Чтение 24–й страницы книги ~Начало всех начал~

Сегодня он сидел у костра одного из дальних племен, смутно удивляясь, что здесь уже больше тысячи человек, а он и не помнил, когда они отделились и откочевали. Или жеотселились и откочевали от одного из его потомков.

Его угощали дружелюбно, хотя он не назвал свое имя, дивились силе и росту, потом у костра были песни и пляски, а он подсел ближе к старцу с длинной седой бородой, тот рассказывал окружившим его детям, что аисты улетают в дальнюю страну, где становятся людьми, полгода живут там, потом возвращаются в личины аистов и прилетают, что горох — это слезы Адама, когда он пахал и плакал, и что если разорить гнездо аиста, который любит устраиваться на крыше дома, то аист принесет уголек и подпалит хату…

На чужеземца посматривали с интересом, он улыбался, демонстрируя дружелюбие и заинтересованность, затем поинтересовался:

— Очень интересно… А как вообще все это получилось?

Старец спросил важно:

— Что именно?

Адам в затруднении повел руками, вскинул их к небу, развел в стороны:

— Ну, все это… весь мир.

— А-а-а, — ответил старец довольно, — это очень важный вопрос. Но я расскажу, как это было. Сперва была сплошная вода… Только вода, и ничего больше. Создатель бродил по ней, бродил, бродил… Однажды встретился ему пузырь. Создатель велел ему лопнуть, оттуда выскочил бес. Создатель велел спуститься на дно и достать земли. Бес достал, но часть припрятал за щеки. Создатель стал разбрасывать землю, на ней вырастали деревья, кусты, травы. Но стала прорастать земля и у черта за щеками! Не выдержав, он начал ее выплевывать. Там появилось болото: разжиженная земля с малорослыми уродливыми деревьями, вонью…

— Здорово, — воскликнул один ребенок восторженно. — Как интересно! Дедушка, как много ты всего знаешь!

Старик самодовольно улыбался, поглаживал длинную седую бороду, в слезящихся глазах сверкало торжество.

— Да, человек потому и человек, — произнес он важно, — что собирает и хранит знания.

Адам прислушался, добавил кротко:

— И умножает.

Старик поморщился, нехорошо, когда младшие поправляют старших перед глазами совсем мелких, но кивнул важно и сказал:

— Молодец, странник, ты хорошо усвоил мои уроки. И — умножает, запомните это!

Адам сдержанно улыбнулся и, поправив лук за плечами, пошел в сторону леса. Старец проводил его опасливым взглядом, не услышит ли, а то снова что-нибудь да поправит, роняя его авторитет в глазах молодежи, заговорил:

— Бузину бог создал в один день с Адамом. Первобес поселился в яме, а сверху посадил бузину, чтобы та охраняла его. С той поры бузина помогает бесу. Бузину нельзя выкапывать с корнями, чтобы не рассердить беса, живущего под ней, запомнили?

Подросток спросил живо:

— А если надо выкопать, тогда как?

— А вот не надо, — огрызнулся старец.

— А если она мешает?

— Тогда, — сказал старец, подумав, — можно поручить Шраку Безумному. Он тронулся умом после того, как увидел в лесу что-то страшное, на него бес уже не сможет навести мару!

Адам, преследуя оленя, бежал без устали день и ночь, а потом еще почти день. Когда догнал и поразил острым ножом, небо на западе, покрытое тучами, уже покраснело.

Можно, конечно, развести костер и переночевать, но он увидел внизу в долине десяток шатров, вскинул оленя на плечо и побежал к ним, чувствуя себя таким же сильным и быстрым, как и в первый день, когда осматривал вверенный ему сад Эдема.

Снова его приняли уважительно, оленя помогли разделать, а потом у общего костра он пытался узнать, кто они и от какого корня. Выяснилось, что отделились совсем недавно, всего два поколения тому, а до этого жили в племени Кокшаэля.

От кого вел род Кокшаэль, Адам так и не узнал. Этих людей не интересовало то, что не принесет пользы для обработки земли, охоты или разведения скота. Правда, свои развлечения у них были: песни, танцы, борьба молодежи, чтобы выявить сильнейших охотников и будущих воинов. Потом Адам подсел к старикам и слушал их рассказы, как произошел мир, откуда пошли люди, особенно пристрастно слушал длинный рассказ про змей, у которых, оказывается, есть собственный рай, здесь его почему-то звали вирием, так вот змеи на зиму отправляются в собственный вирий. Не берут только ту змею, которая укусила человека. Они забираются на деревья, чтобы напоследок погреться на солнце, сплетаются в большой клубок и прячутся под землю, которую замыкают до Юрьева дня.

Адам так и не понял, что это за Юрьев день, но спрашивать не стал, зато услышал красочный рассказ про подземные свадьбы змей, узнал, что волк — единственный зверь, не подвластный ни богам, ни демонам, и что когда аист бросает лягушку в дымоход, она, пройдя через печь, превращается в ребенка. Лягушка может плюнуть человеку в глаза,и он ослепнет. В лягушек к весне превращаются старые ласточки, которые перезимовали в болоте под водой.

И вообще живущая под порогом лягушка оберегает дом от несчастий, так что лягушек надо беречь и оберегать, а особенно жаб, которые живут в огородах и дают ему благословение.

— А как получилось, — спросил Адам с интересом, — что лягушек, жаб, ужей и всяких змей так много? Неужели Господь хотел усложнить жизнь людей? Все-таки от жаб бородавки, а змеи кусаются так, что умереть можно…

Старец покачал головой.

— Нет, Творец, создавая гадов, велел им жить в болотах и даже не выползать на берег, где могут появиться люди! Но гады его не послушались, расползлись по всему свету.Тогда Господь велел Азазелю собрать и уничтожить их всех до единого. Азазель, работая день и ночь, сумел в поте лица своего собрать всех, завязал в мешок и, очень усталый, отдал человеку и велел отнести и бросить в море. Если бы человек так сделал, на земле не осталось бы вообще ядовитых гадов.

Адам кивнул, сдерживая усмешку, а один из слушавших детей спросил жадно:

— А что человек?

Старец вздохнул тяжело.

— Человек на то и человек, что его губит прежде всего неумение и нежелание слушать старших. По дороге он из любопытства развязал мешок и заглянул туда…

— Зачем?

Старец объяснил терпеливо:

— Наверное, думал, что там что-то ценное. Или такое, чем может попользоваться. Словом, гады разбежались из мешка. Рассерженный Азазель превратил его в аиста, чтобы отныне собирал их всю жизнь. Вы видели аистов?

— Да!

— Видели, какие у них красные носы и ноги?

— Да, конечно!

— Носы покраснели от стыда, — пояснил старец, — а ноги от холода, потому что аисты всегда ходят по холодной воде. Как видите, если вам старшие что-то велят делать, то нужно делать именно так, как сказано. Даже если вам кажется, что взрослые ошибаются. Они знают больше и видят дальше. Вы все поняли?

Адам тихохонько поднялся и отошел в сторону. Если при его жизни уже потерян смысл бытия, если все забыто, а что не забыто, то причудливо искажено, то что будет еще через тысячу лет? Или через пять тысяч?

Полный лунный месяц он бежал на восток, бил оленей и всякий раз ночевал среди людей, не переставая удивляться, как же далеко расселились его потомки.

Сегодня вечером он сбросил косулю у костра на окраине большого селения, дома непривычной постройки, жители одеты странновато, на его взгляд, но встретили его привычно приветливо, всякий чужак интересен и безопасен, если он один. Косулю понесли разделать, а его усадили ближе к костру, сунули в руки большую миску с уже поджаренным мясом и горячей кашей.

Он с удовольствием ел хорошо приготовленную кашу, осматривался. У жаркого без необходимости костра расположились отдыхающие мужчины, среди них с десяток подростков. Женщины вдали хлопочут по своим женским делам: стирают, вяжут, готовят ужин, а мужчины подбрасывают в огонь веточки и слушают неторопливый рассказ патриарха, отпустившего длинные волосы и бороду, уже отливающие серебром.

Адам невольно провел ладонью по чисто выбритому подбородку. Он даже на голове подрезал волосы покороче, а то кто знает, какой длины были бы у него сейчас.

— Свет был создан в первый день, — говорил патриарх неторопливо, — и был он так ярок, что свет солнца показался бы рядом тьмой. На четвертый день Творец создал солнце, луну и звезды, а свет первого дня творения скрыл. Дескать, это для праведников, а всем остальным придется довольствоваться простым светом солнца и луны.

Кто-то из охотников крякнул:

— Простым… гм…

— Каков же тот свет? — спросил кто-то из мужчин, в голосе послышалась зависть. — И вряд ли из нас кто-то праведник…

Патриарх важно кивнул.

— Да, нам вряд ли увидеть тот дивный свет. А вот Адам в Эдеме мог пользоваться этим первозданным светом! Благодаря ему видел весь мир от края и до края. Адам мог рассмотреть мельчайшего муравья на дальнем конце мира и дать имя не только самому муравью, но и назвать все его членики, усики и хитиновые чешуйки!

— Мне бы так, — воскликнул кто-то из мужчин. — А то третий день возвращаюсь домой без добычи!

Патриарх спросил с подозрением:

— А ты точно ходишь на охоту?

— Клянусь!

— А что ты называешь охотой? — с подозрением спросил патриарх под смешки других мужчин. — Говорят, ты часто захаживаешь в племя, с которым у нас вражда… Ты забыл, что Ева создана из ребра, самого близкого к сердцу Адама? А это значит, что мужчина и женщина должны быть так же близко. Они сотворены друг для друга, женщина — кость от кости его, плоть от плоти. Пока они вместе, они выполняют завет Творца, если не вместе… это уже нарушение.

Охотник сказал в недоумении:

— Я это знаю… Зачем ты это мне говоришь?

Патриарх сказал строже:

— Потому, что сам брак между мужчиной и женщиной возник не потому, что они так решили поступить, а так было установлено Всевышним. Таким образом, брак — хорошо, всеостальное — плохо. А у тебя брак или… остальное?

Охотник заговорил торопливо:

— Отец, я еще неженатый, потому мне можно все!.. Я ничего не нарушаю, так как не связан узами брака! А вот возьму женщину…

— Из чужого племени?

Охотник воскликнул быстро, словно ответ был давно заготовлен:

— Женщины не бывают из чужого! Это мужчины — да, они все из чужого. А женщину откуда ни возьми, она прилепится к мужу, как сказал Господь, и будет одна плоть!

Патриарх поморщился, но кивнул.

— Хорошо, тогда бери ее побыстрее и приводи сюда, чтобы стала нашей. А самому туда бегать нечего. Там плохие люди из колена Каина.

Адам передал пустую миску подростку, тот вскочил и бегом унес в темноту. Потом пришла женщина и тихонько сообщила ему на ухо, что косулю разделали, мясо сложили в сумку, так что странник может взять в любой момент. Адам помотал головой: никакого мяса не надо. Это пусть пойдет как благодарность за теплый прием и прекрасный ужин.

Женщина удалилась, Адам повернулся к патриарху, который рассказывал:

— Мужчина прямолинейнее: ему сказали «нельзя», он кивнул и, не задавая вопросов, пошел туда, куда можно, благо дорог тысячи. Другое дело, если бы всюду было нельзя! Тогда бы он, понятно, возмутился и нарушил бы запрет не тайком, как Ева, а демонстративно и с вызовом.

— А Ева? — спросил кто-то.

— Ева поступила… бездумно. Потому Адам хоть и взбесился от ее поступка, но прикрыл женскую дурость, как все мы прощаем их глупость и доверчивость. Когда Ева сказала Творцу: «Змей обольстил меня, и я ела», — это было так естественно для женщины винить не себя, а окружающих! К счастью, среди мужчин таких нет… Ведь нет же?

Один из охотников крякнул и опустил голову, другой начал с преувеличенным вниманием шевелить прутиком угли в костре, остальные посмеивались и переглядывались.

Адам чувствовал, что голос патриарха становится то тише, то громче, наконец привычный мир исчез вовсе, вместо рук выросли громадные крылья, внизу мелькают громады облаков и гор, он успел понять, что заснул у костра, но его подхватило ветром и понесло вверх, к небесам, где ангелы, архангелы и, наконец, сам Создатель…

Глава 16

Он выныривал из сна и вдруг ощутил себя крохотной частичкой чего-то огромного и пугающе великого, непознанного, а также пришла странная мысль, что не умрет, пока не проживет всеми жизнями всех людей на свете, а их, помимо Авеля, Каина, Сифа и их потомства, будет много, бесчисленно много. И что будет умирать на охоте, в братоубийственных схватках, как погиб Авель, в войнах и сражениях, от голода и болезней, от наводнений и пожаров, на кострах и в катаклизмах…

Он открыл глаза, и видение моментально исчезло, оставив сердце трепетать, как будто оно, обнаженное, прикоснулось к чему-то запретному.

Господь говорил как-то, что такие видения будут все реже и слабее, по мере того как его душа будет обретать собственные черты. Это в первый день его душа была частицей Создателя, но в теле человека она быстро приобретала черты, нужные человеку, и видения громадных миров, пусть даже сильно искаженные и неверно увиденные, быстро истончались и гасли.

Однако, сказал он себе с удивлением, мне уже за девятьсот лет, а эти видения все еще приходят. Значит, искорка, заброшенная Создателем в его тело, так и не погасла.

Позавтракав среди женщин, так как мужчины давно разошлись по делам, он поблагодарил и, поколебавшись, двинулся в обратный путь, так и не добравшись до края заселенной его потомством земли. Мелькнула мысль, что даже он поражен, как все случилось быстро, а для Творца это вообще единый миг!

Человек, напряженно размышлял он, был наказан за проявление собственной воли, когда она не совпала с волей Творца. Впервые не совпала. Впрочем, совпадала недолго: человек ухитрился сорвать запретный плод очень скоро после того, как был сотворен.

И в тот час, когда они с Евой были изгнаны из Эдема, произошло отделение воли человека от воли Творца. Добро — это когда наша воля совпадает с волей Творца, а зло — когда не совпадает. Совершенно неважно для определения добра и зла даже то, на что человек обращает свою волю: на людей, животных, птиц, рыб или растения. Убивать зверей, без необходимости это делать, или ломать ветки с деревьев — зло.

Чем человек ничтожнее, чем у него меньше воли, тем он безвреднее. Наибольшее зло исходит от людей с сильной волей, они могут подчинить своей воле целые народы.

Однако только от людей с сильной волей можно ждать спасения для рода людского!

В небе пронеслась огненная стрела, за нею горел и сыпал искрами воздух. Стрела неожиданно вильнула и помчалась в его сторону. Адам насторожился, затем разглядел быстро увеличивающуюся женскую фигурку. Лилит раскинула руки, Адам не успел отстраниться, как она с лету обхватила его шею руками, прижалась горячим телом и влепила горячий поцелуй.

— Как я давно тебя не видела!

— Я тоже, — пробормотал Адам. Он отстранил ее. — Что ты со мной делаешь… Ты не меняешься, Лилит.

Она воскликнула:

— Зато ты выглядишь совсем другим, Адам! Помнишь, каким ты был?

Он усмехнулся.

— Я был молодым и красивым.

Она энергично затрясла головой.

— Ты и сейчас молод и силен, но тогда ты был совсем… неинтересным, Адам. И я превосходила тебя во всем. Но сейчас смотрю на тебя и чувствую себя маленькой, глупой и слабой. Откуда в тебе эта сила? Ты не таким был раньше. Это в тебе появилось потом, когда ты ушел из Эдема…

— Когда изгнали.

Она снова покачала головой.

— Я потом узнала, ты мог остаться!.. Но ты проявил больше гордости, чем было у Люцифера. Никто не ожидал, что ты предпочтешь уход. Тебе в самом деле так дорога эта женщина?

Он пожал плечами, Лилит чуть ли не при каждой встрече это спрашивает, хотя видит, как вопрос ему неприятен, но она всегда отличалась прямолинейностью и сейчас смотрит требовательно, даже не понимает, что такое можно бы не спрашивать.

— Я поступил так, — ответил он нехотя, — как должен был поступить.

— Почему?

— Не знаю, — ответил он.

— Ты мог бы остаться!

— И чувствовал бы себя оплеванным с головы до ног.

— Кем? — спросила она с удивлением.

Он обронил с кривой усмешкой:

— Собой, Лилит. Для мужчины самоуважение… очень даже немало. Если не уважать себя, как принудить уважать себя весь мир?

Она пожала плечами.

— Большинство ангелов об этом даже не задумывается.

— Я не ангел, — напомнил он с неловкостью. — Это ты сейчас с ними общаешься… А я — из земли.

Он непроизвольно хотел, чтобы это прозвучало язвительным напоминанием о тех временах, когда она тыкала его носом в низкое происхождение. Даже их сын Алат посчитал себя уязвленным, что часть в нем от Адама, земляного человека, однако сейчас голос Адама прозвучал утешающе и даже словно бы виновато, что он вот из земли, как ему повезло, а они все вместе с ангелами всего лишь из огненной стихии.

Лилит грустно усмехнулась.

— Да, ты из земли. Не обижай меня, Адам.

— Я?

— Ты всегда знал, — укорила она, — в отличие от меня, что важно не откуда человек, а куда идет.

— Ну… гм… Не то чтоб уж так совсем ясно…

— Или просто чувствовал, — сказала она. — А я только теперь это вижу. Сколько лет прошло? Сто или тысяча? Для меня это как один день.

— Девятьсот лет, — ответил Адам. — Даже больше.

— Девятьсот… — протянула она озадаченно. — Я не обращала внимания, что так много. Или это мало? Я просто жила и полной чашей черпала все радости, до каких могла дотянуться. И насмехалась над твоей жизнью. А сейчас вижу, что давно исчерпала их все… и только повторяюсь и повторяюсь. Мои радости — на небольшой, огражденной забором полянке, а твои — в начале дивной дороги, что даже для Создателя теряется в туманной дали…

Он промолчал, да Лилит и не ждала ответа. Она и так знала, что у нее от этой встречи будет снова необычный сын, хоть и не знала — какой, и еще до его рождения дала ему имя Кухул, просто понравились звуки, протяжные и чуточку таинственные.

Когда рождался Кухул, Лилит настолько страдала от боли, что в беспамятстве прокляла его еще во чреве, и Кухул появился со сжатым кулаком, в котором был клок окровавленной плоти материнской утробы. После его рождения Лилит долго страдала, даже оставила ребенка и умчалась высоко в горы, чтобы утихомирить боль, а Кухул, всеми презираемый и ненавидимый, был изгнан отовсюду и нашел прибежище в могиле, где проводил время в гробу. Лишь с наступлением ночи он выходил из могилы, подстерегал на перекрестках дорог одиноких путников, набрасывался на них и пил кровь. От него пошло племя отверженных, которых убивал солнечный свет, а питаться они могли только теплой человеческой кровью.

Часть 3

ПЕРВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Глава 1

Под покровом ночи люди из кочевого племени подобрались к городу Иареда и, перебравшись через частокол, ринулись убивать и грабить беззащитных горожан.

Нападавшие на бегу умело бросали горящие факелы на крыши домов, хозяева выскакивали и первым делом бросались поспешно тушить огонь. Убивать их было настолько легко, что боевой клич нападавших вскоре стал звучать все реже и реже.

Адни, жена Еноха, была на последнем месяце беременности, но понимала, что при ее красоте спрятаться не удастся. Ее будут насиловать до тех пор, пока она не умрет, и никого не остановит, что вместе с нею умрет и не рожденный еще ребенок.

Под покровом ночи она ползком выбралась за город и, подхватившись на ноги, бросилась бежать. На беду, возле ограды рухнула горящая сторожевая вышка, взметнулся сноп искр, и Адни с ужасом поняла по злорадным крикам, что ее бегство заметили.

Она припустилась со всех ног, в темноте послышались тяжелые шаги. За ней побежали, как она решила по топоту, двое или трое мужчин. В руках факелы, и хотя они им самим слепят глаза, зато не упадут, а она то и дело спотыкалась в темноте, запиналась.

Сердце едва не выскакивало, горло пересохло, она чувствовала, как последние силы покидают ее, ноги начали заплетаться, а в груди стало горячо.

— Господи! — взмолилась она горячо. — За что мне такая участь? Чего я бегу, когда от них все равно не скрыться? Не проще ли сесть и дождаться, когда их дубины обрушатся на мою голову?

И вдруг она с удивлением и страхом услышала тонкий детский голосок из своего чрева:

— Мама, беги еще!.. Прячься!.. Я поспешу прийти на помощь…

Она прошептала в ужасе:

— Ты?.. Мой ребенок? Но тебе еще рано…

— Что делать, — ответил голосок, и ей показалось, что он стал чуть звонче, — если надо…

Она из последних сил бежала, упала, доползла до темных в ночи скал, а там кое-как, теряя сознание, заползла под ветви кустарника, пробралась в щель, уже там потеряла сознание. Очнувшись, слышала наверху грубые голоса, брань. Ее искали, потом начали расшвыривать камни, догадавшись, что она таится где-то в щели.

Их шаги были все ближе, когда она ощутила начало схваток. Сжав зубы, чтобы не выдать себя криком, она задержала дыхание, натужилась и ощутила, как ребенок начал выкарабкиваться на свет. Снова боль, затем облегчение. Она лежала без сил, потом с великим трудом приподнялась и… онемела, несмотря на смертельное изнеможение.

Ребенок сам перегрыз пуповину, на глазах светлел, а когда она протянула к нему руки, сказал торопливо:

— Быстрее покорми меня!

Она прижала его к груди, он сосал быстро и жадно, но грохот раздавался все громче. Скалы раздвинулись, в темном проходе показались две гигантские фигуры.

Огромный бородатый мужчина захохотал злорадно:

— А, вот ты где! Далеко же заползла…

Ребенок оторвался от груди, сглотнул молоко. Глаза его были не по-детски серьезными, а голос прозвучал сурово:

— Но ты отсюда даже уползти не сумеешь.

Великан раскрыл рот. Ребенок выпрямился, он на глазах становился крепче, выше, а в лице проступила злая решимость. Мужчина с хохотом подошел ближе и протянул руку.

— Это что за козявка? И как она разговаривает?