Чтение 15–й страницы книги ~Ночь накануне~

Кажется, он ее не очень внимательно слушает. Пялится в зал, словно ищет в потемках кого-то, но не может никак отыскать.

— Что?! — не поворачиваясь, переспросил он.

— Учусь здесь! В педагогическом! — разволновавшись, Катя перепутала высшие учебные заведения.

— На учителя?!

— Нет, на юриста!.. А ты чем занимаешься?

— Писатель я! Фантаст! — по-прежнему не оборачиваясь, ответил Артур.

Везет ей, однако, сегодня. Сценаристы, писатели. Наверно, тот, из Москвы, был поэтом.

— Прикольно! Ты здесь в первый раз?!

— В первый! А ты не в первый?!

— Нет! Тут классно!

Ничего классного, как уже было сказано, Катя в «Убежище» не находила, но ответила так, памятуя совет Ленки. И, похоже, подруга была права, ибо Артур тут же обнял Катю за талию и придвинул к себе.

— Слушай! — Он закричал ей прямо в ухо. — Мне тут друга одного найти надо! Гариком звать! Его папаша этот клуб держит! Ты же здесь всех знаешь! Не покажешь?!

Катя знала здесь далеко не всех, вернее, никого не знала. Но кто такой Гарик и как он выглядит, представляла. Во время первого похода в «Убежище» Ленка показала его. Она мечтала заманить его в свои ажурные сети, но безуспешно. Когда полчаса назад Катя возвращалась из туалета, видела Гарика в соседнем зале. Или человека, похожего на Гарика. Без очков она не дала бы ста процентов гарантии. Гарик шептался с какой-то малолеткой.

— А зачем он тебе?! — Катя в свою очередь обхватила парня за торс и крепко сжала футболку.

— Предложение есть! Коммерческое! Долго объяснять! С меня еще коктейль! — Артур сделал знак продиравшейся сквозь толпу официантке. — Девушка, два коктейля!

— Каких?

— На ваш вкус!

Официантка кивнула и устремилась к стойке.

— Он в том зале сидел! — показала Катя.

— В светлом пиджаке, да?!

— Нет! В кожаном! Черном!

— Точно?!

— Конечно! — Катя решила не метаться, вспомнив слова отчима, что менжеваться в ответственный момент гораздо хуже, чем уверенно ломать не ту дверь.

— Давно приехал?!

— Не знаю! Я только что пришла!

— У него «порш», да?

— Да! Желтый!

Этим «поршем» Ленка прожужжала Кате все уши. И даже во сне она иногда кричала: «Порш»! «Порш»! Желтый «порш»! А, проснувшись, плакала.

Артур оторвал Катину руку от футболки:

— Подожди, я сейчас… Потороплю с коктейлем…

Но пошел не в сторону бара, а в соседний зал.

— Куда же ты, Юра?!

Новый знакомый скрылся в тумане. Катя не побежала за ним. Конец света концом, но и собственное достоинство должно быть.

Девушка-официант принесла два коктейля в конусных стаканах, окантованных сахарным песком. Трубочка, лимончик, льдинки.

— Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

От коктейлей пахло мятой. Катя осторожно взяла соломинку в рот, но пить не стала, вспомнив суровое лицо отчима. «Не алкоголь выбирает жертву, а жертва алкоголь».

«Послушайте, папа! Я уже взрослая! Хватит изводить меня своими нотациями! Подумаешь, коктейль!»

«Муравью и капля — море».

«Сам ты муравей!»

Незримый спор продолжался пять минут. Когда же Катя решилась на первый глоток, со стороны туалета раздался громкий хлопок, словно лопнуло колесо машины. Музыка в этот момент стихла, поэтому хлопок услышали даже в дальнем зале. Все, словно по команде «Равняйсь!», повернули головы.

Спустя несколько секунд из малого зала выскочил Артур. Кате показалось, что в руке он держал предмет, похожий на пистолет. Вышибала, бросившийся было ему наперерез,получил рукояткой в нос и рухнул под столик. Больше никто не рискнул встать на пути человека в бермудах, и он без труда выбрался из клуба.

«Боже мой… Да это же… Это же киллер!!! Настоящий киллер! Убивший сына хозяина! А я… Я сама показала на него! Я — сообщница! И теперь…»

Вполне логичная мысль пронеслась в голове быстрее пули.

«Что там с концом света, еще непонятно, но в тюрьму меня посадят точно! С кем он стоял за столиком?! С Катей! С кем шептался?! С ней же! Кому, блин, коктейль заказывал?! И ничего не докажешь! Потому что отчим сказал как-то: ты ничего не должен доказывать. Доказывать должны они. И они это, черт возьми, умеют!»

Надо бежать! Пока охранники не пришли в себя! Ее не найдут, ее здесь никто не знает! Да что же сегодня за ночь такая?!

…На улице, когда она остановилась, чтобы отдышаться, ей стало ужасно стыдно. Ведь она не заплатила за целых четыре коктейля. А они, наверное, были страшно дорогими ивкусными…

Катя вернулась в свою комнату. На тахте лежала «Ночь Накануне». Она взяла книгу и зашвырнула ее под тахту, где когда-то нашла.

«Все вранье…»

Упала на тахту лицом в подушку.

«Основатель… Я ничего не смогла, у меня ничего не вышло… Но я очень хочу жить… Даже безо всякой романтики… Пожалуйста, не убивай нас. Ты разве судья, чтобы казнитьили миловать? А отчим говорил, что виновным человека может признать только суд. Если, конечно, не заплачено… Но если ты судья, тогда будь справедливым. Нет… Милосердным… Ведь любой может ошибиться… И потом… Нельзя лишать жизни только за то, что не знаешь своего предназначения.

Пожалуйста, пожалей нас безо всяких доказательств… Пожалуйста…»

И она тихонько заплакала…

Кейт вернулась в палату. Она уже ничего не боялась… Эта ночь заменила ей целую жизнь. Кейт познала любовь, ревность, радость встречи, горечь потери, необратимость случившегося… Она поняла, что иное мгновение стоит целой жизни, а время может быть настолько плотным, что за пару часов удается испытать такую остроту чувств, которую большинство людей не испытает и за десятки лет. И что можно стать счастливым даже за день до смерти.[5]

Теперь она знала: судьба обошлась с ней гуманней, чем со многими, — оборвав все на самом пике, лишив ее обыденности и серой суетливости будней, которые неизбежно следуют за любым праздником. И за праздником чувств — тоже.

И ей было совсем не страшно умирать, ибо она прожила жизнь не напрасно.

Она легла на больничную койку, закрыла глаза и улыбнулась…

Глава шестая

СИНОПТИК

Ущербность оперативных сотрудников секретных служб заключается именно в том, что сами они своей ущербности не замечают.

«Синоптик, тебе нет необходимости дописывать это письмо, его не успеют прочесть…»

Какого черта?

Синоптик отдернул пальцы от клавиатуры, будто за долю секунды она раскалилась до обжигающей металлической красноты.

Какого черта…

Нашли тоже время.

Оборачиваться он не стал — прежде следовало сообразить, какой именно первой реакции ожидают от него проверяющие. А потом уже поступить соответственно.

В том, что это очередная дурь, сомнения не было какая-нибудь идиотская проверка на лояльность, затеянная службой собственной безопасности или инспекцией по личному составу.

Ничего удивительного.

Немного обидно, конечно, когда копаются в том, что ты привык считать своей личной жизнью, — но таковы издержки профессии. Не нравится — снимай погоны и ступай, как говорили раньше, в народное хозяйство…

Синоптик перевел взгляд на тревожно застывший экран монитора.

Помнится, давным-давно на психологических тестах при поступлении в органы безопасности кандидату обязательно задавали вопрос: «Верите ли вы, что за вами могут наблюдать из телевизора?» Ответишь «да» — могут посчитать потенциальным параноиком с манией преследования. Ответишь «нет» — того и гляди прослывешь ограниченным типом без оперативного воображения.

А теперь…

Ох уж эти современные средства технического контроля — и так ими уже все стены в городе утыканы снизу доверху. Гвоздя вбить некуда без риска угодить в микрофон илискрытую видеокамеру.

Хотя интересно все-таки, когда именно эти ребята успели «зарядить» его кабинет и персональный компьютер? Разрешение на подобные мероприятия могло быть получено только на самом верху. Значит…

Может быть, имеет смысл прервать соединение?

Синоптик положил ладонь на теплый пластиковый бочок компьютерной мыши, и как раз в этот момент на экране высветился вопрос:

«Основатель, если я правильно понял, ты демонстрируешь каждому из нас свою осведомленность?»

«Да».

…В следующее мгновение не произошло ничего.

И все-таки мир, окружавший Синоптика, уже не был прежним — он отличался от самого себя так, как отличается темное облако перед грозой от своего же собственного отражения в лесном озере.

Синоптик заставил себя оторваться от монитора.

На столе перед ним, слева, рядом с клавиатурой белел девственно-чистый лист бумаги. Синоптик сам положил его на привычное место, прежде чем зайти в чат, — и прекрасно помнил, для чего это было им сделано, однако…

На белоснежном бумажном листе начали медленно, как в проявителе для фотопленки, проступать, строчка за строчкой, слова, которые он еще только хотел, но так и не успел написать:

«…Пойми, сынок, в этом мире никто ничего тебе не должен. Хороших людей, конечно же, больше, чем плохих. Но даже они любят тебя меньше, чем себя… Хороших людей много, но еще больше — никаких. И я хочу, чтобы ты был готов. Готов к тому, что тебя будут предавать, будут бить по самому больному, посмеются над твоей одеждой, фигурой, лицом,походкой, посмеются над чувствами… Я хочу, чтобы ты был готов к хамству, равнодушию, к голоду и нищете… Сынок, в этой жизни недостаточно одной светлой головы. У головы должны быть острые, крепкие зубы…»

Еще пять минут назад Синоптик ни за что не поверил бы, что волосы на голове могут шевелиться.

Привычная шариковая ручка лежала рядом с листом бумаги — и, судя по всему, не имела ко всему происходящему ни малейшего отношения.

— Твою мать… — Как ни странно, больше всего поразило Синоптика то, что проявившийся текст, без сомнения, был написан его собственным почерком.

Изображение на мониторе медленно потемнело и почти сразу же стало вовсе неразличимым — так, как исчезают обычно из видимости предметы, погруженные кем-то под водуна достаточную глубину. Вместо него все пространство экрана заполнила приземная синоптическая карта Северного полушария — с четко прочерченными изобарами и линиями атмосферных фронтов, с зонами осадков и мелкой цифирью метеорологических кодов.

Вот оно, значит, как, уважаемый гражданин Основатель?

Чувство юмора, значит, демонстрируете? Ну-ну…

Неформальное свое прозвище Синоптик получил давно, любил его и носил с полным правом. Потому что лишь поначалу, на первых ступеньках служебной карьеры, это прозвище было всего лишь формальной отсылкой к его первому высшему образованию — впоследствии обрело оно совсем другой, много более значимый смысл.

Или даже, пожалуй, сразу несколько смыслов.

Синоптик, как известно, — специалист, дающий прогноз погоды на основании не всегда полных и далеко не всегда достоверных сведений, поступающих из самых различных источников: со стационарных постов в городах, с кораблей и судов, пересекающих океаны, с заполярных метеостанций, даже из космоса. И поэтому для того, чтобы правильно оценить ситуацию, для того, чтобы предсказать, как она переменится во времени и в пространстве, настоящий синоптик непременно должен обладать не только некими профессиональными знаниями, но и опытом, воображением, интуицией…

Недаром же слово синоптик по-гречески означалоспособный все обозреть или одновременно все видящий.И недаром именно так, с разной степенью зависти или уважения, называли его между собой коллеги и сослуживцы по Управлению — за способность охватить взглядом сразувсе элементы происходящего, представить себе картину в целом, почувствовать любой процесс в развитии и выдать в конце концов для сведения руководства максимальнодостоверный прогноз.

Кроме того, имелось у этого слова и еще одно значение, уходившее корнями не куда-нибудь, а в богословскую традицию. Синоптиками принято было называть трех евангелистов — Матфея, Марка и Луку, описавших почти одновременно события, увиденные собственными глазами…

— Мы потом споем с тобой, Лизавета…

Эта фраза из старого фильма о женщинах и войне с давних пор была любимой присказкой Синоптика.

— Выполним вот боевое задание — и споем.

Что-то вновь изменилось в окружающем мире.

Однако теперь Синоптик уже не чувствовал даже, а совершенно точно понимал — источник тревоги, некоторое материальное воплощение неведомой опасности теперь находится прямо здесь, в кабинете, у него за спиной.

Синоптик медленно, чтобы не спровоцировать никого на агрессию, обернулся.

Дверь?

Обычная, совершенно безликая дверь — не слишком дешевая, но и без претензий на роскошь. Такие двери обычно устанавливают после ремонта в районных администрациях или управлениях внутренних дел.

Единственным отличием именно этой двери от тысяч и тысяч подобных дверей было то, что еще минуту назад ее в кабинете не существовало. Синоптик совершенно точно помнил: между несгораемым ящиком для документов и старинными часами, на которые он смотрел буквально только что, всегда оставалось только пустое пространство стены, покрытой однотонными бежевыми обоями.

Здравствуйте, приехали…

Хорошо, если это всего-навсего острый психоз, вызванный перенапряжением последних недель.

Хуже другое — а что, если спецслужбы потенциального противника нашли все-таки способ активного воздействия на человеческую психику через Интернет? Не секрет, что не только мы, но и американцы, и китайцы, и даже израильтяне давно ведут работы в этом направлении. Секрет только в том, кому и как далеко удалось продвинуться…

Синоптик потряс головой.

Ерунда! Все не так. Все значительно хуже.

Просто очень уж хочется найти происходящему хоть какое-нибудь рациональное объяснение.

Хотя с другой стороны…

Как учили когда-то основоположники марксизма-ленинизма?

Материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении?

Синоптику никогда не нравилось это определение из учебника, хотя всех советских студентов заставляли зубрить его наизусть. Оно его, скажем так, не устраивало. Потому что, к примеру, сейчас можно сесть в самолет и всего через несколько часов приземлиться в Австралии. А вот средневековый европеец, к примеру, ничего не знал про эту самую Австралию и даже не догадывался о ее существовании. Так что же, семьсот лет назад континент этот вместе со всеми его кенгуру, бумерангами и аборигенами не был объективной реальностью только из-за того, что не был дан этому самому европейцу «в ощущении»?

Ерунда…

Не отрывая настороженного взгляда от двери, Синоптик медленно потянул на себя верхний ящик письменного стола. На ощупь достал из него пистолет в кожаной наплечнойкобуре, продел руку в петлю, пропустил ремешок вниз, до пояса…

Пистолет был тяжелым, не слишком удобным и не имел никакого отношения к обычным служебным обязанностям Синоптика. Однако тяжесть табельного оружия, странным образом, успокоила его — и побудила совершить следующий поступок, почти необъяснимый с точки зрения здравомыслящего человека, зато вполне естественный для офицера любой спецслужбы мира.

Синоптик опять, не глядя, сунул руку в ящик стола и порылся в россыпи различных канцелярских мелочей — есть! Комок пластилина, холодный и неподатливый поначалу, очень скоро размяк у него в кулаке.

Ну допустим.

Скважины для ключа, кажется, не наблюдается. Простая латунная ручка, такие же петли…

Пересилив себя, Синоптик оторвался от кресла, сделал несколько осторожных шагов и преодолел расстояние, отделявшее его от загадочной двери.

Пластилина оказалось вполне достаточно, чтобы замазать щель между дверным полотном и коробкой как раз в нужном месте, на уровне предполагаемого замка. Оставалось только достать металлическую печать с личным номером — и выполнить на податливой массе пару отчетливых, ясно читаемых оттисков…

Ладно. Первое дело сделано. Будем надеяться, что никто теперь через эту чертову дверь оттуда, с чужой стороны, в кабинет незамеченным не проникнет.

Однако, на всякий случай, следовало еще подстраховаться…

Синоптик поднес руку к собственному затылку, поморщился, потряс рукой, расправляя по воздуху короткий волос, выдернутый из прически, — и опустился на корточки. На то, чтобы прилепить один конец волоска прямо к полу, а другой к дверному полотну, потребовалось всего несколько секунд.

Дополнительный контроль никогда не помешает.

Кажется, все?

Противопехотную растяжку на дверь Синоптик устанавливать не стал. Во-первых, в его кабинете все равно не нашлось бы подходящей гранаты, а во-вторых, это был бы уже перебор…* * *

Когда-то человека искушала плоть — теперь его искушает блудливый разум…

Вернувшись к столу, Синоптик немного отодвинул кресло и развернул его так, чтобы удержать в поле зрения одновременно и дверь, и погасший экран монитора.

Лист бумаги, исписанный собственным почерком Синоптика, никуда не исчез.

«…Извини, сынок. Очевидно, все-таки страсть к обобщениям — категория возрастная. Каждого, кто дожил до первых седин или же до начальной стадии геморроя, вечно тянет поделиться с окружающими, родными и близкими секретом, как он этого добился. Поверь мне — чужой опыт недорого стоит! Если, конечно, он сам по себе. Редко кто способен пропустить чужой опыт через собственные мозги, печенку, ребра… Иначе человечество не крутилось бы тысячелетиями на одном месте».

Да, это были именно те слова, которыми он хотел бы продолжить свое так и не начатое письмо.

— Чертовщина какая-то…

Если исходная ситуация абсурдна по определению — значит, нет никакого смысла искать выхода из нее традиционными методами. Служебная дисциплина и многолетний опыт работы в системе предписывали Синоптику самое простое решение: когда не знаешь или не понимаешь, что вокруг тебя происходит, необходимо срочно доложить об этом непосредственному начальнику. И запросить хоть каких-нибудь указаний, переложив на руководящие плечи всю ответственность за последствия.

Доложить, конечно, можно.

Так, мол, и так, получил от персонального компьютера указание спасти мир, вижу двери в стене, и вообще — кто-то читает мои мысли, а потом переносит их на бумагу. На основании вышеизложенного прошу отстранить меня от операции, пока не начал ходить под себя или бегать по улицам в голом виде, оскорбляющем человеческое достоинство ивысокое звание офицера.

Искренне ваш, Наполеон Бонапарт из галактики Альфа Центавра…

Смешно. Смешно — и глупо. Нельзя, да и незачем, никому ничего докладывать.

Какая, собственно, задача поставлена перед ним?

Спасти мир. Спасти человечество…

Всего-навсего?

Выполняйте, товарищ полковник!

Есть спасти мир, товарищ Основатель!

Вольно… кругом… шагом марш…

И ничего особенного — считается ведь, что для этого секретные службы всегда и существовали.

Синоптик никогда не считал себя трусом.

Воевать по-настоящему ему не довелось, однако в так называемых горячих точках он все-таки пару раз побывал — именно так, какбываютна войне журналисты, командированные милиционеры и проверяющие из Москвы. На Кавказе, в горах, по Синоптику даже стреляли, и он тоже в кого-то стрелял — поэтому две боевые медали носил с не меньшим правом, чем некоторые из его сослуживцев.

Впрочем, для того чтобы сделать всистемекарьеру, одного этого явно бы не хватило. Чтобы не потонуть, надо было, как на болоте, вовремя перепрыгивать с кочки на кочку — и ни в коем случае не останавливаться.Тем более что за прошедшие годы могущественное секретное ведомство, в котором работал Синоптик, столько раз упраздняли, сливали, переименовывали и реформировали под корень, что даже самые матерые кадровики часто путались, оформляя пенсионные документы…

Конечно, Синоптик не мог не замечать, что организация, к которой он принадлежал, вся этасистема,надежно замкнутая суровыми законами конспирации на узкий круг профессионалов, буквально на его глазах превращалась в подобие масонской ложи. Отчего? Да оттого, что оперативная работа вообще здорово деформирует психику — и постепенно даже к собственному народу начинаешь относиться как к населению вражеского государства. Высокие, благородные цели все меньше оправдывают выбранные для их достижения средства и незаметно вытесняются сугубо тактическими, прикладными задачами…