Чтение 18–й страницы книги ~Отрекаются любя. Я подарю тебе небо в алмазах~

Любопытство взяло надо мной верх, и я быстро его распечатала. Фотографий было ровно две, но это были не те фотографии, которые я ожидала увидеть. На них не был изображен Вадим. На них была я. Казалось бы, что тут такого, но мои собственные фотографии заставили меня вздрогнуть. Обе они были перечеркнуты крест-накрест черным фломастером и обведены черной рамкой. Одна фотография была сделана совсем недавно, и снимал ее сам Вадим. Я сидела на песке у реки, нежилась в лучах ласкового солнышка, а мои волосы развевал теплый ветер. В моих глазах было слишком много уверенности, слишком много амбиций и слишком много решимости… В тот незабываемый день Вадим меня фотографировал очень долго, потому что хотел, чтобы снимки получились красивыми и в то же время естественными. Он подбирал нужный ракурс, а я смотрела на него глазамипобедителя… Смотрела и торжествовала в полном смысле этого слова.

На другой фотографии я была еще девочкой-подростком, снимал меня тогда наш сосед. Я держала плюшевую собачку и смотрела таким чистым взглядом, каким может смотретьтолько ребенок. В моих глазах было столько радости, столько теплоты и столько любви к окружающим людям… Я чувствовала себя счастливой только от того, что я есть, что есть окружающий меня мир и что есть окружающие меня люди, тогда они все казались мне добрыми, потому что тогда я еще не сталкивалась со злом…

Остановив свой взгляд на черных рамках фотографий, я почувствовала, что не могу издать ни единого звука, так я была потрясена. Поняв, что я не могу оставить карточкив таком виде, я взяла зажигалку Вадима и вышла из машины для того, чтобы их сжечь. Сев на корточки, я соорудила что-то наподобие костра и стала наблюдать за тем, как горят фотографии.

– Чертов Вадим, зачем тебе это понадобилось?! – наконец выдавила я из себя и подумала о том, что у Вадима никогда не было моих детских фотографий. Интересно, где он ее взял?

И все же я не придала этой мысли большого значения. Мало ли где он мог ее взять… Но зачем он обвел фотографию в рамку и почеркал ее черным фломастером?! Наверное, затем, что уже тогда он задумал меня убить… Я представила, как Вадим садится в машину, берет в руки конверт, достает фотографии и с неописуемым наслаждением обводит их черной рамкой. От этой мысли мне стало совсем плохо, и когда от фотографий остался только пепел, я чуть было не разревелась, словно маленькая девочка, которая в первый раз в жизни наглядно убедилась в том, что на свете существует не только добро, но и зло. Мне стало до боли себя жаль… Жаль свое детство, свою молодость и свои фотографии… И все же две эти карточки были совсем не похожи, хотя с них смотрело одно и то же лицо, пусть даже с расстояния в годы. Чистота, непорочность и распущенность, доступность; открытость и замкнутость, честность и ложь… Ангельская покорность и самая настоящая стервозность…

Наверное, из той маленькой наивной девочки должна была вырасти такая же наивная женщина, но не получилось… Из нее выросла женщина циничная, которая не строит никаких иллюзий, реально смотрит на жизнь, воспринимает ее такой, какая она есть, и живет по тем законам и принципам, которые она создала сама.

А ведь я до последнего не верила, что Вадим хотел меня убить. Мне казалось, что все вокруг ошибаются и что Вадим всегда меня любил и не был способен на столь подлый и жестокий шаг. А сегодня… Сегодня у меня больше не осталось в этом ни малейших сомнений. Сев обратно в джип, я завела мотор, надавила на газ и выехала из особняка. Я вдруг подумала о том, как же сильно можно ошибаться в человеке и в его чувствах. Мне показалось, что я просто помертвела от того, что увидела и ощутила, что я просто задыхаюсь от слез.

Оглядевшись на свой роскошный дом, я улыбнулась сквозь слезы и произнесла вслух:

– Ничего, Танюха, самое страшное уже позади! Ты только посмотри, какой дом тебе достался! Какой красавец! Да ради такого дома стоит жить, за него стоит сражаться! Ведь ты влюбилась в этот дом, как только его увидела! И в этот дом, и в этот бассейн… И в эту лужайку, уставленную различной садовой мебелью… И в этот сад, засаженный самыми причудливыми кустарниками и цветами… Если бы тебе не мешали родственники, ты бы запросто наслаждалась здесь тем, что любишь больше всего на свете: покоем и уединением… И может быть, мне совсем не нужно выходить замуж, потому что в браке люди могут друг друга убить без каких-либо причин и объяснений. Может быть, та истина, что одинокий человек не может быть счастлив, – не истина, а всего лишь иллюзия?!

Как только я отъехала от дома, мое сердце тоскливо заныло. Всю дальнейшую дорогу я пыталась не думать о Вадиме, о перечеркнутых фотографиях и о том, что мы очень часто ошибаемся в людях и эти ошибки нам стоят очень даже дорого. Стараясь вспомнить дорогу в кафе, я поехала чуть медленнее и, как только поняла, что еду правильно и чтодо кафе осталось совсем немного, облегченно вздохнула. Но я так и не смогла подъехать к кафе. Дорога, ведущая к зданию, была полностью раскопана, и рядом работал бульдозер. Остановившись неподалеку от «оранжевых жилетов», я приоткрыла окно и крикнула одному из них:

– Ребята, а как подъехать к кафе?

– Объездной дорогой! – крикнул тот, кто, по всей вероятности, был самым главным и самым шустрым.

– А где тут объездная дорога-то?!

– Разворачивайся назад и пошла по кругу!

– Сам разворачивай назад свой бульдозер и иди по кругу, – проворчала я себе под нос и, отъехав от раскопанной дороги на приличное расстояние, припарковалась в каком-то дворе и заглушила двигатель. – Велика беда. Пешком дойду.

Буквально спрыгнув из высокого джипа, я с минуту полюбовалась своими модными туфлями и поставила машину на сигнализацию. Затем хотела было обойти ров, но поняла, что вряд ли смогу это сделать, потому что этим раскопкам не было видно ни конца ни края.

– Ну и как я, по-вашему, должна перейти на другую сторону?! – крикнула я так называемому бригадиру. – В таких случаях надо хоть какой-то мостик делать!

– Если бы мы знали, что здесь могут ходить такие барышни, то мы бы каменный мост отгрохали и цветами его украсили, – рассмеялся бригадир и пошел за толстой дощечкой, для того чтобы перекинуть ее через ров.

– Не смешно! – Я вновь посмотрела на свои шикарные туфли и подумала о том, что пройти по дощечке на таких высоченных каблуках будет довольно трудно.

– Тут не только такие барышни ходят, но и такие старушки, как я, – сказала пожилая дворничиха, стоявшая по ту сторону рва. – Как мне двор мести, если его ровно пополам разделили?

Пока бригадир сооружал мостик, я оглядывала ничем не примечательный двор и… вспоминала вчерашний вечер. Ночь, иномарка с включенными слепящими фарами, зловещая тишина и рука с пистолетом… Неожиданно мне показалось, что кто-то там, возле соседнего дома, глухо произнес мое имя. Я решила было, что мне показалось, и подошла к обрыву как можно ближе. Затем оглянулась и посмотрела на мрачный соседний дом. Я обвела его взглядом, начиная от верхних этажей и заканчивая нижними, и уставилась на подвальные окна. Я была уверена, что в них вижу ровно два глаза. Два светящихся, горящих глаза… А может быть, мне просто это показалось…

Как только бригадир соорудил мостик, я тут же, не обращая внимания на его протянутую руку, встала на доски и перебралась на другую сторону.

– Ну вы, барышня, блин, даете! Я ж вам руку подал. Хотел за вами поухаживать.

– Я как-то привыкла в этой жизни обходиться без мужской руки, – произнесла я довольным голосом, радуясь тому, что не переломала себе ноги вместе с каблуками и не грохнулась вниз.

– Что ж, за вами и поухаживать нельзя?

– Можно, да только толку с этого мало. Пустое это все, лишняя трата времени, как вашего, так и моего.

– Ох уж этот век феминизма…

– Сынок, а может, ты мне руку подашь? Я люблю на мужскую руку опираться. Очень даже люблю, – дворничиха переложила метлу в другую руку и протянула вперед свободную.

Бригадир помог пожилой женщине и с невообразимой тоской посмотрел мне вслед. А я кокетливо перекинула сумочку через плечо, сделала походку от бедра и направилась в кафе. Затем остановилась, посмотрела на бригадира точно таким же кокетливым взглядом и игриво произнесла:

– Вы, пожалуйста, копайте свои траншеи и не обращайте на меня внимания.

– И все же вы зря так к мужчинам относитесь! – крикнул мне вслед расстроенный бригадир, ухаживания которого я пресекла прямо на месте.

– А как я с мужчинами?

– На руку мужскую не хотите опереться…

– Не хочу, – безразлично бросила я.

– Ведь женщина без мужского плеча – это не женщина.

– Смотря какая женщина и смотря какое плечо. Есть мужчины, которые с радостью подставят свое плечо, но как только ты попытаешься на него опереться, оно так дернется, что ты с грохотом упадешь вниз, очень больно ударишься и долго не сможешь подняться. И вообще, если я не оперлась на ваше плечо, то это не значит, что я отрицаю мужское плечо вообще.

Подойдя к зданию, где располагалось кафе, я столкнулась нос к носу с охранником, которого вчера не было и который, по всей вероятности, только что заступил на смену. Охранник окинул меня с ног до головы подозрительным взглядом и сурово спросил:

– Вы к кому?

– Я в кафе.

– А вы кто?

– Я девушка.

– Я вижу, что не мужчина. Это частное, закрытое кафе. Сюда посторонним лицам вход воспрещен. Пройдите на соседнюю улицу. Там полно всяких, только выбирай.

– Я не хочу на соседнюю улицу. Я хочу именно в это кафе.

– Но оно частное.

– Да сейчас уже все кафе частные. По-моему, государственных кафе вообще не существует.

– Я же вам русским языком говорю: оно закрытое.

– Что значит закрытое? Оно что, не работает, что ли?

– Не работает, – не моргнув глазом соврал охранник и показал, что разговор окончен.

– А я тут вчера мобильный оставила! – пошла я в атаку. – Я за ним и приехала.

– Где вы его оставили?

– В вашем кафе.

– А когда вы в нем были?

– Вчера.

– С кем?

– С Вороном.

– С кем?!

– Вы что, плохо слышите? С Вороном.

Охранник моментально изменился в лице и произнес уже совсем другим тоном:

– Вы подождите минутку, пожалуйста. Сейчас я все узнаю.

Он появился минуты через две и был заметно взволнован:

– Пройдите, пожалуйста. Ваш телефон в целости и сохранности. Не беспокойтесь, с ним ничего не случилось.

Как только я прошла внутрь, навстречу мне бросились две официантки, которых я никогда раньше не видела, и затараторили, перебивая друг друга:

– Здравствуйте. Может, вы хотите что-нибудь перекусить? Может, проведете у нас пару часов?

– Нет, спасибо. Я просто хотела забрать свой телефон.

– Пожалуйста, – одна из девушек протянула мне телефон и наградила меня профессиональной улыбкой. – Его никто не трогал. Он в полном порядке. Нам по смене его передали. Сказали, что приезжал Ворон с женой, которая забыла свой телефон. Если бы вы сегодня не приехали, то мы бы передали телефон вашему мужу.

– Мужу?! Какому мужу?! – опешила я и взяла протянутый мне мобильник.

– Вашему. Ворон представил вас как свою жену.

Посмотрев на телефон, я пробормотала «спасибо» и направилась к выходу. Но у самого выхода меня окликнул высокий мужчина, на белой рубашке которого висела табличка:«администратор». Мужчина приветливо мне улыбнулся и вежливо сказал:

– Здравствуйте. Мне только сообщили, что к нам приехала жена Ворона. Вы и вправду не голодны?

– Нет. Я тороплюсь.

– Очень жаль, а то вы бы могли пока отдохнуть и подождать вашего супруга.

– Какого супруга? – Я никак не могла привыкнуть к мысли о том, что все считают меня женой Ворона.

– Вашего, – не понял моего вопроса администратор. – Дело в том, что ваш муж звонил и сказал, что приедет обедать ровно через час. Если хотите, то можете составить ему компанию.

– Нет, спасибо, я действительно очень тороплюсь…

– Тогда извините. Мы всегда будем рады вас здесь видеть и очень вкусно накормить.

– Спасибо. Время будет, зайду.

Со словами «Мужу привет» я вышла из помещения и пошла вдоль кафе медленным шагом. Затем не выдержала и позвонила Артуру. Как я и ожидала, Артур не только удивился моему звонку, но и очень обрадовался. Правда, он пытался скрыть свою радость, но меня не проведешь, я слишком давно и слишком хорошо его знаю. Я даже знаю все, что я ему скажу, и все, что он мне ответит. Я просто хотела услышать его голос… Я просто очень сильно этого хотела… Сейчас я спрошу его про жену, он разозлится, сделает вид, что понятия не имеет, о ком я говорю, и скажет, что для него существует только одна женщина и эта женщина я. С женатыми мужчинами так всегда, они всячески строят из себя вольных птиц, бесшабашных холостяков, пока не появится кто-то из домашних и они не прикусят свой язык, который еще совсем недавно расточал цветистые комплименты.

– Татьяна, это ты?! – Артур чувствовал меня даже на расстоянии и ни минуты не сомневался в том, что позвонила именно я. – Танечка, это ты?! Ну говори… Не молчи. Пожалуйста, говори…

Я улыбнулась и поздоровалась:

– Здравствуй, Артур. Здравствуй. Ты даже не представляешь, как я хотела услышать твой голос. Как же я этого хотела…

– А почему ты раньше не звонила? Ты даже не представляешь, как я ждал твоего звонка.

В этот момент я подошла к мостику и, увидев, что рядом с ним нет рабочих (наверное, пошли на обед), осторожно по нему прошла, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Продемонстрировав высший класс пешей ходьбы, я облегченно вздохнула и обиженно спросила:

– Артур, ты хоть по мне скучаешь?

– Конечно, скучаю, – обнадеживающе ответил Артур.

– Сильно или чуть-чуть?

– Ты же знаешь, что сильно. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что женщина должна спрашивать об этом постоянно. Ты же знаешь, что она любит ушами.

– А ты?

– Что я?

– Ты меня еще не разлюбила?

– Нет, дорогой. Ты же знаешь, что я буду любить тебя всегда.

– Что-то незаметно, – в голосе Артура чувствовалась обида.

– Почему тебе незаметно? Ты приглядись хорошенько.

– Таня, а ты меня любишь больше, чем Ворона?

– Что?! – опешила я.

– Я говорю, ты меня любишь больше, чем Ворона?

– Зачем ты об этом спрашиваешь?

– Я хочу это знать.

– Мне кажется, что это по меньшей мере глупо.

– Хорошо, пусть я буду глупым мужчиной, но я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос.

– Артур, но я же не спрашиваю тебя, кого ты любишь больше, меня или свою жену?

– Тебя, – не задумываясь ответил Артур. – Только моя жена – это мать моих детей, а кто такой Ворон? Никто. Конь в пальто.

– Тем не менее этот конь вытащил меня из тюрьмы.

– И все.

– Ну это тоже не фунт изюму.

Почувствовав какой-то необъяснимый приступ ревности, я набрала в грудь побольше воздуха и выдала на-гора:

– А Ворон – это отец моих будущих детей.

Вспомнив, что Ворон обещал мне пожизненную беременность, я замолчала и подумала о том, что это очень даже актуальная фраза.

– Что ты сказала?!

– Что слышал.

Как я и ожидала, на том конце провода послышались быстрые гудки. Вот и поговорили… Мы говорим так всегда. Начинается все очень даже хорошо, а заканчивается очень даже плохо. Сам виноват. Не нужно было говорить мне про свою жену. За годы нашей близости я уже и так сыта ею по горло и все время ощущаю ее незримое присутствие. Что бы мы ни делали, чем бы мы ни занимались и о чем бы мы ни говорили, она всегда где-то рядом… Это чувствую не только я. Это чувствует даже Артур. Я постаралась себя успокоить и вдруг дернулась оттого, что услышала свое имя.

– Таня!

Я резко остановилась и задрожала, как кленовый листок на ветру.

– Таня!

Посмотрев на подвал ветхого дома, я обратила свой взгляд на темное окно и увидела там два светящихся глаза. Вглядевшись в таинственные глаза, я поняла, что не ошиблась, и хотела было броситься прочь без оглядки, но что-то подсказывало, что и эти глаза и этот голос хорошо мне знакомы.

– Кто здесь?

– Танюха, ты только не показывай виду, что ты с кем-то разговариваешь. Тут повсюду следят. Достань из сумочки свой мобильный и сделай вид, что ты остановилась только для того, чтобы кому-то позвонить.

Именно так я и сделала. Взяв телефон в руки, я принялась нажимать на различные кнопки, хотя какое-то шестое чувство подсказывало мне, что я должна опомниться и вернуться немедленно в машину.

– Ты кто? – Я и сама не знаю, чем меня так приворожил незнакомец, что я без звука подчинилась его требованиям.

– Танюш, я Петька.

– Какой Петька?

– Люськин муж.

– Вот те раз. Петька, что, и вправду ты? – От неожиданности я чуть было не выронила мобильный из рук.

– Я.

– А что ты здесь делаешь-то? Тебя же Люська вроде в деревню отправила.

– Да не доехал я до деревни.

– Как это не доехал? Она же тебя самолично отвезла.

– А я самолично оттуда уехал.

Почесав затылок, я попробовала объяснить себе, что это не сон, а явь, только очень запутанная, что я должна не терять здравого рассудка и реально смотреть на вещи.

– Петь, а ты чего в подвале-то сидишь?

– Танюш, ты можешь ко мне спуститься? Я тебе сейчас все объясню. Только сделать это надо быстро и в то же время осторожно. Я же тебе говорю, что тут повсюду следят.

– А кто следит-то?

– Да так, кое-кто… Танька, посмотри направо, только осторожно. Вон видишь, зеленая машина ползет.

– Вижу, – искоса взглянула я на машину.

Машина ехала очень медленно, так медленно, как человек идет прогулочным шагом.

– Сейчас, как только она за арку заедет, ты сразу спускайся в подвал. Только сразу, потому что не пройдет и минуты, как она развернется обратно.

– Петь, да что здесь вообще творится-то?! – Я подумала, что Петька просто надо мной издевается, решил посмеяться над женщиной, которой в данный момент совсем не до смеха. – Петь, я что-то не пойму. У тебя что, детство в заднице, что ли, заиграло? Тебе что, заняться нечем? Я сейчас Люське позвоню и расскажу, как ты в своей деревне развлекаешься.

– Не нужно никуда звонить, – торопливо перебил меня Петька. – Танюха, я вляпался в большие неприятности. У меня беда. И ты мне, между прочим, не чужая. Ты у меня на свадьбе была свидетельницей и ты лучшая подруга моей жены. Я имею полное право обратиться к тебе за помощью. Сделай, пожалуйста, то, о чем я тебя попрошу.

По интонации я сразу поняла, что Петька не шутит, а говорит истинную правду и что он и в самом деле куда-то вляпался. Дождавшись, пока зеленая машина заедет за арку, ясо всех ног бросилась к лестнице, ведущей в подвал. Спустившись в самый низ, я открыла прогнившую деревянную дверь и вошла внутрь.

– Танюха, я здесь, – послышался Петькин голос из небольшой комнаты, которая, по всей вероятности, предназначалась для хранения картошки, а теперь, когда местные жители перестали делать запасы (дороговато!), оказалась не у дел и пребывала в запустении.

Пройдя в полутемную комнату, куда едва проникал свет из небольшого окошка, я увидела облокотившегося о подоконник Петьку, который еле держался на ногах и очень плохо выглядел. Он был в майке, а его правая рука была перевязана разодранной рубашкой.

– Петь, ты что здесь делаешь? – повторила я свой вопрос, с которым и спустилась в этот подвал. – Что у тебя с рукой?

– Меня ранили, – дрожащим голосом сказал Петька и чуть было не заплакал оттого, что ему пришлось в этом признаться, и оттого, что он попал в такую ужасную историю.

– Как ранили? Кто? Как ты вообще здесь оказался? – Вопросы сыпались один за другим, и мне хотелось получить ответы как можно скорее. Но, к моему великому удивлению, Петька замолчал и не мог больше произнести ни единого слова.

– Петь, ну что ты молчишь-то? Какого черта я сюда спустилась?! Мы что, так и будем в молчанку играть?!

– Ты только поклянись, что Люська ни о чем не узнает. Я ее расстраивать не хочу. Ты же знаешь, какая она у меня впечатлительная.

– Да уж, станешь тут впечатлительной. Говори, что с тобой приключилось и в какую историю ты вляпался.

– Ты не поклялась, что Люське не проговоришься.

– А кто тебя лечить-то будет, если не Люська?! Ты что, в этом подвале по гроб жизни сидеть будешь?!

– Я сам с этим разберусь, – заявил Петька. И все же в его голосе не было должной уверенности. Слова «Я сам во всем разберусь» в переводе явно означали «ума не приложу, что мне делать».