Чтение 31–й страницы книги ~Начало всех начал~

Мимо мелькали деревья, он проскакивал через полянки с крупными цветами, однажды дорога пошла по краю болота, Мафусаил придержал коня, чтобы не стоптать группу молодых парней и девушек, что весело хохотали, указывая пальцами в болото, а там в зеленой жиже что-то жалко и глупо барахталось.

Мафусаил придержал коня, на миг показалось, что там человек, а когда присмотрелся, остолбенел: в самом деле тонет человек, захлебывается грязью, глаза в ужасе выпучены, руки бессильно хватаются за скользкую траву, а совсем рядом стоят люди и… хохочут!

Он подъехал вплотную, да, не ошибся, человек тонет, остальные хохочут на берегу, наблюдая, как несчастный зачерпывает нижней губой зловонную жижу, в панике хватается за мшистые кочки, за мясистые стебли растений.

Мафусаил вскрикнул:

— Вы что делаете? Он же утонет!

На него коротко оглянулись, один из парней ответил довольно:

— Точно! Смотри, как барахтается… А глаза как выпучил!.. Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха, — заливался рядом второй, — никогда у него морда не была такой красной!..

Девушка вдруг завизжала:

— Смотрите, смотрите, лягушка!

Большая лягушка медленно прыгала по кочкам и, не заметив разницы, в благородной задумчивости скакнула на голову утопающего, а оттуда перепрыгнула дальше, после чего нырнула под широкий уже гниющий старый лист. Все трое попадали от хохота, визжали и гоготали так, что слезы текли из глаз.

Мафусаил спрыгнул с коня. Голова утопающего уже начала скрываться под темной водой, осталась только рука, все еще цепляющаяся за кочку, но та рассыпалась под скрюченными пальцами. Мафусаил подпрыгнул и ухватился за толстую ветку, она склонилась под его весом. Он вошел в болото, сразу погрузившись до пояса, еще шаг, и уже по горло, а затем дно исчезло.

Он вытянул руку, еще чуть-чуть, ладонь другой руки скользит по ветке, опасно близко к слишком тонкой части, но уже коснулся руки утопающего. Тот разжал пальцы, однако Мафусаил успел ухватить и медленно начал тащить на себя, понимая, что вязкое болото так легко жертву не отдаст.

Спасаемый все же ощутил, что нечто ему помогает, начал барахтаться, забрызгал Мафусаила гнилой водой. Тот сцепил челюсти и терпел, тащил медленно и осторожно, наконец выволок облепленного зловонной грязью и липкой тиной подростка. Тот упал лицом вниз, его сотрясали конвульсии, изо рта хлынули струи гнилой болотной воды.

Мафусаил с трудом поднялся на колени, потом на ноги. На него смотрели с недоумением и даже испугом, как на сумасшедшего. Один парень сказал недовольно:

— Ну вот… а он так хорошо тонул!

— Было бы о чем рассказать, — добавил второй.

— Дурак какой-то, — проворчал третий.

А девушка сказала рассудительно:

— Но зато Кенан теперь живой. А он так здорово подражает малиновке! И петухом умеет кричать, как никто… А что не утонул, так в другой раз забулькает, он такой неловкий.

Первый парень буркнул:

— Да ладно. Но этот чего так? Или это его брат?

— Если брат, — сказала девушка так же рассудительно, — то он бы сам его туда толкнул!.. Братья всегда так.

Мафусаил в самом деле чувствовал себя глупо, стоя вот так в луже грязи, что все еще течет с него, измучившийся в борьбе с болотом и делая то, что здесь кажется совсем не нужным.

— Что вы за люди? — спросил он с тоской. — Как вы можете?.. Он что, великий преступник?

Первый парень спросил с удивлением:

— Почему преступник?.. Это же Кенан, наши дома рядом. Он как и все. Только чаще спотыкается.

Мафусаил сказал:

— Даже преступников нельзя так… а вы — своего приятеля? Что вы за люди?

— Да нормальные мы люди, — ответил первый с раздражением. — Это ты ненормальный. Дурак какой-то. Хоть и здоровый, как сарай.

— Если хочешь, — предложил третий, — пойдем с нами.

Второй хихикнул и добавил:

— Сыграем в упавшего!

Девушка оживилась:

— А что, здорово…

Взгляд ее снова вернулся к Мафусаилу, она умолкла. Ее друзья снова посмотрели на Мафусаила как-то странно оценивающе, первый буркнул:

— Ну и что, если выпадет на него?..

— Да, — сказала девушка, — это не пройдет… ладно, пойдемте. У меня уже все зудит, скорее бы добраться.

Они ушли, Мафусаил остолбенело смотрел им вслед. Спасенный тоже ушел с ними, не сказал ни им слова упрека, ни ему слова благодарности.

Грязь уже стекла по ногам на землю, но пахло от него отвратительно, тело покрылось мерзкой слизью, на шее обнаружил странный щекочущий комок, а когда содрал, с омерзением отшвырнул липкий комок лягушачьей икры.

Конь ржанул и побрел тихонько в сторону.

— Давай-давай, — подбодрил Мафусаил, — ищи!.. Вы молодцы, никогда не станете пить из болота…

Вскоре конь отыскал небольшой источник, совсем спрятавшийся в зарослях высокой травы. Мафусаил пошел по течению и отыскал шагах в десяти ямку поглубже, где долго истарательно смывал грязь с тела, тщательно постирал одежду, а для сушки надел на свое горячее тело.

На другой день ехал напрямик через лес, чуткий нос уловил аромат жареного мяса, Мафусаил понял, что да, пора и пообедать, сытый желудок вкусные запахи обычно игнорирует, а сейчас ухитрился даже голову ему повернуть в нужную сторону.

Еще два поворота, и тропка вывела на прекрасную поляну с шелковой травой, усыпанную цветами. В центре большой костер, над россыпью крупных пурпурных углей надета на длинный вертел тушка довольно крупного животного, один мужчина время от времени поворачивает, чтобы не подгорело с одного боку, а молоденькая женщина, почти девочка, деловито тыкает в мясо ножом, проверяя степень готовности.

Несколько мужчин в сторонке лежат, кто в обнимку, кто лениво совокупляется, кто-то просто спит. Девушка подняла на Мафусаила глаза, хорошенькое личико слегка запачкано золой, улыбнулась приветливо.

— О, какой ты крупный!.. Пообедаешь с нами?

Мафусаил медленно слез с коня, не отрывая от нее глаз.

— Не откажусь.

Она смерила оценивающим взглядом его могучую фигуру.

— Тебе, как гостю, могу отрезать самый лакомый кусочек. К примеру, вот этот… говорят, от него прибывает мужская сила… ха-ха-ха!.. Но вон Кениэль съел уже четыре штуки, а что-то по нему незаметно.

Один из мужчин проворчал, не поворачивая головы:

— Поговори у меня. В следующий раз будем есть тебя.

Она сказала задорно:

— Для этого еще надо выиграть! А у тебя никогда не получится.

— Посмотрим, — проворчал мужчина еще злее. — Я вообще-то могу и без игры…

В его злом голосе прозвучала такая леденящая угроза, что девушка сразу притихла, перестала улыбаться. На Мафусаила посмотрела почти извиняющимися глазами.

— Садись. Мясо уже почти готово. Цинаэль молод, это хорошо, что проиграл именно он, а не Уланон…

Мафусаил стоял, словно превратился в ледяной столб. То, что он принял за обжаренную тушу оленя… это же человеческое тело! В огне мясо всегда съеживается, потому и не понял сразу, что это человек, но вот ноги с содранной кожей и уже прожаренные по всей длине, вот вытянутые руки со срубленными кистями, это понятно, все равно сгорят…

Он сам не помнил, как в его руке оказался меч. Через костер прыгнул молча, сшибив вертел, лезвие засверкало в тусклом свете. Мужчины и женщины кричали, он рубил быстро и бешено, а когда все уже плавали в лужах крови, он повернулся к девушке у костра.

Она в ужасе отползала на заднице, упираясь руками в землю. Он тяжело пошел на нее, выставив острие меча, с которого от самой рукояти стекала кровь.

— Не убивай! — прокричала она. — Это была игра!

— Это не игра, — прохрипел он.

— Игра, — настаивала она. — Мы все шли добровольно!.. Это же так интересно и страшно: кто-то один будет нами убит и сожран…

— С этим не играют, — сказал он и поднял меч.

Она закричала тоненьким голосом:

— Не убивай… Я женщина!

Он задержал меч над головой, она смотрела умоляющими глазами, скороговоркой клялась стать его рабыней навеки и выполнять все его прихоти, даже самые ужасные, однако он вспомнил, как недавно убил старого льва и львицу, но хотел было пощадить молодую самку, а она тут же разорвала ему плечо.

— Ты не женщина, — ответил он.

Лезвие с размаху вошло в тело у основания шеи и быстро, словно он разрубил клочок тумана, выскользнуло слева у пояса. Разрубленное пополам тело рухнуло на раскаленные угли, затрещало, зашипело.

Он осмотрел убитых, все погибли сразу от его бешеных ударов, вздрагивающими руками вытер лезвие меча об их красивые одежды и вернулся к коню.

Тот неодобрительно фыркнул, когда Мафусаил начал рыть могилку, однако тот тщательно похоронил полусгоревшее на огне тело, а коню сказал, словно извиняясь за доброе дело:

— Мы не знаем, кто он был и каким. Господь велит ко всем незнакомым относиться, как к хорошим людям. И так до тех пор, пока они не докажут обратное.

Привлеченные ароматными запахами, из кустов уже выглядывали хищные звери. На вершинках деревьев каркали и возбужденно переговаривались вороны.

— Поехали!

Конь подставил бок, Мафусаил вспрыгнул в седло, они пошли ровным галопом в сторону запада. Мафусаил оглянулся, звери уже выбежали из кустов и жадно бросились к добыче.

Он проверил себя, правильно ли поступил, и не ощутил сожаления, что оставил все так, как оставил. Хоронить нужно только людей, а животных — необязательно.

Впереди на холме начал вырастать город, дома поставлены так тесно, что самого холма не видно, только дома, крыши, сараи, амбары, кузницы, снова дома…

Он нахмурился, вокруг города тянется частокол, все бревна заострены, и на каждом скалит зубы человеческий череп. Наконец показались ворота, однако Мафусаил передумал заезжать в этот безумный город, здесь не могут жить люди, здесь какие-то чудовища в людском облике…

Конь послушно пошел по широкой дуге. Дальше черепа сменились срубленными головами, некоторые насажены совсем недавно, целая стая ворон каркает и старательно выклевывает глаза, крепкие клювы с костяным стуком долбят черепа.

В сторонке на умело поставленных бревнах распяты несколько человек. Мафусаил подъехал ближе, показалось, что один жив, но это в глазницах суетливо копошится какой-то мелкий зверек, доедая мозг.

На кольях еще и еще черепа и головы, земля усеяна обломками копий, сломанных мечей и топоров — уже непригодны для дела, это оружие врага явно захвачено для бахвальства.

— Господи, — проговорил он с тоской, — это что же… Стоит о Тебе забыть… и начинается вот такое?

Он уехал, несмотря на усталость и желание отдохнуть, снова по дороге нападали шайки, рассчитывая, что, несмотря на его рост и силу, все равно против целого отряда не устоять даже герою. Он убил сперва тех, кто бросился первым, а потом догнал убегающих и убил в спину.

Это людей нельзя убивать в спину, вспомнил он слова отца, а животных можно по-всякому. Для убийства животных не существует правил. Когда-нибудь будут, а пока правилаотносятся только к человеку.

Последний упал, захлебываясь кровью, она толчками выплескивалась из его рта, перевернулся на спину и с ужасом смотрел на обагренный меч в руке Мафусаила.

— Мы… мы ничего бы не сделали…

— А зачем напали?

— Такая игра…

Мафусаил кивнул.

— Я уже видел ваши игры. Если бы меня удалось схватить, жарили бы живым? На медленном огне?

Раненый промолчал. Мафусаил приставил острие меча к его горлу.

— Я не стану тебя оставлять вот так, — произнес он уже без гнева. — А то вдруг да выживешь… Умри.

Острие меча рассекло горло, позвонки чуть хрустнули, когда железо разъединило их и коснулось земли.

И снова он вскочил в седло и поехал, оставив распластанные в крови тела на растерзание зверям.

По зеленой траве прыгали кузнечики, над цветами порхали бабочки, а солидные шмели гудели густо и торжественно, перетаскивая груз меда и сладкой пыльцы.

— Господи, — вскрикнул Мафусаил в муке, — как Ты допустил такое? Мир так прекрасен, а тут… люди едят людей!.. И не от голода, а ради забавы!.. Уже все гадости испробованы, уже ничего не могут придумать, чтобы жизнь свою скотскую разнообразить… Но разве же так можно?.. Будь у меня хоть частица Твоей силы, я бы выжег все эти города, потому что из них зараза!..

В небесах глухо проворчало. Мафусаил крикнул громче:

— Неужели на земле не осталось чистых людей?.. Если они еще есть, их надо спасать, пока зараза нечистой жизни не коснулась их душ!

В небе прогрохотало снова, Мафусаилу почудилось одобрение в грозном гуле.

Глава 10

Конь отдохнул и шел красивым ровным галопом. Мафусаил жадно всмотрелся в проступившее на горизонте странное очертание, конь ощутил желание хозяина добраться тудапобыстрее и пошел карьером.

Сердце Мафусаила забилось чаще, если не ошибается, то впереди его ждет самый славный и самый известный во всем свете город — Енох! Его основал сам Каин, прародитель большей части человечества. Правда, постоянными войнами и сражениями каиниты сильно уменьшили свою численность, но зато все согласны, что потомки Каина являются самыми сильными, жестокими, напористыми и самыми выживаемыми из людей.

Город Еноха, тезки отца Мафусаила, разросся просто неимоверно. И хотя за эту тысячу лет из него постоянно поселенцы уходили целыми группами искать новые земли, все-таки город продолжал раздвигаться во все стороны. Та стена, которую поставил Каин, оказалась в центре города, ее давно снесли, поставили другую, уже на новом месте, но и ту пришлось убрать, потому что и она оказалась сперва внутри разрастающегося города, а потом и слишком близко к центру.

Конь перешел с карьера на галоп, начал почему-то нервничать, Мафусаил даже привстал в стременах, всматриваясь в сверкающий город, как вдруг конь вовсе остановился.

Мафусаилу показалось, что он дрожит и даже пытается пятиться.

— Ты что? — крикнул Мафусаил.

Он толкнул пятками в бока, конь попытался обойти некое препятствие, незримое для Мафусаила, но через пару прыжков снова остановился.

— Да что с тобой? — прокричал Мафусаил.

Он ударил коня плетью, тот испуганно дернулся и сделал прыжок в сторону. Мафусаил едва не вылетел из седла, он рассердился и начал стегать коня.

— Дурак, ты меня искалечишь!.. Давай вперед, иначе я тебя…

Он поперхнулся, слова застыли на языке. Загораживая дорогу, появился огромный ангел в три человеческих роста.

— Не бей коня, — произнес он красивым голосом. — Это я не даю ему идти дальше.

Мафусаил, дрожа всем телом, вскрикнул:

— Но… почему?

— Ты слишком хорош, — произнес ангел скорбным голосом, — а город этот погряз в пороках. Там нет человека, который мог бы принять тебя, как гостя, и не попытался обесчестить. Если же будешь противиться их мерзким домогательствам, тебя убьют и обесчестят уже мертвого.

Мафусаил вскипел и резко бросил ладонь на рукоять меча.

— Пусть попробуют.

— С целым городом тебе не справиться, — произнес ангел бесстрастно. — Но если справишься… тогда зачем тебе этот город?

Мафусаил начал обретать уверенность, а загораживающий дорогу ангел чем-то раздражал и даже злил.

— Не знаю, — ответил он. — Я еду к краю мира, хочу повидаться со своим отцом Енохом. Моя дорога лежит прямо через этот город. С моей стороны будет трусостью миновать его по дуге.

Ангел развел руками.

— Я не могу тебе противиться. Творец сказал, что люди могут делать, что хотят. Но Он велел тебя охранять…

— Если Всевышний велел не противиться, — сказал Мафусаил, воспрянув духом, — то сойди с дороги.

— Как скажешь, — ответил ангел.

Он отступил в сторону, тут же превратился в луч света и унесся в небеса. Мафусаил тронул коня, на этот раз тот пошел по тропинке, быстро переходя в галоп.

В небе вспыхнуло зловеще багровым. Мафусаил охнул, облака исчезли, взамен со злобным шипением раскрылась исполинская кровавая язва. Небесный огонь кипел в ней, словно в кратере вулкана, только ужасающее жерло смотрит вниз.

Мафусаил вскрикнул от ужаса, заметив на фоне красного множество темных точек, что увеличивались на глазах. Горящие камни падали с огромной скоростью, все разгоняясь и разгоняясь, за ними тянулись темно-синие дымные хвосты. Следом посыпались ярко-оранжевые и желтые огни, и тут же пошел частый дождь из горящей смолы…

Мафусаил придержал коня. Камни с грохотом, треском и звоном обрушились на город, разламывая каменные здания, как собачьи будки, а огненный дождь воспламенил их, словно стога сухой соломы.

Он видел выбегающие из уцелевших домов темные фигурки. Свет был такой яркий, что все казались одетыми в черное. Горели не только дома, но и сама земля полыхала, залитая смолой. Земля затряслась, Мафусаил натянул повод, но конь уже и сам пугливо подался назад: с грозным гулом с неба рушились, довершая начатое, исполинские камни, целые скалы.

Они разбивали обгорелые остовы домов, сносили башни, погребали под собой все, что осталось от города. Огонь выбивался из-под этих скал и продолжал пожирать все, до чего мог дотянуться. Хотя да, сгорело все, и теперь полыхала сама смола, вылившаяся из страшной раны в небосводе.

Он ощутил, что уже давно задерживает дыхание, ожидая и надеясь, что хоть кто-то сумеет выбежать за городские ворота. Увы, ворота сгорели тоже, а раскатившиеся великанские камни разнесли их вдрызг и погребли.

Конь ржанул и, повернув голову, скосил глаза на хозяина. Мафусаил потрепал его по шее.

— Прости, я был не прав… Завидую, ты видишь скрытое от людских глаз. Ты ближе к Господу, чем люди.

Конь взмахнул гривой, копыто с силой ударило в землю.

— Ты прав, — сказал Мафусаил, — надо двигаться дальше… Но все-таки, если бы я решил проехать мимо города, ангел пощадил бы город? Или мое появление — просто совпадение и город был обречен?

Под конскими копытами третий день гремела твердая сухая земля. Последние зеленые пятна остались далеко позади, некоторое время попадался жесткий кустарник, затемтянулась только каменистая поверхность, откуда ветер сдул песок.

Еще через день каменная поверхность сменилась жаркими песками. Ветер намел целые горы, Мафусаил перестал замечать хоть какие-то признаки жизни, последнюю ящерицу видел три дня назад, а вчера видел пробежавшего муравья, сухого и быстрого, то ли живет здесь, то ли занесло ветром…

Ветер упорно дул навстречу, словно пытался не допустить его дальше. Мафусаил стискивал челюсти и снова клялся себе, что не остановится, пока не дойдет до края мира.

У него обгорело лицо, кожа слезала клочьями, горло пересохло, вода давно кончилась, он уже понимал, что поворачивать поздно: на обратный путь нужно столько же воды, сколько у него было на границе этой пустыни.

Похоже, мелькнула горькая мысль, что это его последний поход. И, увы, который он так и не завершит…

Он был готов свалиться с коня и умереть под его копытами, как вдруг ноздри уловили запах дыма. Сперва не обратил внимания, мало ли лесных пожаров, затем как огненнойкрапивой по голому телу: пахнет жареным мясом!

Огромные камни расступились, дальше спуск в долину, Мафусаил ощутил, как по телу пробежал озноб, словно прыгнул в ручей с ледяной водой. Впереди три строения, которые он назвал бы хижинами, если бы те не были впятеро больше самых больших домов, какие он только видел, а стены не сплетены из ивовых прутьев, а сложены из толстых бревен, что каким-то образом держатся, не рассыпаются!

— Вперед, — шепнул он измученному коню, — что бы там ни было… хуже не будет!

Конь из последних сил потащился вперед на подгибающихся ногах. Мафусаил слез на землю и пошел впереди, держа верного друга за повод. В треугольнике между домами багровеют угли огромного костра, спиной к Мафусаилу сидит огромный человек в звериной шкуре, даже сидя он выше гостя, а на вертеле толщиной с бревно жарится целиком крупный бык.

Мафусаил растянул обожженное лицо в приветливой улыбке и сказал самым приветливым голосом, какой только сумел изобразить:

— Да будет добыча ваша такой же лакомой, как этот дивный аромат!

Человек неторопливо обернулся, на Мафусаила глянуло сумрачное лицо, широкое, с резко выступающими скулами, надбровные дуги похожи на утесы, нижняя челюсть выдвинута вперед, а глаза смотрят остро и пронизывающе.

— Надеюсь, — ответил человек густым голосом, больше похожим на звериный рев. — Садись, гостем будешь.

— Спасибо, — ответил Мафусаил осторожно, — но я сперва коня расседлаю, если можно…