Чтение 10–й страницы книги ~Господин из завтра~

Марковна вознамерилась было снова пустить слезу, но, наткнувшись на мой взгляд, примолкла. Провожали меня в полном молчании. Причем во двор высыпали все обитатели особняка, включая поломоек и поварят. Под аккомпанемент шумного сопения домочадцев я и выехал со двора.

— Эй, Захар, давай гони на Мещерскую! — окликнул я кучера.

— Дык, барин, банк то на Рождественке стоит! — лениво ответил кучер, явно игнорируя приказ.

— Делай, что велят, козел, и без пререканий! — рявкнул я, отвешивая зажравшемуся халдею крепкий подзатыльник. Ошарашенный невиданным обращением, кучер хлопнул вожжами по крупу каурого смирного мерина. Тот, бедолага, видимо тоже не привык к такому. Дернувшись с перепугу, мерин взбрыкнул и потрусил неуверенной рысцой.

Мещерская улица была признанным «Бродвеем» Нижнего. На ней стояли самые большие и шикарные магазины, рестораны и трактиры. Прокатившись вдоль зеркальных витрин, яприсмотрел магазин одежды средней руки и велел Захару остановиться. На этот раз команда была выполнена беспрекословно.

Приказчиком в магазине (или по-нашему менеджером по продажам) оказался молодой человек с прилизанными жидкими волосиками и малюсенькими усиками, одетый в жуткий клетчатый кургузый пиджачок. "К такому пиджачку хорошо подойдет соломенная шляпа-канотье, — мельком подумал я".

При виде меня в глазах приказчика мелькнуло удивление, но он тут же взял себя в руки.

— Чего-с изволите, милостивый государь? Есть отличная ткань из Шотландии, есть Лионский бархат, есть… — затараторил паренек, расплывшись в самой любезной улыбке.

— Мне бы, уважаемый, модный журнал посмотреть, — хмуро буркнул я, представляя, что сейчас там увижу. На фоне этого ужасного пиджачка мой наряд выглядел… более уместным!

— Да, да, конечно! — немного смешался приказчик, доставая из-под прилавка стопку журналов. Нда… на наши глянцевые издания эти произведения местной полиграфии не походилирешительно, напоминая скорее толстые газеты. Но, тем не менее, картинки в них были, пусть и бледноватые, но цветные.

Предчувствие меня не обмануло — последние веяния мужской моды отличались крайней, на мой вкус, нелепостью. Коротенькие, чуть ниже пояса пиджачки, коротенькие, по щиколотку узкие брючки. Неужели здесь нет приличных костюмов? Тут я пожалел, что не внедрился в окружение Олега — по крайней мере, в мундире я выглядел бы по-человечески.

— Вот что, любезный, позови-ка своего хозяина! — мрачно сказал я, продолжая меланхолично листать журналы.

Офигевший приказчик кивнул и скрылся в подсобке. Не прошло и минуты, как передо мной нарисовался хозяин магазинчика — толстый лысый дядька, одетый в коричневый сюртук. Вид у него был недовольный — судя по тому, что он вытирал жирные губы кружевным платочком, я оторвал человека от еды.

— Так что вы хотите, сударь? — нелюбезно поинтересовался толстяк, окидывая меня оценивающим взглядом. Видимо мой вид заставил его усомниться в моей кредитоспособности, потому как следующая фраза прозвучала уже откровенно по-хамски: — мы тут шароварами не торгуем!

Я вскинул на мужика глаза и тут с толстяком произошла интересная метаморфоза. Он неожиданно побелел, хватанул открытым ртом воздух, в его глазах мелькнуло безмерное удивление, но удивление другого рода, нежели давеча у приказчика. Он явно меня узнал, вернее, узнал моё нынешнее тело.

— Ххосподи! — выдохнул он наконец. — Уважаемый Александр Михайлович! Что же вы сразу не сказали, что это вы? А то мой дурак, — пинок в бок изумлено пялившемуся на эту сцену приказчику, — прибегает и говорит, мол, какой-то мастеровой хозяина требует! Я выхожу, а здесь вы! Что вам угодно, Александр Михайлович? Всё, буквально, всё сделаем!

— Вот что, любезный…э… — я тщетно поискал в памяти Александра имя этого человека. Вполне естественно, что тот знал в лицо представителя богатейшей в городе семьи. Но вот представитель семьи видел его в первый раз.

— Фролов! Савелий Федотович Фролов! — радостно отрекомендовался хозяин. — К вашим услугам, милостивый государь!

— Вот что, любезный Савелий Федотович, — повторил я, — мне пришло в голову обновить свой гардероб. Что порекомендуете? Только не из этого ассортимента, — я брезгливо отодвинул журналы, — последние моды из Парижа мне не подходят. Что сейчас носят деловые люди?

Фролов оторопело пялился на меня минуты две. Всё это время в лавке висело гробовое молчание. Приказчик вообще не дышал, напоминая статую. Наконец в глазах Савелия мелькнуло понимание, он жадно облизнулся — обновить гардероб миллионера — это же приличный куш.

— Очень, очень хорошо! — счастливо возопил Фролов. — Я буду несказанно рад помочь такому человеку! Прошу, прошу вас, пройдемте в примерочную!

Из лавки я вышел спустя два часа, совершенно обновленным. Магазинов готовой одежды, в нашем понимании, здесь не существовало, поэтому с меня сняли мерку и тут же, на месте, раскроили ткани и наскоро, на белую нитку прикинули три костюма и сюртук. Окончательно вещи должны были быть готовы только завтра, но в мастерской уже висела готовая тройка, заказчик которой не потянул цены. Костюм был вполне приличный, из тонкой, темно-бежевой чесучи. Мне он сразу понравился, и портной за десять минут подогнал его по моей фигуре. Тут же на месте мне подобрали несколько рубашек и галстуков, две пары ботинок. К счастью, в примерочной было большое ростовое зеркало и мне удалось, наконец-то, как следует себя рассмотреть. Что ж… Я остался доволен новым приобретением — парень был довольно высокого роста, под метр девяносто, с широкими, хотя и костлявыми плечами. Мускулы действительно слабоваты, кожа на теле очень бледная, да еще и в мелких прыщиках. На лице тоже присутствовали прыщи — последствие неправильного питания. Я припомнил завтрак… Хм… если Александр так питался каждый день, то удивительно, что он еще пузо не отрастил. Видимо дело было в худощавой конституции. Волосы на голове были довольно длинными и малость спутанными — не любил парень причесываться. Бороденка же была откровенно смешной — три волосинки в шесть рядов, смех один. Заметив, что я недовольно морщусь, пытаясь расчесать пальцами густую русую гриву, Фролов заметил, что его приказчик уже давненько учится на парикмахера и вполне может помочь мне с прической прямо сейчас. Это меня порадовало, и я бестрепетно согласился стать жертвой куафюра-недоучки, справедливо рассудив, что хуже уже не будет. Прилизанный паренек подстриг меня достаточно умело, а также сбрил дурацкую бороденку, оставив лишь легкий пушок над губой — пародию на усы. Это я вовремя вспомнил, что в нынешнем благословенном веке мужчины с совершенно босым лицом не ходят.

От местного аналога бриолина я отказался, просто зачесал волосы назад. В итоге, все услуги обошлись мне всего в сто пятьдесят три рубля шестьдесят семь копеек, что меня несколько смутило. Из далекого будущего казалось, что цены были выше…

Плата за шитье была такой: сюртука — 8 рублей, брюк — по 2 рубля 50 копеек, жилет — 2 рубля, пиджаки — от 5 до 8 рублей. Плюс к тому стоимость тканей, из которых самая дорогая — чесуча — тянула всего на 1 рубль 15 копеек за аршин.

Мой внешний вид настолько изменился, что когда я сел в коляску, Захар, не узнав меня, лениво буркнул:

— Ну, куды, куды прешь?

— Под муды! — веско сказал я, отвешивая кучеру новый подзатыльник. — Вот теперь едем на Рождественку!

Морда у кучера стала… настолько своеобразной, особенно цвет, что я громко, в голос, расхохотался. Захар судорожно вздохнул, очумело мотнул головой и свистнул вожжами. Застоявшийся мерин неожиданно пошел галопом, а я удовлетворенно откинулся на спинку сиденья — фокус удался! Теперь и братец Иван Михалыч будет ошарашен, а с ошарашенным, выбитым из колеи купцом договориться будет проще!

Здание банка Рукавишниковых, так же как дворец на Волжском откосе, продолжает украшать Нижний и в XXI веке. Красивый двухэтажный дом в стиле "русского барокко". Со вкусом у Ивана Михайловича, в отличие от Сергея всё было в порядке. Впрочем, как и с умом. Он постоянно прокручивал сложные многоходовые сделки, спекулируя железом и солью. Рисковал, конечно, проигрывал, причем иногда на таких сделках терялись довольно крупные суммы. До полумиллиона включительно. Но чаще выигрывал. Жил Иван Рукавишников только интересами бизнеса. Я знал, что он приезжает в контору ни свет, ни заря, а уезжает домой только заполночь. Но, несмотря на подобный фанатизм в работе, труд его был непроизводительным. Деньги приносили деньги, только и всего. Железоплавильные заводы, поставленные патриархом Михаилом Григорьевичем, постепенно приходили в запустение. И я точно знал, что к 1890 году самый большой завод, стоящий в Канавине[70],полностью устареет и пойдет с молотка за смешную сумму в 5500 рублей. А к началу XX века спекуляции доведут семью до финансового краха. Допустить подобное развитие событий я не мог.

Я беспрепятственно прошел в контору, провожаемый равнодушными взглядами служащих. Кабинет брата находился на втором этаже. Перед кабинетом располагалась обширная приемная, где сидели два приказчика и помощник. Естественно, что никаких длинноногих секретарш-блондинок и в проекте не было.

При моем появлении все трое вскинули глаза на "нарушителя спокойствия". В глазах я заметил легкое удивление — не все посетители поднимались на второй этаж. Этого удостаивались только, говоря современным языком, VIP-персоны. Узнать во мне брата своего босса приказчики не могли — Александр вообще никогда не появлялся в этом месте. Но чесучовый костюм говорил, что носящий его — человек небедный (встречают по одежке!). Поэтому помощник, почти точная копия давешнего "менеджера по продажам", такой же прилизанный молодой человек с тонкими усиками, только одетый более консервативно, встал из-за стола и вежливо поздоровавшись, поинтересовался у меня целью визита.

— Любезный! — томным голосом начал я. — Доложите Ивану Михайловичу, что его хочет видеть брат Александр.

На лице секретаря не дрогнул ни один мускул. Только усики приняли почти вертикальное положение. Кивнув, молодой человек прошел в кабинет. Из-за неплотно закрытой двери донеслось:

— Что за глупые шутки?!! — братец не мог поверить в визит Александра. — Гоните в шею этого самозванца! Нет, погоди, я сам его с лестницы спущу!!!

Дверь рывком распахнулась и на пороге возникла тщедушная фигурка «братика» Ивана. Интересно, как с такой комплекцией он собрался меня с лестницы спускать? На грозном лике "старшего в роду" последовательно прошла целая гамма эмоций. Начиная от праведного гнева — к узнаванию и далее — до безмерного удивления. Я сполна насладился произведенным впечатлением.

— Ну, здравствуй, братец Иван Михайлович! — разрушил я милое очарование "немой сцены".

— Э-э-э-э-э-э! — только и смог выдавить Иван. Если бы небо обрушилось на землю или пошел дождь из лягушек, он бы удивился меньше. Приказчики, пораженные нетипичным поведением хозяина привстали из-за столов и пялились на «спектакль», раскрыв рты.

— Или ты, братец, не рад меня видеть? — кротко вопросил я.

— Сашенька? — зачем-то решил уточнить Иван.

— Он самый, Ванечка! — продолжая издеваться над банкиром, медовым голоском пропел я. — Во плоти! Пощупать хочешь?

— Э-э-э-э-э-э! — Похоже Ванин мозг, попытавшийся осмыслить нестандартную ситуацию, начал перезагружаться. Как бы он еще и форматирование не запустил!

— Может, пригласишь в кабинет? — я решил прийти на выручку Ивану. Тот только рукой махнул, мол, заходи.

В кабинете Ивана Михайловича можно было смело устраивать соревнования по игре в волейбол. От двери до рабочего стола расстояние составило (я считал!) 33 шага! Сам стол был размером с бильярдный. Сходство еще больше усиливала обивка из зеленого сукна. По внешнему краю этого шедевра столярного искусства шла низенькая деревянная балюстрада с причудливыми балясинами. Большую часть столешницы занимал грандиозный бронзовый чернильный прибор в виде двух римских колесниц.

Прямо над хозяйским креслом, резная деревянная спинка которого напоминала вычурные башни средневекового замка, висела большая, писанная маслом картина, изображавшая основателя ветви рода — "железного старика" Михаила Григорьевича. На противоположной стене с ним «переглядывался» ростовой портрет Его Величества ИмператораРоссийского Александра Третьего.

Усевшись на свое законное место, братец помолчал минуту, восстанавливая душевное равновесие, грубо нарушенное резкой сменой моего имиджа. Я в это время, вальяжно развалившись в гостевом кресле, делал вид, что любуюсь бликами солнца на носках своих лакированных туфель. Молчание затягивалось, но я совершенно не переживал по этому поводу — пусть первый ход сделает братец. Наконец Иван достаточно пришел в себя, чтобы задать осторожный вопрос:

— Что-нибудь случилось, Сашенька?

— Нет, Ванечка, совершенно ничего не случилось! — безмятежно ответил я, переводя взгляд с туфель на переносицу брата.

— Да, но… — Иван проглотил вопрос типа: зачем ты так вырядился? Закончил братец более округло: Но твой вид…

— А что такое? — деланно озаботился я, отряхивая лацканы пиджака от несуществующих пылинок. — Галстук криво повязан?

— Нет, но… — Иван снова замялся, пытаясь сформулировать свои мысли.

— Вот, что, братец Иван Михайлович… — мне надоело ломать комедию, и я решил взять быка за рога. — Мне нужны деньги!

— Так я ведь уже переводил тебе десять тысяч рублей в начале месяца!

— Ты меня не понял, Ванечка! — елейно ответил я. — Мне нужны ВСЕ мои деньги!

— Но… но… зачем?!! — Ивана чуть удар не хватил.

— Да вот, решил самостоятельно заняться торговлишкой, по примеру батюшки нашего, — выразительный взгляд на портрет предка.

— Но ты же… — концовка вопроса повисла в воздухе.

— … ничего в этом не понимаю? — закончил я.

— Да! — буквально выдохнул Иван.

— Ничего, Ванечка, — кротко сказал я. — Как-нибудь разберусь! А теперь вели принести бухгалтерские книги. Я хочу посмотреть текущее состояние дел.

Это требование окончательно добило Ивана Михайловича. И без того тщедушный, он словно стал в два раза меньше.

— Э-э-э! Это сейчас невозможно! — проблеял Иван. — Они… они сейчас у аудиторов! Точно, они у аудиторов! На проверке!

Врет! — убежденно подумал я, а вслух сказал:

— И когда эта… проверка закончится?

— Через неделю! — неуверенно сказал Иван.

— Даю тебе два дня! — твердо сказал я, вставая. — Послезавтра с утра чтоб книги были в этом кабинете. И не вздумай подчищать — я всё равно обнаружу! И учти — по моим самым скромным прикидкам общий капитал нашей семьи составляет около 16 миллионов рублей. Из чего можно высчитать, что на мою долю приходится четвертая часть.

— Седьмая! — быстро сказал Иван.

Опять врет! — констатировал я, а вслух язвительно спросил:

— Да неужели? Сестрички вышли замуж, и их доля была выплачена в качестве приданого! Ты на этом хорошо нагрел рученьки — вместо 2–3 миллионов, выплатил по пятьсот тысяч, да и то большую часть акциями компании. Братец Сереженька забрал свою долю, которая на тот момент составляла 2900000 рублей ассигнациями, сразу после смерти батюшки и уже успел потратить половину. В деле остались только ты, я, братец Мишенька и братец Митрофанушка.

Иван Михайлович, словно громом пораженный откинулся на спинку кресла. Если бы с ним вдруг заговорил его письменный прибор, он бы воспринял это спокойней, чем вид «дурачка» Сашеньки, спокойно рассуждающего о семейном капитале!

— Но как?… Откуда узнал?… — забормотал себе под нос Иван, позыркивая на меня из-под нахмуренных бровей.

— Обидно, братец, что вы меня за мальчика держите! Братику Митрофанушке ты по сотенке тысяч в месяц платишь! — я подпустил в голос обидку.

— Но если дело только в этом… — попробовал ухватиться за соломинку Иван. — Скажи, сколько ты хочешь!

— Я уже сказал! ВСЁ! Понимаю, что капитал вложен в дело и свободных денег у тебя нет. Готов половину взять акциями компании, четверть отдашь натурой — Канавинским железоплавильным заводом. А уж миллиончик, извини, ассигнациями! — твердо сформулировал я. Уже повернувшись к двери, я бросил через плечо: — Два дня у тебя есть, послезавтра утром жди!

Я был на сто процентов уверен, что братец Ванечка непременно попытается что-нибудь в бухгалтерских книгах подчистить. К счастью, в этом благословенном веке еще не додумались до "двойной бухгалтерии"! А, попытавшись подчистить — непременно выдаст себя. В своей способности обнаружить подлог я нисколько не сомневался. Недаром в своей родной фирме я благополучно «пережил» двух вороватых главбухов, аудиторскую проверку и "конкретный наезд" Налоговой службы, чуть было не превратившийся в "маски-шоу".

Вернувшись домой, я еще на крылечке столкнулся с нянькой.

— Господи! Да на кого ты стал похож! — с ходу запричитала Марковна. — Истинно говорю — не доведет до добра твое поведение, Александр Михайлович! Сначала платье немецкое, потом дурман-трава, а там и до винопития дело дойдет!

Рассмеявшись словосочетанию «дурман-трава» (знала бы старушка, ЧТО мы в XXI веке вкладываем в эти слова!), я небрежно отодвинул Марковну с прохода и вошел в дом, кратко отдав приказ:

— Умываться и ужинать!

Нянька тут же заткнулась и порскнула куда-то в глубину дома. Вскоре уже оттуда стал доноситься ее пронзительный визг — слуги в доме были ленивы и нерасторопны. Эх, все-таки придется мне их построить в три шеренги и заставить строем ходить!

Зверски хотелось под душ, но, покопавшись в памяти реципиента, я вдруг с ужасом понял, что в доме даже водопровода и того не было. Так, а баня? Баня была, но чтобы протопить ее необходимо много времени. Сегодня попариться не получится… Из всех гигиенических процедур мне было доступно только умывание. Хотя… попросив няньку принести еще два кувшина с водой, мне удалось-таки помыться до пояса.

Нда… Это станет серьезной проблемой! — подумал я, растираясь накрахмаленным до каменной твердости полотенцем. Этак я грязью зарасту по самые… помидоры. Человекуиз XXI века, привыкшему два раза в день принимать душ, здесь будет нелегко. Ладно, устройство санитарно-гигиенических удобств оставим на потом.

Ужин откровенно разочаровал. Опять пироги четырех сортов, те же каши в ассортименте, морсы, компоты и чай. Единственным разнообразием послужили щи из кислой капусты, которых утром не было. Так… с гастрономической проблемой тоже придется бороться.

После ужина я прошел в так называемый «кабинет», хотя никакой осмысленной деятельностью Александр сроду не занимался. Мне необходимо было записать несколько тезисов и я начал искать в кабинете перо и бумагу. Тщетно. Память Сашеньки услужливо подсказала, что последний раз пачкать свои белые рученьки чернилами ему довелось еще в гимназии. А посему перо и бумагу он не держал.

Я позвал няньку и потребовал необходимые предметы у нее. Как она на меня взглянула! Ну, всё! Качусь по наклонной! Мало того, что костюм «немецкий» нацепил, так еще и писать собрался! Да, недалеко уже и до курения с выпивкой! Пока я тихо хихикал над ней, Марковна принесла искомое. В романе "Собака Баскервилей" Шерлок Холмс упоминает,что собственные перо и чернильницу редко доводят до плохого состояния. Здесь и сейчас был как раз тот самый редкий случай. Чернильница загажена так, что на неё страшно смотреть, перо чуть ли не расщеплено. Бумага оказалась самой дешевой из писчих, почти оберточная. Сделав на будущее еще одну зарубку в памяти (скоро там живого места не останется!) — сменить письменный прибор, я с трудом разместился за крохотным кофейным столиком, положил перед собой лист бумаги и аккуратно выписал столбиками:

1. Бензиновый двигатель — Даймлер и Майбах — 1883 год

2. Паровая турбина — Парсон — 1883 год

3. Пулемет — Хайрем Максим — 1883 год

4. Гидравлический пресс — Витворт — 1884 год

5. Пневматические шины — Данлоп — 1885 год

6. Радиотелеграф — Герц — 1886 год

7. Электролиз алюминия — Эри — 1887 год

8. Роторное бурение — Атчинс — 1889 год

9. Автомобиль — Даймлер и Майбах — 1891 год

10. Дизельный двигатель — Рудольф Дизель — 1893 год

Да, прав был Иосиф Виссарионович, прав! Кадры действительно решают всё! Еще во время подготовки к перемещению я понял, что совершенно необязательно запоминать чертежи, если уже на месте ты можешь нанять изобретателя. Главное — обеспечить ему необходимые условия работы, включая производственно-техническую базу. А для тех изобретений, что будут сделаны только через десятилетия, вполне можно просто подкинуть идею нужным людям. Пусть даже они и воспользуются в результате подброшенной идеей немного по-другому.

То, что три изобретения из списка датируются прошлым годом, меня не смущало — это были испытания прототипов. Ведь более-менее работающий двигатель Даймлер с Майбахом создадут только в 1885-м. А Парсон доведет свою паровую турбину до ума к началу 1886-го. У того же Хайрема Максима в прошлом году проходил испытание образец больше похожий на пушку, что по весу, что по размерам, что по калибру. А Дизеля можно вообще пока не трогать — ему сейчас всего 26 лет и о двигателе имени себя он еще не помышляет. Вот годика через два…

На следующее утро Марковна, строго предупрежденная мною накануне, вошла в спальню, предварительно постучав и дождавшись разрешения. Поэтому она не видела моих занятий физкультурой, а то бы опять подняла вой, на этот раз из-за «дрыгоножества» и «рукомашества». Теплой воды принесли аж четыре кувшина, и я кое-как помылся полностью, стоя в тазике.

Поскольку бритвенный станок, впрочем, как и зубная щетка, а также масса других необходимых мелочей в доме отсутствовали, то я решил сегодняшний день посвятить шопингу. После завтрака я велел закладывать коляску. Напуганная переменами дворня больше не обсуждала моих приказаний. Даже толстозадый конюх Захар, получивший накануне десяток крепких подзатыльников, проявил недюжинную прыть.

Не успел я одеться к выходу, как запряженная коляска уже ждала меня у крыльца. Я снова двинул на Мещанскую. Перво-наперво заглянул в лавочку Фролова. Савелий Федотович порадовал меня сообщением, что первый из заказанных костюмов уже готов. Это была сюртучная тройка из тончайшего аглицкого сукна снежно-белого цвета. Почти точная копия костюмчика, в котором Никита Михалков распевал "Мохнатого шмеля".

Но к костюмам еще нужно подобрать сорочки, ботинки, галстуки. Вчера-то я взял всего по паре. Да и еще кучу другой мелочевки, отсутствие которой серьезно сказывается на имидже делового человека — запонки, булавки, часы с цепочкой и брелоками. И это не считая белья, чулок (носки еще не изобрели), носовых платков и шляп! Прикинув мысленно список, я ужаснулся! Да мне в неделю всего не собрать! И память Сашеньки не поможет — он в галантерее еще меньше меня понимал. И тут мой взгляд упал на того самого молодого приказчика, что поразил меня вчера своим кургузым пиджачком. Вот тот человек, что поможет мне в нелегком деле покупки барахла!

— Как зовут? — угрюмо спросил я.

— Т-т-тихон! — испуганно квакнул приказчик.

— Ты что, заика? — прикололся я.

— Да! — с готовностью подтвердил Тихон. — Ой! То есть, никак нет!

— Так почему заикаешься? — продолжил я развлечение. Эх, мне бы еще рекомендовать ему вырабатывать "громкий командный голос"! Так не поймут — не по военной части паренек, а до съемок культового фильма «Офицеры» остается восемьдесят лет!

Впрочем, паренек оказался понятливым:

— Разрешите рекомендоваться: Тихон Лукич Мосейков! — именно "громким командным голосом" доложил приказчик.

— Молод ты еще для "Лукича"! — в этот момент я как-то подзабыл, что мой носитель — ровесник этому парню. — Но боек! Мне нужна твоя помощь! Савелий Федотыч! — я повернулся к хозяину лавки. — Отпустите Тихона со мной на пару часиков — по магазинам пробежаться?

— Конечно, конечно! — кивая, пробасил Фролов. — Да хоть на весь день!

И он оказался прав — именно целый день наш «шопинг-тур» и занял. Мы несколько раз нагружали коляску свертками и коробками доверху, и Захар отвозил «добро» домой, пока Тихон не подсказал, что доставку вполне возможно заказывать. Надо только оставить хозяину магазина или лавки адрес и мальчишка-посыльный принесет твою покупку раньше, чем ты сам окажешься дома. Обманывать покупателей, подменяя товар или вообще «забывая» о покупке, здесь еще не научились. Через полчаса нашего поступательного движения по Мещанской пронесся слух, что купец-миллионщик скупает всё, что видит. Хозяева магазинов бросали свои конторки и выходили на мостовую, чтобы лично встретить мой экипаж. Вокруг начинали крутиться молодые продавцы, наперебой предлагая «посмотреть», "примерить", «подобрать». У меня сразу начинало рябить в глазах от разноцветных тканей. Спасал только Тихон — он рассекал процесс, словно ледокол весенний лед, безошибочно указывая на разные недостатки товара и непременно замечавшего достоинства.

— Вот смотрите, Александр Михалыч, полотно батистовое голландское, тонкое, как паутинка! — шептал он мне на ухо. — Отлично подойдет для нижнего платья. Но здесь мы его брать не будем! Агашин, жидовская морда, по три рубля за штуку[71]ломит, а вот в лавке напротив, у Егора Просейкина за то же самое полотно мы два с полтиной отдадим!

Известность начала приносить свои первые плоды — в третьем по счету магазине с меня не взяли денег на месте, сказав, что я вполне могу отдать «потом». Дальше такие предложения пошли косяком, но я всё равно записывал карандашом в небольшой блокнотик (подаренный мне тут же по случаю) все расходы, стараясь, чтобы они не превысили бюджет. Но до полной выборки лимита было еще далеко. Я не уставал поражаться низким, с моей точки зрения, ценам.

Полный мужской костюм для повседневного ношения можно было приобрести за 10–20 рублей. Брюки отдельно — полтора-два рубля. Костюмы на заказ, да еще и из импортных «заморских» тканей стоили, конечно, дороже, но и их цена не зашкаливала за 80-100 рублей. Женские платья индивидуального пошива шли по 50–70 рублей, категории «Люкс» — 150–300 рублей. Но простой дамский жакет 5-15 рублей, юбка — 2–3 рубля. Пальто драповое или бобриковое на вате — 9-12 рублей, пальто на барашковом меху — 18–30 рублей.

А на продукты цены, в сравнении с 21 веком, так и вообще были смешными!

Фунт[72]пшеничной муки — 6 копеек, ржаной — 3 копейки. Фунт хлеба "ржанаго, простаго, чернаго" — 2 копейки! Ситник по 6 копеек за фунт! Сливочное масло — 35 копеек за фунт, подсолнечное — 18 копеек, сметана — 20–25 копеек, бутылка[73]молока — 8 копеек, десяток яиц — 20 копеек. Грибочков маринованных — 15 копеек за фунт! Даже мясо и рыба не входили в категорию "недоступных продуктов": говядина высшего сорта — 17 копеек, свинина — 12 копеек, телятина — 20 копеек за фунт! Фунт стерляди — 15 копеек, лососины — 35 копеек, осетрины — 30 копеек. А картошка так и вообще летомшла по 1 рублю за мешок!

Было даже как-то удивительно, что в это же время гуляки разных сословий умудрялись просаживать на пьянки тысячи рублей! Это сколько же водки надо выпить?!! Или вралинам историки?

По ходу дела у меня возникла одна идея — а не нанять ли мне Тихона камердинером? А что? Молод, умен, отлично разбирается в шмотках, да еще и парикмахер! По-любому он сможет лучше Марковны ухаживать за формируемым гардеробом. Идею эту подсказал сам Тихон, спросив, после покупки шелковых сорочек, не сожгут ли при глажке мои домашние тонкую ткань. Вспомнив тронутые артритом руки Марковны, я понял — сожгут!

В обеденном перерыве мы по рекомендации Тихона взяли столик в ресторане «Светозар», где во время посещений Нижнего любил откушать Шаляпин. Выпив по рюмке настоянной на лимонных корочках водки, мы, следуя заветам профессора Преображенского, неспешно закусили горячими севрюжьими котлетками. Затем последовала наваристая уха «по-архиерейски», расстегаи с телячьим мозгом, а на десерт засахаренная дыня. Затем нам предложили кофе и сигары. Тихон кофе выпил, а от курева отказался. Я же не удержался, хотя зарекался в новом теле не курить, и взял сигару, оказавшуюся гаванской «Короной» ручной «сборки». Попыхивая ароматным дымом (девственное Сашенькино горло драло немилосердно, хотя курил я не затягиваясь!), я спросил у официанта коньячку. Принесенный напиток превзошел все мои самые смелые ожидания! Коньяк оказался российского производства, марки, что погибла в революцию — Шустовский. Его действительно хотелось смаковать во рту, чувствуя, как он испаряется на языке, оставляя тонкое приятное послевкусие. Эх, пивал я в «старой» жизни разные коньяки, в том числе и очень дорогие, но этот… Этот мог поспорить с лучшим «Хеннеси» пятидесятилетней выдержки, хотя сам был всего лишь пятилетним. В чем тут секрет? Сорт винограда? Купаж? Местность, где произрастали дубы, отдавшие древесину на бочки. А может всему винойэкология? Ведь как не старайся, а на почве, впитавшей соли тяжелых металлов, да под небесами, закопченными выхлопами миллионов автомобилей хороший виноград не вырастишь!

Вот под этот божественный коньячок я и выкатил Тихону предложение, от которого он, вопреки законам жанра отказался.

— Спасибо за лестно предложение, Александр Михалыч, но… — Тихон запнулся. — Только не могу я. План у меня есть и нарушать его не хочу. Я сейчас у Савелия Федотовича за правую руку, а вскоре он расширяться собирается, так на этой лавке я старшим останусь. Поднакоплю деньжат и в Москву! Я здесь на парикмахера учусь, чтобы потом продолжить обучение в салоне мусье Ришара. А уж выпускник его «академии» может потом в любой салон поступить. А куафюры получают…

— Погоди! — прервал я изложение жизненного плана Мосейкова. — А в финале то что?

— Хочу свой салон открыть! Назову его "Салон красоты"! — с энтузиазмом воскликнул Тихон.

— Так я твоей карьере мешать не буду! — сказал я. — Поработаешь у меня пару лет — хватит денег на два салона!

— А умение? Навыки? — удивленно приподнял брови Тихон. Мол, что же я такие простые вещи объясняю.

— Да на заработанные денюжки ты сможешь этого мусье… как там его? Ришара? Его случайно не Пьер зовут? Жиль? Так вот, ты сможешь этого Жиля Ришара полотером в свое заведение нанять! Или главным консультантом — на твой выбор!

— Так какое же вы собираетесь мне жалованье положить? — опешил Тихон, за несколько секунд прикинув в уме стоимость салонов и плату именитому парикмахеру.

— 1000 рублей в год! — озвучил я сумму. Выстрел был практически наповал — армейский поручик получал в месяц 80 рублей.

Тихон задумался. Не каждый день просчитываешь последствия резкого изменения тщательно продуманных планов. Меняешь размеренное поступательное движение на прыжокс трамплина, позволяющий разом проскочить большой кусок отмерянного пути. А не окажется ли этот трамплин хлипким, не лучше ли твердая дорожка под ногами? К чести Мосейкова — соображал он быстро, да и авантюрной жилки был не лишен. Уже через минуту он поднял глаза от узора на скатерти и, твердо глядя на меня, сказал:

— Я согласен, Александр Михалыч!

Так у меня появился первый самостоятельно выбранный сотрудник. Этим же вечером я дал расчет кастелянше, трем прачкам (из пяти), двум гладильщицам и одной белошвейке. Узнав о таком количестве бесполезного персонала я пришел в ярость, чем полностью подавил сопротивление Марковны. На увольнение работниц она только вздохнула. Еще бы ей не вздыхать — развела дармоедов. И ведь прикармливает земляков из своей деревни!

Получив солидное внушение и обещание "пересмотреть штатное расписание" на предмет дальнейшего поиска ненужных людей (очень сомневаюсь, что для обслуживания особняка площадью в двести метров нужно три десятка человек), Марковна стала тише воды, ниже травы и совершенно безропотно восприняла переезд в отдельную комнату мансарды Тихона Мосейкова.

Глава 4Рассказывает Дмитрий Политов

На следующий день я встал рано. Отработал полный комплекс своей обычной утренней гимнастики. Новое тело слушалось плохо, да и силушка… Вместо трех подходов по пятьдесят отжиманий удалось выжать два подхода по пятнадцать! То же самое было и с приседаниями. Про пресс я вообще умолчу. Но мышцы я разогрел, да и суставы слегка поразмял. Погоняв себя до обильного пота, я помылся в небольшой медной ванне, венцу вчерашних покупок (правда воду все равно нагревали в котле на кухне и таскали кувшинами). Тихон побрил меня золингеновской бритвой, подравнял, расчесал и уложил волосы. На этот раз завтрак был легким — хватит с меня излишеств! Мосейкова я посадил с собой за стол, чем вызвал недовольство Марковны, проявившееся, впрочем, только поджатием губ. После завтрака я почистил зубы новомодной аглицкой зубной щеткой (корпусиз сандалового дерева и натуральная конская щетина!) и прополоскал рот какой-то ароматной эссенцией, купленной исключительно по настоятельной рекомендации Тихона. Затем Мосейков подал одежду "на выход". Для поездки в контору брата я надел ту самую эффектную сюртучную тройку белого цвета. Шелковый галстук украсила золотая булавка с крупным «брульянтом», запонки, тоже золотые, были размером с пятачок. Довершением ансамбля «купец-миллионщик» стали карманные часы. Естественно, золотые с золотой же цепочкой поперек пуза. Сияя, как новогодняя елка, я уселся в коляску, наказав няньке слушаться Тихона во всем, что касается гардероба. Им сегодня предстояла разборка созданных вчера запасов (купленные накануне вещи мальчишки-посыльные тащили до сих пор!).

Мое повторное появление в конторе брата вызвало настоящий ажиотаж. На этот раз служащие были хорошо осведомлены, кто явился на прием к хозяину и, скорее всего, знали, зачем я явился. Пока я шел через нижний зал, провожаемый тремя десятками пар глаз, в помещении стоял гул, словно от работающего на пределе трансформатора — клерки перешептывались, обсуждая мои перспективы на лидерство.

Когда до лестницы на второй этаж оставалось несколько шагов, мою траекторию торопливо пересек вихрастый паренек в черных нарукавниках. Он как-то нарочито неловко выронил папку с бумагами прямо мне под ноги, да так «удачно», что листочки легли широким ковром, полностью перекрыв подход к лестнице. Громко ойкнув, паренек принялся собирать бумаги. Я молча стоял, ожидая, когда мне освободят дорогу. В какой-то момент я заметил, что паренек подмигивает мне. Я наклонился, делая вид, что хочу помочь.

— Александр Михалыч! Не ходите туда! — одними губами произнес клерк.

— Что такое? — так же шепотом поинтересовался я.

— Ваш брат хочет объявить вас сумасшедшим. Он какого-то доктора вызвал, тот в кабинете дожидается, — объяснил парень, зорко оглядываясь по сторонам. — А на случай, если вы заартачитесь — в приемной четыре амбала[74]ждут!

— Спасибо, братишка! — прошептал я в ответ, разгибаясь, а вслух громко сказал недовольным тоном: — Экий ты неловкий! Я на тебя брату пожалуюсь! Как зовут?

— Кузьма Григорьев, милсдарь! — старательно изображая испуг, проблеял мой нечаянный доброжелатель.

— Ладно, иди, работай! — брюзгливо сказал я, незаметно пожимая парню руку.

Ну, что же, Иван Михалыч? Вы хотите играть грязно? Эх, не знаете вы, дорогой, что такое ПО-НАСТОЯЩЕМУ грязная игра! К вашему счастью не жили вы в России девяностых годов XX века! Я хотел по-хорошему, тихо, семейно… Вы, братец, решили поступить иначе. Так бог вам судия! Пеняйте на себя!

Твердой походкой поднявшись в приемную, я, мило улыбаясь, поздоровался с помощником и доверенными приказчиками Ивана Михайловича. Тут же, в приемной, топтались четыре здоровенных мужика. Трое усиленно делали вид, что наслаждаются видом из окна и только один, чернявый с явной примесью цыганской или кавказской крови смотрел прямо на меня. Я глянул на них только мельком, чтобы не насторожить. Но характеристики срисовал полные, так что в любой момент мог записать любой параметр ТТХ[75]этих "боевых роботов".

Самым опасным из всей четверки являлся именно чернявый мужик, напоминающий артиста Волонтира[76].Габаритами он уступал своим товарищам — те были простыми увальнями, весом под сто пятьдесят килограммов, опасными только при жестком захвате, или при контакте лица с их кулаком. А «Цыган», судя по умному колючему взгляду, мог быть еще и неплохим тактиком. Да и его движения… Отлепившись от подоконника, он плавно перетек из одной позы в другую, словно ртуть. Значит, бой будет интересным! Эх, давно я не брал в руку шашку…

Не удержавшись от озорства, я, незаметно от окружающих, показал «Цыгану» кулак. В глазах чернявого мелькнуло понимание, он мгновенно догадался, что я знаю причину появления здоровяков в приемной. Снова обманчиво-плавно поменяв позу, «Цыган» ощерился, демонстрируя полный набор острых белых зубов. Улыбочка была одновременно озорной и угрожающей. Мол, посмотрим, кто — кого!

Кстати, наличие полного комплекта зубов — добавочный плюс к его ТТХ. Это говорит о том, что серьезно по морде ему еще не прилетало. Значит ловкий, черт! Нет, есть, конечно, небольшая теоретическая вероятность, что он вообще никогда в драках не участвовал. Но это вряд ли, как говорил товарищ Сухов.

Без стука и доклада (секретарь-помощник сделал вид, что чрезвычайно занят перекладыванием бумажек) я вошел в кабинет. Здесь меня ждала теплая компания. Кроме Ивана Михайловича "комитет по встрече" включал братьев Михаила и Митрофана. Значит, старший братик решил, что без свидетелей не обойтись. Серьезно подготовился! Ведь Михаила пришлось вызывать из Бора[77]!

Четвертым участником предстоящего спектакля, призванным сыграть первую скрипку, был дородный господин в полосатом темно-коричневом костюме. Мясистое лицо, с постоянным брезгливым выражением, чисто выбрито, только на раздвоенном подбородке оставлена узкая бородка-эспаньолка. Маленькие поросячьи глазки, прищурившись, смотрят через стекла золоченых пенсне.

— Здравствуйте, господа! — бархатным тоном голосом сказал я. — Мишенька! Давно не виделись! Как жена? Дочки?

Братья синхронно кивнули, разглядывая меня со странным выражением на лицах. Естественно, они знали со слов Ивана, что я несколько изменился, но, видимо, не ожидали, что настолько. Затем Михаил смущенно отвернулся, а Митрофан нагловато подмигнул. Инициативу начать разговор они предоставили Ивану.