Чтение 20–й страницы книги ~Трансчеловек~

Вечером устроили торжество, по старинке принесли цветы и шампанское, все ликовали и радовались, только профессор Загоруйко, наш консультант, произнес с двусмысленной улыбочкой:

– Да-да, мы создали первый слабый сверхразум! Это уже победа.

Кондрашов сказал с неудовольствием:

– Ну что вы, в самом деле!.. Просто сверхразум.

Загоруйко мягко улыбнулся.

– Считайте, как вам угодно.

– А вы так не считаете? – спросил Кондрашов почти враждебно.

Загоруйко заметил с оттенком высокомерия:

– Вы не ученый, а политик, администратор, менеджер. Вам не обязательно знать разницу между сильным и слабым сверхразумом.

– Я знаю разницу между умным и дураком, – отпарировал Кондрашов. – А при чем здесь сверхразумы?

Загоруйко театрально повернулся, чуть не расплескав вино из фужера, указал патетически на громаду компьютера.

– А если бы туда загрузили вашего пса, которого вы считаете умным?.. Стал бы он вычислять логарифмы или хотя бы усвоил таблицу умножения?.. То, что профессор Кулебякин станет мыслить быстрее, еще не значит, что он станет мыслишь лучше. Простите, сейчас опять начнется, что мы с ним антагонисты и все такое, но я уверяю вас, что мышление лишь ускорится, но не улучшится. Да-да, это великое достижение, кто спорит? Я сам хотел бы ускорить работу своего мозга в эти десять на десять раз. Правда, не выходя из своего тела. Но я вас уверяю, что сильный сверхразум – это когда созданный разум превосходит человеческий не только количественно, но и качественно.

2060год

Я пересек мост и ошалело открыл рот. Два года не был у Аркадия… вернее, у Жанны, ей восемьдесят четыре, но за это время Медведково… изменилось, если сказать очень дипломатично. А если без дипломатии, то охренеть можно: эти сумасшедшие дизайнеры и архитекторы, шалея от свалившихся возможностей и полнейшего изобилия, весь гигантский район с населением в два миллиона человек засадили в одно-единственное здание.

Район-здание, желтый, как старая медь, поднимается странный и чуждый, похожий на сплетенное из труб дерево, на котором вместо веток исполинские гроздья шаров. К нему со всех сторон устремляются эти трубы, одни по земле, другие на очень тонких опорах в воздухе, а третьи, видимо, под землей, как и надлежит корням. Их наличие я обнаружил по тому, как у подножия выныривают из почвы и устремляются по стволу вертикально вверх.

Некоторые трубы открыты сверху, уже не трубы, а желоба. В одних прошмыгивает что-то вроде суставчатых поездов, в других видны застывшие фигурки, будто народ вышел на прогулку, в третьих течет густая зеленая масса.

– Что за хрень, – пробормотал я. – Как будто на Марсе… каком-нибудь загалактическом. Руки поотрывал бы таким умникам. И как только они народ уговорили перебраться в такие страсти… Что пообещали?

В то же время зародилась надежда убедить Жанну и все-таки поставить себе чипы. Все-таки два инфаркта, куча болезней, которые она превозмогает, надо отдать должное, стоически, самое время перед раскрытой могилой успеть вернуть себе здоровье, а если постараться, то и молодость. Если перебралась в эту жуть, то не так уж и безнадежнадля высоких технологий…

Пока машина лавировала по высоченным виадукам, сверяясь со своей программой, я вспоминал, как читал массу книг и видел фильмов на тему «Робот – дура, человек – молодец». Там всегда две трети текста или фильма расписывается и смакуется преимущество иметь в своем теле хотя бы что-то от робота: чипы быстродействия памяти или мускулов, усиленные шарнирные суставы, рентгеновское зрение или еще что-то сверхчеловеческое, а потом, когда читатель вдоволь насладится всеми сладостями сверхчеловека, делается резкий крен в надуманные глупости, что быть киборгом или иметь в себе хоть что-то механическое – ужасно плохо, нужно немедленно идти на самоубийство. Или, для хеппи-энда, хирургическим путем выдрать чип сверхчеловека, немедленно растоптать его и ощутить себя нормальным полноценным человеком, что пьет пиво и посещает футбольные матчи, не в состоянии запомнить номер собственного телефона, ржет при виде заполнивших экраны телевизоров клоунов, то есть нашим человеком!

И вот сейчас наконец-то пришла пора, когда вживляем сперва под кожу, затем в плоть и кость, а теперь уже и в мозг. И кто возмущается этими чипами? Только те, кто пьет, как распоследние свиньи, и не способны заработать даже на самую дешевую версию, но на этом основании гордо именуют именно себя настоящими людьми!

После того как я поставил первый чип, потом второй, третий – в нашей фирме началось брожение, но первыми после меня поставили двое энтузиастов из Детройта, лишь затем… я хотел бы сказать, «плотину прорвало», но на самом деле эта бурная река желающих очипиться – лишь крохотный ручеек в застойном океане человеческой косности.

Один из ста, такова была статистика, выразил желание расширить возможности организма с помощью чипов, но только один из тысячи обратился в быстро создающиеся клиники за консультациями, разъяснениями. Многих не устроили уклончивые ответы о последствиях, другим нужны были стопроцентные гарантии на все случаи жизни, третьим оказалась не по карману цена, а четвертые, которым и цена по карману, предпочли купить очередной шикарный автомобиль. В результате только один из миллиона выходит из клиники с чипом в теле, но так же, как раньше ни за что не признавались в пластических операциях, так же теперь помалкивают о разных гадостях в своем драгоценном божественном теле, таком прекрасном, таком уникальном, таком неповторимом и потому не терпящим вмешательства, ибо любое вмешательство в работу Бога – кощунство и преступление.

На эту ежегодную встречу, последнюю таким большим составом, прибыл даже, к моему удивлению, Юлиан. Он много лет работал в Саудовской Аравии, сколотил огромные деньги, теперь вышел на пенсию и наслаждается всеми прелестями жизни, но к чипам, заразившись восточным менталитетом, относится резко отрицательно.

Дурак, не понимает, что, если бы не модифицированная пшеница, из которой пекут хлеб, не модифицированные продукты вообще, он уже откинул бы копыта, а так здоровенький такой старичок, иммунный ко всем болезням, вирусам и даже простудам.

Коля сперва сел на диван, потом вовсе прилег, благо просторная квартира позволяет, механические столики шустро развозят прохладительные напитки, мороженое. По заказу Коли привезли что-то алкогольное, какой-то заводишко упорно продолжает выпускать для «простых» даже водочку, не говоря уже о коньяках, винах, джинах и пиве, женщины опробовали нечто хоть и жирное, но позволяющее быстро похудеть, я просто выпил стакан дистиллированной воды.

В новой квартире, где Жанна воссоздала ту обстановку, которую мы привыкли видеть столько лет, тепло и уютно, на душе становится спокойно. Даже тихая печаль и воспоминание о том, что сюда приходили с Каролиной, отступила перед твердой уверенностью, что я все равно выполню все, что задумал. С интересом и даже странным удовольствием слушал филиппику Леонида против вмешательства в божественные дела Творца. Чем-то приятно, что в этом быстро меняющемся мире, даже стремительно меняющемся, есть вот такие островки, где можно переждать, перевести дух от гонки.

Правда, мелькнула колкая мысль, только перевести, если уж кто-то слишком устал, но не сидеть на этом островке всю жизнь, когда мимо плывут на плотах, лодках, катерах, яхтах, кораблях…

Коля толкнул меня в плечо:

– Володя, не спи! Видишь, как Леонид подхватил знамя Аркадия. Теми же словами, заметил?

– Нет, – признался я.

– Почему?

– Да я к словам не прислушиваюсь. Мне главное, что человек говорит. А в какую словесную мишуру облекает…

– Вот я и говорю, что ты уже заснул под такую мишуру.

– Да не сплю, – сказал я. – Не сплю.

– А чего молчишь?

– Интересно, – признался я.

– Только интересно?

Я покачал головой.

– Что ты, мне очень нравится. Леонид – настоящий эрудит. Сколько он разных слов знает! Я о таких и не слыхивал… раньше. Здорово.

Коля хмыкнул.

– Но ведь он разложил тебя по косточкам, как патологоанатом!

– Меня? – удивился я. – Я молчу, как неродившаяся рыба.

– Ну, не тебя лично, а твои взгляды.

Я с самым благочестивым видом поднял глаза к потолку, Коля следит с недоумением, а я вздохнул скорбно и сказал с превеликой жалостью в голосе:

– Прости им, Господи, ибо в неразумении не ведают, что выступают против Тебя, делая вид, что защищают Твое творение! Ведь это Ты, создав человека, повелел дальше изменять его отныне только нам самим, а сам умыл руки… в смысле, самоустранился и теперь только наблюдаешь с любопытством. Или со злорадством, Тебе виднее.

Все слушали с ожиданием, Леонид спросил саркастически:

– Володя, позволь спросить, из чего ты делаешь такие странные выводы, что Господь разрешил вмешиваться в дело его рук нам, ничтожным?

Я всплеснул руками.

– Разрешил?.. Повелел! Заставил!

Леонид посмотрел на всех, слушают внимательно, спросил с нажимом:

– Это когда же?

– А когда повелел отрезать крайнюю плоть, – напомнил я. – Кстати, на восьмой день повелел, заметили?.. Семь дней он сам трудился, а на восьмой день уже человек должен был совершенствовать мир. А начинать – с себя! Мешает эта крайняя плоть или нет, не важно, пусть медики спорят, главное в том, что создание Бога было подправлено руками человека… в присутствии и под наблюдением самого Творца! И когда он увидел, что у его чада хватает дерзости подправлять то, что создал он, Бог, тогда похлопал поплечу или погладил по голове, не помню подробностей, сказал: молодец, хвалю. Отныне я не вмешиваюсь, а ты давай сам, сам, сам…

Леонид наморщил лоб, подыскивает убийственные доводы, он никогда не сдается и даже не отступает, но я видел по лицам остальных, что вообще-то их незыблемую веру тряхнул, качнул.

– А потом пошло-поехало, – закончил я. – Помните, церковь вообще-то была против даже удаления аппендикса!.. Дескать, если Господь создал человека с аппендиксом, то пусть и того, загибается от аппендикса, если не сумел с ним прожить. И зараженные гангреной пальцы нельзя отнимать, и шунтирование делать, и зубы пломбировать. Так что ссылка на божественное тело не катит. Человек всегда делал все возможное. Тогда в пустыне они только и могли, что совершить обрезание, но имей Моисей наши чипы, он тут же вставил бы всем своих скитальцам, и Палестину завоевали бы за один день гораздо меньшей кровью для обеих сторон!

2061год

Для Коли надпись на экране: device not ready означает – «девица не готова», и если с реальными ничего нельзя было сделать, ну не начинать же в самом деле глупый ритуал ухаживания с цветами и шампанским, кому это надо, когда вон полно других, вполне готовых и без шампанского, то теперь он сразу же лезет в конфиг, подправляет параметры. Вот и все, несогласных не бывает, любая девица готова, ждет его с раздвинутыми ногами.

Вообще-то абсолютное большинство мужчин только перед другими играет крутых мачо, на самом же деле это в большинстве испуганные зайчики, которые давно уже не те бесстрашные охотники, что брали каменные топоры и шли бить мамонтов, саблезубых тигров и пещерных медведей. Эти даже в виртуале саблезубых тигров бьют из BFG, предварительно засейвившись и не выходя из режима god.

Ужасающие возможности виртуальных миров ударили со всей мощью естественного отбора эволюции, что ждала так долго. То, что не смогли сделать ни чума, ни холера, ни СПИД, ни рак, – сделали виртуальные миры. Шесть миллиардов, которым рухнуло от нас, трансчеловеков, полное изобилие и возможность больше не ходить на проклятую работу, где ими командуют сплошные дураки, с головами ушли в эти сказочно прекрасные миры. Да что там сказочные, куда там сказочным, это такие миры, которые сам творишь, и женщины там такие, каких сам жаждешь, каких сам делаешь!

Впрочем, женщины лишь на немного пропустили мужчин вперед. Да и то лишь потому, что мужчины ко всему восприимчивее и первыми суют головы в петли. У женщин свои миры, хотя, на мой взгляд, ничем не отличались от мужских: те же убогие запросы, те же простенькие желания, которые удовлетворить так легко.

По сути, в виртуальных мирах те и другие в первую очередь удовлетворяли те страсти, которые принято называть низменными, хотя это как раз базовые инстинкты, на которых и возросло человечество. Тем и другим после виртуальных партнеров на реальных и смотреть смешно, если не противно, так что рождаемость фактически сошла к нулю.

Проблема нахлебников решалась сама собой: «простые» живут в самом деле по простейшим алгоритмам, ими движут только общие для всего животного мира инстинкты. Бурноразмножались только в дикую эпоху, когда не существовало контрацептивов, а потом уже заводили по одному ребенку потому, что «так принято», «как же совсем без детей,кто нас кормить будет», а сейчас и это отпало: будет кому кормить, уже видно, что изобилие не кончится.

Некоторые из транслюдей, особенно молодежь, вызывающе выставляли встроенные детали поверх кожи и даже одежды, а силиконовые сухожилия накладывали поверх, но основная масса, я в том числе, предпочитали их скрывать под кожей, с виду оставаясь все теми же людьми.

Увы, даже если бы мы и хотели «оставаться людьми», очень трудно оставаться на одном уровне с этими медлительными и ограниченными в своих возможностях… людьми. Очень хотелось сказать «существа», но ладно, пусть будут люди, простые люди, как они любят повторять. Просто я хорошо помню, что в свое время от человеческого вида неандертальцев отделилась более прогрессивная ветвь кроманьонцев. Несколько сотен тысяч лет сосуществовали мирно, потом начались стычки из-за мест обитания, в конце концов неандертальцев перебили. Сейчас ситуация повторилась, но на этот раз мы не станем истреблять «простых», как не истребляем же флору и фауну, даже берем ее под защиту, а особо редких заносим в Красную книгу.

Во всяком случае, для трансчеловеков «простые» постепенно переходят в разряд забавных существ, вроде белок или ежиков в парке. Или дятлов. Даже синичек, которым делаем кормушки.

Кем они будут для зачеловеков – неизвестно, но, полагаю, для них эти «простые» будет менее интересны и забавны, чем амебы или хламидомонады. Так, чем-то на уровне броуновских частиц.

2062год

Район или целый город, состоящий из гигантских сот, такое впечатление, когда посмотришь на эти небоскребы с одинаковыми ячейками, где окна во всю стену, а между ними только выступающие наружу перекрытия. В некоторых темно, ни одного светящегося окна, другие набоскребы, напротив, залиты светом. Значит, здесь жилые дома и офисныенаходятся вперемешку, по старинке. Как было в ту эпоху, когда нужно было ежедневно ходить на службу и потому расстояние играло большую роль.

В темной дали вспыхнул огонек, быстро разросся, ударила тугая волна перегретого воздуха. На перроне возник золотой поезд, похожий на пулю с оплавленной от скоростиголовой.

Я повертел головой, отыскивая Колю, воззвал громко:

– Это я, Володя. Ты где?

Тотчас же получил ответный сигнал, в нем ни слова, только маячок. Нечто вроде автоответчика, дескать, крайне занят для болтовни, но ты заходи, мы щас вмажем и по бабам, или вариант – по бабам, а там и вмажем: какие еще новшества ждать от Коли?

Я взглянул на панель автомобиля, управление тотчас приняло радиосигнал, моментально выбрало самый короткий маршрут, меня вжало в сиденье. Через несколько минут я вышел перед огромным домом, нечто вроде небоскреба из пчелиных ячеек, но при взгляде снизу, задрав голову, это малость пугает, грубо, громоздко, давит, не все учли, энтузиасты… лифт поднял на двести седьмой этаж. На площадке восемнадцать дверей, одна замигала приглашающе.

Я приблизился, дверь исчезла, но едва я переступил незримый порог, в лицо мощно ударило дымом и гарью, донесся грохот тяжелых орудий. Чуть позже – мощный взрыв тряхнул пол, я заглянул через раскрытую дверь в другую комнату, скрюченный Коля остервенело строчит из пулемета, в его сторону бегут люди в тяжелых боевых доспехах, он отшвырнул пулемет, схватился за гранатомет, пустой, я видел, как выхватил из разбитого ящика две последние гранаты и с диким воплем швырнул в дым и грохот.

Морщась, я отключил для себя звук, отступил, грохот и дым отрезало. Комната у Коли производит впечатление какой-то торопливой нахапанности. Технологический прогресс сделал вещи, доступные раньше только королям, доступными любому жителю планеты, а затем доступными и те, что королям и не снились. Сперва все это считалось диковинкой, стоило дорого, а затем резкое падение цен практически на все, и вот даже на пенсию или пособие можно стало покупать автомобили, сложную аппаратуру и ездить отдыхать на другой конец света.

Люди зажиточные такое перенесли без потрясений, они это могли себе позволить и раньше, а вот беднота сломалась. Почти все бросились покупать, покупать, покупать, ездить, бывать, а Коля купил квартиру на весь этаж и обставил ее так, что позавидовал бы и персидский шах. И вот сейчас он, резко сменив надоевших баб на виртуальные сражения, глотает виртуальные пыль и грязь, получает раны, бьется за вашу и нашу свободу, за равенство и демократию или за короля и монархию… а может, и за теократию, все-таки в пользу правления папы римского тоже можно сказать немало добрых слов, ведь суровый, но мудрый вождь лучше прогнившей демократии…

На полках плотно томики книг, кончики пальцев зачесались от желания взять в руки, но удержался немалым усилием своей прям-таки железной воли. Ну не коллекционер я, не коллекционер, а беречь и лелеять книги – туповатое занятие. Ценность книги не в переплете, корешке, клее и бумаге, а в буковках, которые умные люди расположили в нужном порядке. А для умного читателя абсолютно не важно, на чем те буквы: на каменной стеле, пергаменте, бумаге или экране дисплея. На дисплее, понятно, читать намногоудобнее.

За спиной хлопнула дверь. Коля ввалился в комнату, хватаясь за косяк, хрипя и задыхаясь. Лицо стало багровым и синюшным разом, глаза закатывались под лоб, он хрипел что-то неразборчивое.

Я хотел броситься поддержать, но он уже повалился в ближайшее кресло, подъехал столик с приготовленными тониками. Я смотрел, как дрожащие руки, что только что держали пулемет и швыряли гранаты, хватают стаканы с жидкостью неприятно зеленого цвета, подносят к губам, кадык часто дергается, прогоняя содержимое стаканов по пищеводу…

– Бабы и война, – сказал я, – извечное мужское занятие…

Он чуть оживился, прохрипел:

– Мудро… Кто сказал?

– Не знаю, – ответил я честно. – Я думал, что я.

– Для тебя слишком… – Коля все еще хрипел. – Ты весь… как стальной клинок. Нет в тебе вычурности…

– Это плохо?

– Мне, – огрызнулся он, – хорошо. Даже очень…

– С кем воюете? – спросил я.

– Со всеми, – произнес он угрюмо, – кто мешает нам расширяться.

– Нам, это кому?

– Великой Скифии, конечно! – воскликнул он с некоторым удивлением.

– Извини, – сказал я искренне, – не знал, что ты скиф.

– Да я недавно, – ответил он честно. – Познакомился на их сайте, побазарили о том, о сем, а когда я посмотрел их Устав и Программу, то и мне восхотелось стать скифом.А там с этим просто: если чувствуешь в себе скифа – будь им!.. Ну, я вошел к ним, потом не раз собирались в реале. Те, кто близко, понятно. Ведь множество скифов разбросаны по всему миру… Диаспора, будь она проклята, великое рассеяние. С тех пор, как подлый Филипп Второй, папочка Александра Македонского, подло убил нашего царя Атея, нас начали теснить всякие гады… Правда, когда наместники Македонского вторглись в Скифию, мы уничтожили их войско полностью, но наши силы тоже были подорваны…

– И с тех пор все собираете силы, – посочувствовал я. – Понятно, от кого мы научились запрягать…

Он обиделся:

– Ты зубы не скаль, Родина – это святое! Нет выше доблести, чем погибнуть за родную Скифию, чтобы она жила и процветала! Но наша величайшая держава, величайшая из всей империй мира, скифская, все еще в упадке, на нее набросились все соседи, как шакалы норовят оторвать кусок мяса от еще живого льва. Но мы им еще покажем! Есть порох в пороховницах, ягоды в ягодицах…

Он рассказывал с придыханием, надрывом, глаза блестят, я вдруг ощутил, что он в самом деле скиф, в самом деле верит в величие скифской державы… да оно в самом деле было, не спорю, но он верит в то, что скифское государство существует, воюет, борется за признание, расширяет свои пределы, возвращая когда-то потерянные территории.

– Круто, – сказал я искренне. – Реваншисты, значит. Слушай, в твоем-то возрасте…

– Нам чужого не надо, – ответил он с достоинством. – А свое вернем! На том стоим.

Я попытался вспомнить границы древнего скифского государства, но получалось что-то с неясными очертаниями. Разве что весь Средний и Ближний Восток, Палестина, Средняя Азия и Восточная Европа… хотя что-то могу и путать, не мои это увлечения, а энциклопедии запрашивать по этому поводу не стану.

– А кто противится?

Он отмахнулся.

– Да всякие отморозки. Альбигойцы, паписты, атланты, фашисты, коммунисты, легионеры Марка Красса, Парфянское царство, Галактический Союз и даже Темная Звезда… ну, а всякие мелкие королевства, герцогства, Союзы миров, Аль-Каиду и Крестоносцев космоса можно не считать. Рылом и выучкой не вышли.

– У вас крутые бойцы?

Он сказал с гордостью:

– Скифы мы!.. С жадными очами… и еще чем-то, не помню. Словом, круче нас только яйца. Есть будешь?

– Если только без прессинга, – предостерег я.

Он покачал головой.

– Какой прессинг, если ты прям железный! Ни на выпивку тебя, ни к бабам, ни нажраться так, чтобы дышать тяжело…

Подкатив столик с довольно старомодно выглядящими приборами, Коля взял пульт в руки и, шевеля губами, начал тыкать пальцем в клавиши. Подумать только, у простых всееще в ходу клавиши.

Выглядел он изможденным, глаза все еще лихорадочно блестят. Отвечал мне иногда невпопад, я же видел, что мыслями и чувствами еще там, в дыму виртуальных боев. Хорошо, сказал я себе, хорошо для общества, что мы сумели нереализованную жажду насилия и преступности вытеснить в виртуальные миры.

«Зеленые», они не переводятся даже в обществе высоких технологий, ну не совсем «зеленые», а некий слабый аналог, предостерегали, что, дескать, в виртуальных мирах только раззадорятся, а потом выйдут в реальный мир убивать, насиловать и грабить. На это мы им отвечали с цифрами в руках, что в эру компьютеров увлечение стрелялками вовсе не привело в всплеску преступности, как боялись алармисты, не приведет и теперь. То были простые стрелялки, возражали «зеленые», а это…

Заткнитесь, ответили мы кратко. Кто не выпустит пар в виртуальном и попробует повторить такое же в реале, такого загребут еще на выходе из квартиры. И больше не выпустят из весьма охраняемых мест. Хватит, нацацкались.

Закончив заказ, Коля сказал все еще хриплым голосом:

– А я малость выпью… Теперь и я почти не потребляю. В сердце как будто раскаленный штык образца четырнадцатого загнали! Были тогда трехгранные, знаешь?.. А под лопаткой, наоборот, льдину подложили.

– Сколько было инфарктов? – спросил я.

– Два, – ответил он не моргнув глазом.

– Пять, – поправил я безжалостно.

– То не инфаркты даже, – возразил он. – Так, фигня одна… Инфаркты, когда мне в реанимации уже бирочку на большой палец ноги привязали. Мол, этого в морг. А то ерунда, можно сказать, микроинфарктики.

– Пять инфарктов, – повторил я. – Коля, кончай ты с этим. Даже скифы не всегда воевали. Займись чем-нибудь более мирным. Были скифы-пахари, о них еще Геродот писал…

– Так это мы, – провозгласил он победно. – Мы и есть те самые скифы-пахари! Что значит, самые продвинутые среди скифов. Остальные только кочевники. Потому у нас самая крутая армия, что мы коней зерном кормим, в Элладу зерно продаем, а там хорошие доспехи покупаем…

Я помалкивал, сказать нечего, Колю не переделать. Незаметно для него мысленно послал сигнал Михаилу, он в последнее время наблюдает и за Колей, поддерживает его здоровье как может, передал все, что выяснил, поднялся.

– Извини, не могу пока что вступить в доблестную армию скифов.

– Почему? – спросил Коля с детской обидой.

– У меня свои войны, – объяснил я.

– За кого воюешь? – оживился Коля. – Нет, не говори, давай угадаю!.. За жидаев?.. или за эльфов?.. Нет, ты же технарь… наверное, за племя терминаторов?

– Угадал, – согласился я. – И собираюсь уничтожить этот мир.

Через два месяца Михаил сообщил, что, когда пытались вытащить Колю из очередного инфаркта, у него вообще отказало все, что только могло отказать: почки, печень, легкие, иммунная и ферментная системы, спинной мозг. Врачи сражались за его жизнь, как могли, но, увы, медицина могуча, как никогда, но все еще не всемогуща.

Колю кремировали на следующий день. Печально, что на похороны смогли явиться только Светлана и Михаил. Остальные из нашей компании ушли из жизни как-то незаметно… Коля прожил в свое удовольствие всю жизнь, то есть так, что не оставил даже потомства. И лишь двое стариков приняли урну с его прахом и развеяли на берегу реки.

2063год

Скоро стукнет восемьдесят один, и хотя я все еще держусь, ежедневно являюсь на работу и провожу несколько часов за расчетами и просмотром новостей в области высоких технологий, но к концу дня наваливается такая жуткая усталость, что темнеет в глазах, в ушах звон, пальцы начинают вздрагивать. Начало всерьез побаливать сердце, печень сдает, одна из почек практически сдохла, а другая работает в треть мощностей, надо бы заменить снова.

Увы, обещанного «лекарства от смерти» так и не создано, а средства частичного омоложения очень громоздки и баснословно дороги. Пока что их могут позволить себе только кинозвезды и олигархи, из-за чего в обществе начались разговоры, что не все в порядке в мироустройстве, если самыми ценными оказываются шоумены, а не ученые, благодаря трудам которых шоумены и сколотили такие состояния.

Разговоры нарастали, в сенаты и конгрессы выдвигались даже законопроекты, но все как-то угасало в процессе обсуждений на уровне комиссий: слишком все похоже на «отнять и поделить», никто не любит, когда государство начинает вмешиваться в жизнь общества. Я следил внимательно, себя причисляю хоть и к технарям, но все-таки к тем, кто продвигает новые технологии, а не рассказывает с эстрады анекдоты.

Позвонил Холдеманн, глава концерна, поздравил с успешным внедрением нанотехнологий в строительство мостов и перекрытий больших пространств. Я ответил скромно, что это наша работа, с которой, к счастью, справляемся.

– Жду вас сегодня к семи, – сказал он дружеским тоном. – Надеюсь, отыщете в своем насыщенном календаре дырочку для визита.

– Да, господин Холдеманн, – ответил я почтительно. – Буду ровно в семь.

– Вот и прекрасно, – сказал он. – Есть пара слов, которые хотел бы сказать лично.

Связь оборвалась, но перед моими глазами все еще стояло его суровое беспощадное лицо. Нашу империю основал Уховертов Владимир Владимирович, потом во владение вступил его старший сын Сергей Владимирович, он возглавлял семнадцать лет, затем разрастающуюся компанию перекупил холдинг Холдеманнов, во главе сменилось уже четверо, и вот пятый, прекрасный финансист и вообще финансовый гений, сумевший стоимость компании с восьми триллионов поднять до девятнадцати.

Немногие могли похвастать, что видели его в реале. Тем более общались. Я выехал заблаговременно, по дороге вспоминал все, что знаю о главе трансконтинентальной корпорации. Холдеманн, хоть уже пятый из семьи на верховном посту, но и он так безумно стар, что помнит Майкла Джексона еще негром, а Мохаммеда Али называет Кассиусом Клеем.

Из наших активно работающих долгожителей могу назвать разве что Полунина, в его времена «Плейбой» считался крутым порнушным журналом, АББА – лучшим ансамблем Европы, а Boney M – Америки. Для него лучший футболист по-прежнему Олег Блохин, он до сих пор удивляется круглосуточному телевидению и двенадцати каналам, спрашивает фанту, тархун и байкал, а на пепси смотрит с подозрением, ведь ее разрешил только Хрущев, кока-кола так и вовсе пришла только с контрреволюцией, а пультом для телевизора в его время служили плоскогубцы…

В восемнадцать пятьдесят пять я подъехал к главному офису. Рецепшеонистка мило улыбнулась, у нее по последней моде вытянутый, совершенно безволосый череп, удивленно вскинутые и умело загнутые дизайнером надбровные дуги – самих бровей, конечно же, нет – на утонченном кукольном лице.

– Индекс, – произнесла она тепло, как будто разговаривала с самым близким другом.

Я невольно улыбнулся в ответ, показал свою карточку. Она еще выше вскинула брови… нет, это все-таки надбровные дуги, я даже не знал, что их отделили и заставили двигаться, выражая какие-то эмоции, в синих глазах с лиловыми зрачками проступило великое уважение и даже почтение.

– Проходите, – сказала она, я уловил ее сигнал, что мне стоит только назвать ее имя, когда буду свободен, и она тут же окажется в моей постели.

Я из вежливости взглянул на жетон с ее именем и фамилией, улыбнулся и ступил на эскалатор. Еще четыре минуты на подъем к сто семидесятому этажу и одна – на путь к двери кабинета всемогущего главы межконтинентальной корпорации. Холдеманн, едва ли не ровесник мне, легко поднялся навстречу, протянул руку.

– Рад приветствовать вас, господин Спивак. И вообще рад лично увидеть… Вы настоящая легенда нашего огромного холдинга. Пятьдесят семь лет здесь работаете! И как, главное – как! Прошу садитесь, я не задержу вас надолго.

Рукопожатие его было сильным и дружеским. Я сел в предложенное кресло, он с живейшим интересом всматривался в мое лицо. Я в смущении развел руками.

– Я просто работал… Просто совпало, господин Холдеманн, что сфера высоких технологий еще и моя мечта, мои привязанности, мое хобби. Потому, когда другие после работы бегут отдыхать, а в отпуска уезжают к дальним курортам, мне куда интереснее возиться с новыми разработками.

Он улыбнулся.

– Тогда мы оба на месте. Я тоже обожаю направлять финансовые потоки в те русла, на берегах которых сразу все зацветет.

– Сразу?