Чтение 22–й страницы книги ~Сокол и Ласточка~

Перед тем, как сесть в лодку, штурман рассказал историю Чёрной Королевы — чтоб товарищи лучше понимали, с кем им предстоит иметь дело.

На самом деле её звали Шаша — так обращалась к ней свита. Возможно, это был титул. Богатырша правила воинственным племенем, обитающим в джунглях африканской Сенегамбии. Главным источником его дохода были набеги на соседей: Чёрная Королева захватывала пленных, продавала их арабским или европейским работорговцам, а взамен получала топоры, зеркала, ткани и сахар. Но однажды коварный магрибец напоил воительницу и её людей до беспамятства, надел на них колодки и с выгодой продал на французский корабль, отправлявшийся в Вест-Индию. Шаша очнулась в тесном и смрадном трюме, среди полутора сотен невольников, большинство из которых изъяснялись на других наречиях. Все они плакали от ужаса, многие болели от скученности и тоски. Известно, что при пересечении Атлантики нормальной считается убыль в четверть, а то и треть «живого товара».

Но вскоре всё переменилось. При помощи своих воинов, своего ума и своей силы королева установила в трюме железный порядок. Рабы слушались её беспрекословно. Заболевших лечили знахари, слабых подкармливали, непокорных учили уму-разуму. Никто больше не умирал.

Шкипер не мог нарадоваться на чернокожую великаншу, благодаря которой рейс сулил принести невиданно высокую прибыль. Шаша разгуливала по кораблю, как хотела, всюду совала свой нос, быстро научилась объясняться на ломаном французском. Но всё время плавания, каждый день, она ждала только одного — чтоб вдали показалась земля. Так рассказывала она Джереми Пратту в перерывах меж любовными неистовствами.

И когда, почти два месяца спустя, впереди показался берег, королева подала своим людям условленный сигнал. Чёрной волной они выплеснулись из трюма, на борту закипела кровавая бойня, и очень скоро ни одного белого не осталось в живых. Вождём «плавучего дома» стала Шаша.

Тут-то и начались главные испытания. Она полагала, что весь Великий Щит (так в её племени называли Землю) сложен из двух половин, синей и зелёной. На синей, то есть водяной, обитают белые люди, на зелёной — чёрные. Достаточно попасть к краю суши, и окажешься недалеко от дома. Королеве и в голову не приходило, что она находится в тысячах миль от родных мест.

Второе открытие было ещё ужасней. Выяснилось, что «плавучий дом» передвигается не сам собой, а повинуется каким-то непонятным демонам. Они гоняют его по волнам, каким заблагорассудится. То накреняют, то выравнивают, то разворачивают.

Ветер пронёс корабль мимо земли и утащил в открытое море, где злосчастных победителей болтало по водам ещё много дней. Иногда вдали показывались острова, но пристать к ним злой демон моря не желал.

На судне кончились еда и вода. Королева и её воины стали есть иноплеменников и утолять жажду их кровью. За каждого съеденного Шаша велела отдавать ещё двоих демону моря. В конце концов он умилостивился. Когда Королеве пришлось питаться уже собственными воинами, и в живых их осталось всего «десять и два», демон совершил чудо: погнал корабль прямо на скалы, и скалы расступились. «Плавучий дом» сел днищем на песок.

С тех пор сезоны сменились «десять и ещё десять раз», то есть прошло десять лет, поскольку каждый год состоит из двух сезонов. Дикари остались жить на французском корабле, освоили остров. Им хватало пищи, никто больше не умер, и всё было бы неплохо, если б не тоска по родным краям. И ещё очень не хватало женщин. Одной Шаши на двенадцать воинов было недостаточно, к тому же раз в год она исправно беременела и тогда не подпускала к себе мужчин. Рождались исключительно мальчики, так что в дальнейшем население Сент-Морица было обречено на вымирание. Как правительница своего маленького королевства, Шаша была этим очень озабочена. Потому и отпустила Пратта за жёнами для своих воинов.

— Нам с вами, Эпин, предстоит нарожать дикарям дочерей, — сказал в завершение рассказа Логан и залился хохотом.

Никто не разделил его веселья. Летиция слушала хмуро. Клещ и Проныра, кажется, перетрусили.

Больше всего штурмана беспокоило, не наделают ли эти двое каких-нибудь глупостей.

— Я же сказал: не смей её снимать! — Логан нахлобучил Проныре на голову старую чёрную треуголку с облезлым страусиным пером. — Это шляпа, в которой здесь был Джереми Пратт! Ты должен быть похож на него хотя бы издали, иначе чёртовы дикари попрячутся! Пригнись пониже, растопырь плечи! Джереми был в полтора раза ниже и вдвое шире, чем ты. Повтори, болван, что ты должен делать.

Проныра шмыгнул носом.

— Ну, Клещ останется сторожить лодку, чтоб её не унесло отливом… А я чего? Тащу вас с Эпином на верёвке. Когда подойду к кораблю, надо кричать: «Привет от капитана Пратта!»

— Не «привет», а «салют», дурья башка! И не «Пратта», а «Пупурата» — именно так она его называла. Если ты ошибёшься, они проткнут нас дротиками. Эти твари умеют швырять свои копья на полсотни шагов!

— Салют от капитана Пупурата, — повторил Проныра.

— Лучше просто: «Салюта капитана Пупурата». Повтори!

Мы проплыли меж двух острых скал и оказались в лагуне. Она была шире, чем я предполагал. В дальнем её конце, у самого берега скривилась шхуна с обвисшими парусами. Навид она была совсем целая. Думаю, что два десятка матросов могли бы запросто стянуть её с мели при достаточно сильном приливе.

Штурман направил ялик не прямо к кораблю, а в сторону.

— Пусть они нас как следует разглядят, — сказал он, понижая голос, будто дикари могли его подслушать. — Помаши им шляпой, парень. И поскорей надень обратно…

Было очень тихо, лишь из-за скал доносился рокот прибоя. Вблизи стало видно, что до плато, занимающего всю центральную часть острова, простираются сплошные заросли.Кое-где воздух струился и словно бы переливался — вероятно, от болотных испарений.

— Значит, я не отхожу от лодки, так? — сказал королевский писец, нервно оглядывая кусты. На его жёлтом лбу выступили капли пота, хотя солнце ещё не начало припекать.

— Да. Просто стойте, и всё. Можете сесть на песок. И не тряситесь. Вам ничего не угрожает.

Эти слова мэтра Салье не успокоили.

— Если вас перебьют, одному мне с яликом не справиться. Всё преимущество — успею помолиться перед смертью.

Гарри заметил:

— Никто вас насильно сюда не тащил. Четверть сундука, набитого отборными алмазами, изумрудами и рубинами, стоят того, чтобы рискнуть жизнью.

Летиция спросила, показывая на края горного массива:

— Что это там за чёрные полосы?

Обрыв действительно был словно расчерчен вертикальными линиями.

— Трещины. Там целый лабиринт. Один я знаю дорогу к руднику.

— Какому руднику? — спросил писец, навострив уши. — Вы мне про него не говорили.

— Мне тоже, — хором произнесли мичман и Летиция.

— Не говорил, так расскажу. У нас на «Бешеном» был один испанец. Он и рассказал Пратту, что на Сент-Морице есть отличное место, бывшая копь. Старый Руис в юности служил там охранником, когда рудник ещё не прикрыли.

— А что в нём добывали? — спросил Клещ.

— Серебро. Руду грузили на корабль раз в месяц, во время большого прилива. А потом жила иссякла. Поэтому остров уже лет сорок как покинули.

Шлюпка скрипнула килем по песку. Люди спрыгнули в мелкую воду, я полетел вперёд, на разведку. Если Чёрная Королева устроила засаду, я замечу и предупрежу своих, подумал я.

Но Летиция закричала:

— Клара, Клара, назад!

Я вернулся, а она схватила меня и обвязала шнурок вокруг моей ноги!

Оказывается, это Логан её подучил.

— Так-то лучше, — сказал штурман. — Вы не знаете, что такое дикари. Они верят во всякую чушь. Для них звери и птицы — такие же существа, как люди. Если они заметят, что от нас к ним летит попугай, примут его за лазутчика и могут напасть.

«Значит, дикари умнее вас, так называемых представителей цивилизации!» — крикнул я, но поделать ничего не мог. Оставалось довериться судьбе.

Итак, я сидел, привязанный шнурком, а Летицию и Гарри, в свою очередь, посадил на верёвку Проныра, направившийся в сторону шхуны. В руке он тащил плетёный кувшин с ромом, куда Летиция при мне всыпала какого-то белого порошка.

Логан шипел:

— Виляйте задницей, Эпин. И семените, семените! Что вы топаете, как журавль? Пару раз споткнитесь — женщины неловки. Пугливо озирайтесь, вот так.

Он показал, как надо озираться, да взвизгнул, да прикрыл рот ладонью. Моя девочка смотрела на эти кривляния недобрым взглядом.

На сердце у меня скребли кошки. Всех нас очень скоро могли прикончить. Гарри был прав, когда сказал, что для птицы чернокожие исключения не сделают. Большинство народов, живущих в тесном родстве с природой, относятся к животным без высокомерия — почитают или ненавидят нас так же, как себе подобных.

Если наша миссия и увенчается успехом, это будет означать, что моя питомица, самое дорогое мне существо, при помощи яда хладнокровно умертвила дюжину человек. Смогу ли я относиться к ней после такого злодеяния по-прежнему?

Мы были уже недалеко от корабля, но с него не доносилось ни звука. Ветерок шевелил гирлянды ярких цветов, развешанные по вантам. На верхушках бортов белели какие-то шары, посверкивая весёлыми искорками.

— Так было и в тот раз, — вполголоса сообщил Гарри, облизывая сухие губы. — Мы приплыли на лодке. Увидели шхуну. Поднялись на борт — пусто. А потом они напали в каньоне, когда наши возвращались к лагуне…

Мичман вошёл в воду по пояс, в нерешительности остановился перед свисающей с борта лестницей.

— Давай, кричи! — шепнул ирландец.

Проныра дрожащим голосом воззвал:

— Привет капитан Пуру… То есть, салюта-пурутата!

Ни звука в ответ.

Он крикнул ещё несколько раз — опять ничего.

— Может, они в джунглях? Или передохли от болотной лихорадки? — спросил мичман.

— Дикари не болеют лихорадкой, — мрачно ответил Гарри. — Ой, не нравится мне это… — Он засунул руку под корсет и щёлкнул там чем-то железным. — Ладно, полезли.

— После вас, — быстро сказал Проныра, отодвинувшись от трапа.

Я захлопал крыльями: «Пустите вперёд меня! Отвяжите!» Но дураки не поняли.

— Ладно. Была не была…

Издавая писклявые повизгивания, должно быть, казавшиеся ему очень женственными, штурман начал подниматься.

На кромке борта он всплеснул руками, ойкнул, будто едва удержал равновесие.

— Никого не ви-идно, — пропел он фальцетом. — Лезьте сюда-а!

Летиция вскарабкалась второй. Последним — бледный мичман.

— Мамочка моя! — пролепетал он, с ужасом глядя на верхушку фальшборта.

То, что я издали принял за белые шары, оказалось человеческими черепами. Кто-то аккуратно соскоблил с них плоть и украсил верхушки разноцветными ракушками.

— …Четырнадцать, — посчитал Гарри. — В прошлый раз этой красоты не было. Ну, десять — это наши ребята с «Бешеного», а кто остальные четверо? Наверно, какие-нибудьбедняги-буканьеры заплыли поохотиться на диких свиней…

Втроём они вышли на середину палубы, не замечая, что жмутся друг к другу. У меня и самого от страха встопорщились все перья.

— Джереми говорил, что в капитанской каюте у них храм Морского Демона. Туда они носят подношения. А живут дикари в трюме, для королевы там отгорожен угол… Идём что ли?

Гуськом спустились вниз: впереди Логан, потом мы с Летицией, сзади Проныра.

Трюм на шхуне был широкий, и с очень низким потолком, как на большинстве судов, промышляющих работорговлей. Пахло там мускусом, травами, дымом — совсем не по-корабельному.

— Что это? — прошептала Летиция, схватив штурмана за рукав.

Откуда-то из темноты (не было видно ни зги) донёсся странный звук: будто тихонько захныкал ребёнок. Что-то щёлкнуло. И тут же опять наступило безмолвие. Мы затрепетали.

— Салюта капитана Пу… Пурутата! — жалобно вскрикнул Проныра.

Тишина.

Я пытался вглядываться во мрак и растопырил крылья, готовясь защитить мою девочку от опасности.

— Не бойся, глупышка, я с тобой, — сказала она, дотронувшись до меня.

Стало обидно. Неужто после всего, что я для неё сделал, меня можно считать трусом и «глупышкой»?

И снова донёсся звук — самый невинный из всех, какие только можно вообразить. Но за всю свою жизнь я не слышал ничего ужаснее.

В полной тьме, в абсолютной тишине загугукал младенец.

Густой, будто охрипший спросонья голос сказал:

— Мачумба!

С двух сторон в трюм ворвались яркие столбы света — это справа и слева откинулись люки. Я прищурился, полуослеплённый. Слишком резок был переход от кромешного мрака. Взвизгнул и кинулся назад к лестнице Проныра, но споткнулся обо что-то и упал.

Я увидел по бокам двенадцать фигур. Они были похожи на статуи могучих атлетов, вырезанные из эбенового дерева. Это подданные королевы Шаши открыли по её команде пушечные порты. Сама предводительница сидела в кормовой части трюма на охапке душистых трав. Толком разглядеть её мне в первую минуту не удалось, возникло лишь ощущение чего-то гигантского, бегемотообразного. Воины были одеты в соломенные юбки, на груди у них висели ожерелья из акульих зубов. Королева же пребывала в царственной наготе. Никогда не видывал я грудей такого объёма. К каждой из них прилепилось по младенцу. Ещё семь или восемь малышей сидели вокруг своей исполинской мамаши, пялясьна нас круглыми глазёнками. Самому старшему из них было лет восемь. Один карапуз, очевидно, не так давно научившийся ползать, издал хныкающий звук, напугавший нас минуту назад. Королева быстрым, но мягким движением, щёлкнула его по затылку своей поразительно длинной ручищей.

Наконец, я рассмотрел её лицо. Оно было с хорошую тыкву. В кудрявых волосах белели маленькие лилии. Сочный рот находился в постоянном движении — её величество что-то жевала. Выпуклые глаза рассматривали нас очень спокойно. Задержались на мне, на «женщинах», остановились на Проныре.

— У Пупурата? — медленно произнесла Шаша.

Логан пнул мичмана ногой: отвечай!

— Ка… капитана Пупурата скоро приходи. Совсем скоро, — пролепетал Проныра, вспомнив инструкции. — А пока вот я… Двух девок привёл.

— Пурку дё? Проми боку.[32]

Поняв, что убивать не будут, мичман приободрился и вполне бойко отвечал, что остальных девок скоро доставит сам «капитана» и что он прислал в подарок «волшебной воды».

Воины одобрительно загудели — уж не знаю, из-за девок или из-за «волшебной воды». Вероятно, из-за того и другого. Но без приказа никто с места не трогался. Дисциплина на шхуне была железная.

— Почему он не приходи сам?

Чёрная Королева изъяснялась по-французски, пренебрегая грамматикой, но при этом очень понятно. Гарри снова лягнул Проныру, благо юбка прикрывала эти телодвижения.

Что отвечать на этот вопрос, мичман знал.

— Приходи завтра. Сегодня плохой день. Понедельник.

Она кивнула, удовлетворившись объяснением. От кого-то из моряков со шхуны королева знала, что есть нехорошие дни, которые называются «понедельниками». Про это Логану рассказал капитан Пратт.

— Муа ожурдуи бон жур, демэн бон жур. Апредемэн па бон. Санг-фамм, Пупурата вьен демэн?[33]

Я-то её понял: она хотела сказать, что послезавтра ожидает прихода месячных и волнуется, успеет ли Пратт до той поры порадовать её любовным свиданием.

Проныра захлопал глазами.

— Скажи «да», — процедил Гарри.

— Да!

Шаша впервые улыбнулась и хлопнула в мясистые ладоши.

— Хорошо! Сегодня маленький марьяж. Завтра большой марьяж. Две жены сегодня. Остальные завтра.

Её подданные взволнованно зашептались. Я догадался: каждому хотелось оказаться в числе сегодняшних, а не завтрашних женихов.

Летиция с ужасом покосилась на чёрных кавалеров. Поёжился и штурман.

— А вот «волшебная вода», — сказал он тоненьким голосом, хотя по плану угощать дикарей ромом предполагалось несколько позже.

Королева плавно поднялась, отложила младенцев и приблизилась к нам с величественностью трёхпалубного корабля. Кажется, она намеревалась рассмотреть «невест» какследует.

— Надеюсь, ей не взбредёт в голову нас раздевать, — пролепетал Гарри. Даже при сумрачном освещении было видно, как он побледнел. — Проныра, угощай!

— Ром, ром!

Мичман стал совать свою бутыль, но Шаша слегка тронула его пальцем в грудь, и Проныра отлетел в сторону.

— Тут темно, — сказала королева. — Ходи верх.

Она первой поднялась по лесенке. Мы обречённо следовали за ней. Последним плёлся Проныра, его нетерпеливо подталкивали сопящие воины.

Тут-то нам и конец, подумалось мне. Во всяком случае, Логану.

На наше спасение, начала королева экзамен с Летиции. Поставила её перед собой, скептически оглядела, пощупала сверху, снизу, с боков. Моя девочка стояла ни жива ни мертва. Её дрожащие пальцы возились с шнурком, привязанным к моей лапе. Я понял: Летиция не хочет, чтоб я погиб вместе с ней. Истинно благородная душа даже в минуту опасности заботится не о себе!

— Совсем плохой, — резюмировала Чёрная Королева. — Много-много корми, тогда лучше.

И повернулась к штурману, который, судя по виду, приготовился к смерти. Но его Шаша щупать не стала. Как заворожённая, она уставилась вниз, на завитые пряди (Гарри был на добрых полтора фута ниже). По-моему, она никогда прежде не видала рыжих волос. Потянула за локон — парик остался у неё в руках, но собственные волосы ирландца были того же красноватого оттенка. Это привело королеву в восторг. Она провела пальцем по веснушчатым щекам Логана.

— Бон фам! Тре бон![34] — в восхищении воскликнула Шаша, даже не проверив стати красотки.

Окружавшие нас воины зацокали языками, загалдели. Я не понимал их языка, но догадывался: каждый просил, чтобы невеста с красными волосами и золотыми пятнышками досталась именно ему.

Пользуясь свободой, я переместился на вант грот-мачты, откуда обзор был гораздо лучше.

Откуда ни возьмись, прилетели две разноцветные птицы неизвестного мне вида. Сели рядом и с любопытством начали меня о чём-то расспрашивать.

«Фю-фить, фю-фить?» — трещали они.

Я знаю несколько человеческих языков, но по-птичьи, увы, не понимаю.

«Отстаньте, пернатые! Не до вас!»

Вид у меня солидный, пропорции впечатляющие, клюв того паче. Местные жители шарахнулись от меня, обругали по-своему и упорхнули. Ничто больше не мешало мне наблюдать за развитием событий.

Чёрная Королева показала на одного из своих молодцев, самого плечистого и рослого, что-то сказала, кивнув на Летицию. Детина просиял толстогубой улыбкой и облизнулся. Подошёл к моей питомице, съёжившейся от страха, выплюнул в ладонь жвачку и пальцами запихал ей в рот. Очевидно, таков был ритуал ухаживания. Когда у девочки от ужаса и отвращения свело челюсть, жених ласково потянул её за нос и, взяв другой лапищей за низ лица, помог жевать — подвигал подбородок туда-сюда.

Остальные воины смотрели с завистью и нетерпением. Они желали знать, кому достанется вторая женщина.

Однако Чёрной Королеве не хотелось расставаться с красноволосой чаровницей. Шаша положила Логану на плечо свою тяжёлую руку (ирландец присел) и спросила Проныру:

— Комбьен фамм демэн?[35]

— Боку, боку! — воскликнул тот. — Всем хватит!

Королева объяснила что-то воинам, вызвав у них взрыв восторга. И лишь после этого подтолкнула Логана к самому старому и, вероятно, самому заслуженному из приближённых. Сразу видно мудрую правительницу: отличив одних, она не забыла пообещать награду и остальным.

— Делать марьяж, пить волшебная вода! — объявила Шаша.

Она повела всех в кают-компанию, посередине которой возвышался вырезанный из сандалового дерева истукан. Его выпученные губы лоснились чем-то красным — уж не кровью ли? Все стены были разукрашены пышными цветочными гирляндами. Королева надела одну на шею Логану, другую, пожиже, на Летицию. Таким же манером украсила она и обоих женихов. После этого минут пять все ритмично хлопали в ладоши и, приплясывая, пели что-то заунывное. Вот и вся брачная церемония.

После этого начался свадебный пир.

Все расселись на палубе: в середине королева, слева и справа новобрачные, остальные широким кругом. Мичману Шаша сказала:

— Туа, пти-ом, ва.[36]

Повторять не пришлось. Проныра моментально спрыгнул за борт, подняв фонтан брызг. Не оборачиваясь, побежал туда, где возле лодки торчала долговязая фигура писца.

Дикари по очереди пили из бутыли, крякая от удовольствия. Мне стало жаль этих простодушных детей природы. Они были обречены. Ах, любовь! На какие злодейства подвигаешь ты даже благородную душу вроде моей Летиции!

Опьянение наступило после первого же глотка. Я много раз замечал, что представители народностей, не привычных к спиртным напиткам, сильно хмелеют даже от самой небольшой дозы.

Сразу же начались пляски. Чёрная Королева танцевала с монументальной неспешностью. Гигантские груди покачивались, складки жира ходили волнами. Вокруг, прикладываясь к бутыли, топтались воины. Обе «невесты» сидели неподвижно, вжав головы в плечи, и ждали развязки.

Вот один из танцоров кулем повалился на палубу, захрипел. Прочие не обратили на это внимания. Упал второй, третий, четвёртый. Но те, кто ещё удерживался на ногах, были только рады: чем меньше оставалось людей, тем короче делались интервалы между глотками.

Наконец, повалились все кроме Чёрной Королевы, которая пила уже без остановки, всё ещё приплясывая. Вид у неё был одурманенный, но в то же время блаженный. Она напоминала попавшего в рай гиппопотама.

— Вот чёртова прорва, — заметил Гарри, отстукивая ритм ладонями по палубе. — Выдула столько яду — на целый полк бы хватило, и всё нипочём.

— Чёртова прорва, — повторила Шаша, еле ворочая языком и засмеялась.

Пошатнувшись, она склонилась над Логаном и погладила его по голове.