Чтение 19–й страницы книги ~Сокол и Ласточка~

— Чего это ты так расщедрилась? — прищурился штурман. — Говори правду, старая мошенница. Меня всё равно не проведёшь.

— Я и не думала тебя обманывать. Есть у меня одна стерва, об которую я три плётки измочалила, а всё без толку. Злющая, как бешеная собака. Но если ты берёшь девок на вывоз, чтобы перепродать, какая тебе разница?

Он согласился:

— Это верно. Однако я хочу видеть, что покупаю.

Кажется, Логан затеял целый весенний сев, подумал я. Неужели он собирается взять в плавание гарем, чтоб уж наверняка заработать кредит у Господа? Тут два вопроса. Во-первых, как на это посмотрит команда? Во-вторых, чего ради ирландцу авансировать Всевышнего сразу на столько душ?

Нечего и говорить, что второй вопрос занимал меня гораздо больше первого.

Охранники-мулаты привели четырёх девушек. Три чернокожие были тощие, забитые и испуганно жались друг к другу. Четвёртая, со спутанными волосами цвета пакли, в грязном дырявом платье, была с цепью на шее и связанными руками. На скуле у неё красовался синяк, светлые глаза непримиримо сверкали.

— Поганая старая крыса, — сказала она хозяйке вместо приветствия. — Чтоб у тебя нос провалился. Чтоб ты на собственных кишках повесилась! Чтоб тебя обрюхатила шайка прокажённых! Чтоб в твоей утробе завелись черви! Чтоб у тебя из…

Мадам Роза подала знак, и скандалистке заткнули рот, но из-под кляпа продолжало доноситься невнятное рычание.

— Это бешеная Марта. Остальных зовут Бубу, Муму и Куку. Они славные девочки. Ну что, берёшь?

Логан почесал подбородок.

— Если ты хочешь, чтоб я избавил тебя от этой мегеры, надо не прибавлять сотню, а скинуть.

— Чёрта с два! За двадцать монет мне её прикончат и кинут в море.

Неугомонная Марта попробовала лягнуть хозяйку ногой, но матрона проявила неожиданную проворность — соскочила со стула и увернулась.

— Ладно. Получай её бесплатно, — сказала она, пересаживаясь подальше. — Не хочу брать лишний грех на душу. Когда я получу деньги?

— Пусть девок доставят к причалу через час. Там и рассчитаемся. Всё, мне пора. Эй, где моя сабля?

Проданных рабынь стали привязывать к длинной верёвке. Три робкие негритянки плакали, очевидно, плохо понимая, что за перемена приключилась в их судьбе, но не ожидая ничего хорошего. Бешеная Марта мычала и брыкалась.

Вот ещё одна сфера, в которой пернатые выгодно отличаются от двуногих, думал я. Птица может напасть на другую птицу, чтобы отбить самку, защитить свою территорию или отобрать корм. Но никто из нас не станет мучить себе подобных из злобы или корысти. Рабовладение — одна из отвратительнейших причуд человечества, а между тем торговлю людьми запрещает закон и оправдывает церковь. Светоч разума, просвещённый и преосвященный Боссюэ пишет: «Отмена рабства означала бы противление Святому Духу, Который устами Святого Петра повелевает рабу не перечить доле своей и не понуждает владельца к освобождению раба своего». А ведь, казалось бы, всякому разумному существу должно быть ясно: всеобщее счастье и земной рай, которого так жаждут благонамеренные мыслители, наступят лишь тогда, когда вокруг не останется униженных и несчастных…

Иногда я впадаю в задумчивость совсем не ко времени. Вдруг я понял, что, пока я рассуждал о несправедливостях мира, Логан выскользнул за дверь. Не оказалось на местеи Летиции.

Я понёсся к выходу, не думая об осторожности. Двое или трое бездельников с криком: «Гляди-ка, попугай!» попробовали ухватить меня за крыло. Я лишился пары перьев, но всё-таки вырвался наружу.

Летицию я увидел сразу. Она стояла под фонарём, озираясь по сторонам. Но Логана след простыл. Похоже, девочка его упустила.

До рассвета оставалось недолго. Луна давно зашла, звёзды потускнели, но сквозь темноту уже просачивался сероватый свет.

— Чёрт с ним, — пробормотала Летиция. — Всё равно через час он будет на причале. За это время я как раз…

Конца фразы я не услышал, потому что девочка повернула вправо, где из-за крыш проглядывал шпиль церкви. Пришлось догонять.

Аптека, вот куда мы спешим, сообразил я.

И точно. Под вывеской с изображением крокодила (это давняя эмблема аптекарского ремесла) Летиция позвонила в колокольчик.

Нам долго не открывали, но моя питомица не отступалась. Стучала в дверь каблуком, кулаками, рукояткой пистолета.

Наконец лязгнул засов.

На пороге стоял сердитый старик в ночном колпаке и шлафроке. В руках у него был короткий мушкетон с трубообразным дулом.

— Только перед рассветом мне удаётся заснуть! — сказал он. — Если ты купишь у меня товаров меньше, чем на пять ливров, я тебя пристрелю.

— Здравствуйте, мсье Люк. Я врач с фрегата «Ласточка». Вот список снадобий и трав, которые мне нужны. Кроме того я хочу, чтобы вы изготовили декокт для расслабления скованных мышц и оживления парализованных нервов. Вот рецепт. Зелье нужно сделать срочно.

Она дала старику бумажку, составленную отцом Астольфом. Теперь я понял, почему Летиция так рвалась в аптеку.

Мсье Люк сунул мушкетон под мышку, изучил список и рецепт.

— Заходите, мэтр.

И пустил нас в лавку. Пока Люк зажигал горелку и смешивал в колбе ингредиенты, мы разглядывали товары.

Я не раз бывал в колониальных аптеках. В них торгуют не только лекарствами, а чем угодно — всякой всячиной, которую привозят заходящие в порт корабли.

Летиция застряла возле прилавка с благовониями, мазями, помадами и пудрами. Затем перешла туда, где висели платья, и у одного надолго замерла. Оно было из тёмно-зелёного шёлка, с широким бордовым поясом и кружевным воротником. Я мало что понимаю в дамских туалетах, но даже мне было ясно, что этот наряд будет моей девочке к лицу.

Летиция неохотно отошла, потом вернулась и сняла платье с вешалки. Схватила несколько флаконов и косметических баночек.

— Куплю-ка я подарок своей невесте, — обронила она, слегка покраснев.

У аптекаря никаких подозрений не возникло.

— Есть ещё сафьяновые башмачки, очень большой выбор. Наши корсары захватили голландский корабль, шедший на Кюрасао. Не желаете взглянуть?

Летиция желала, но декокт был уже почти готов. С печальным вздохом она расплатилась и, забрав покупки, вышла.

На причал мы прибыли с опозданием — шлюпка на «Ласточку» уже ушла. Пришлось с полчаса ждать, пока она вернётся.

— Логан там? — спросила Летиция у сидевшего на руле боцмана.

— Нет. Он велел отвезти четырёх девок и снова ушёл в город. Ребята не хотели везти на корабль баб, но штурман сказал, это только на пару дней.

«Как так? Как так?» — спросил я. Почему на пару дней? А куда Гарри их денет потом?

Девочка этих вопросов боцману задавать не стала — вряд ли он знал ответ.

— А где капитан? — спросила она, нахмурившись.

— У себя в каюте.

Брови моей питомицы сдвинулись ещё решительней.

— Ладно, едем.* * *

На «Ласточке» было непривычно пусто. Первая смена, отгуляв всю ночь, уже вернулась или, верней сказать, была доставлена на борт: на палубе в ряд лежали бесчувственные тела, от которых исходил густой запах рома. Вторая смена отправилась за своей порцией праздника и должна была прибыть к вечеру — в таком же состоянии. Всё это мнехорошо знакомо по прежним плаваниям и кораблям.

Неожиданность была только одна. В деревянном решетчатом загоне под фок-мачтой, где раньше держали скотину, теперь сидели купленные Логаном рабыни. Чёрные сбились в кучку и дрожали от страха. Белая, пользуясь тем, что её развязали, трясла клетку и бранила ужасными словами немногочисленных слушателей: вахтенного начальника Гоша, дневального матроса и юнгу, которому по малолетству отпуск на берег не полагался. Словарь у Марты был неисчерпаемый, фантазия изощрённая. Моряки внимали с восхищением, а подросток шевелил губами, стараясь побольше запомнить.

Когда мы с Летицией спускались на нижнюю палубу, бешеная Марта как раз закончила перечислять напасти, ожидающие брюшную полость слушателей, и нацелила свой гнев ниже.

Девочка заглянула к себе в каюту. Там нас ждала радость.

Пленник спал, но отец Астольф, дежуривший у ложа, шёпотом сообщил, что господин Грей может двигаться. Он ещё слаб, но чувствительность в членах восстановилась, теперь больной быстро пойдёт на поправку.

— Слава Богу!

Летиция расцеловала капеллана. Положив покупки, на цыпочках вышла.

Лицо её посуровело.

— Ну-ка, Клара, полетай где-нибудь.

Она сняла меня с плеча и двинулась в сторону кают-компании. Судя по прикушенной губе и блеску в глазах, Летиция приготовилась к окончательному объяснению с капитаном.

Со всех крыльев ринулся я на свой наблюдательный пункт и на этот раз успел долететь до окна быстрей, чем вошла девочка.

Дезэссар сидел в одной рубахе, чертя на бумаге какие-то цифры. Когда дверь без стука распахнулась, он быстро накрыл листок шляпой.

— Подлый обманщик, я вытрясу из вас душу вместе с требухой! — процедила Летиция, воспользовавшись одной из метафор бешеной Марты. — Я всё знаю! Всю правду!

Я был сбоку и видел, как у Дезэссара загривок наливается кровью.

— Вы всё знаете?… Но… Откуда? Кто вам сказал?

— Неважно! Вы — бесчестный человек. Выкиньте из головы бредни о сокровищах! Клянусь, я подам в суд на вашего хозяина за нарушение контракта. Лефевр сотрёт вас в порошок!

— Плевал я на Лефевра! — заорал Дезэссар, вскакивая. — И на вас тоже!

— Подлец! Вас посадят в тюрьму!

— Я подлец? — Капитан задохнулся от возмущения. — Нет, мадемуазель, я-то как раз человек честный! Не то что ваш Лефевр!

— Я не намерена слушать ваши глупости. Сказано ведь: я всё знаю. Решайте. — Летиция скрестила руки на груди. — Или мы нынче же вечером отдаём якорь и плывём в Марокко, или… Пеняйте на себя.

Он почесал затылок, изумлённо глядя на разъярённую девицу.

— Но… если вы всё знаете. Зачем вы хотите плыть в Марокко? Не понимаю!

Теперь уже Летиция уставилась на него с недоумением.

— То есть?

— Раз вы знаете, что ваш отец умер, какого чёрта нам делать в Сале?

Глава семнадцатая

Окончательная ясность

У меня подкосились ноги. А тут ещё корабль качнулся на волне. Я свалился с окна и чуть не оказался в воде, что было бы скверно — с намокшими перьями не разлетаешься. Но я успел-таки расправить крылья и вернулся на прежнее место.

Фердинанд фон Дорн умер?!

Я ничего не понимал. Что уж говорить о бедной девочке?

Когда я вновь оказался наверху, моему взору предстало удивительное зрелище. Разъярённая Летиция целилась из пистолета, а Дезэссар пятился от неё прочь.

— Есть ли пределы вашей гнусной лживости? Как вы посмели сказать такое! Чтоб у вас язык отсох! — бушевала моя питомица.

Но я сразу понял: сказанное — правда.

Вот теперь все события последнего времени действительно стали понятны. Будто осело облако пыли, и неприглядный ландшафт предстал передо мной во всей беспощадной очевидности.

Возгласы капитана подтверждали истинность озарения.

— Он заряжен? Уберите палец со спускового крючка! Кремневые пистолеты иногда стреляют от легчайшего прикосновения! Господи, мадемуазель, ваш отец действительно умер! Лефевр узнал об этом ещё до вашего приезда в Сен-Мало! Он решил провести выгодное предприятие: снарядить за ваш счёт корсарский корабль. «Ласточка» сплавала бы к африканскому берегу, набрала бы добычи, на обратном пути загрузилась бы оливковым маслом. А что пленник умер — в этом арматор не виноват. Я с самого начала был против этой подлой затеи! Вы ведь помните, я пытался выйти в море без вас! Но вы поставили меня в безвыходное положение…

Бедная девочка выронила оружие и схватилась за виски. На глазах выступили слёзы. Я знал: её сердце разрывается от горя. У меня в груди тоже жгло и саднило.

— Почему… почему вы мне всё не рассказали сразу? — только и выговорила она.

Дезэссар опустил голову.

— Как я мог? Плавание пришлось бы отменить… А сокровища Джереми Пратта? Вы же знаете о них. Эх, сударыня, такой шанс выпадает раз в жизни, и далеко не всякому…

Понятно. Лефевр желал надуть госпожу де Дорн, а капитан решил обмануть своего хозяина. Если б Дезэссар рассказал арматору о предложении ирландца, Лефевр наложил бына добычу свою цепкую лапу. А так компаньоном Логана стал не судовладелец, а капитан. Почти вся команда — его родственники да свойственники. Единственной помехой для осуществления дерзкого плана был штурман Пом, соглядатай Лефевра. Но от старика избавился Гарри. Я вспомнил, с каким озадаченным видом капитан разглядывал покалеченного папашу Пома. Полагаю, хитрый ирландец сказал Дезэссару: «старика я беру на себя» и, возможно, пообещал, что обойдётся без убийства. Так всё и вышло, причём именно Логан спас старого штурмана от удушья. Зачем суеверному Логану лишний «долг» перед Всевышним?

Вряд ли Летиция в эту минуту, подобно мне, восстанавливала цепь прежних событий. Девочка была сражена и сломлена. Человек, составлявший главный смысл её существования, навсегда ушёл. Мне-то хорошо знакомо это чувство окончательной утраты, когда остаёшься один на один с чернотой Вселенной.

Я зажмурился, чтобы не видеть страданий моей питомицы.

Громко хлопнула дверь.

Когда я открыл глаза, Летиции в каюте не было. Дезэссар стоял один, в растерянности, потирая подбородок. Чёрт с ним! Я должен быть рядом с моей бедняжкой в наигорший миг её жизни! Я должен попытаться её утешить!

Зря я торопился, зря ударялся крыльями о борта и стены тесного трюма. Мои утешения и соболезнования запоздали. Залетев в трюм, я увидел, что девочка лежит под лестницей. Должно быть, хотела подняться на палубу, оступилась и скатилась вниз.

Я ужасно испугался. Лестница, ведущая на квартердек, невысокая, но крутая. Упав с неё, можно сильно расшибиться.

Но Летиция была цела. Она просто лишилась чувств, не выдержала потрясения. Душевные и физические силы её оставили.

Помочь я не мог. Лишь обмахивал крылом её бледное личико и горестно вздыхал. Может, и к лучшему, что сознание на время покинуло мою питомицу, думал я.

В трюме было темно. Несколько раз кто-то прошёл мимо, не заметив нас. Я даже не взглянул, кто это.

Звучали голоса. Кто-то ругался (кажется, Дезэссар), звякало железо. Мне ни до чего не было дела.

Я страдал из-за того, что лишён дара слова. О, если б я мог поделиться с Летицией уроком, который на прощание преподал мне Учитель!

Когда Он объявил нам, своим ученикам, что уходит, все наши от ужаса лишились чувств: заяц впал в оцепенение, лисица повалилась лапами кверху, змей уснул. Лишь один я сохранил рассудок — но не присутствие духа. Я молил, стенал, драл из себя перья и вздымал крыльями тучи пыли.

— Какой удар судьбы, какое несчастье! — причитал я. — Без Тебя, Учитель, мы все пропадём!

И Он сказал мне безмолвно: «Не бывает никаких ударов судьбы и несчастий. Всё это глупости выдуманные слабаками для оправдания своей никчёмности. Проп?сть может лишь тот, кто согласен пропасть. Для верно устроенной души всякое событие — ступенька, чтоб подняться выше и стать сильнее. Горестное событие — тем более».

Тогда я Его не понял. Но прошли годы, я стал мудрее и теперь знаю: если со мной стряслась какая-нибудь беда, надо, едва пройдёт первая боль, встряхнуться и сказать себе: «Зачемэто со мной произошло? Ради какой пользы и какого блага? Что здесь такого, от чего моя душа станет выше и сильнее?»

Ещё не было случая, чтоб, подумав, я не нашёл ответа.

Прошло немало времени, прежде чем Летиция очнулась. Никто её так и не обнаружил — одна половина команды всё ещё не протрезвела, другая пока не вернулась с берега.

Девочка открыла глаза, и они вмиг наполнились слезами.

Я расправил крылья и повернулся в профиль. Сей гордой позой я хотел призвать мою питомицу к стойкости и мужеству. В этом мире надо быть сильным и не сдаваться. Всякое поражение для сильной души становится победой; всякая утрата — обретением.

Увы, в эту страшную минуту Летиция нуждалась не во мне.

Не обратив никакого внимания на мою пантомиму, девочка поднялась на ноги и бросилась к своей каюте, словно там её ждало спасение. Я запрыгал вслед.

Но в каморке было пусто.

— Боже, где он? — ахнула она.

И, увидев в дальнем конце кубрика одного из дневальных, громко повторила вопрос:

— Где он?

— Кто, отец Астольф? С час как отправился на берег.

— Нет, пленник!

— Капитан велел запереть его в трос-камеру.

Трос-камерой называется помещение для хранения запасных канатов, оно находится в дальнем конце трюма. По совместительству трос-камера используется как карцер дляпроштрафившихся членов команды. Там нет окон, а дверь всегда на запоре, чтоб крысы не испортили пеньку.

— Что-о?!

Лучшее средство от горя — ярость. Летиция, которая минуту назад едва переставляла ноги от слабости, вызванной обмороком, тигрицей пробежала через весь трюм.

Перед дверью корабельной тюрьмы дежурил вооружённый матрос — некто Ёрш. Он и по нраву был таков: вечно ко всем цепляется, с кем-то враждует, на кого-то орёт. На берег Ерша не пустили в наказание за драку, и от этого настроение у скандалиста было ещё хуже, чем обычно.

— Куда? — грубо сказал он, перегораживая доктору дорогу. — Велено никого не пускать.

В другое время и в другом расположении духа Летиция несомненно вступила бы с часовым в объяснения, но сейчас она просто ударила его кулаком в зубы — с совсем не девичьей силой. Ёрш отлетел в сторону, а она отодвинула засов, вошла в карцер и захлопнула за собой дверь. Я еле успел шмыгнуть следом.

Лорд Руперт полулежал на канатах, его руки были скованы кандалами. При виде Летиции он попытался подняться, но она его удержала.

— Не двигайтесь! Вы слишком слабы!

— Напротив, я чувствую себя превосходно. — В свете лампы, покачивавшейся под низким потолком, блеснули зубы. Грей улыбался! — Какое, оказывается, счастье просто владеть своим телом.

— Но почему вы здесь? И в цепях? Что произошло?

— Ровным счётом ничего. Капитан «Ласточки» пришёл меня проведать. Я сказал, что беру честное слово обратно. Теперь, когда я вновь могу двигаться, я сбегу при первойже возможности. Вот он и принял меры предосторожности. Очень разумный и своевременный шаг. Иначе я мог прыгнуть в воду через пушечный порт и преспокойно доплыть до берега. По-французски я говорю прилично, никто в Форт-Рояле не догадался бы, что я англичанин. Но я, конечно, в любом случае не покинул бы корабль, не поблагодарив вас за всё, что вы для меня сделали… дорогой доктор.

Дверь распахнулась. На пороге возник Ёрш с перекошенной от ярости рожей. Понадобилась целая минута, чтоб он очухался от удара.

— Я тебе распорю брюхо, жалкий лекаришка! — вопил часовой, размазывая кровь. В правой руке у него сверкала обнажённая сабля.

Лорд Руперт вскочил на ноги и огрел буяна цепью по лбу. Проделал он это очень ловко, будто кот зацапал неосторожную муху когтистой лапой. О палубу шмякнулось тело, стало тихо.

— Вы чем-то расстроены? — спросил пленник, притворяя дверь. — У вас заплаканные глаза.

И она с рыданиями, довольно бессвязно, рассказала, что её обманули, что её отец мёртв и что она теперь одна, совсем одна.

Любой другой мужчина обнял бы плачущую девушку, погладил по голове, стал бы говорить слова утешения. Но лорд Руперт вёл себя не так. Очевидно, воспитание не позволяло ему касаться дамы без её соизволения. Слушал он внимательно, но от соболезнований воздержался. А в конце вообще сказал нечто странное (и, на мой взгляд, довольно жестокосердное):

— Что ж, одна так одна. Теперь вы начнёте жить собственной жизнью.

Ещё более странно было то, что Летиция не оскорбилась и не возмутилась, а вытерла слёзы и долго смотрела на англичанина, ничего не говоря. Для меня загадка, о чём онав эту минуту думала и что чувствовала. Я перестал её понимать.

Заговорила она теперь совсем об ином.

— Кандалы — чепуха. Я принесу нож и открою замок. Часовой оглушён. А очнётся — получит ещё. На корабле почти никого нет. Капитан, вахтенный начальник и пара дневальных. Кто попробует меня остановить — убью. Да никто и не сунется. Дезэссар передо мной виноват. Мы сойдём на берег. Мне больше нечего делать на «Ласточке».

Лорд Руперт стал возражать:

— Я не смогу принять это великодушное предложение по двум причинам. Во-первых, оно чревато для вас серьёзными неприятностями. Пособничество бегству военнопленного карается тюрьмой. За пятьдесят тысяч ливров мистер Дезэссар поднимет на ноги весь Форт-Рояль…

— Мы уплывём на единственной шлюпке, которая спущена на воду, — горячо заспорила Летиция. — Пока он доберётся до губернатора, пока они объявят розыск, мы успеем уйти вглубь острова!

— А во-вторых, — с неизменной учтивостью продолжил Грей, поклоном отдав должное её доводу, — часовой уже очнулся. Разве вы не слышали, как он задвинул засов? Мы не можем отсюда выйти.

Девочка обернулась и толкнула дверь. Тщетно! Стала в неё стучать, грозно звать Ерша. Ответом было молчание — должно быть, негодяй побежал жаловаться капитану.

Но Дезэссар не торопился с разбирательством. Шло время, а мы всё сидели, запертые в трос-камере.