры озарения.

Я же все это знал, сказал он себе потрясенно. Знал до того, как в меня вдохнули душу! Потому так знакомо было первое ощущение от того мира, когда я вошел в ручей и срывал спелые ягоды. Я уже знал, что в воду заходить можно и что ягоды есть — хорошо.

— Значит, я все делал бездумно, — прошептал он в страхе, — как бездумно живут козы, коровы, птицы и прочие насекомые! А потом вдруг ощутил, что я… это я! А до этого меня как будто и не было. Все равно, что не было. И потому выходит, что Господь сотворил меня в момент, когда вдохнул душу. Все сходится! Получается, что от младенца до взрослого я рос животным, а Всевышний сотворил меня уже взрослым мужчиной…

Он закрыл глаза и постарался вспомнить, кем же он был, что делал, что творил, когда не был еще сотворен, а бегал по райскому лесу, как и все звери, бездумно и беззаботно. В памяти пустота, самое первое, что удавалось вспомнить, это затянутое тучами небо над головой и верхушки деревьев, когда он открыл глаза и услышал Голос:

— Человек… Вот он и сотворен Нами…

Из пещеры донесся щебечущий голос:

— Адам, ты завтра еще рыбу поймай, хорошо? У нее, правда, много костей, но ты научил меня выплевывать их, зато мясо очень нежное и вкусное!..

Глава 4

Каждый день он ходил на охоту и почти всегда возвращался с добычей. Ева поддерживала огонь и умело пекла на широких плоских камнях мясо. Она научилась добавлять горькие травы, но с мясом они уже не казались горькими, зато мясо становилось еще вкуснее.

Из панциря гигантской черепахи Адам сотворил посудину, в которой держал воду. Обрадовавшись, что получилось так удобно, убил еще несколько черепах, мясо съели, а в панцирях носил воду из реки.

Ева с любопытством следила за его разрумянившимся от удовольствия лицом.

— Ты устал, еле на ногах стоишь!.. Ляг, отдохни.

Он помотал головой.

— Потом. Пока не забыл, есть еще одна идея…

— Что ты задумал?

— Смотри.

Он осторожно опустил панцирь с налитой до краев водой на горячие уголья костра. Ева испуганно вскрикнула:

— Что ты делаешь? Сгорит!

— Не должно, — ответил Адам неуверенно.

— А если сгорит?

Он буркнул:

— Придумаю что-то еще. Господь как-то признался, что немало миров наломал, пока создал наш. Ему можно — можно и мне. В конце концов, я Его сын.

Потом он придумал класть в кипящую воду ломтики мяса. Получалось и мясо вкуснее, и вода превращалась из простой воды в нечто странное и вкусное, что Адам назвал похлебкой, так как похлебать такое было просто замечательно. Ева додумалась добавлять и в кипящую воду разные травки, еда получалась еще вкуснее.

Она экспериментировала с корешками, корой деревьев, Адам нередко плевался и в гневе выливал похлебку, потому Ева старалась пробовать новые рецепты тайком, пока он пропадал на охоте. Зато, когда получалось, Адам был доволен, а Ева цвела от счастья.

Однажды, когда они плотно поужинали и лакомились ягодами, над верхушками деревьев зашумело, там пронеслась дико хохочущая женщина — совершенно обнаженная, с распущенными длинными волосами, настолько черными, что небо казалось белым. Лицо ее перекосилось в отвратительной гримасе наслаждения, в одной руке она сжимала длинныйнож, с лезвия срывало ветром алые капли, рот ее и подбородок были испачканы кровью.

Она даже не обратила внимания, что Адам смотрит на нее в ужасе, хохот становился совсем безумным, она слизнула кровь с ножа и пропала за верхушками деревьев.

Ева прошептала:

— Это… она?

Адам кивнул.

— Да.

Она вскрикнула тихонько:

— Это же чудовище!.. Как ты мог?

Он отвел взгляд в сторону.

— Ева, не спрашивай ни о чем. Хорошо?

— Почему? — спросила она наивно. — Это было давно. Я даже не ревную. Просто не понимаю… Чем она тебя привлекла? Или только тем, что других женщин не было? А ты был настолько правильным, что тебе и в голову не могло прийти, что можно…

— Нельзя, — ответил он твердо. — Человеку нельзя совокупляться с животными.