Чтение 26–й страницы книги ~Трансчеловек~

– А вы?

– Мы даже не входим в первую десятку, – ответил я откровенно. – Так, разве что в двадцатку.

Он покачал головой.

– Мы навели кое-какие справки. Вы – та фирма, где первыми нашли верную дорогу. А остальные лишь подсуетились вовремя и опередили вас. Они уже ничего не вносили принципиально нового в конструкции наноботов, лишь мелкие улучшения, а вы за это время семь раз меняли саму концепцию. Спустя какое-то время они подхватывали ваши наработки и тиражировали…

Я скромно промолчал, но внутри разлилось тепло. Приятно, когда замечают.

– Если примете наше предложение, – сказал он, – мы хотели бы на месте обсудить условия.

Я послал сигнал сдержанного удивления.

– На месте? У вас какие-то особые места?

Он загадочно удержал паузу на долгую миллисекунду, давая мне построить догадки. Ведь с современными средствами связи можем собраться прямо здесь через две-три миллисекунды и подробно обсудить любые проблемы. Не важно, где на самом деле наши тела в этот момент: на работе, в виртуальных мирах, на пляже или на дне океана среди водорослей и диковинных рыб.

– Да, – произнес он с рассчитанной задержкой, – мы хотели бы поговорить там же, где будет строиться фабрика. На Плутоне.

Я охнул.

– Шутите?

Он покачал головой.

– Нет.

– Да на кой хрен… нам что, здесь не Плутон? Какая разница?

Он помедлил, прямо посмотрел мне в глаза. Мне показалось, что в черных, как бездны космоса, зрачках зажглись звезды.

– Мне кажется, – сказал он опять с задержкой, но на этот раз без расчета на эффект, я это чувствовал, он в самом деле с трудом подбирал слова, стараясь выстроить их поточнее, – там нечто особое… надо ощутить… мы посоветовались… и хотя это дорогое удовольствие, но совещание решено провести прямо на Плутоне. Еще один плюс к тому, чтобы поручить это вашей фирме: вы принимаете решения достаточно быстро, не затягиваете, а потом не меняете своих указаний, что вызвали бы дорогостоящую перестройку всего производства. Да и всего нашего городка.

Я сказал хмуро:

– Понимаю, мне не придется добираться до Плутона девять лет, как «Новым горизонтам», но все-таки туда путь долог…

– Радиолуч вас не устроит? – спросил он деловито. – Ваше сознание считывается в передающей камере, луч пронзает пространство, а там, на Плутоне, мгновенно записывается в чип, управляющий телом. Обещаю, будет создана точная копия вашего организма!

Я поколебался, все верно, так и предполагается путешествовать между мирами, но все же покачал головой.

– Нет, не устраивает.

– Почему?

– У меня пунктик, – объяснил я, – тараканы в голове. Мне будет казаться, что вы сняли копию и переслали ее, а оригинал в этом случае уничтожен… А на Плутон прибудеткопия. Как, конечно, все равно, вы не видите разницы, но это буду уже не я, а моя абсолютная копия!

Он наклонил голову, подумал, кивнул.

– Хорошо. Вы – VIP-персона, к вам другой подход, для вас другие условия. На вас распространяются привилегии, которыми пользуются не больше двадцати человек на планете.

– Ого, – сказал я.

– Да-да, таков ваш настоящий рейтинг. Так что для вас мы можем активировать «Темная-2».

Я спросил настороженно:

– Что это?

– Темная энергия работает, – объяснил он. – Правда, пока только так… но со временем заставим делать все. Установка расположена рядом, на Луне, хотя это несколько глупо. Если уж рванет, то ничего не останется не только от Луны с Землей, но и от всей Солнечной. Конечно, в ближайшее время поместим на астероид и выведем за пределы Солнечной системы. А пока добро пожаловать на Луну!

На Луне я не стал рассматривать пугающие красоты и странные перепады между светом и тенью, где в тени исчезает все, что туда попадает, сразу прошел в Главный купол. Меня встретили почтительно, я в самом деле VIP, просто никак не привыкну, начали готовить установку, а я созерцал на экранах ближний и дальний космос, каким он видится отсюда.

На одном огромный астероид, способный одним толчком уничтожить всю жизнь на Земле, но сейчас не угрожает, ползет себе мимо… во всяком случае, так кажется, а на самом деле мчится куда быстрее любого скачущего коня или трансконтинентального экспресса, о которых вспоминаем, когда нужно назвать скорость огромной, ну просто огромнейшей. И быстрее любого реактивного самолета, но на экранах – едва ползет, главное же – и в ближайшие миллионы лет не подойдет на угрожающую дистанцию. Я посмотрел на него без интереса, отвел взгляд, а когда взглянул снова, почудилось, что он окутывается некой дымкой, словно мерцает некое подобие атмосферы.

Приставленный ко мне инженер что-то рассказывал весьма почтительно, я слушал краем уха, но запоминал все, у меня восемнадцать видов памяти, ничто не пропадет, но пустяки отправляются в дальние закрома, у меня жизненно важный вопрос, как раздеть бабу в новейшей байме Strip daughter Lula, не заслонит проблему взаимодействия квантового занавеса с наноботами внутриядерного мира.

Через полчаса, когда установка набрала мощность и начались последние приготовления к броску через пространство, я ощутил какими-то новыми чувствами изменение далеко в небе, вскинул взгляд. Безобразную глыбу астероида с одной стороны нечто невидимое срезало, как циркулярной пилой, тут же отполировало до блеска. Я рассматривал с предельным увеличением, но увы, мое зрение пока что уступает телескопу Гейбла, а подключаться ко всемирной сети мониторинга не стал, не так уж мне и нужно, что делается на астероиде. Только и понял, что час назад его достигла туча наноботов, они быстро размножились там, подготовили площадку для какого-то строительства. Ах да, еще глыба теперь не кувыркается, явно там планируют поселиться «простые», для них очень важна привязка к одним и тем же ориентирам.

– Это тоже интересно, – сказал инженер вежливо, он наконец сообразил, что я слушаю его больше из вежливости, – вон нечто подобное…

Далеко в небе двигается блестящая точка, я приблизил ее взглядом, странный блестящий шар, внутри – широкая глыба, в которой я узнал еще один преображенный астероид, двигается по орбите медленно и величественно. Шар, похоже, наполнен воздухом, я быстро просмотрел спектральные линии, все верно: «простые» отправились в космическое путешествие. На выровненной поверхности настоящий город: высотные дома, небоскребы, нечто скопированное с Нью-Йорка, Лондона и Парижа.

Если присмотреться, то увидел бы, наверное, настоящие автомобили, а то и кареты, запряженные лошадьми. Есть люди, которые не приемлют прогресс категорически. Им милее жить в прошлом, вот и живут, закрывая глаза на то, что атомные установки дают энергию и тепло, синтезируют продукты… даже если там все получают на оранжерейных грядках, то без современной селекции хрен бы эти грядки накормили целый город!

Правда, в ночи город в самом деле красив: здания строили по единому проекту, нет двух одинаковых. Все гармонично и подобрано, при всем разнообразии и разбросе стилей чувствуется единый вкус и гениальная задумка строителей насчет создания города будущего. Хотя бы на отдельно взятом астероиде. Который, понятно, они могут провозгласить независимым государством, а то и независимой планетой.

Инженер включил еще два экрана, молча кивнул в их сторону. Еще два таких же астероида, заключенных в хрупкую с виду оболочку, удерживающую атмосферу. На обоих такие же города, хотя там поработали уже другие архитекторы. Все три намерены отправиться в космическое путешествие? Я зябко передернул плечами. В самом деле безумцы, ведь даже такая оболочка из сверхпрочного перестроенного стекла, в сто тысяч раз более прочного, чем лучшая сталь тех времен, уступает оболочке, которой защищена Земля: атмосфера надежно уничтожает практически все метеориты и болиды, лишь миллиардная доля самых крупных прорывается к поверхности, растеряв в борьбе с воздухом девять десятых объема и девяносто девять процентов ударной мощи.

– Их не исправить, – сказал инженер, верно угадав мои мысли. – Логика в столкновении с верой проигрывает всегда.

– Пусть живут, как хотят, – согласился я. – Мы им предоставляем все, что запрашивают. Для них теперь – рай. Пусть пользуются, лишь бы нас не пытались заставлять жить по их доисторическим нормам.

Астероид уплыл в сторону, теперь в черноте космоса медленно двигалась, освещенная с одной стороны, безобразная громада звездолета. Вернее, двигалась вместе с Землей, а так вообще-то висела над планетой в одной точке. Люди поднимались с помощью космического лифта, мы с Кульневым рассматривали его, приближая настолько, что иногда заглядывали даже во внутренние строения. Огромный, как целый город, миллионы тонн перестроенного металла, двенадцать сверхмощных двигателей, сама силовая установка занимает треть корабля, обшивка построена из трех слоев металла с уплотненными ядрами, такой плотностью обладает разве что материя в нейтронных звездах.

– Сколько там огородов, – произнес Кульнев, фыркнул, дернул плечами. – Они даже коров с собой везут…

– Не смейся, – сказал я. – Это же наши предки.

– Я не смеюсь, – возразил он. – Просто дивлюсь… Это же все равно что застали бы крестоносцев, а то и римлян с персами.

– Не все принимают новое, – сказал я. – Не знаю, успел ли ты застать еще эпоху компьютеров, а ведь это было совсем недавно, так вот старшее поколение их так и не признало! Юмор ситуации был в том, что старшими менеджерами и генеральными директорами в то время были те же восемнадцатилетние парни, что и рядовые работники. А старшее поколение – либо на калькуляторах, либо на пишущих машинках…

– Застал, – ответил он. – Правда, в самом смутном детстве.

– Так вот, – сказал я, – для того природа и ввела обязательность смерти. Чтобы старое поколение уступало дорогу новому. А то мы так и жили бы без компьютеров! Да что там компьютеры, не было бы ни паровозов, ни парусных кораблей, ни даже каменных топоров…

Он посмотрел на меня в глубокой задумчивости. Я видел, что за вопрос у него зреет, но в это время от установки донесся короткий звонок, блеснул свет. Инженер сказал соблегчением:

– Готово.

Тяжелая бронированная дверь исполинского агрегата распахнулась, вышли пятеро в защитных одеждах. Я чувствовал устремленные на меня любопытные взоры, не часто видят персон моего ранга.

Инженер почтительно провел меня вовнутрь гигантского колпака. Всеми сенсорами я ощутил присутствие звездных энергий, душа ужаснулась, но я молча встал на предложенную площадку из ребристого металла.

Инженер сказал торопливо:

– Постарайтесь сосредоточиться… замрите, ни единого движения…

Вдруг зачесался нос, рука дрогнула в инстинктивном жесте взлететь вверх и поскрести ногтями. Вовремя сдержался, в голове одна доминирующая мысль: а будет ли считаться движением, если шевельну крыльями носа или хотя бы пошлю туда порцию крови… в это время полыхнул свет, я ощутил сильнейший жар.

Подошвы так и не отрывались от поверхности плиты, но со всех сторон хлынули совсем другие запахи, звуки. Я под куполом такой же формы, только поменьше, свет чуть тусклее. С лязгом распахнулись металлические двери, в зал вбежали техники, за ними шел улыбающийся Кульнев.

Он еще издали, как генсек, принимающий гостя, протянул руку и пошел с нею ко мне, так ходил Коля, держа ладонь как лезвие меча с широким оконечьем.

– Ну как? – спросил он весело. – Недолго?

Я взглянул на часы, перелет длился сотую долю секунды, потом под ноги. Плита та же, только по краям оплыла от страшного жара. Кульнев перехватил мой взгляд, кивнул.

– Да-да, ее захватило с вами. Пока так, потом отладим. Добро пожаловать на Плутон!

Мы вышли из купола, оказавшись на площадке, взметнувшейся на километровую, если не больше, высоту. Под оранжевым небом с быстро бегущими темными волнами, похожими на всплески темной материи, раскинулся дивный город, при взгляде на который по всему телу пробежала дрожь. Здесь не выравнивали почву, то ли сил не хватило, то ли спешили: кварталы стоэтажных домов дивной формы поднялись на островах, особенно плотно застроен центральный: ни одного дюйма свободной почвы, некоторые вырастают из жидкости, то ли жидкого гелия, то ли метана.

Среди знакомых по форме зданий, похожих на поставленные столбиками карандаши с остро заточенными кончиками, попадаются и менее привычные цилиндрические колонны, взметнувшиеся на километровую высоту, верхушка у них в виде глубокой перевернутой тарелки, но есть и совсем странные, словно их строили не люди, а то ли разумные насекомые, то ли мыслящая плесень – я смотрел и смотрел, не в силах проникнуться замыслом и ощутить в не укладывающихся в сознании линиях красоту или рациональность замысла.

Мир внизу тоже словно залит расплавленным золотом, все время кажется, что за горизонтом вселенский пожар, в котором сгорают звезды и сами галактики, сердце начинает стучать тревожнее, а температура сама по себе поднимается, будто готовит организм к отражению внезапной атаки.

– Красота, – сказал я. – Вообще-то я глух к красотам живописи… от рождения. Как и к музыке. Но сейчас у меня в самом деле душа поет и машет крылышками! Даже не думал,что во мне такое есть.

– Душа?

– Крылышки, – ответил я. – Чувство прекрасного. Или оно не желало просыпаться, когда мне предлагали восхищаться всякой примитивной ерундой? Работами древних египтян, каких-то дохлых эллинов или вечно пьяных художников прошлых веков?

Он сказал серьезно:

– Вы не один такой. Видимо, эволюция заранее готовилась к такому скачку. Тот, кто восторгается разными тицианами, тот никогда не дорастет до понимания этих красот…Ладно, давайте к делу. Хотите взглянуть на площадку, где планируем построить установку, о которой я вам говорил?

– Да, хотелось бы.

– Нам сюда.

Вообще-то при слабой гравитации Плутона можно просто спрыгнуть, но так спускаться будем до вечера… который наступит через восемнадцать лет, а капсула скоростноголифта мягко загудела, взвыла, и через две минуты створки распахнулись. Замерзший метан легонько хрустнул под ногами, Кульнев пошел рядом, готовый поддержать меня, если допущу промах, но я и сам постоянно соразмерял движения с малым весом, ведь Плутон даже меньше Меркурия, хотя все равно при каждом шаге чуточку приподнимало надповерхностью.

Я напоминал себе, что сейчас день, а та яркая звездочка над горизонтом – наше Солнце, настолько далекое, что не греет и даже не светит.

Кульнев указал в темное небо.

– А теперь взгляните, как вы можете…

Я добавил весь спектр, восторг пробежал по жилам. Вообще-то по нейронной сети, но ладно, пусть жилам. И воспламенил сердце. То самое, которое рисуют в форме червового туза, а в моем случае в самом деле – пламенный мотор. Мы привыкли считать, что за Плутоном – конец Солнечной системы, пустота, настоящая пустота, ведь между планетами хоть какой-то мусор иногда пролетает, всякая там пыль, метеориты, астероиды, не зря же называем малым космосом в отличие от Большого, который открывается здесь…

Но миллиарды крупных астероидов и триллионы мелких собрались вокруг Солнечной системы в такое же кольцо, как вокруг Сатурна. Но только эти астероиды намного крупнее, теперь понятно, что сам Плутон со своим спутником Хароном вполне мог быть просто выдран из этого кольца и стал девятой планетой Солнечной системы, когда приблизился слишком близко, а остальные не стали только потому, что держатся на почтительном расстоянии, но сколько их…

– Бесподобно, – прошептал я в благоговении. – Это почище всяких северных сияний… Какая красота!

– Это не простые астероиды, – сказал он гордо. – Они все старше Солнечной системы, так как пережили тех несчастных собратьев, которых гравитация стащила в кучу, заставила расплавиться и образовать Солнце, а затем и все планеты.

– Собираетесь исследовать?

Он отмахнулся.

– Опоздали. Сейчас, когда в состоянии воспроизвести любой элемент и создать сотни тысяч новых, что нам состав этих глыб? Только чисто академический интерес. Нет, начинаем разворачивать энергетическую глыбу, чтобы попробовать пробить туннель в темной материи.

– С помощью этой же темной энергии?

Он вздохнул.

– Не дразните. Темная энергия – это такая бездна, а мы только всматриваемся в нее сверху, не зная, как зачерпнуть. Пока только облизываемся.

– А как я сюда попал?

Он вздохнул еще горестнее.

– Это темная материя, а не энергия. Да и то это все, что умеем. Признаемся, эффект был открыт случайно, выясняли совсем другое. А вот если еще и энергию… Для того, собственно, и строим здесь станцию. Если получится, вы даже не представляете, что нас ожидает!

Я смолчал. Зря Кульнев полагает, что не представляю. Всю историю человечества люди бредили идеей двигаться быстрее, дальше, еще быстрее. Бессмертие бессмертием, но если эксперимент с расщеплением темной материи удастся, то можно будет в считаные секунды дотягиваться хоть до близких звезд, хоть до дальних, а можно и до галактик,если на пути не напарываться на какие-нибудь трещины в пространстве, скалы, надолбы.

– Хорошо, – сказал я. – Вы рассказывайте, какими особенностями должны обладать наноботы, созданные специально для вас, а мы пока посмотрим место.

Под ногами слабо похрустывает рыхлая коричневая корка из метана и азота, все-таки похрустывает, хотя я здесь вешу меньше майского жука. Время от времени напоминаю себе, что здесь вообще-то минус двести тридцать три, а подошвы сминают снежок не из воды вовсе. Однако удивления все нет, как-то не могу вообразить необычность этого мира, разве что тяготение ни к черту да горизонт совсем рядом, здесь уж точно никто бы не сказал, что земля плоская.

Планета вся в синих тонах, небо тоже темно-синее, Солнце выглядит всего лишь более яркой звездой. Из океана застывшего метана торчат длинные узкие шпили скал. Даже не берусь угадывать, из чего они, на некоторых плоские площадки, то ли для транспорта, то ли для будущих корпусов заводов. Опоздали: это для нас, трансчеловеков, день давно пройденный. Новые технологии развиваются быстрее, чем успевают построить корпуса для самых что ни есть современнейших производств…

Это разве что для «простых», если те все-таки доберутся до Плутона. А мы создаем все нужное прямо из любой материи, просто перестраивая ее структуру.

Кульнев водил рукой и объяснял, где построят корпуса, лаборатории, где разместится сама установка по расщеплению темной материи. Плутон избран из-за удаленности от Земли, дескать, если здесь рванет, то на Земле успеют принять меры, погасят волну хаоса, кроме того, уникальность самого состава Плутона обеспечитлегким топливом, а ничтожная масса не влияет на точную фокусировку сдвоенной настройки.

– Когда будут готовы предъявляемые к наноботам требования? – уточнил я.

Он улыбнулся.

– Уже готовы.

– С вами хорошо работать, – сказал я. – Давайте.

Он кивнул, и тут же я получил в оперативную память большой пакет со спецификацией всех последних наноботов, в половине из них были отмечены те возможности, которые эти плутоняне хотели бы получить в сконструированных именно для них этих механических микробах.

– Все… возможно, – ответил я, после длинной паузы в три секунды. – Правда, это вам влетит в копеечку.

– Мы экономные, – усмехнулся он, – но нам выделили немалые средства. Плюс – большие гранты. Так что, думаю, сторгуемся.

Еще один астероид медленно и величаво плывет в пустоте. Мы видели только одну сторону, освещенную Солнцем, вторая остается невидимой для обычного человеческого зрения, потому я подключил дополнительное. Астероид заблистал во всей красе, яркий, праздничный. Кульнев не стал окружать его со всех сторон непроницаемым шаром, видимо, из эстетических соображений.

В самом деле бесподобно: коричневая глыба камня, верх ровно срезан, на нем блестящий купол, основанием входит в почву. А сквозь прозрачную стену гордо вздымаются корпуса не то жилых домов, не то научно-исследовательских институтов. Зданий не больше десятка, сдвинуты в одну группу, сомкнулись стенами. Если кому нужно место для велосипедных прогулок, есть чуточку пространства между стенами зданий и блестящей стеной купола. Там даже что-то зеленое, вроде невысоких деревьев.

В нижней части каменной глыбы блеснули металлом два широких туннеля. Понятно, транспорт паркуется сразу на подземной стоянке, под зданиями. Стандарт, что пришел современ домов с подземными стоянками для автомобилей.

2112год

На высоте десяти миль, мерно взмахивая мерцающими крыльями, летит исполинская птица. Я сперва рассмотрел только гигантский размах крыльев, но не увидел туловища, удивился. Взглянул пристально, охнул.

«Птица» состоит из десятков тысяч плоских пластин размером со старинный кусочек картона для проезда в метро. Все они двигаются, подчиняясь общему движению, словнов самом деле наклеены на незримые крылья, их намного больше там, где крылья сходятся, там вроде бы трехмерный рой, а дальше крылья истончаются, а почти сомкнутые краями пластинки там отстоят одна от другой на расстояние в три своих размера.

– Что это? – спросил я. Порылся в памяти, но не обнаружил, кто-то не успел сбросить информацию об этом образовании, повторил: – Что это за чудо?

Кондрашов всмотрелся, покачал головой.

– Все-таки сделали… Я слышал, что некоторые горячие головы хотели вообще отказаться от человеческого облика. Молодежь… Значит, успели до того, как мы установили запреты.

– Закон обратной силы не имеет?

Он подумал, сдвинул плечами.

– Мы не крючкотворцы. Если будет какая угроза, отменим. Но пока вроде бы эти заняты собой, дизайнеры хреновы. Будем присматривать.

– Успеть бы вовремя, – буркнул я. – В таких телах может психика вообще сдвинуться.

– Успеем, – заверил он, повторил: – Мы не крючкотворцы. Если появится хотя бы намек на угрозу, сразу же… надо проверить, подключены ли к Контрольной Службе… Если нет, то это повод, чтобы уже сейчас опустить их на землю и повязать…

Он на пару долгих секунд задумался, глаза стеклянные, затем сказал с облегчением:

– Да, все на полном контроле. Просто дурь играет, оригинальности захотели. Я угадал, там половина из общества дизайнеров. Не понимаю, что в их телах-пластинках замечательного? По мне это тот же «Черный квадрат» Малевича. Который, кстати, как я рассмотрел недавно, и не квадрат вовсе.

2113год

Дважды переносил захоронение, ибо планету стремительно перестраивают, поверхность уже порекопана вся трижды. Уже взялись разрушать «бесполезные» горные хребты, орошать пустыни, а среди непомерного Тихого океана поднимать обширные острова. Пока что острова, но уже есть осторожные расчеты по сотворению огромного материка, который ляжет таким образом, что не затронет сложившиеся теплые течения.

Наконец просто забрал косточки, уцелели даже клочья одежды, наплакался едкими слезами, сложил все в металлический сосуд и еще раз повторил свою клятву.

Которую никогда не забываю.

2114год

Кроме той огромной армии наноботов, что выпущены для преобразования поверхности планет, еще миллиарды охотятся за кометами и астероидами, разбирают на составные и собирают уже в виде космических станций, что и станциями называть неловко – огромные города в невесомости, равные по размерам Парижу или Лондону.

Сегодня Кондрашов вдруг остановился перед окном, охнул. Когда он наклонился к нижнему ящику, за окном был город треугольных небоскребов, похожих на старинные трехгранные штыки, а когда выпрямился – за окном в дикой красе раскинулся фантастический мегаполис, где каждое здание вознесено на прозрачном стержне на дикую высоту, к тому же все здания абсолютно круглые, идеальные шары, и если бы не диаметр в тридцать-сорок километров, там жить было бы неуютно.

– Да что же они вытворяют, – выдохнул Кондрашов с сердцем. – Я ж не успеваю ахать!

– Нанотехнологии в действии, – заметил я, сам ошарашенно любуясь мгновенно перестраивающимся городом. – Сам понимаешь, когда стены и все-все состоит из дециллионов наноботов…

Он огрызнулся раздраженно:

– Да умом я все понимаю!

– Дисциплинируй чуйства, – посоветовал я.

– А сам ты дисциплинируешь?

– Ну… они меня пока не подводят.

– И не бунтуют?

– Бунтуют, – признался я, – но как-то договариваюсь. Ищу консенсус.

– А нейтрализовать, – спросил он с расстановкой, – блокировать или как-то поставить под контроль…

– Так они и так под контролем, – объяснил я. Пояснил: – Только под моим. В смысле, под волевым контролем.

– А под медикаментозный… механический, силогенный или «Контроль-76»?

– С ума сошел, – ответил я с испугом. – Это вообще-то… перестать быть человеком!

Он вздохнул.

– Я тоже… сердце и все внутренности заменил на искусственные, а к психике боюсь и притронуться. Потому и ахаю вот, как деревенский Ванька при виде паровоза.

– Все ускоряется, – напомнил я. – Ты не один ахаешь.

– Да знаю, – ответил он. – Но это умом. А вот чувства еще… человечьи. Только-только вошли в новый причудливый мир, и… надо в еще более причудливый! Это уж слишком. Надо в этом сперва обжиться, привыкнуть, ощутить своим привычным. Потом начнем малость бурчать, что скучно, нет перемен. Тогда понемногу и созреем… А так?

Я промолчал, он прав, беспощадно прав. Этот мир выглядит невероятным, его не поняли бы мои родители, как и многие из моих ровесников. Он ужасает, от него трепет по нервам, но смутно понимаем, что как-то можем заставить себя его понять и принять. Во всяком случае, приживемся. Но тот, что маячит за ним, – тот вообще нечеловеческий, для каких-то чудищ…

2115год

Кондрашов появился блестящий, как из ртути, переливающийся, весь из жидкого металла. Я попытался заглянуть, что у него внутри, но нейтридная шкура не пропускает даже гамма-лучи, а Кондрашов удовлетворенно засмеялся.

– Что, зубки обломали, шеф?.. То-то еще будет!

– В самом деле? – усомнился я.

– А почему нет?

– Слабый разум, – напомнил я.