Чтение 18–й страницы книги ~Девушка с татуировкой дракона~

Микаэль вынул фотографию из альбома, сунул в пластиковый конверт и на следующем автобусе снова поехал в Хедестад. На Йернвегсгатан он вышел и встал примерно на томместе, откуда, вероятно, был сделан снимок. В те времена здесь заканчивался центр Хедестада. Тут находилось двухэтажное деревянное здание, вмещавшее магазин видео и «Бутик мужской модной одежды Сундстрёма», основанный, согласно табличке у входа, в 1932 году. Микаэль зашел в бутик и сразу отметил, что он размещается на двух уровнях — винтовая лестница вела на второй этаж.

На верхней площадке винтовой лестницы имелись два окна, выходившие на улицу. Здесь-то и стоял в тот день фотограф.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил пожилой продавец, когда Микаэль достал конверт с фотографией.

Народу в магазине почти не было.

— Мне бы, собственно, хотелось только посмотреть, откуда сделан этот снимок. Можно, я на секунду открою окно?

Получив разрешение, Микаэль распахнул створку, держа перед собой фотографию. Отсюда ему было прекрасно видно место, где когда-то стояла Харриет Вангер. Одно из двух видневшихся за ней деревянных зданий к этому времени исчезло, его место занял четырехугольный кирпичный дом. В сохранившемся деревянном здании в 1966 году торговали канцелярскими принадлежностями; теперь же там разместились магазин продуктов здорового питания и солярий. Микаэль закрыл окно и извинился за причиненное беспокойство.

Выйдя на улицу, он встал на то место, где тогда стояла Харриет. Окно бутика и дверь солярия служили ему удобными ориентирами. Микаэль повернул голову так же, как Харриет на фотографии. Получалось, что она смотрела на угол здания, где помещался «Бутик Сундстрёма». Самый обычный угол дома, за который уходит поперечная улица.

«Что же ты там увидела, Харриет?» — мысленно спрашивал он.

Микаэль убрал фотографию в висевшую на плече сумку, дошел до привокзального парка, сел в открытом кафе и заказал кофе латте. Он вдруг почувствовал, что произошедшее его сильно потрясло.

По-английски это называется «new evidence»,[44]что звучит несколько иначе, чем шведское выражение «новые вещественные доказательства». Он вдруг увидел нечто новое, на что не обратил внимания никто из тех, кто проводил расследование и топтался на одном месте в течение тридцати семи лет.

Проблема заключалась лишь в том, что он не был уверен в степени ценности своего открытия, но тем не менее ему оно казалось важным.

Тот сентябрьский день, когда пропала Харриет, был исключительным в нескольких отношениях. В Хедестаде проходил праздник, и на улицы наверняка высыпало несколько тысяч человек, от молодежи до стариков. В Хедебю, на острове, собрались на ежегодную встречу родственники. Уже эти два события для большинства жителей окрестностей нарушили привычный ритм жизни. В довершение всего на мосту произошла авария с автоцистерной и заслонила все остальное.

Инспектор Морелль, Хенрик Вангер и все другие, кто размышлял над исчезновением Харриет, сосредоточили внимание на событиях на острове. Морелль даже записал, что немог отделаться от подозрения, будто авария и исчезновение Харриет имели какую-то взаимосвязь. Микаэль тут же преисполнился уверенности, что эти подозрения Морелль питал напрасно.

События начали развиваться не на острове, а в Хедестаде, за несколько часов до аварии. Харриет Вангер увидела на улице кого-то или что-то, о чем захотела немедленно поведать Хенрику Вангеру, у которого, к сожалению, не нашлось времени с ней поговорить. Потом произошло несчастье на мосту. И тогда убийца нанес свой удар.

Микаэль сделал паузу. Он впервые осознанно сформулировал предположение, что Харриет убили. Он заколебался, однако быстро понял, что наконец начал разделять убеждение Хенрика Вангера. Харриет мертва, и теперь он ищет убийцу.

Он вновь обратился к документам огромного дела. Среди информации, запечатленной на тысячах страниц, лишь мизерная часть касалась часов, проведенных Харриет в Хедестаде. Она была там вместе с тремя одноклассницами, каждую из которых подробно допросили об их наблюдениях. В тот день они встретились у привокзального парка в девять часов утра. Одной из девушек требовалось купить джинсы, и остальные составили ей компанию. Они выпили кофе в ресторане универмага «ЭПА», а потом отправились на стадион, где, бродя между павильонами луна-парка и прудами, столкнулись с другими одноклассниками. После двенадцати они двинулись обратно к центру города, чтобы посмотреть карнавальное шествие детского праздника. Незадолго до двух часов дня Харриет вдруг сказала, что ей надо ехать домой, и рассталась с компанией на автобусной остановке около Йернвегсгатан.

Никто из подруг ничего необычного не заметил. Одна из них, Ингер Стенберг, была той самой девушкой, которая отмечала «безразличие» Харриет в последний год. По словам Ингер, в течение того дня Харриет, как обычно, помалкивала и в основном просто следовала за остальными.

Инспектор Морелль опросил всех людей, встречавшихся с Харриет в роковой день, даже если они лишь поздоровались с ней на празднике. Когда она исчезла и начались поиски, ее фотографию напечатали в местной газете. Многие жители Хедестада связывались с полицией, сообщая, что вроде видели ее тем днем, но никто из них не заметил ничего необычного.

Микаэль целый вечер обдумывал, как лучше развивать только что возникшую идею. Следующим утром он отправился к Хенрику Вангеру и застал его за завтраком.

— Вы говорили, что семья Вангер по-прежнему имеет самое непосредственное отношение к «Хедестадс-курирен».

— Верно.

— Мне надо получить доступ к фотоархиву газеты за шестьдесят шестой год.

Хенрик Вангер поставил на стол стакан с молоком и вытер верхнюю губу.

— Микаэль, что ты обнаружил?

Микаэль посмотрел старику в глаза:

— Ничего конкретного. Но я подозреваю, что мы могли неверно истолковывать ход событий.

Он показал фотографию и рассказал о своих выводах. Хенрик Вангер надолго замолчал.

— Если я прав, то надо сосредоточить внимание на том, что произошло в тот день в Хедестаде, а не замыкаться на событиях, происходивших на острове, — сказал Микаэль. — Не знаю, как лучше за это взяться по прошествии стольких лет, но во время праздника наверняка было сделано много снимков, которые никогда не публиковались. На них-то я и хочу посмотреть.

С телефона, висевшего на стене кухни, Хенрик Вангер позвонил Мартину Вангеру, объяснил свое дело и спросил, кто теперь отвечает в газете за иллюстрации. В течение десяти минут нужные люди были выявлены и разрешение получено.

Руководителя фотоотдела «Хедестадс-курирен» звали Мадлен Блумберг или попросту Майя, и ей было лет шестьдесят. За многие годы работы в области, где фотосъемка по-прежнему считалась прерогативой мужчин, женщину на этой должности Микаэль повстречал впервые.

По случаю субботы редакция не работала, но оказалось, что Майя Блумберг живет всего в пяти минутах ходьбы и уже поджидает Микаэля у входа. Она посвятила газете «Хедестадс-курирен» бо?льшую часть жизни. Начинала в 1964 году корректором, потом перешла в копировщики и не один год провела в темной комнате. Параллельно с этим ее периодически направляли снимать, когда не хватало штатных фотографов. Впоследствии она получила должность редактора, а когда старый начальник ушел на пенсию, ее сделалиглавой всего фотоотдела. Особенно обширным руководимое ею хозяйство не было: несмотря на то что десять лет назад к ее отделу присоединили отдел рекламы, он и теперь состоял всего из шести человек, которые по очереди выполняли всю необходимую работу.

Микаэль поинтересовался, по какому принципу организован фотоархив.

— По правде говоря, он несколько беспорядочен. С того времени, как у нас появились компьютеры и цифровые снимки, архив хранится на CD-дисках. У нас был практикант, который сканировал наиболее важные старые фотографии, но успел обработать лишь небольшой процент от всех занесенных в каталог архива снимков. Старые фотографии рассортированы по датам в папках с негативами. Они находятся либо тут, в редакции, либо в хранилище на чердаке.

— Меня интересуют фотографии шествия с детского праздника шестьдесят шестого года, а также все снимки, сделанные в ту неделю.

Майя Блумберг посмотрела на Микаэля изучающим взглядом:

— Значит, нужна та неделя, когда пропала Харриет Вангер?

— Вам знакома эта история?

— Проработать всю жизнь в «Хедестадс-курирен» и не знать о ней невозможно, а когда Мартин Вангер звонит мне рано утром в выходной день, я, естественно, делаю выводы. Я в шестидесятых годах читала корректуру статей, которые были написаны об этом деле. Почему вы копаетесь в этой истории? Появилось что-то новое?

Майя Блумберг явно обладала чутьем на новости. Микаэль с улыбкой покачал головой и изложил свою «легенду»:

— Нет, и я сомневаюсь, что мы когда-нибудь получим ответ на вопрос, что с ней случилось. Мы не особенно это афишируем, но я просто пишу биографию Хенрика Вангера. История об исчезновении Харриет — отдельная тема, но обойти ее молчанием едва ли возможно. Я ищу снимки, иллюстрирующие тот день, где есть Харриет и ее подруги.

На лице Майи Блумберг читалось сомнение, но сказанное звучало убедительно, и она не нашла причин ему не верить.

Газетный фотограф в среднем снимает от двух до десяти пленок в день. Во время крупных мероприятий это количество легко может удваиваться. Каждая пленка содержит тридцать шесть негативов; следовательно, в газете нередко скапливается за день более трехсот снимков, из которых публикуются лишь единицы. В дисциплинированных редакциях пленки разрезают и укладывают негативы в специальные кармашки, по шесть штук в каждый. Одна пленка занимает примерно страницу папки для негативов, а в папку помещается около ста десяти пленок, итого за год получается от двадцати до тридцати папок. С течением лет их накапливается безумное множество; в большинстве случаев эти материалы не имеют никакой коммерческой ценности, но постепенно перестают умещаться на редакционных полках. Вместе с тем каждый фотограф и отдел фотографии твердо убеждены в том, что снимки являются историческими документами чрезвычайной важности, и поэтому ничего не выбрасывают.

Газета «Хедестадс-курирен» была основана в 1922 году, и фотоотдел существовал в ней с 1937 года. Чердачное хранилище газеты содержало около тысячи двухсот папок с негативами, рассортированных по датам. Снимки за сентябрь 1966 года помещались в четырех дешевых картонных папках.

— Как мы поступим? — спросил Микаэль. — Мне бы надо сидеть за столом с подсветкой и иметь возможность копировать то, что покажется интересным.

— Темной комнаты у нас больше нет. Теперь все сканируется. Вы умеете пользоваться сканером для негативов?

— Да, мне приходилось работать с фотографиями, и у меня самого есть сканер «Агфа» для негативов. Я часто пользуюсь «Фотошопом».

— Значит, вы используете то же оборудование, что и мы.

Майя Блумберг быстро провела для Микаэля экскурсию по их маленькой редакции, выделила ему место за столом с подсветкой и включила компьютер и сканер. Она также показала, где стоит кофейный автомат. Они договорились, что Микаэль будет работать самостоятельно, но обязательно позвонит Майе, когда соберется уходить, чтобы она пришла, заперла редакцию и включила сигнализацию. Затем она покинула Микаэля, весело пожелав «приятно провести время».

Чтобы просмотреть папки, Микаэлю потребовалось несколько часов. В интересующий его период в газете работали два фотографа. В нужный Микаэлю день съемку проводил Курт Нюлунд, с которым он вообще-то был знаком. В 1966 году Курту Нюлунду было около двадцати лет. Позднее он переехал в Стокгольм и стал признанным профессионалом, работавшим как в качестве независимого фотографа, так и в качестве сотрудника фотоагентства «Прессенс бильд» в Мариеберге. В 90-х годах их пути неоднократно пересекались, когда «Миллениум» покупал в «Прессенс бильд» фотографии. Микаэль запомнил его как худого, начинающего лысеть мужчину. Курт Нюлунд пользовался пленкой для дневного света, которая была достаточно мелкозернистой, и ее любили многие фоторепортеры.

Достав лист с работами юного Нюлунда и поместив его на стол с подсветкой, Микаэль стал при помощи лупы изучать негатив за негативом. Чтение негативов — это искусство, требующее известного навыка, а Микаэль таким навыком не обладал. Он понял, что для того, чтобы определить, содержат ли снимки какую-нибудь ценную информацию, ему придется сканировать каждую фотографию, а потом рассматривать их на экране компьютера. Это заняло бы уйму времени. Поэтому он решил сначала приблизительно прикинуть, какие снимки могут представлять интерес.

Микаэль начал выбирать все снимки, сделанные на месте аварии. Он убедился в том, что папка Хенрика Вангера со ста восемьюдесятью фотографиями включала не все: тот, кто делал Хенрику копии — возможно, это был сам Нюлунд, — отбраковал около тридцати снимков, бывших нерезкими или плохого качества и считавшихся непригодными для публикации. Отсоединив редакционный компьютер, Микаэль подключил сканер к своему ноутбуку. На сканирование оставшихся снимков у него ушло два часа.

Одна фотография его сразу заинтересовала. Где-то в промежутке между 15.10 и 15.15, в тот самый момент, когда исчезла Харриет, кто-то открыл окно в ее комнате, и Хенрик Вангер тщетно пытался выяснить, кто это был. И вот на экране компьютера внезапно возникла фотография, снятая, вероятно, именно в тот миг, когда окно открывали. На ней были видны фигура и лицо, правда, не в фокусе. Микаэль решил отложить анализ снимка до тех пор, пока не переместит в компьютер все фотографии.

В последующие часы Микаэль разглядывал снимки с детского праздника. Курт Нюлунд отснял шесть пленок, в общей сложности около двухсот кадров. На них была бесконечная череда снимков ребятни с шариками, взрослых, толп вокруг торговцев хот-догами, самого шествия, местного артиста на сцене и раздачи каких-то призов.

Под конец Микаэль решил сканировать все. Через шесть часов у него получилась папка с девятью десятками фотографий. Стало ясно, что в редакцию все равно придется наведаться еще раз. Около девяти вечера он позвонил Майе Блумберг, поблагодарил ее и поехал домой на остров.

Вернулся он в воскресенье, в девять утра. Когда Майя Блумберг впускала его, редакция была по-прежнему пуста. Микаэль совсем забыл о том, что сейчас Троица и газета должна выйти только во вторник. Ему вновь разрешили занять тот же рабочий стол, что и накануне, и он весь день посвятил сканированию. К шести часам вечера ему оставалось обработать около сорока снимков с Детского дня. Просмотрев негативы, Микаэль решил, что крупные планы милых ребячих лиц или снимки выступавшего на сцене артиста для его целей интереса не представляют. Зато он отсканировал происходившее на улице и скопление народа.

Во второй день Троицы Микаэль занимался изучением нового иллюстративного материала. Он сделал два открытия: первое его неприятно удивило, а второе заставило пульс биться чаще.

Первым открытием стало лицо в окне Харриет Вангер. Снимок отличался некоторой нечеткостью изображения, и поэтому его не включили в первоначальное собрание. Фотограф стоял на холме возле церкви и снимал мост. На заднем плане виднелись здания. Микаэль обрезал фотографию так, что осталось только интересующее его окно, и стал экспериментировать, меняя контрастность и увеличивая резкость до тех пор, пока не выбрал максимально качественный, по его мнению, вариант.

В результате получился зернистый снимок с минимальным затемнением, показывавший четырехугольное окно, занавеску, часть руки и нечеткий полумесяц видневшегося внутри комнаты лица.

Микаэль смог удостовериться, что это была не Харриет Вангер, имевшая иссиня-черные волосы, а некто светловолосый.

Он убедился также, что различает более темные фрагменты на месте глаз, носа и рта, но придать четкость чертам лица оказалось невозможным. Однако он не сомневался, что видит женщину; светлое пятно продолжалось от лица до уровня плеч, указывая на распущенные женские волосы. К тому же эта личность была одета во что-то светлое.

Микаэль прикинул рост загадочной фигуры в сравнении с окном; значит, это была женщина ростом примерно 170 сантиметров.

Просмотрев в компьютере остальные фотографии с места аварии, он смог сделать вывод, что один человек очень хорошо подходит под составленное им описание — двадцатилетняя Сесилия Вангер.

Курт Нюлунд сделал в общей сложности восемнадцать снимков из окна бутика Сундстрёма. Харриет Вангер была видна на семнадцати из них.

В компании одноклассниц она подошла к Йернвегсгатан как раз в тот момент, когда Курт Нюлунд начал снимать. Микаэль прикинул, что съемка продолжалась минут пять. На первой фотографии Харриет с подругами шла по улице по направлению к фотографу. На снимках со второго по седьмой девушки стояли неподвижно, глядя на шествие. Затем они переместились по улице метров на шесть. На самой последней фотографии, возможно снятой чуть позже, всей группы уже не было.

Микаэль сделал серию изображений, на которых он обрезал портрет Харриет по пояс, и обработал их так, чтобы получить наилучшую контрастность. Поместив снимки в отдельную папку, он открыл программу «График конвертер» и запустил слайд-шоу. Получился фрагментарный немой фильм, в котором каждый снимок демонстрировался две секунды.

Харриет появляется, снимок в профиль — останавливается и смотрит вдоль улицы — поворачивается лицом к улице — открывает рот, чтобы что-то сказать подруге, — смеется — касается уха левой рукой — улыбается… Внезапно у Харриет делается удивленный вид, лицо развернуто градусов на двадцать влево от фотоаппарата. Девушка распахивает глаза и перестает улыбаться, губы сжимаются в узкую черточку. Харриет всматривается. В ее лице читается… что? Печаль, потрясение, злость? Харриет опускает взгляд. Исчезает.

Микаэль раз за разом прокручивал свое слайд-шоу.

Снимки со всей очевидностью подтверждали выстроенную им теорию. На Йернвегсгатан в Хедестаде что-то произошло. Все получалось очень логично.

Она видит что-то — кого-то — на другой стороне улицы. Она потрясена. Потом направляется к Хенрику Вангеру для личной беседы, из которой ничего не получается. После этого она бесследно исчезает.

Что-то в тот день произошло. Но что именно, снимки не объясняли.

В два часа в ночь на вторник Микаэль, сварив кофе и сделав бутерброды, уселся на кухонный диван. Он был подавлен и вместе с тем возбужден. Вопреки собственным ожиданиям, он открыл новыеобстоятельства. Правда, они лишь бросали неожиданный свет на развитие событий, но ни на миллиметр не приближали его к разгадке.

Он глубоко задумался о том, какую роль в этой драме сыграла Сесилия Вангер. Хенрик Вангер, невзирая на лица, тщательно исследовал, чем занимались в течение дня все замешанные в эту историю, и Сесилия не явилась исключением. В 1966 году она жила в Уппсале, но за два дня до злосчастной субботы приехала в Хедестад. Остановилась Сесилия в гостевой комнате у Изабеллы Вангер. Она утверждала, что, возможно, рано утром и видела Харриет, но не разговаривала с ней. В субботу она ездила в Хедестад по делам.Харриет там она не встречала и вернулась на остров около часа дня, приблизительно в то время, когда Курт Нюлунд вел съемку на Йернвегсгатан. Сесилия переоделась и около двух помогала накрывать столы для обеда.

В качестве алиби это было слабовато. Время каждый раз указывалось приблизительно, особенно в отношении ее возвращения на остров, однако Хенрик Вангер не обнаружилникакого повода заподозрить ее во лжи. Сесилия принадлежала к числу самых любимых родственников Хенрика. Кроме того, она была любовницей Микаэля. Поэтому ему было трудно сохранять объективность и почти невозможно представить себе ее в роли убийцы.

Теперь же забракованный ранее снимок уличал ее во лжи — вопреки собственным утверждениям, в комнату Харриет она заходила. Микаэль пытался определить, что это могло означать.

«Если ты солгала в этом, то в чем ты солгала еще?» — мысленно спрашивал он ее.

Микаэль обобщил в уме все, что было известно ему о Сесилии. Она производила впечатление глубоко замкнутого человека, несущего груз своего прошлого, вследствие чего она жила одна, не вела сексуальную жизнь и трудно сходилась с людьми. Она никого не подпускала к себе близко, а когда однажды, поддавшись порыву, дала волю чувствам и кинулась на шею мужчине, то выбрала Микаэля — чужака, оказавшегося тут на время. Потом Сесилия пожелала порвать с ним, поскольку не может жить с мыслью, что он столь же внезапно исчезнет из ее жизни. По предположениям Микаэля, его грядущий отъезд и предопределил ее выбор: раз он здесь ненадолго, она может не бояться, что он как-то круто изменит ее жизнь. Микаэль вздохнул и бросил заниматься психоанализом.

Второе открытие он сделал глубокой ночью. Ключом к разгадке — в этом он не сомневался — являлось то, что увидела Харриет в Хедестаде на Йернвегсгатан. Но чтобы узнать, что это было, ему пришлось бы изобрести машину времени, встать позади Харриет и посмотреть через ее плечо.

Дойдя до этой мысли, Микаэль хлопнул себя по лбу и кинулся обратно к ноутбуку. Он вывел на экран необрезанные снимки, относившиеся к Йернвегсгатан, посмотрел и… вот оно!

Позади Харриет Вангер, примерно на метр вправо от нее, стояла молодая пара: мужчина в полосатом свитере и женщина в светлой куртке. Она держала в руке фотоаппарат. Увеличив снимок, Микаэль увидел, что это, похоже, «Кодак»-автомат со встроенной вспышкой — дешевый аппарат для отпускников, не умеющих фотографировать.

Женщина держала аппарат на уровне подбородка. Потом подняла его и сфотографировала клоунов именно в тот момент, когда Харриет изменилась в лице.

Микаэль сравнил положение аппарата с направлением взгляда Харриет. Женщина снимала практически то, на что смотрела Харриет.

Внезапно Микаэль почувствовал, что у него сильно стучит в висках. Он откинулся на спинку стула и вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет.

Кто-то заснял именно то, что он так хочет увидеть.

Но как узнать, кто эта женщина? Как раздобыть сделанные ею фотографии? Проявляли ли вообще эту пленку и сохранился ли в таком случае этот снимок?

Микаэль открыл папку со снимками толпы на празднике. В последующий час он увеличивал каждую фотографию и вглядывался в каждый квадратный сантиметр. Только на самом последнем снимке он вновь обнаружил ту пару. Курт Нюлунд сфотографировал другого клоуна, с шариками в руке, который со смехом позировал перед камерой. Съемка велась на стоянке у входа на стадион, где проходил праздник. Было, вероятно, начало второго — потом Нюлунда известили об аварии на мосту, и он прервал работу на празднике.

Женщина была почти совсем заслонена, но зато отчетливо виднелся профиль мужчины в полосатом свитере. Он держал в руке ключи и склонился, чтобы открыть дверцу машины. Фокус наводился на клоуна на переднем плане, и машина получилась слегка размытой. Номерной знак был частично скрыт, но начинался на «АСЗ» плюс что-то еще.

В 60-е годы номерные знаки начинались с буквы, обозначавшей лен, и в детстве Микаэль научился распознавать, откуда приехала машина. На «АСЗ» начинались номера Вестерботтена.[45]

Потом Микаэль заметил кое-что другое. На заднем стекле имелась какая-то наклейка. Он увеличил масштаб, но текст совершенно расплылся. Микаэль вырезал наклейку и долго бился над контрастностью и резкостью. Он по-прежнему не мог прочитать текст, но пытался в расплывчатых линиях угадать, какие буквы там могут быть. Многие буквы были обманчиво похожи. «О» легко путалось с «D», а «В» походило на «Е» и некоторые другие. Повозившись с бумагой и ручкой и исключив ряд букв, он получил непонятный текст. [Картинка: image003.jpg]

Микаэль всматривался в картинку, пока глаза не начали слезиться. И вдруг ясно увидел текст:NORSJ? SNICKERIFABRIK –ДЕРЕВООБДЕЛОЧНАЯ ФАБРИКА НУРШЁ.

Далее следовали мелкие значки, совершенно нечитаемые, но, вероятно, представлявшие собой номер телефона.

Глава

Среда 11 июня — суббота 14 июня

Третьим кусочком мозаики он был обязан помощи с совершенно неожиданной стороны.

Проработав всю ночь с фотографиями, Микаэль проспал тяжелым сном до середины дня. Проснулся он со смутной головной болью, принял душ и отправился завтракать в «Кафе Сусанны». Собраться с мыслями удавалось с трудом. Надо было бы сходить к Хенрику Вангеру и доложить о своих открытиях. Однако вместо этого он пошел и позвонил в дверь Сесилии Вангер. Ему хотелось спросить у нее, что она делала в комнате Харриет и почему солгала, будто туда не заходила.

Никто не открыл.

Микаэль уже собрался уходить, но тут услышал голос:

— Твоей шлюхи нет дома.

Голлум выбрался из своего логова. Он оказался высоким, почти два метра ростом, правда, его так согнуло от возраста, что глаза теперь были на уровне глаз Микаэля. Всю кожу покрывали темные пигментные пятна. Он стоял в коричневом халате, надетом поверх пижамы, и опирался на палку. Типичный голливудский злой старик.

— Что вы сказали?

— Я сказал, что твоей шлюхи нет дома.

Микаэль подошел так близко, что почти уткнулся носом в Харальда Вангера.

— Ты говоришь о своей собственной дочери, грязная свинья.

— Это не я шастаю сюда по ночам, — ответил Харальд Вангер, улыбаясь беззубым ртом.

От него дурно пахло. Микаэль обогнул его и, не оборачиваясь, двинулся дальше.

Хенрика Вангера он застал в кабинете.

— Я только что встретил вашего брата, — сказал Микаэль с плохо скрываемой злостью.

— Харальда? Вот как… Значит, он отважился высунуться. Он проделывает это разок-другой в году.

— Он возник, когда я звонил в дверь Сесилии. И сказал, цитирую: «Твоей шлюхи нет дома». Конец цитаты.

— Это вполне в духе Харальда, — спокойно ответил Хенрик Вангер.

— Он назвал собственную дочь шлюхой.

— Он так ее называет уже много лет. Поэтому они и не разговаривают.

— Почему?

— Сесилия утратила невинность, когда ей был двадцать один год. Это произошло здесь, в Хедестаде, после романа, который у нее приключился летом, через год после исчезновения Харриет.

— И что из этого?

— Мужчину, которого она любила, звали Петер Самуэльссон, и он работал младшим экономистом на нашем предприятии. Толковый парень. Сейчас служит в компании «АВВ». Будь она моей дочерью, я бы ухватился за возможность заполучить такого в зятья. Но у него имелся некий минус.

— Только не говорите, что это то, о чем я подумал.

— Харальд измерил его голову, или проверил его родословную, или что-то в этом роде и обнаружил, что он на четверть еврей.

— Господи боже.

— С тех пор он называет ее шлюхой.

— Он знал, что мы с Сесилией…

— Об этом, вероятно, знает все селение, кроме разве что Изабеллы, поскольку никто, будучи в здравом уме, не станет ей ничего рассказывать, а у нее, слава богу, есть одно приятное свойство — она засыпает около восьми вечера. Харальд, вероятно, следит за каждым твоим шагом.

Микаэль сел, вид у него был довольно глупый.

— Вы хотите сказать, что всем известно…

— Разумеется.

— А вы не против?

— Дорогой Микаэль, меня это совершенно не касается.

— Где Сесилия?

— Учебный год закончился. Она в субботу улетела в Лондон, чтобы навестить сестру, а потом поедет в отпуск в… хм, кажется, во Флориду. Вернется примерно через месяц.

Микаэль почувствовал себя еще глупее.

— Мы вроде как сделали перерыв в наших отношениях.

— Понимаю, но это по-прежнему не мое дело. Как продвигается работа?

Микаэль налил себе кофе из стоявшего на столе термоса и взглянул на старика:

— Я нашел новый материал и думаю, мне надо одолжить у кого-нибудь машину.

О своих выводах Микаэль рассказывал довольно долго. Достав из сумки ноутбук, он запустил слайд-шоу, дававшее возможность увидеть Харриет на Йернвегсгатан и ее реакцию. Он показал также, как обнаружил зрителей с туристским фотоаппаратом и их машину с наклейкой деревообделочной фабрики в Нуршё. Когда он закончил, Хенрик Вангерпопросил запустить слайд-шоу еще раз, и Микаэль выполнил его просьбу.

Когда Хенрик Вангер оторвался от экрана компьютера, его лицо было серым. Микаэль вдруг испугался и придержал его за плечо, Хенрик Вангер жестом показал, что все в порядке, и некоторое время сидел молча.

— Черт возьми, ты сделал то, что считалось невозможным. Ты обнаружил нечто совершенно новое. Что ты собираешься делать дальше?

— Я должен найти этот снимок, если он еще существует.

О лице в окне и своих подозрениях относительно Сесилии Вангер Микаэль не упомянул. Вероятно, это свидетельствовало о том, что он был далеко не беспристрастным частным детективом.