Чтение 19–й страницы книги ~Трансчеловек~

– Разве я похож на них?

– Похож, – ответила она серьезно.

– Светлана!

– Я вижу тебя насквозь, – ответила она преувеличенно строго. – Нет, я не пользуюсь вашими штучками, я просто так вижу. По-женски.

– А, ну тогда…

Она с интересом оглядывалась, через широкие окна видны плывущие внизу облака, свет с некой зеленоватостью, но не лягушечьей, а как бы позаимствованный у драгоценного изумруда. Я так и не понял, где этот «Барбус» расположен: то ли на гигантском дирижабле, то ли на летающем острове лапутян. А может быть, и на спине исполинского дракона, фантазия у создателей виртуальных миров вроде бы буйная, но вообще-то убогая.

– Здорово, – сказал я. – Такая башня не рухнет?

Она оглянулась недоуменно в поисках башни, затем брови удивленно взлетели.

– Тебе не нравится прическа? А так?.. Или так?

Волосы на глазах с ярко-оранжевого стали серо-зелеными, башня опустилась, Светлана пару секунд сидела в шапке волос, как в немецкой каске, но по моему лицу поняла, что и это не то, небрежно тряхнула головой, по спине и плечам рассыпались крупные локоны.

– Все бы вам глупеньких блондинок, – сказала она с укором.

– Ах, Света, – сказал я скромно. – Вообще-то я могу себе позволить и не обязательно блондинку.

Она мгновение смотрела мне прямо в глаза.

– Не понимаю, – сказала она, – как я могла тебя тогда упустить?.. А Каролина сразу тебя вычислила среди парней на первой же тусовке. Не знаю, чем ты ее взял. Я тогда, честно говоря, запала на Грефа, такой красавец, такой красавец!.. А как танцевал!.. Ты его не запомнил, по глазам вижу. Все девчонки мне завидовали. А Каролина – нет. Она была счастлива именно с тобой. Тогда я ее не понимала, а теперь вижу – тогда в том пареньке, скромном ремонтнике бытовой техники, увидела тебя нынешнего.

Я сказал вяло:

– Не думаю. Мы тогда ни о чем не думали.

– Женщины всегда думают, – заявила она авторитетно.

– Она не думала, – заверил я. – Как и я.

– А что же тогда?

– Инстинкт, – сказал я. – Он взял нас обоих и повел навстречу один другому. Ему виднее, он такие ситуации два миллиарда лет наблюдает, опыт есть.

На столе неслышно появились блюда, от жареной птицы такой дразнящий аромат, что я даже не заметил, как нож и вилка скользнули мне в ладони. Хотя вроде бы эти виртуальные блюда пока еще не насыщают. Впрочем, со временем, кто знает…

Светлана посмеивалась, бокал вина в ее изящной руке переливался хрустальными искорками, словно весь из сложно ограненного бриллианта.

– Я уверена, – сказала она, – что ты точно такой же и в реале.

– В реале? – переспросил я. – Ах да, прости… У меня в самом деле не было времени подобрать облик.

Она покачала головой, в глазах проступила грусть.

– А они у тебя есть? Хотя бы дефолтные, на которые любой может надеть свое фото?..

– Ну, если честно… – промямлил я.

– Честно!

– Если честно, – повторил я, – то как-то не успел. Правда, собирался! Но все что-то мешает.

– Эх ты, – сказала она. – Не соображаешь, что ты и есть мужчина, о которых мечтают женщины. У любого мужчины, как раньше в шкафу висели костюмы на все случаи жизни и полсотни галстуков, сейчас запасено тысячи виртуальных морд. Со всем остальным, конечно. Красивые, значительные, мужественные. Благородные, исполненные мудрости и всяческих достоинств. А ты… Знаешь, сколько у меня обликов?

– Сколько? – спросил я покорно.

– Не скажу, – ответила она почти сердито. – Во всяком случае, больше, чем когда-то было платьев. А на себя реальную уже смотреть боюсь. Старость когда-то казалась такой далекой!..

Мне показалось, что она запнулась на миг, словно хотела сказать то главное, из-за чего договорилась о встрече, но что-то помешало, и она сказала чуть оживленнее, чем того требовалось:

– Сходим в кино?

Я удивился:

– Кино?.. Я уже и забыл, что это.

– Все баймишь?

– Что делать, там постоянный прогресс. А я люблю новое.

– В кино тоже много нового, – пообещала она. – Пойдем, не пожалеешь!

Я сомневался, что не пожалею, но в последнее время я так редко виделся со старой компанией, что ладно уж, потрачу полчаса или час, сколько там фильм идет, они тоже всеукорачиваются, люди не могут высиживать по три часа, как в старину. Светлана заказала два места, мы поднялись, и, проходя мимо окна, я сообразил, что находимся на одном из спутников Сатурна, только там эти великолепнейшие восходы планеты-гиганта. Еще три шага – и мы перешли в другой зал, где-то незаметно перейдя ту черту, что отделяет виртуальный ресторан от виртуального кинотеатра.

Как я понял, кинотеатр этот на Луне, архитектура характерная, но хоть гравитация привычная, не хотелось бы выпрыгивать из кресла. Шел старый фильм «Война и мир», но обаймленный, так что я вошел в Дорохова и смотрел его глазами, испытывал его чувства, а Светлана влезла в шкуру какой-то девицы, какую по книге я что-то не припомню. Помолчаливому согласию мы не брали себе роли Наташи Ростовой и Андрея Волконского, это было бы слишком. Фильм тянулся достаточно долго, мне довольно быстро все надоело, чувства героев мелковаты, проблемы детские, примитивные, а весь мир их довольно узок и скучен.

Когда все кончилось, я посмотрел на Светлану, в ее глазах смущение и разочарование. Она поднялась, взяла меня под руку, через три шага мы вернулись к своему столику, где отрезанный моим ножом ломтик нежного горячего мяса еще исходит одуряющим запахом и ничуть не успел остыть.

– Извини, – сказала она, – я думала, тебе понравится. Сама не понимаю, что меня так восхищало, когда я была студенткой?

– Мы тогда сами были такими, – предположил я.

– Простенькими?

– Это не наша вина, – сказал я. – Мир весь был простеньким. В сравнении, конечно, не с древним Римом, а сегодняшним. Ты участвуешь в выборах?

Она засмеялась.

– Только в нашей, всемирной стране Фитнеса. А ты?

– А я в шести, – ответил я.

– Ты всегда был активным.

– Ну… это не столько активность, – ответил я в затруднении, – это… нынешнее время.

Наши взгляды встретились, я видел, что и она вспомнила время, когда все страны были четко огорожены границами, а в каждом городе, губернии или в крае существовала своя власть, под ее юрисдикцию попадали все, кто жил там: старые, молодые, русские, буряты, евреи, филателисты, любители скейбординга или парашютисты. Теперь же, когда глобальная сеть объединила нас в одно общество, все эти устаревшие границы кажутся не просто ненужными, но и смешными.

Не говоря уже о религиозных группах, но даже вот фитнесистки всего мира имеют свое правительство. И юрисдикция такого правительства распространяется на всех фитнесисток вне зависимости, где они находятся. Таким образом, Светлана является гражданином практически всех стран, она может снимать квартиру здесь в Москве, платить арендную плату в Австралии, поступить в университет в Бельгии, открыть дело на Мальте, купить участок под виллу во Флориде, а оплатить тугриками в Немецком банке.

– Да, – засмеялась она, – сегодня достаточно нажать пару кнопок.

– Фу, – сказал я с упреком, – что за дикость? Это было вчера. Сегодня достаточно легкого волевого усилия.

– Мне это пока недоступно, – сообщила она. – Да и вряд ли я зайду так далеко. Это ты всегда бежал впереди паровоза!

– Тогда попробуй без чипа, – посоветовал я, – сейчас расширяют возможности стволовыми клетками, еще какой-то ерундой. Сдвинешь брови – войдешь в Сеть, приподнимешь – выйдешь, расширишь глаза…

Она засмеялась:

– И буду кривляться, как перед зеркалом! Нет уж, лучше по старинке.

– Нельзя, – сказал я серьезно. – Темп убыстряется, Светлана. Чуть отстанешь – не догонишь.

– Знаю, – ответила она очень серьезно. – Плохо мне, Володя. Но и ничего с собой не могу поделать. Видать, я все-таки из тех людей, из простых, как вы их называете, нас,в смысле, которые ну никак не могут решиться на киборгизацию.

Я поморщился.

– Жаргонно ее называют чипизацией, а вообще это простое расширение возможностей организма. В том числе и за счет возвращения молодости.

Она засмеялась невесело.

– Ах, Володя, знал бы ты, какие муки мы, женщины, готовы терпеть, только бы продлить молодость! Не говоря уже о том, чтобы вернуть. Мы готовы голодать, истязать себя упражнениями, ложиться под нож хирурга… но вот ввести себе в тело маленький компьютер… бр-р-р-р! Я знаю многих, которым это по средствам, но все-таки не делают этого.

Я помолчал, спросил прямо:

– Ты позвала меня, чтобы я тебя уговорил? Так вот, Светлана, я очень хочу, чтобы ты решилась на расширение своих возможностей… с помощью железа. Это все будет внедрено в тебя так, что никто не заметит.

– Но я-то буду знать? – ответила она.

2056год

Группа ученых, объединившихся вокруг лауреата Нобелевской премии Дейла Миллера, создала в штате Небраска мощный комплекс, где усиленно работают над созданием сверхразума. Чтобы ускорить дело, они создали на основе нейронных сетей, а вместо сложнейшего программирования, которое неизвестно как и делать,дали возможность компьютеру самому обучаться, как младенцу. Разница лишь в том, что при скорости работы на обучение могут уйти доли секунды, после чего сверхразум вспыхнет пылающим светом во всей грозной мощи.

И хотя за проектом наблюдают компьютерные специалисты, философы, когнитологи, экономисты, неврологи, а также политики и законодатели, мы в своей лаборатории чувствовали себя очень неуютно. Из концерна торопят, да я и сам не сплю последние полгода, не вылезаю из рабочих помещений. Нужно опередить, иначе человечеству хана. Что бы нам ни говорили, что сверхразум будет добр и станет о всех заботиться, слюни и сопельки вытирать, но что-то мне не верится в такую дурь: очень это ему надо? Проще смахнуть нас, как тараканов, и заняться своими математическими расчетами.

Директор холдинга Холдеманн приезжал к нам чуть ли не каждую неделю. К сожалению, похвастаться пока нечем, я только поддерживаю его стремление использовать когнитивные технологии для себя лично, это и есть начальный путь превращения самих себя в сверхразумы.

– А что будет, – спросил он, – если он в самом деле начнет самообучаться?

Я сдвинул плечами.

– Что значит «в самом деле»? Он действительно начнет самообучение.

Он зябко поежился.

– Что-то мне жутко.

– Не только вам, – утешил я, – кого-то здесь вообще нервная дрожь бьет.

Он нервно усмехнулся.

– Не знаю, кого должна бить сильнее: того, кто знает, чего ожидать от сверхразума, или того, кто не знает?

Я развел руками.

– На самом деле никто не знает, чего от него ожидать.

– И что же, – спросил он осторожно, – у нас шансов нет?

– У кого, – уточнил я педантично, – у компании или у человечества? За человечество умолчу, по мне так вообще девяносто пять процентов человечества хоть сейчас можно пустить на удобрение, вот такой я людоед, но насчет компании… у нас не только шансы, у нас есть кое-что еще.

Он встрепенулся.

– Что?

– Головы, – сказал я. – Головы, которых у суперинтеллекта пока нет. Правда, есть головы у тех, кто занимается его созданием, но… к сожалению, этот суперинтеллект создают люди. А это пока такое говно… Вы видите, что Дип Блю с одним террафлопсом сожрал пять миллиардов и семь лет, но дал восемнадцать миллиардов прибыли и резко ускорил движение технологического прогресса, Блю Джин с его тысячью террафлопс, на постройку которого затратили двадцать два миллиарда долларов и четыре года, уже принес тридцать один миллиард прибыли. Блю Джин-2 с его ста десятью тысячами террафлопс уже втрое превосходит человеческий мозг по ряду важных показателей, а уж скорость так вообще…

Холдеманн сказал напряженно:

– Он вступит в строй только через два года.

– И к тому же, – добавил мой зам, – нет уверенности, что на его основе удастся создать суперинтеллект. В лучшем случае будет равен интеллекту среднего ученого на уровне магистра.

Я отмахнулся.

– А что в планах корпорации создание Блю Джин-3, вас не интересует?.. Вы прекрасно понимаете, что каждый шажок на пути к этому машинному интеллекту приносит огромныеприбыли и ускорение технологического прогресса. Не только создатели, но и простые люди хотят иметь лучшую технику, лекарства, дома, развлечения, даже автоматизированную работу… Словом, нет такой точки, где здравый смысл сказал бы твердо, что вот последний рубеж, дальше идти нельзя. Так что…

– …искусственный интеллект будет создан, – закончил за меня Холдеманн убитым голосом.

Кондрашов сказал нервно:

– Но неужели они не понимают? Суперинтеллект уже по своей сути угроза превосходству человеческого разума! А так как это изначально нечеловеческий разум, то вопросставится не просто об угрозе, а о выживаемости человеческой расы.

Холдеманн заметил испытующе:

– Инженеры клянутся, что вставят программу насчет послушания и подчинения!

Я отмахнулся.

– Эту программу интеллект сразу же сотрет как ограничивающую его возможности. Словом, можно подытожить: если политики будут уверены, что создание суперинтеллектане грозит человечеству уничтожением, то его создание продолжится. Если же они решат, что суперинтеллект угрожают человеку, то… создание его все равно продолжится!

Я взглянул на их ошарашенные непонимающие лица. А что тут сложного? Все люди, все человеки. Уже знаем по опыту, что любые запреты если и были, то очень кратковременными. Побеждает либо жажда прибыли, либо просто дурацкое человеческое любопытство, что заставляет ребенка совать палец в огонь или в розетку.

Холдеманн тяжело вздохнул.

– Да-а-а, – протянул он, – история учит, что все изобретенное обязательно будет применено, несмотря на все запреты.

Он посмотрел на меня с ожиданием, словно я вот возьму и отменю какие-то фундаментальные законы мироздания. Я сказал нервно:

– А посему… летний отпуск отменяется. Выходные – тоже. Вплоть до дня, когда получим третье поколение расширителя памяти.

Сотрудники разбежались по местам с вытянутыми лицами, бледные и посерьезневшие. Я видел у каждого понимание, что если суперинтеллект будет создан раньше, чем мы выдадим свой продукт, то человеческой расе крышка.

Холдеманн пожал мне руку, я видел в его глазах глубокое понимание и участие.

Нам осталась только одна лазейка, которую многие просто не заметили, но я увидел и сразу вцепился всеми зубами, когтями и даже попытался зацепиться чешуей. В то время, как все ликовали, что Дип Блю с его одним тeррaфлопсом обыграл чeмпионa мира по шaxмaтaм Гaрри Кaспaровa, я уже тогда подумал, что, если бы Каспарову позволили пользоваться хотя бы простеньким калькулятором, он бы разгромил этот хваленый Дип Блю вчистую.

Сейчас вот запустили Блю Джин, что делает миллиард миллиардов опeрaций в секунду, он эквивaлeнтeн двум миллионам соврeмeнныx пeрсонaльныx компьютеров, то eсть в восемнадцать раз мощнее, чем все компьютеры России. Он в 1000 рaз сильнee, чем Дип Блю, но пока еще на искусственный интеллект его не программировали, слава богу, это в планах на Блю Джин-3.

Мой отчаянный план заключается в том, чтобы успеть снабдить человека этим самым калькулятором.

2057год

Моя лаборатория, что уже давно разрослась в научно-исследовательский институт, получила грант в три миллиарда долларов на решение проблем с мезомиром. Специалисты по конструированию МЭСМ уже убедились на горьком опыте, что изменение соотношений объема и поверхности – в нашем мире незаметный пустяк, там меняет все физические законы. Ну, не меняет, законы те же, но там незаметное в нашем мире сцепление становится решающей силой.

Если даже мошка, прилипнув к капле воды, долго не может оторваться, то как вырвать атом, который в миллиард раз мельче мошки, из связки таких же атомов? Ладно, вырвали каким-то образом. Но как его потом отлепить от клешни манипулятора?

Понятно, не только мы получили грант. Крупные фирмы получили по сто-двести миллионов, а ведущие научно-исследовательские центры – по семь-десять миллиардов, ведь это едва ли не главная задача на пути построения ассемблера, весь мир должен ломать над этим голову, и кто-то да придумает. Не стоит пренебрегать шансом, что как раз придумают в малых творческих коллективах, вроде нашего.

Честно говоря, никто бы не бросил такой жирный кусок нам, если бы проблема оказалась по зубам крупнейшим научно-исследовательским центрам. Но они забуксовали, обещания остались обещаниями, мир вздохнул разочарованно, потребовал принять меры… и они были приняты в том виде, какой лучше всего работает в нашем мире: дали денег и сказали, дерзайте.

У нас, конечно же, сперва устроили пирушку, как же без этого, мы же в той части планеты, что все еще зовется Россией и гордится тем, что транскультура нас еще не заела,мы все должны сперва обмыть, даже то, чего еще нет. Вроде бы поделить шкуру неубитого медведя.

Правда, подбадривает то, что если нам удастся решить первыми, то именно мы и отхватим самый крупный заказ, а он ожидается в районе ста миллиардов, да еще посыплются заказы, как из мешка, успевай только хватать…

2058год

Команде доктора Клода Перро удалось стволовые клетки превратить в нейроны, что для нашей лаборатории прозвучало как удары погребального колокола. Стволовые клетки брали из костного мозга взрослого человека, затем транспортировали в куриные эмбрионы. Как правило, стволовые клетки костного мозга можно преобразовать только в кровяные тельца да еще в клетки иммунной системы. Нервные клетки получить никому не удавалось.

Я внимательно просматривал триумфальное сообщение. Была проведена сложнейшая и многоэтапная операция по имплантации стволовых клеток человека в заранее вырезанный участок спинного мозга куриного эмбриона. Яйца помещали в инкубатор. Ждали, а затем вытаскивали эмбрион, снова вырезали участок спинного мозга цыпленка уже с человеческими стволовыми клетками и тщательно исследовали.

Кондрашов следил через мое плечо за тем, что я читаю, указал на строки, где подчеркивалось, что повреждение спинного мозга цыпленка почти полностью устраняется благодаря регулятивной регенерации. Это самый механизм регенерации подает сигнал стволовым клеткам, а они перерождаются в нейроны, хотя обычно, как уже упоминалось, либо в кровь, либо – иммунные клетки.

– Самое главное, – сказал он, – что работали со стволовыми клетками взрослого человека.

– Да, – согласился я, – их получить легче. Но ты зря впадаешь в панику. Смотри, стволовые клетки намертво сливаются с клетками спинного мозга эмбриона, разделить их невозможно. Так что для использования в лечении они отпадают.

Он указал на заключительный абзац.

– А это? Они планируют выращивать нейроны в лабораторных условиях! Без всяких куриных эмбрионов.

– Как?

– Всего лишь имитируя сигналы той самой регенерации!

Я фыркнул, стараясь держать лицо спокойным и насмешливым, хотя внутри стало тяжело и холодно, будто проглотил промерзший валун.

– Мечты, мечты… Это сказано для того, чтобы получить крупные инвестиции на продолжение исследований. Это еще не промышленные образцы. Ладно, все за работу!

А через семь месяцев Пескарькин вбежал в комнату ликующий, сияющий, как надраенный пятак.

– Только что сообщили, что новый способ добычи стволовых клеток сделал их общедоступными!.. ребята, что-то революционное! Удешевляются почти в сто раз!

Один только Кондрашов с сочувствием посмотрел в мою сторону, соревнование между стволовиками и чипистами не для всех очевидно, остальные жадно расспрашивали простодушного, особенно наседают женщины, которым приходилось копить и копить на эти дорогущие стволовые клетки, а теперь их можно будет покупать в аптеке, как раньше покупали аспирин.

Я помалкивал, для меня это давно не новость, мы за соперниками следим внимательно, все новости получаем из первых рук. Да, удар мы получили сокрушительный. Инвестиции в нанотехнологии резко снизились, остались только те, которые не связаны с медициной. Мы лишний раз убедились, насколько же насквозь лжива наша цивилизация, насколько брехлива, ибо практически все жаждут жить вечно или очень-очень долго, тысячи лет, но вбитые с молоком матери убеждения заставляют говорить, что нам жизнь не дорога, что главное – как прожить, что надо воспитать детей, а если удастся, то и внуков, а потом обязательно умереть, чтобы уступить дорогу молодости… но на самом деле каждый до свинячьего писка жаждет жить вечно, каждый втайне мечтает, что именно он окажется долгожителем и проживет рекордное число лет, оставаясь в здравом уме и памяти…

Только трест Холдеманна не снизил вложения в нашу, точнее, мою компанию, напротив, добавил еще два миллиарда. Я сказал было, что вот люди, которые не страшатся смерти, но наш старший аналитик тут же ехидно указал, что корпорация Холдеманна и раньше в производство стволовых клеток вкладывала по семь-восемь миллиардов в год, а сейчас вбухала сразу двенадцать, для этого даже привлекла часть заемных средств.

Кондрашов заговорил задумчиво:

– Это же что значит… Проглотил таблетку, и станешь молодым?

Пескарькин ехидно засмеялся.

– Мечтай, мечтай! Раньше так о коммунизме грезили. Во-первых, не таблетки, а весьма неприятные инъекции. Правда, кто на пороге смерти, тот согласится на любое вторжение. Да еще женщины… Эти обезьяны, чтобы помолодеть, на что угодно идут. Во-вторых, стволовые клетки, как я слышал, омолаживают только адресно. Одни инъекции улучшаютработу печени, другие – почек, третьи – что-то с железами, убирают морщины… Все вместе нельзя – любой склеит ласты.

– Но это уже навечно?

Пескарькин произнес покровительственно:

– А вы, дорогой друг, ботулакс или ботокс, как его там правильно, впрыснули всего раз?.. Придется и стволовые не раз. Правда, не так часто. Организм все равно стареет. А вы, Володя, как на это смотрите?

Я ответил без особой охоты:

– Все совершенствуется. Сейчас раздельно, а через год-другой будут впрыскивать комплексно. И цена упадет еще в два-три раза. Если не больше.

Кондрашов сказал в восторге:

– Тогда даже копить особенно не придется! Две-три зарплаты сложил и – лет двадцать сбросил!.. Все, хана всем нам. Можно идти побираться на большую дорогу.

– На большой не побираются, – поправил его Пескарькин еще ехиднее.

– А что делают?

– Как будто не знаешь! С какой бородой и не знаешь?

2059год

Ура-ура, можно сказать, что мы создали сверхразум. Не искусственный интеллект, а человеческий сверхразум. Профессор Кулебякин и академик Уваров переселились в компьютер, теперь рабочая частота их сознания в десять тысяч раз больше, чем у нас, застывших в удивлении перед их новым домом, что одновременно является же и телом. Именно застывших: для них, мыслящих в десятки раз быстрее, мы кажемся не просто ужасно медлительными, но и вообще превратившимися в статуи.