Чтение 8–й страницы книги ~Девушка с татуировкой дракона~

— Земля на всем острове принадлежит семье Вангер или, точнее, мне. Исключение составляют хозяйство Эстергорд и несколько отдельных домов в селении. Сараи в рыбачьей гавани находятся в частном владении, но их используют как дачи, а в зимнее время там почти никто не живет. Обитаем только самый дальний дом — видишь, там идет дым из трубы.

Микаэль кивнул. Он уже успел промерзнуть до костей.

— Эта несчастная хибара стоит на самом ветру, но ею пользуются круглый год. Там живет Эушен Норман. Ему семьдесят семь лет, и он вроде как художник. По-моему, его картины напоминают китч, но его считают довольно известным пейзажистом. Он из числа тех чудаков, какие непременно имеются в каждом селении. [Картинка: image002.jpg]

Хенрик Вангер повел Микаэля вдоль дороги в сторону мыса, показывая дом за домом. Селение состояло из шести домов к западу от дороги и четырех к востоку. Ближе всего к гостевому домику Микаэля и усадьбе Вангера располагался дом, принадлежавший брату Хенрика Вангера, Харальду. Это было четырехугольное двухэтажное каменное здание, на первый взгляд казавшееся необитаемым; занавески на окнах задернуты, а тропинка к крыльцу не расчищена и покрыта полуметровым слоем снега. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить следы, указывавшие на то, что кто-то ходил по снегу между дорогой и входной дверью.

— Харальд — отшельник. Мы с ним никогда не могли найти общий язык. Помимо ссор по поводу концерна — он ведь совладелец, — мы почти не разговариваем последние лет шестьдесят. Он старше меня, ему девяносто один год, и он единственный из моих пяти братьев, кто еще жив. Подробности я расскажу потом, но он учился на врача и работал восновном в Уппсале. Когда ему исполнилось семьдесят, он переехал обратно в Хедебю.

— Насколько я понимаю, любви между вами нет, хоть вы и соседи.

— Я считаю его отвратительным человеком и предпочел бы, чтобы он оставался в Уппсале, но этот дом принадлежит ему. Я говорю как подлец?

— Вы говорите как человек, который не любит своего брата.

— Первые двадцать пять — тридцать лет своей жизни я извинял и прощал таких, как Харальд, поскольку мы родственники. Потом я обнаружил, что родство еще не гарантирует любви и что у меня крайне мало причин брать Харальда под свою защиту.

Следующий дом принадлежал Изабелле, матери Харриет Вангер.

— Ей в этом году исполняется семьдесят пять, и она по-прежнему элегантна и тщеславна. К тому же она единственная в селении разговаривает с Харальдом и иногда навещает его, но у них не слишком много общего.

— Какие отношения были у нее с Харриет?

— Правильно мыслишь. Женщины тоже должны входить в круг подозреваемых. Я уже рассказывал, что она частенько бросала детей на произвол судьбы. Точно не знаю, но думаю, что у нее были благие намерения при полной неспособности отвечать за что-то. Близки они с Харриет не были, но всерьез никогда не ссорились. Она может быть резкой, и иногда кажется, что у нее не все дома. Когда встретишься с ней, поймешь, что я имею в виду.

Соседкой Изабеллы была некая Сесилия Вангер, дочь Харальда Вангера.

— Раньше она была замужем и жила в Хедестаде, но разъехалась с мужем лет двадцать назад. Дом принадлежит мне, и я предложил ей переехать сюда. Сесилия — учительница и во многих отношениях полная противоположность своему отцу. Пожалуй, следует добавить, что она тоже разговаривает с Харальдом только при необходимости.

— Сколько ей лет?

— Она родилась в сорок шестом году. То есть ей было двадцать, когда исчезла Харриет. Да, еще — она была в числе гостей на острове в тот день.

Он ненадолго призадумался.

— Сесилия может показаться легкомысленной, но на самом деле обладает цепким умом. Ее не следует недооценивать. Если кто и догадается, чем ты занимаешься, так это она. Я могу, пожалуй, сказать, что она принадлежит к тем родственникам, кого я больше всего ценю.

— Означает ли это, что вы ее не подозреваете?

— Я бы так не сказал. Мне хочется, чтобы ты обдумывал все это совершенно непредвзято и независимо от того, что думаю я.

Ближайший к жилищу Сесилии дом принадлежал Хенрику Вангеру, но был сдан пожилой паре, раньше работавшей в руководстве концерна. Они переехали на остров в 80-х годах и, следовательно, не имели никакого отношения к исчезновению Харриет. Следующим стоял дом Биргера Вангера, брата Сесилии Вангер, но пустовал уже несколько лет, с техпор как хозяин поселился на современной вилле в Хедестаде.

Большинство домов вдоль дороги были основательными каменными зданиями постройки начала прошлого века. Последний же дом сильно от них отличался: это оказалась сооруженная современным архитектором по индивидуальному проекту вилла из белого кирпича и с темными простенками между оконными проемами. Вилла была красиво расположена, и Микаэль отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается великолепный вид на море с восточной стороны и на Хедестад с северной.

— Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. На этом участке раньше находилась пасторская усадьба, но в семидесятых годах она пострадала при пожаре, и, став в семьдесят восьмом генеральным директором, Мартин построил тут себе виллу.

В последнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова брата Хенрика Грегера, и ее сын Александр Вангер.

— Герда болезненная, страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшая часть акций концерна, но у него имеются и собственные предприятия, в частности рестораны. Он обычно проводит несколько месяцев в году на Барбадосе, в Вест-Индии, где у него кое-какие средства вложены в туризм.

Между домами Герды и Хенрика Вангера имелся участок с двумя небольшими зданиями, которые пустовали и предназначались для приезжающих погостить разных членов семьи. По другую сторону от усадьбы Хенрика располагался дом, купленный еще одним вышедшим на пенсию сотрудником концерна, но сейчас он стоял пустым, так как хозяин с женой всегда проводили зиму в Испании.

Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия закончилась. Уже начинало смеркаться. Микаэль заговорил первым:

— Хенрик, я могу лишь повторить, что это дело едва ли даст результаты, но я буду выполнять работу, ради которой меня наняли. Буду писать вашу биографию и ради вашегоудовлетворения критически и с максимальной тщательностью прочту все материалы о Харриет Вангер. Мне только важно, чтобы вы понимали, что я не какой-нибудь частный детектив, и не возлагали на меня слишком больших надежд.

— Я не питаю никаких надежд. Я хочу лишь предпринять последнюю попытку добраться до правды.

— Хорошо.

— Я человек вечерний, — заявил Хенрик Вангер, — и буду доступен начиная с обеда и дальше. Я приготовлю у себя в доме рабочий кабинет, которым ты сможешь пользоваться в любое время.

— Спасибо, не надо. У меня уже есть кабинет в гостевом домике, там я и буду работать.

— Как угодно.

— Когда мне понадобится поговорить с вами, мы сможем сидеть в вашем кабинете, но я не собираюсь набрасываться на вас с расспросами прямо сегодня вечером.

— Это понятно.

Старик казался подозрительно сговорчивым.

— Чтение материала займет у меня недели две. Мы будем работать на два фронта. Будем встречаться на несколько часов в день, чтобы я мог расспрашивать вас и собирать материал для биографии. Когда у меня появятся вопросы о Харриет, которые мне захочется обсудить, я их вам буду задавать.

— Звучит разумно.

— Работать я буду по свободному графику, без фиксированного рабочего времени.

— Это решать тебе.

— Вы, конечно, в курсе, что мне месяца через два предстоит сесть в тюрьму. Не знаю, когда именно это случится, но обжаловать приговор я не собираюсь. Следовательно, это, по всей видимости, произойдет где-то в течение года.

Хенрик Вангер нахмурил брови:

— Как неудачно получилось. Попробуем к тому времени что-нибудь придумать. Ты можешь попросить отсрочку.

— Если все пойдет хорошо и у меня уже наберется достаточно материала, я смогу работать над книгой о вашей семье в тюрьме. Мы вернемся к этому, когда придет время. Еще одно: я по-прежнему совладелец «Миллениума», а журнал сейчас пребывает в кризисе. Если произойдет что-нибудь, что потребует моего присутствия в Стокгольме, мне придется все оставить и поехать туда.

— Я не пытаюсь сделать из тебя своего раба. Мне надо, чтобы ты основательно и последовательно занимался порученным делом, но порядок работы ты, естественно, определяешь сам, по собственному усмотрению. Если тебе потребуется свободное время — пожалуйста, но если я замечу, что ты пренебрегаешь работой, то буду считать это нарушением контракта.

Микаэль кивнул.

Хенрик Вангер смотрел куда-то в сторону моста. Он был худощав, и Микаэлю вдруг показалось, что он похож на несчастное огородное пугало.

— Что до «Миллениума», то надо будет поговорить о том, в чем проявляется кризис и могу ли я чем-нибудь помочь.

— Лучшее, чем вы можете помочь, это выдать мне голову Веннерстрёма на блюде прямо сегодня.

— О нет, этого я делать не намерен. — Старик бросил на Микаэля суровый взгляд. — Ты взялся за эту работу только потому, что я пообещал тебе сдать Веннерстрёма. Сделай я это сейчас, ты можешь бросить работу в любой момент. Ты получишь от меня информацию только через год.

— Хенрик, извините, что я это говорю, но у меня даже нет полной уверенности в том, что через год вы еще будете в живых.

Хенрик Вангер вздохнул и задумчиво посмотрел в сторону рыбачьей гавани.

— Понимаю. Я поговорю с Дирком Фруде, и, возможно, мы что-нибудь придумаем. Но в отношении «Миллениума» не исключено, что я смогу помочь иным образом. Насколько я понимаю, журнал покидают рекламодатели.

Микаэль медленно кивнул:

— Рекламодатели — это сиюминутная проблема, но кризис куда глубже. Вопрос в доверии. Если народ перестанет покупать журнал, то станет все равно, сколько у нас рекламодателей.

— Это понятно. Однако я по-прежнему являюсь членом правления, хоть и пассивным, довольно крупного концерна. Нам тоже надо где-то размещать рекламу. Давай поговоримоб этом позже. Если хочешь поужинать…

— Нет. Я хочу устроиться, сходить в магазин и осмотреться. Завтра съезжу в Хедестад и куплю себе зимнюю одежду.

— Хорошая мысль.

— Мне бы хотелось, чтобы вы перенесли архив с материалами о Харриет ко мне.

— Обращаться…

— С величайшей осторожностью — я понимаю.

Микаэль вернулся в гостевой домик, стуча зубами от холода. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на термометр за окном. Тот показывал минус пятнадцать градусов, но Микаэль не мог припомнить, чтобы когда-либо так промерзал, как после этой двадцатиминутной прогулки.

Следующий час он посвятил обустройству в комнатах, которым на ближайший год предстояло стать его домом. Одежду из чемодана он развесил и разложил в шкафу спальни, туалетные принадлежности отправились в чулан-ванную. Из второго чемодана, на колесиках, он извлек книги, компакт-диски и проигрыватель, блокноты, миниатюрный портативный диктофон «саньо», маленький сканер «микротек», цифровой фотоаппарат «минолта» и все остальное, что могло понадобиться в этой годичной ссылке.

Книги и компакт-диски Микаэль поместил на книжной полке в кабинете, рядом с двумя толстыми папками, содержавшими материалы о Хансе Эрике Веннерстрёме. Толку от этих материалов не было, но расстаться с ними он не мог. Этим двум папкам предстояло каким-то образом непременно сыграть роль кирпичиков в строительстве его дальнейшейкарьеры.

Под конец он открыл сумку на ремне и выложил на письменный стол свой ноутбук. Затем замер и огляделся с идиотским выражением лица. Вот они, прелести сельской жизни. До него внезапно дошло, что ему неоткуда взять интернетовский кабель. Тут не было даже телефонной розетки, чтобы подсоединить старенький модем.

Микаэль вернулся на кухню и со своего мобильного телефона позвонил в компанию «Телия». После недолгого разбирательства ему удалось заставить кого-то поднять заказ, сделанный Хенриком Вангером на адрес гостевого домика. Он спросил, позволяет ли мощность проводки установить ADSL, и получил ответ, что это можно сделать через релев Хедебю и что установка займет несколько дней.

К тому моменту, когда Микаэль привел все в порядок, часы показывали уже начало пятого. Он снова надел толстые шерстяные носки, обул сапоги и натянул дополнительный свитер. У дверей он остановился; ключей от дома ему не дали, а его стокгольмские инстинкты восставали против того, чтобы оставить входную дверь незапертой. Он вернулся на кухню и принялся открывать ящики. Под конец ему удалось найти ключ на гвоздике в кладовке.

Столбик термометра опустился до минус семнадцати градусов. Микаэль быстро перешел через мост, миновал церковь и поднялся в гору. Магазин «Консум» располагался удобно, метрах в трехстах. Микаэль доверху наполнил большие бумажные пакеты основными продуктами и, оттащив их домой, снова перешел через мост. На этот раз он остановился возле «Кафе Сусанны». Женщине за прилавком было лет пятьдесят. Поинтересовавшись, ее ли зовут Сусанной, Микаэль представился и пояснил, что в дальнейшем, вероятно, станет тут постоянным посетителем. Кроме него, в кафе никого не было, и, когда он заказал бутерброд и купил хлеб и плетенку, Сусанна угостила его кофе за счет заведения. Прихватив с газетной стойки «Хедестадс-курирен», он сел за столик с видом на мост и подсвеченную церковь. В темноте это зрелище напоминало рождественскую открытку.

Чтение газеты заняло примерно четыре минуты. Единственной интересной новостью оказалось краткое сообщение о том, что местный политик по имени Биргер Вангер (Народная партия) хочет создать в Хедестаде «ИТ-Техцентр» — центр развития информационных технологий. Микаэль просидел в кафе полчаса, пока в шесть часов не пришла пора закрывать заведение.

В половине восьмого Микаэль позвонил Эрике, но услышал лишь, что абонент недоступен. Он сел на кухонный диван и попробовал читать роман, являвшийся, согласно тексту на обратной стороне обложки, сенсационным дебютом какой-то юной феминистки. Произведение рассказывало о попытках писательницы разобраться в своей сексуальной жизни во время поездки в Париж, и Микаэль задумался, стали бы его называть феминистом, если бы он в свойственном гимназистам тоне написал роман о собственной сексуальной жизни. Вероятно, нет. Микаэль купил этот роман, потому что издательство превозносило дебютантку, называя ее новой Кариной Рюдберг,[34]но быстро убедился в том, что восторженные характеристики не соответствуют действительности, как в отношении стиля, так и содержания. Через некоторое время он отложил книгу и стал вместо нее читать приключенческую повесть о Хопалонге Кассиди,[35]напечатанную в журнале 50-х годов.

Каждые полчаса доносился краткий приглушенный удар церковного колокола. По другую сторону дороги светились окна дворника Гуннара Нильссона, но разглядеть в доме кого-нибудь из людей Микаэлю не удавалось. У Харальда Вангера было темно. Около девяти часов через мост проехала машина и скрылась в стороне мыса. В полночь подсветку фасада церкви погасили. В этом явно и заключалась вся ночная жизнь Хедебю в пятницу в начале января. Кругом царило поразительное безмолвие.

Микаэль вновь попытался позвонить Эрике, но попал на ее автоответчик, предлагавший оставить сообщение, что Микаэль и сделал. А потом погасил свет и лег спать. Последнее, о чем он подумал, перед тем как заснуть, это что в Хедебю ему грозит опасность совершенно одичать.

Удивительно было проснуться в абсолютной тишине. Микаэль полностью очнулся от глубокого сна буквально за долю секунды, после чего просто лежал и прислушивался. В комнате было холодно. Повернув голову, он посмотрел на часы, которые положил на табуретку возле кровати. Они показывали восемь минут восьмого — он никогда не был «жаворонком» и обычно с большим трудом выплывал из сонных грез с помощью как минимум двух будильников. Теперь же он проснулся сам и чувствовал себя совершенно отдохнувшим.

Микаэль поставил воду для кофе, а затем встал под душ. Забавно было представить, как он сейчас выглядит со стороны. Неплохой бы получился заголовок: «Калле Блумквист — ученый-путешественник в глуши».

При малейшем прикосновении смеситель переключался с подачи ледяной воды на кипяток. На кухонном столе не хватало утренней газеты. Масло полностью замерзло. В ящике с ножами и вилками отсутствовала сырорезка. На улице по-прежнему была кромешная тьма. Термометр показывал минус двадцать один градус. Начиналась суббота.

Остановка автобуса, идущего в Хедестад, находилась прямо напротив «Консума», и Микаэль начал свою деятельность в ссылке с задуманного вчера похода по магазинам. Выйдя из автобуса напротив вокзала, он прогулялся по центру города и купил теплые зимние ботинки, две пары кальсон, несколько теплых фланелевых рубашек, добротную удлиненную зимнюю куртку, теплую шапку и утепленные перчатки. В «Магазине техники» он нашел маленький переносный телевизор с телескопической антенной. Продавец заверил, что ему удается ловить в Хедебю, по крайней мере, центральные шведские каналы, и Микаэль пригрозил, что потребует деньги обратно, если у него ничего не выйдет.

Он зашел в библиотеку, обзавелся читательским билетом и выбрал себе два детектива Элизабет Джордж. В канцелярском магазине он купил ручки и блокноты. А еще приобрел спортивную сумку, чтобы было в чем донести покупки.

Под конец он взял пачку сигарет и, не открывая, сунул в карман куртки. Курить Микаэль бросил десять лет назад, но иногда в нем просыпалась тяга к никотину. Напоследок он посетил оптика, у которого заказал новые контактные линзы и раздобыл жидкость для их хранения.

Около двух часов он вернулся в Хедебю и как раз занимался отрыванием ценников от новой одежды, когда услышал, что открывается входная дверь. Светловолосая женщина лет пятидесяти, переступая через порог, постучала о дверной косяк кухни. В руках она держала поднос с бисквитом.

— Здравствуйте, я хотела только вас поприветствовать. Меня зовут Хелен Нильссон, и я живу через дорогу. Значит, мы будем соседями.

Микаэль пожал ей руку и представился.

— Я видела вас по телевизору. Так приятно, что в гостевом домике теперь по вечерам будет гореть свет.

Микаэль поставил кофе — Хелен запротестовала, но тем не менее уселась за кухонный стол. Она покосилась в окно:

— Вон идет Хенрик с моим мужем. Вижу, вам понадобились какие-то коробки.

Снаружи как раз остановились Хенрик Вангер и Гуннар Нильссон с тележкой, и Микаэль поспешил на улицу, чтобы поздороваться и помочь занести в дом четыре большие коробки. Затем их оставили на полу возле железной печки, а Микаэль достал кофейные чашки и разрезал принесенный Хелен бисквит.

Гуннар и его жена были приятными людьми. Их, казалось, не слишком занимало, зачем Микаэль находится в Хедестаде, — похоже, им хватало объяснения, что он работает на Хенрика Вангера. Микаэль понаблюдал за отношениями между Нильссонами и Хенриком Вангером и отметил, что в них нет натянутости и незаметно резкой грани между господами и слугами. Гости спокойно беседовали о делах в селении, вспоминали человека, построившего нынешнее жилище Микаэля. Супруги Нильссон поправляли Вангера, когда ему изменяла память, а тот за это рассказал смешную историю о том, как Гуннар Нильссон однажды вечером по пути домой обнаружил, что местный недоумок с другой стороны моста пытается вломиться в гостевой домик через окно; он подошел и спросил недоразвитого взломщика, почему бы ему не воспользоваться незапертой дверью. Гуннар недоверчиво оглядел новый маленький телевизор и пригласил Микаэля приходить к ним по вечерам, если ему захочется посмотреть какую-нибудь программу — у них имеется спутниковая антенна.

После ухода Нильссонов Хенрик Вангер задержался не долго. Старик хотел предоставить Микаэлю возможность самому разбираться с архивом и пригласил приходить и задавать вопросы, если возникнут проблемы. Микаэль поблагодарил и заверил, что все образуется.

Снова оставшись в одиночестве, Микаэль занес коробки в кабинет и приступил к изучению их содержимого.

Хенрик Вангер проводил частное расследование исчезновения внучки своего брата в течение тридцати шести лет. Микаэлю было трудно определить, являлся ли такой интерес результатом одержимости или же с годами это стало для старика чем-то вроде интеллектуальной игры. Однако было совершенно очевидно, что старый патриарх подошел к делу с систематичностью археолога-любителя — документы почти полностью заняли семь метровых полок.

Основу собрания составляли двадцать шесть толстых папок, содержавших материалы полицейского дела об исчезновении Харриет Вангер. Микаэлю было трудно себе представить, чтобы исчезновение обычного человека породило такой объемистый следственный материал. С другой стороны, Хенрик Вангер, несомненно, обладал достаточным влиянием, чтобы заставить полицию Хедестада отработать каждый мыслимый и немыслимый след.

Помимо полицейских материалов имелись еще подборки статей, фотоальбомы, карты, сувениры, информационные брошюры о Хедестаде и предприятиях концерна «Вангер», дневник самой Харриет Вангер (в котором, однако, было не слишком много страниц), школьные тетради, медицинские справки и разное другое. Тут присутствовало также по меньшей мере шестнадцать переплетенных томов формата А4, по сотне страниц в каждом. Эти тома составляли журнал хода расследования, принадлежащий руке Хенрика Вангера. Здесь патриарх аккуратным почерком записывал собственные размышления, бесплодные идеи, тупиковые концепции и наблюдения. Микаэль немного полистал тома наугад. Текст напоминал художественное произведение, и Микаэлю пришло в голову, что перед ним чистовик, написанный на основе многочисленных старых блокнотов. Под конец он дошел до десятков папок с материалами о разных членах семейства Вангер; здесь страницы были машинописными и явно собирались в течение долгого времени.

Хенрик Вангер вел дело против собственной семьи.

Около семи Микаэль услышал настойчивое мяуканье и открыл входную дверь. Рыжевато-коричневая кошка стремительно проскользнула мимо него в тепло.

— Я тебя понимаю, — сказал Микаэль.

Некоторое время кошка обнюхивала дом. Микаэль налил в блюдечко немного молока, которое гостья не без удовольствия вылакала. Затем она запрыгнула на кухонный дивани свернулась в клубочек, явно не собираясь отсюда уходить.

Когда Микаэль разобрался в материале и расставил все по полкам в понятном ему порядке, на часах было уже начало одиннадцатого. Он вышел на кухню, поставил вариться кофе и сделал два бутерброда. Кошку он угостил кусочком колбасы и печеночным паштетом. За весь день Микаэль ни разу толком не поел, но почему-то не чувствовал особого аппетита. Выпив кофе, он достал из кармана куртки сигареты и вскрыл пачку.

Потом он прослушал сообщения на мобильнике; Эрика на связь не выходила, и он попробовал ей позвонить, но снова услышал только автоответчик.

В качестве одного из первых шагов своего частного расследования Микаэль отсканировал карту острова Хедебю, которую одолжил у Хенрика Вангера. Пока в памяти еще сохранились имена, услышанные от Хенрика во время вчерашней экскурсии, Микаэль вписал на свою карту, кто в каком доме живет. Он быстро обнаружил, что клан Вангеров представляет собой весьма обширную галерею образов и потребуется время, чтобы выучить, кто есть кто.

Около полуночи Микаэль надел теплую одежду и новые ботинки и пошел прогуляться через мост. Он свернул на дорогу вдоль берега, пониже церкви. Пролив и старая гавань были покрыты льдом, но немного дальше Микаэль увидел темную полосу открытой воды. Пока он там находился, подсветку фасада церкви погасили, и его окружила темнота. Стоял мороз, и все небо было усыпано звездами.

Внезапно Микаэля охватило страшное уныние. Он просто не мог понять, как умудрился позволить Хенрику Вангеру уговорить себя взяться за это дурацкое дело. Эрика была права: это пустая трата времени. Ему следовало бы сейчас находиться в Стокгольме — например, в постели с Эрикой — и вовсю строить планы войны против Ханса Эрика Веннерстрёма. Но и тут он не чувствовал особого энтузиазма, поскольку не имел ни малейшего понятия, как браться за это дело. Случись это днем, он пошел бы к Хенрику Вангеру, разорвал контракт и уехал домой. Но с холма возле церкви он мог убедиться, что в усадьбе Вангера уже темно и тихо. От церкви ему были видны все строения этой стороны острова. В доме Харальда Вангера тоже было темно, зато горел свет у Сесилии Вангер, на ближайшей к мысу вилле Мартина Вангера и в доме, который сдавался. В лодочной гавани светился продуваемый домик художника Эушена Нормана, и из его трубы бил мощный фонтан искр. Горел свет и на верхнем этаже кафе, и Микаэль подумал с интересом, живет ли там сама Сусанна и если да, то есть ли с ней кто-нибудь.

В воскресное утро Микаэль спал долго и проснулся в полной панике оттого, что гостевой домик содрогался от невероятного гула. Через секунду он пришел в себя и сообразил, что слышит церковные колокола, зовущие к мессе, и, следовательно, уже почти одиннадцать часов. Он чувствовал себя вяло и потому еще немного полежал. Только когда возле двери раздалось требовательное мяуканье, он вылез из постели и выпустил кошку на улицу.

К двенадцати он уже принял душ и позавтракал, а потом решительно прошел в кабинет и достал первую папку полицейского дела. Но вдруг заколебался, глядя через окно нарекламную вывеску «Кафе Сусанны». Сунув папку в сумку, Микаэль надел куртку.

Кафе, когда он до него добрался, оказалось до отказа заполнено посетителями, и Микаэль сразу получил ответ на отложившийся в голове вопрос: как заведению удается не прогореть в такой дыре, как Хедебю? Теперь выяснилось, что основной доход Сусанне приносят посетители церкви, а также желающие выпить кофе после похорон и других подобных мероприятий.

Вместо посещения кафе он решил прогуляться. «Консум» по воскресеньям не работал, но Микаэль прошел еще несколько сотен метров по дороге, ведущей в Хедестад, и купил газеты на открытой по выходным бензоколонке. Еще час он посвятил прогулке по Хедебю и знакомству с материковой стороной селения. Район неподалеку от церкви и «Консума» считался центром городка и был застроен двухэтажными каменными домами, которые возводились, как прикинул Микаэль, в 1910-х или 20-х годах и образовывали короткуюулицу. К северу от въезда в селение возвышались многоквартирные дома для семей с детьми. Вдоль воды, с южной стороны от церкви, располагались преимущественно виллы. Хедебю, несомненно, являлось респектабельным местом, подходящим для проживания представителей власти и чиновников Хедестада.

Когда он вернулся к мосту, наплыв посетителей в кафе Сусанны уже миновал, но она еще хлопотала, убирая со столов грязную посуду.

— Воскресный ажиотаж? — спросил он вместо приветствия.

Она кивнула, убрав выбившуюся прядь волос за ухо:

— Здравствуйте, Микаэль.

— Вижу, вы меня запомнили.

— Трудно было бы не запомнить, — ответила она. — Я видела вас по телевизору на судебном процессе перед Рождеством.

Микаэль вдруг смутился.

— Им просто надо чем-нибудь заполнять выпуски новостей, — пробормотал он и пошел к угловому столику с видом на мост.

Когда они с Сусанной встретились взглядами, она улыбнулась.

В три часа дня Сусанна сообщила, что заведение закрывается: после того как схлынуло нашествие публики из церкви, в кафе заходили только отдельные посетители. Микаэль успел прочесть примерно пятую часть первой папки полицейского дела об исчезновении Харриет Вангер. Захлопнув папку, он сунул ее вместе со своим блокнотом в сумку и быстрым шагом двинулся через мост домой.

Кошка ждала его на ступеньках, и Микаэль огляделся, недоумевая, кому же она, собственно, принадлежит. Тем не менее он впустил ее в дом — все-таки какая-то компания.

Он снова попытался позвонить Эрике, но опять попал только на автоответчик. Было совершенно очевидно, что Эрика на него злится. Микаэль мог бы позвонить на ее номер в редакции или домой, но решил, что не станет, — он уже и так оставил ей достаточно много сообщений. Вместо этого он сварил себе кофе, подвинул кошку на диване, сел за кухонный стол и открыл папку.

Читал Микаэль медленно и очень внимательно, чтобы не упустить какую-нибудь деталь. Когда поздно вечером он отложил бумаги, несколько страниц его блокнота были заполнены записями — заметками на память и вопросами, ответы на которые он надеялся получить в следующих папках. Материал располагался в хронологическом порядке: то ли его пересортировал Хенрик Вангер, то ли сами полицейские в 60-е годы придерживались этой системы.

Самая первая страница представляла собой фотокопию записанного от руки звонка в отдел охраны полиции Хедестада. Принявший звонок полицейский подписался «Н. о. Рюттингер»; «н. о.» Микаэль истолковал как «начальник охраны». В качестве заявителя был указан Хенрик Вангер, имелись его адрес и телефон. Рапорт был датирован: 11.14, воскресенье, 23 сентября 1966 года. Текст отличался краткостью и сухостью:

Звонок от Хрк. Вангера, сообщ., что его племянница (?) Харриет Ульрика ВАНГЕР, рожд. 15 янв. 1950 г. (16 лет), исчезла из своего дома на о-ве Хедебю во 2-й полов. дня в субботу. Заявит. выражает большое беспокойство.

В 11.20 имеется запись о распоряжении направить на место «П-014» (Полицейскую машину? Патруль? Полицейский катер?)

В 11.35 еще более неразборчивым, чем у Рюттингера, почерком вписано:

Конст-ль Магнуссон долож., что мост на о-в еще закрыт. Трансп. катером.

На полях имелась нечитаемая подпись. В 12.14 снова Рюттингер:

Телсвязь: конст-ль Магнуссон долож., что Харриет Вангер (16 л.) пропала днем в субб. Семья крайне обеспокоена. Считает, что д-ка не ночевала дома. Не могла покинуть о-в из-за аварии. Никто из опрошен. членов семьи не знает о месте нахожд. X. В.

В 12.19:

Г. М. доложили о происшеств. по тел.

Последняя запись, сделанная в 13.42, гласила:

Г. М. на месте в Х-бю; принял дело.

При чтении следующего листа стало ясно, что за таинственными инициалами «Г. М.» скрывался Густав Морелль, который на катере прибыл на остров, где принял на себя командование и составил заявление об исчезновении Харриет Вангер по всей форме. В отличие от первых записей, пестрящих неоправданными сокращениями, рапорты Морелля были напечатаны на машинке и написаны вполне нормальным языком. На дальнейших страницах с поразившей Микаэля скрупулезностью и обилием деталей сообщалось о принятых мерах.

Морелль подошел к делу систематично. Сначала он опросил Хенрика Вангера вместе с Изабеллой Вангер, матерью Харриет. Потом по очереди побеседовал с Ульрикой Вангер, Харальдом Вангером, Грегером Вангером, братом Харриет Мартином Вангером, а также с некой Анитой Вангер. Микаэль пришел к выводу, что их опрашивали в определенном порядке, по убывающей степени важности.

Ульрика Вангер приходилась матерью Хенрику Вангеру и явно считалась в семействе кем-то вроде вдовствующей королевы. Престарелая дама жила в усадьбе Вангеров и никаких сведений не имела. Накануне вечером она рано отправилась спать и вообще не видела Харриет в течение нескольких дней. Похоже, она настояла на встрече с инспектором уголовной полиции Мореллем с единственной целью — выразить свою точку зрения, заключавшуюся в том, что полиция обязана немедленно принять меры.

Харальд Вангер был братом Хенрика и значился в списке влиятельных членов семьи под номером два. Он заявил, что мельком повстречался с Харриет Вангер, когда та вернулась с праздника в Хедестаде, но что он «не видел ее с момента аварии на мосту и не располагает сведениями о том, где она в настоящее время находится».

Грегер Вангер, брат Хенрика и Харальда, сообщил, что видел пропавшую девушку, когда она после посещения Хедестада заходила в кабинет Хенрика Вангера с просьбой о разговоре. Сам Грегер Вангер с ней не разговаривал, только поздоровался. Он не знал, где она может находиться, но высказал предположение, что она, вероятно, никому не сказав, беспечно поехала к кому-нибудь из друзей и наверняка скоро появится. На вопрос о том, как она в таком случае могла покинуть остров, он не нашел ответа.

Мартина Вангера опрашивали наспех. Он учился в последнем классе гимназии в Уппсале, где жил у Харальда Вангера. Ему не хватило места в машине Харальда, поэтому он отправился в Хедебю на велосипеде и прибыл так поздно, что застрял по другую сторону моста и сумел перебраться на катере только поздно вечером. Его опрашивали в надежде на то, что он общался с сестрой и она могла намекнуть ему о своем намерении бежать. Услышав такой вопрос, мать Харриет запротестовала, хотя комиссар Морелль на тот момент рассматривал версию побега как самую обнадеживающую. Однако Мартин не виделся с сестрой с летних каникул и никакими ценными сведениями не располагал.

Анита Вангер была дочерью Харальда Вангера, и на самом деле Харриет приходилась ей двоюродной племянницей, но ошибочно их назвали кузинами. Она училась на первом курсе университета в Стокгольме, но прошедшее лето провела в Хедебю. Они с Харриет были почти ровесницами и очень сдружились. Анита сообщила, что прибыла на остров вместе с отцом в субботу и мечтала о встрече с Харриет, но так и не успела с ней повидаться. Она сказала, что беспокоится, поскольку куда-нибудь исчезнуть, не предупредив семью, — это на Харриет не похоже. В этом ее поддержали Хенрик и Изабелла Вангер.

Пока он сам опрашивал членов семьи, констебли Магнуссон и Бергман — они и составляли патруль 014 — по приказанию инспектора Морелля до наступления темноты организовали первое прочесывание местности. Поскольку мост по-прежнему оставался перекрытым, получить подкрепление с материковой стороны было трудно; первая цепочка состояла примерно из тридцати попавшихся под руку людей разного пола и возраста. В тот день обыскали пустующие домики рыбачьей гавани, побережье у мыса и вдоль пролива, ближайшую к селению часть леса и так называемую гору Сёдербергет, над рыбачьей гаванью. Последнее место стали обыскивать после того, как возникла мысль, что Харриет могла забраться туда, чтобы лучше видеть происходившее на мосту. Патрули направили также в Эстергорд и на другую сторону острова, в дом Готфрида, куда Харриет иногда наведывалась.

Однако поиски Харриет Вангер оказались тщетными и прекратились уже значительно позже наступления темноты, около десяти часов вечера. Ночью температура опустилась до нуля градусов.

Еще днем инспектор Морелль устроил штаб в салоне на первом этаже усадьбы, который Хенрик Вангер предоставил в его распоряжение, и провел ряд мероприятий.

В сопровождении Изабеллы Вангер он обследовал комнату Харриет, пытаясь выяснить, все ли на месте: недостающая одежда, сумка или что-нибудь в этом роде могли бы свидетельствовать о том, что девушка сбежала из дома. Изабелла Вангер помогала ему без особой охоты и, казалось, плохо представляла себе гардероб дочери. «Она часто носила джинсы, но они все похожи друг на друга» — вот все, что она смогла сказать. Сумочка Харриет лежала на письменном столе. В ней обнаружилось удостоверение личности, бумажник с десятью кронами и пятьюдесятью эре, расческа, зеркальце и носовой платок. После осмотра комнату Харриет опечатали.

Морелль провел допрос нескольких членов семьи и слуг. Все показания были тщательно записаны.