Чтение 13–й страницы книги ~Око Тимура~

– Те трое. – Четко отслеживающий обстановку Нифонт показал рукой на чинящих сети подростков.

Бритоголовый Балтазар и еще трое гребцов, одетых в длинные арабские накидки-джелаббы, быстро пошли вдоль по причалу. Скрипевший под их ногами узкий настил из тонких досок давно прогнил и явно требовал починки. Нарочито громко переговариваясь и смеясь, пираты поравнялись с мальчишками…

– Эй, парни, не знаете, дома ли мулла? – по-арабски спросил идущий за Балтазаром разбойник.

– Мулла? – Ребята оторвались от сетей, подошли ближе, закрытые от лишних взглядов односельчан желтоватыми кустами дрока – это и нужно было пиратам. – Наверное, дома, где ему еще быть?

– Нет, Али, он, кажется, собирался навестить дядюшку Джабраила…

– А что Хасан так долго не идет?

– Удачно ли продали шерсть?

– Удачно. – Ухмыльнувшись, Балтазар ловко воткнул нож в сердце ближайшему подростку, на смуглом лице которого внезапно возникла гримаса удивления и боли. Пошатнувшись, парень побледнел и тихо повалился на землю, осторожно поддерживаемый Балтазаром. Другие пираты к тому времени проворно справились с остальными – одного подростка зарезали, а другому просто сломали шею. Все тихо, спокойно, несуетливо – можно было считать, что дерзкий рейд начался вполне удачно.

Сделав свое дело, пираты махнули рукой остальным, и разбойники, оставив для охраны корабля нескольких человек, быстро вошли в селение.

Она оказалась не очень-то большой, деревушка Эль-Кайиса, всего-то с десяток домов, окруженных глухими оградами, – жилища рыбаков и земледельцев. Пиратов вообще-то опасались, но не так чтобы очень. Тем более никто не ждал их в период штормов, да и маскировка сделала свое дело. Первые три дома вообще не оказали никакого сопротивления – на стук без особых вопросов открывали ворота, ну а уж дальнейшее было делом техники. Опытный Нифонт выставил тайные схроны в кустарнике на околице деревни – там и перехватили бегущих, не ушел ни один. А тем временем в селении шла пожива. Буднично, по-тихому, без эксцессов, если не считать нескольких убитых сельчан.

Раничев и еще один пират – молодой узколицый парень, флорентиец Джакопо – по заданию Нифонта расположились у минарета. Ждали… Нифонт им так и велел – сидеть и ждать, вдруг да кто-нибудь попытается поднять селение на оборону, впрочем, вряд ли уже кто на такое решился бы – момент был упущен. Так что Раничев и Джакопо, по-тихому пошарив по двору, обнаружили прячущегося в кустах муэдзина – костлявого, тощего старика в белой чалме – и теперь Иван с помощью сносно владеющего арабским флорентийца допытывался о «Детях Ваала». Впрочем, пока без особого успеха – едва заслышав о Ваале, муэдзин повалился на землю и, в страхе закрыв глаза, принялся громко причитать.

– Он говорит – это страшные люди, «Дети Ваала», – перевел Джакопо. – Они появляются с ветром.

– То есть как это – с ветром? – переспросил Иван. – И где именно появляются?

Флорентиец быстро заговорил по-арабски, потом обернулся к напарнику:

– Он не знает, говорит – сам никогда их не видел, только слышал всякие ужасы… В соседней деревне они украли двух мальчиков из хороших семейств… говорят, принесли в жертву.

– Вот как? – Раничев задумался. – А больше он ничего про этих «детей» не знает?

В этот момент с улицы донесся девичий визг. Иван с Джакопо переглянулись и, велев старику-муэдзину ждать, выглянули в ворота. Раничев, конечно, был наслышан об образе жизни пиратов, да и вообще несколько акклиматизировался в этом жестоком веке, тем не менее не только его, но и флорентийца покоробила открывшаяся перед глазами картина. Один из самых жестоких пиратов – бритоголовый здоровяк Балтазар – тащил на веревке молодую, абсолютно голую девушку, время от времени подгоняя ее ударами плети. Девчонка кричала от боли. На спине и плечах ее вздулись кровавые полосы.

– Ах ты, сучка! – брызжа слюной, кричал пират. – Я тебе покажу, дрянь! Покажу…

– Э, Балтазар! – крикнул ему Джакопо. – Что сделала тебе эта девка?

– Что? – Балтазар оглянулся, маленькие глазки его были налиты кровью. – А, это вы… – Он опустил плеть. – Моя добыча! Что хочу, то и делаю.

Позади него, из узенькой улочки, выбежали несколько разбойников с окровавленными саблями в руках. Увидев приятеля, они что-то насмешливо закричали, Балтазар скривился и, отмахнувшись, погнал девку дальше.

– Вот гад, – в сердцах бросил Раничев. – Так ведь он ее и до смерти забьет.

– Так Балтазар того и хочет, – остановился один из пиратов. – Не знаете, что с ним приключилось? Нет? Ха! Ребята, они еще не знают. Так вот, послушайте. Наш храбрый Балтазар ворвался в чей-то гарем, выбрал себе там самую молодую и красивую девку – вы ее видели – велел ей раздеться… а она ка-ак даст ему промеж ног! Вот Балтазар и таскает ее по улице, учит уму-разуму. Сказал – натешусь, прибью.

Из-за кустов снова послышался девичий крик.

– Ну, вы куда, с нами? – поинтересовался пират. – Капитан приказал, чтоб все быстро возвращались на судно – опасается бури.

– А, тогда идем, – посмотрев на затянувшееся тучами небо, озабоченно кивнул флорентиец и оглянулся на Раничева: – Пошли же, Джованни!

Иван махнул рукой:

– Вы идите, а я догоню… Хочу еще заглянуть кой-куда…

– Давай побыстрей, ждать не будем… И этому дуролому Балтазару скажи… Эй, Балтазар! Балтаза-ар! Э, бесполезно.

Проводив глазами пиратов, Иван побежал на крики несчастной. Не мог не побежать – больше никогда не уважал бы себя, если б поступил иначе. В конце концов, он же мужик,русич! А раз так… Неужели позволить обнаглевшему скоту издеваться над беззащитной жертвой?

Иван обнаружил обоих у старого дуба, что рос на краю деревни за кустами дрока. Обнаружил – и вздрогнул от увиденного. Балтазар просто распял пленницу на толстом стволе, воткнув ей в ладони два тонких стилета и теперь, опираясь на короткое копье, похоже, раздумывал – что же делать дальше. В ужасе глядя на него, девчонка уже не выла и не рыдала – лишь тихо-тихо стонала, видно, на большее уже не хватало сил.

– Ну подожди, сволочь!

Раничев нырнул в кусты и едва не споткнулся о круглый камень, который хотел было отбросить прочь… Однако зачем же зря разбрасывать камни? Время собирать. Вернее – подобрать вот хоть этот, увесистый такой, удобный…

Между тем Балтазар вдруг заметил, как на корабле – а причал был отсюда хорошо виден – принялись поднимать паруса. Злобно скривившись, пират поднял копье…

И получил по затылку камнем! Вот тебе, гад!

Застонав, Балтазар осел наземь. Раничев с трудом вырвал лезвия из девичьих ладоней, кивнул на поверженное тело пирата:

– Он может очнуться, беги! Да что ж ты стоишь? Прячься где-нибудь!

– Я уже умерла… – по слогам произнесла девушка и взглянула на Раничева.

Иван отшатнулся – он никогда еще не видел таких опустошенных глаз. Опустошенных – от неслыханного унижения и боли…

– Да уходи же!

Схватив девчонку за руку, Раничев потащил ее вниз, к мечети. Увидев старика-муэдзина, втолкнул девчонку во двор, обернулся:

– Старик, помоги ей!

Муэдзин кивнул, ласково погладив несчастную по волосам, утешая, повел куда-то… Иван уже не видел – куда, со всех ног несся к причалу, о замшелые валуны которого изо всех сил бились огромные волны… А вслед ему, вырвавшись из рук старика, смотрела спасенная девушка.

В небе, низко над морем, застыла…

Глава 10

Декабрь 1398 г. У побережья Ифрикии. Покачиваясь на волнах

Я привык к тому, что всю жизнь мне везло,

Но я поставил на двойку, а вышел зеро.Майк Науменко«Старые раны»

…огромная иссиня-черная туча. Завыл ветер, навалился на море, поднимая волны, бушующие и злые, с дау сорвало флаг. Плохая примета, хоть это и было зеленое магометанское знамя. Вокруг сделалось темно, порывы ветра гнули ветви деревьев, поднимали тучи коричневой песчаной пыли. А море нападало на берег все сильнее, вгрызаясь в него, словно голодный волк в добычу. В такое время лучше бы укрыться в гавани… Тем не менее на мачте дау подняли парус. Что, опьяненный легкой победой пиратский капитан Нифонт совсем потерял разум? Вбежав на причал, Раничев оглянулся – по берегу, низко пригнувшись, стремительно неслись всадники в черных бурнусах; видно, кто-то из местных все-таки вызвал подмогу. Всадников было много, сотня, а то и две, и у разбойников, останься они в гавани, не было бы никаких шансов. Поэтому капитан выбрал море.

– Быстрее, – закричал он, увидев бегущего к дау Ивана.

Тот прибавил ход и, едва успев перевалиться через борт, почувствовал, как судно отвалило от пирса. Раздув небольшой парус, ветер ходко повлек дау в море. Чему в данном случае радовались, было бы хуже, если б какая-нибудь особо злая волна швырнула кораблик о камни.

Передовой отряд всадников, размахивая саблями, уже приближался к причалу. Послышались крики, в воздухе засвистели стрелы. Впрочем, от них не было никакого вреда при таком ветре, да и быстро удаляющееся в море дау уже давно показало преследователям красную, украшенную прихотливой резьбою корму. Разъяренные враги остались на берегу, единственное, что они могли теперь сделать, – это призвать на пиратские головы полчища злобных ифритов.

И ифриты не замедлили появиться. В открытом море ветер задул с такой силой, что суденышко, едва выйдя из гавани, чуть было не завалилось на бок. Нифонт еле успел перевести румпель влево до упора, впрочем, на такой волне дау плохо слушалось руля, надежда была только на небольшой парус – с его помощью можно было хоть как-то управлять судном.

Перекрикивая шум ветра, Нифонт послал одного из разбойников в трюм, спросить пленников, нет ли поблизости какой-нибудь безлюдной бухты.

– Нет, господин, – вернувшись, прокричал пират. – Бухты есть, но вот безлюдных – ни одной. К тому же здесь вся округа про нас уже знает.

– Тогда молитесь! – Нифонт поднял глаза к небу. Внезапно набежавшая на корму волна легко захлестнула суденышко, смыв за борт нескольких человек, тут же сгинувших в пучине.

Ветер выл, как стая волков, огромные волны бились в корму, сотрясая весь корпус дау. Хорошо, судно было построено на совесть, иначе б давно уже развалилось. Впрочем, похоже, этого оставалось ждать не так уж и долго.

– Корабль! – вдруг закричал кто-то.

– Корабль? – Нифонт с Иваном одновременно повернули голову.

– Да это же «Святая Инесса»! – узнал родную шебеку разбойничий капитан.

На шебеке тоже заметили дау – несколько раз подняли и спустили кормовой флаг. На фок-мачте «Святой Инессы» трепетал косой зарифленный парус. Вообще шебека выглядела куда как солиднее дау, однако это не имело никакого значения для разбушевавшейся стихии, да и переправиться с корабля на корабль не представлялось возможным – разъездную шлюпку давно уже смыло за борт, да если б она и была, наверное, мало б нашлось смельчаков, готовых рискнуть жизнью.

На корме шебеки замахали руками.

– Хотят, чтобы мы шли за ними, – отплевываясь от брызг, закричал Нифонт прямо в ухо Ивану. Раничев вместе с флорентийцем Джакопо и еще одним парнем помогали капитану удерживать румпель.

– Что ж, идем. – Капитан неожиданно улыбнулся. – Кормчий Акридий наверняка знает укромное место, где можно переждать бурю.

Кажется, ветер стал дуть чуть тише, да и волны подуспокоились и хотя по-прежнему тяжело били в корму, но уже не захлестывали судно. Улучив момент, Нифонт круто переложил руль вправо, догоняя быстро уходящую вдаль шебеку.

– Смотри за волной, Иван! – бросил он Раничеву. – Если пойдет уж слишком большая – кричи.

Иван кивнул. Ясно, большой волне лучше не подставляться бортом – чревато.

Шкипер Акридий, похоже, хорошо знал, куда шел – шебека почти не рыскала, лишь иногда поворачивала по ветру. Переваливаясь с волны на волну, словно на американских горках, дау быстро скользило следом, зарываясь бушпритом в воду. Тучи холодных брызг летели в напряженные лица пиратов, а что же творилось в трюме? Вопли несчастных пленников были слышны и на палубе.

– Земля впереди! – внезапно послышался крик.

Нифонт напрягся:

– Теперь смотри в оба!

Впереди, на фоне светлеющей кромки неба, высились скалы, меж которыми, казалось, вовсе не было никакого прохода. Впрочем, «Святая Инесса» шла прямо на них, а у Нифонта не было оснований подозревать кормчего в склонности к самоубийству, потому и дау четко неслось следом. Скалы быстро приближались, черные, острые, словно зубы дракона. Вокруг них, поднимая пену, злобно шипели волны.

– Наверное, там все же есть узкий пролив, – задумчиво произнес Нифонт. – Будем держатся точно за ними!

Под свист ветра и яростный шум разбивающихся о скалы волн «Святая Инесса» летела вперед… и вдруг, приподнявшись на гребне волны, исчезла из виду! Вот только что маячила впереди корма, и даже иногда на волнах виден был руль…

– Вон она!

Мачты шебеки вдруг возникли прямо за скалами. И тут привязавшийся к бушприту матрос увидел проход.

– Левей! – обернувшись, что есть силы закричал он. – Левее!

Нифонт, Раничев и Джакопо что есть силы налегли на румпель… И в этот момент предательская волна неожиданно ударила в борт, бросив судно на скалы. Страшный удар потряс дау до самого основания. Взвыли пленники в трюме, затрещали доски. Обломившаяся мачта тяжело упала в воду, зацепив реей Ивана. Он и понять-то ничего не успел, как вылетел за борт. Не видел, как, спасаясь от неминуемой гибели, прыгали с высокого борта пираты, как плыли к берегу – бухта-то была рядом. Кто-то доплыл, кто-то – нет. Раничев ничего не видел. Вынырнув из холодной зеленой мути, хватанул ртом воздух, инстинктивно цепляясь за обломки, сообразил привязаться поясом, снова налетевшая волна накрыла его с головою, швырнула о борт разваливающегося судна. В глазах потемнело от боли…

Почему-то вокруг все было зеленым. Зеленый комбик, усилители, мониторы. Зеленые музыканты – гитарист Вадик, Венька-клавишник, Михал Иваныч – зеленый, словно утопленник, тот что есть силы молотил по ударным. И сам он, Иван Петрович Раничев, был зеленым, и бас-гитара его – тоже. А играли то, между прочим, песню не зеленую, желтую – «Йеллоу Ривер», она же «Толстый Карлсон». Ну и публика собралась сегодня в кафе «Явосьма» – все с зелеными лицами! С перепоя, что ли?

– Мужики, еще один медляк и все, закрываемся. – К небольшой зеленой сцене подбежал хозяин кафе Макс, зеленый-зеленый, как утопленник. Впрочем, почему, как утопленник? Они что, зеленые? Это у беды – глаза зеленые, которые «не простят, не пощадят»…

– Макс, чего тут у тебя зеленое все?

– Зеленое? – Макс похлопал глазами. – А, это я прожектор включил!

– Так выключи!

– А темно же будет… Хотя другой включу – желтый…

Яркий желтый луч ударил прямо в глаза Раничеву. Иван хотел было сказать Максу, что слишком уж ярко, да вот беда – язык что-то не слушался, совсем не ворочался во рту, распух, что ли? Да и вокруг было как-то неуютно – холодно, мокро…

Иван открыл глаза и зажмурился от света. В празднично-лазурном небе ярко светило желтое солнце. Подсвеченные его лучами медленно проплывающие облака казались нарисованными… Как там у Гребенщикова? Золотом на голубом?

Раничев с трудом поднял голову и осмотрелся. Вокруг, насколько хватало глаз, синело море. И слева, и справа, и спереди, и сзади – везде! А сам он, Иван, валялся на каких-то обломках, привязанный мокрым поясом, и отчаянно мерз – водичка-то была не теплой. Хорошо хоть – солнце. Однако ситуация… Так, сперва высушить одежду… Хорошо – обломки позволяют… А если притянуть к себе во-он те доски, так и вообще можно устроиться с максимальным комфортом. Положить на обломки мачты, словно настил плота, связать вантами… Ну не сиди сиднем, Иван Петрович, действуй! Что морщишься? Бок болит? Да-а, синячина изрядный – эко реем приложило. Но кажется, ребра не сломаны – уже хорошо. Но болит, черт…

Превзмогая боль в правом боку, Раничев подтянул плавающие рядом доски обломком рея и, поднатужившись, вытащил из воды. Привязал как мог, уселся рядом на мокрых обломках, ждал, пока солнце высушит настил. Хорошо было кругом, тихо, спокойно, благостно. Еще бы пива… Да, попить бы неплохо. Иван зачерпнул ладонями воду, прополоскал рот, выплюнул. Потрогал руками доски – а ничего, скоро и улечься можно будет. Отдохнуть малость да подумать о жизни – самое время… Перстень! Не потерялся ли в этакой суматохе? Иван схватился за бечевку на шее… нет, не потерялся, на месте. Ну вот еще одна хорошая новость! Если и дальше так пойдет – можно быть вполне счастливым. Сколько всего приятного вокруг – жив, солнышко, перстень не потерял, доски скоро высохнут. Совсем как в песне «Битлз» – «Хороший день, солнце светит»! Жаль вот, земли не видно, впрочем, это вовсе не значит, что ее вообще нет. Ведь есть же где-то, и не так далеко, может, даже и видна, скажем, с борта какого-нибудь судна. А судов здесь проходит множество, даже сейчас, зимою. Генуэзцы, венецианцы, сицилийцы, французы из Лангедока, арабы. Местные рыбаки уж всяко должны бы выйти половить рыбешки. Ой, лучше бне встречаться с ними, лучше б с христианами… Хотя – на каком языке с ними объясняться? Вряд ли они знают русский. Зато почти наверняка немного говорят по-арабски. Как он, Иван Петрович Раничев… тоже немного. А ну-ка, скажите-ка, уважаемый Иван Петрович, какую-нибудь заковыристую арабскую фразу, только не «моя твоя не понимай». Что, не можете? Так-то… А ведь учил же! И куда только все слова делись? Ну кое-как объясниться все-таки можно. Сказать, что из Кафы, с торгового судна. Плыл себе плыл, вышел на палубу подышать воздухом – подул ветер, и унесло в море. От судна остались одни обломки, вот они… Да, хорошо бы попались итальянцы, и лучше б из Генуи – тогда можно было бы сослаться на знакомых купцов – на того же синьора Винченцо Сальери, на Гвидо Ардженти, Луиджи Дженовезе, Томазо Чьекка. А корабль будет, обязательно будет, ведь не на Марсе же он, Иван Петрович, главное, приготовиться как следует к встрече, а то ведь и не заметят его, попробуй, заметь! Так и пройдут мимо. А чтоб не прошли, чтоб непременно заметили, нужно что-то придумать, выставить какой-нибудь знак. Жаль, плащик унесло ветром – пригодился бы. Оторвать рукав от кафтана? Лучше уж тогда – от рубахи. И вот на этот обломок… Привязать получше… вот так. Теперь поднять, закрепить вантами. Во! Теперь издалека видно. Дрейфующая станция «Северный полюс-2»… Ого! Кажется, подул ветерок. Жаль, не попутный… Хотя почему не попутный? Берег ведь на юге…Есть и на севере, но туда уж больно далеко плыть. Значит – на юг. А где юг? Солнце садится на западе… Во-он оно, сбоку… Только вот утро сейчас или вечер? Нет, солнышко-то явно поднимается, значит утро, вернее – день уже. Примерно в той стороне восток, значит там запад, а юг… юг – вот он, по правую руку. Поплевав, Раничев поднял вверх палец. Ветерок не совсем попутный, но все же лучше, чем ничего. Будет сносить к западу, ну и ладно, чего терять-то? Скинув кафтан, Иван пристроил его на обломке рея и, взглянув на творение своих рук, не смог удержаться от смеха – слишком уж получившееся нелепое сооружение напоминало обычное огородное пугало. Жаль, птиц нет… Впрочем, как это нет? А кто это только что с криком пронесся над головою? Выпавший из самолета летчик? Так нету здесь ни самолетов, ни летчиков. Значит – птицы, больше некому. А, во-он они, носятся над самой водой… Чайки… Значит, берег и в самом деле рядом. Кто бы сомневался? Интересно, плот – после сооружения настила Иван стал именовать обломки именно так – движется или стоит? Поди, определи тут. Следует надеяться, что движется, куда ж ему деться? Раз есть ветер и есть парус, сиречь – огородное пугало. Значит плывем! Поживем еще… Теперь еще бы поесть… А покурить, случайно, не хотите, уважаемый Иван Петрович? Вам чего, «Кэмел», «Честерфилд», «Мальборо»? А может, на «Беломор» согласитесь? Покурили бы? Ай-ай-ай, больше четырех лет не курили?Ну надо же, столько и не живут!

Вытянувшись на нагревшихся досках, Иван почувствовал тепло. Лишь бы солнце не скрылось за облаками. Так-то, с солнышком, ничего, душевно. Все равно холодновато, правда, но терпеть можно. О том, что будет ночью, Раничев пока старался не думать. В конце концов, можно снова натянуть на себя кафтан, делов-то!

Немного полежав, он уселся, поджав по-турецки ноги. Кругом плескались синие, с маленькими белыми барашками волны. Плот ощутимо качало.

– Эй, эй, ты не очень-то! – сказал Раничев морю. – Ишь, разошлось. Вчера, что ли, мало было?

Встав, он схватился за импровизированную мачту, потянулся, разминая затекшие члены, и, потеряв равновесие, едва не свалился в пучину. Пролетевшая мимо птица тащила в когтях небольшую серебристую рыбину.

– Рыбу половить, что ли? – задумчиво протянул Раничев. – Жаль вот, червей нет и водки. Без них – что за рыбалка? Ну разве что на блесну?

Иван чувствовал, что надо заняться делом, разговаривал сам с собою, шутил, загоняя подальше в глубины мозга древний проснувшийся ужас. А вдруг – не пройдет мимо никакого судна? Вдруг снова начнется шторм? Да какой, к собачьим чертям, шторм? Вполне достаточно будет и совсем небольшой волнишки. А если шторма не будет – сколько можно продержаться без воды? От подобных вопросов противно холодело где-то внутри. Ну их к черту! Паникер вы, оказывается, уважаемый Иван Петрович! Чем рассуждать, что будет, лучше б занялись делом – леску бы приготовили, что ли… Вот, распушить пеньковый канат на веревочки… А серебряный арабский дирхем – чем не блесна? Жаль, дырочку проковырять нечем. Ладно, придумаем, как привязать. А вообще пошарить за подкладкой кафтана – туда Иван зашивал деньги – может, и завалялась какая-нибудь монетка с дырочкой, ведь все эти денги, динары, дирхемы, дукаты и акче частенько использовали в качестве шейного украшения – мониста. Раничев пощупал пальцами полы кафтана… Ага, вот они, денежки! Ну, Иван Петрович, да вы же богаты! Есть повод для радости! Одна, две, три монеты… Ага, нашлась и с дырочкой. Правда, не серебряная, медяха… Позеленела уже, ничего –отчистим.

Иван принялся яростно тереть монету о доски. Пока отчищал, пока вытаскивал из веревки крепкую нить – не просто согрелся, употел весь. Наконец, довольный, осмотрел изготовленную снасть и, поплевав, забросил. Ловись рыбка, большая и маленькая!

Три раза бросал Раничев, и на третий раз повезло – попалась рыбеха! Едва не упустил от радости, схватил руками. Маленькая серебристая рыбка… салака, треска, сельдь или что-то вроде. Одно было ясно – не форель, не налим и не щука. Надо надеяться, не ядовитая… Нет, не похоже, чтоб ядовитая.

Вспоров рыбье брюхо отточенным краем монеты – пока точил, еще раз пропотел, – Иван выпотрошил рыбу и впился в нее зубами… А ничего! Даже без соли. Срубал за милую душу. Жаль, больше так не везло. Лишь после полудня попалась еще одна – Раничев благоразумно оставил ее на вечер. Уселся на помост, вытянув ноги, вполне довольный, лег,подложив под голову руку. В лазурном небе успокаивающе сияло солнце, нагревая окружающий воздух… по ощущениям Раничева, где-то примерно до пятнадцати-восемнадцати градусов. Вполне можно жить, вот только вода, зараза, холодная. Только бы не поднялся ветер… Впрочем, даже если и поднимется, не так плохо – может, и прибьет к берегу?

Ага, вот еще обломки! Дотянуться, привязать к плоту – все покрепче будет. Однако дело к ночи… И кажется, волны стали заметно больше. Особо наглая захлестнула Ивана с головою, повалив с таким трудом сооруженную мачту. Что ж, делать нечего, придется восстанавливать. Отплевываясь, Раничев снова поднял обломок рея и принялся старательно привязывать его веревкой к бревну. Пока привязывал, пока заменил кафтан на рубаху, и не заметил, как оранжевое солнце скрылось в зеленых водах. Алевшее на западе небо было чистым – это радовало. Не могло не радовать, значит, можно было надеяться, что и завтра выпадет такой же спокойный денек. Тем более что к вечеру волнение успокоилось, утих и ветер – зря Раничев поднимал мачту. Впрочем, не зря – все какое-то занятие. Поплотнее закутавшись в кафтан, Иван приготовился к ночлегу. Поужинал заранее припасенной рыбешкой – на этот раз подобная пища понравилась Раничеву гораздо меньше. Эх, привередливый вы какой-то стали, Иван Петрович! Забыли, как в армии сечку рубали да еще за добавкою бегали? Да, там, где когда-то служил – а всю срочную службу Раничев провел на берегу Баренцева моря в составе частей береговой охраны – так вот, на плотике бы не поплавал – замерз бы, или волной давно перевернуло. А здесь, хоть и зима – да теплая. И с погодой сегодня повезло – ни дождинки, ни особого волнения и ветра. Вот бы и завтра так! Ну будем надеяться… Впрочем, чего так просто надеяться. Взять да помолить Господа! Иван все чаще стал замечать за собой вполне искреннюю веру, он, как и все, часто посещал церковь, молился вполне искренне, не так, как там, в родном покинутом мире. В родном? Раничев усмехнулся. Тот далекий мир, мир двадцать первого века, напоминал о себе только лишь в снах. И кажется, этот мир был ничуть не хуже того! Пусть жесток, неустроен, но честен и отнюдь не лишен определенного рода комфорта. Здесь были и книги, и красивые – не оторвать глаз – вещи, великолепнейшие храмы и нетронутая природа, искренняя людская вера, друзья и, наконец, Евдокся! Как она там? Тайгай обещал присмотреть. Обещал – выполнит, ордынскому князю верить было можно. Ладно, свидимся еще с боярышней, не может быть, чтоб не свиделись, помоги, Господи! А как же там, в Антиохии, Георгиос? Неужели посланцы султана Баркука добрались до него? Нет, скорее всего, нет – ведь их главарь, старик Шараф, был убит в стычке с захватившими шебеку пиратами. А его люди предпочли сдаться в плен. Значит, похоже, с этой стороны ничего не грозит одноухому парню. Жаль, переживать будет, выискивать – а куда же пропал хозяин Ибан? И все будут интересоваться – куда же пропал? И в самом деле… Ха! Как это – куда? Туда же, куда и посланец египетского султана – стал жертвой пиратов. Уж об этом-то лоцман Бахтияр и его ребята расскажут в подробностях, шутка ли – стать свидетелями такого события и притом уцелеть? Так что и здесь будет чем оправдаться Георгиосу. Деньги у него есть, пусть немного, есть и таверна – значит, будут доходы. Только бы не пустился в шпионство – он же сказал, что ненавидит турок. Похоже, собрался действовать. Так, может, то и к лучшему? По крайней мере, люди Тимура в Кафе будут получать сведения. Да и он, Раничев, скоро вернется… будем на то надеяться… нет, не надеяться – верить!

Иван потянулся, зевнул. А хорошо он придумал в Антиохии с таверной! Вот, правда, в Магрибе оказался не по своей воле – хоть именно туда и хотел попасть. Ну вот он, Магриб, совсем рядом, быть может, километрах в пяти… Только вот попробуй, доберись до него. Помоги, Господи! Боже, а не Рождество ли сейчас? Или – сочельник? Ну по крайнеймере – пост, жаль, не соблюдал его в Антиохии, не до того было. Зря не соблюдал – теперь вот поневоле приходится поститься. Интересно, заменяет ли сырая рыба «сочиво» – размоченные в воде зерна? Господи, прости грешника…

Раничев истово перекрестился. Похоже, пока Господь хранил его…

«Дети Баала»… Или – Ваала, что, в общем-то, все равно. Древний бог Карфагена, вернее, основавших его финикийцев-пунов. Иван попытался припомнить, что он вообще помнил о том времени и об этом боге. Припоминалось плохо – хоть и был историком, да занимался в основном русским Средневековьем. Чему в институте учили, уже почти и забыл все, ну конечно, Пунические войны помнил и фразу «Карфаген должен быть разрушен». Вот, в общем-то, наверное, и все. Да, кажется, Ваалу приносили в жертву детей – мальчиков-первенцев. Сжигали в специальных сосудах. Некоторые явно не отличавшиеся особым почтением к богам родители подменяли своих детей на детей рабов. Так, кажется, поступил и отец знаменитого Ганнибала Гамилькар Барка. Так что же, «Дети Ваала» возродили этот кровавый культ? А куда же смотрит святая инквизи… Тьфу! Никуда она не смотрит, нет здесь ее, не дотянулись лапы! Ислам… Тоже, кстати, весьма неодобрительно относящийся к подобного рода сектам. Может, выдать их, к дьяволу, какому-нибудь мусульманскому судье-кади? Можно… Только сначала их отыскать надо да перетолковать кое о чем. Отыскать… Да-а… Задача не такая уж и простая. Может быть, они проводят свои сборища на развалинах древнего Карфагена? Или в каких-нибудь других развалинах, их полно в Ифрикии-Тунисе.

Погруженный в мысли, Раничев и сам не заметил, как заснул. На этот раз ему ничего не снилось. Покачивая плот, мерно плескались волны, стало холодней, но завернувшийся в кафтан Иван не чувствовал холода. Спал. А когда проснулся… Прямо на него шла галера с торчащим впереди тараном в виде оскаленной морды льва! Мерно шевелились весла… Заметив Раничева, кто-то крикнул. Отвалила привязанная к корме шлюпка.

– Ну вот, наконец-то, – усмехнулся Иван. – Явились, не запылились. Могли б и пораньше… Интересно, кто вы? Наверное, венецианцы… Эй, рагаццо! Не так близко – развалите мне весь плот. А я ведь положил на него столько труда.

Галера – изящное, украшенное затейливо резьбой судно – медленно разворачивалась боком. Прищурив от утреннего солнца глаза, Раничев приложил к глазам руку… и вздрогнул, разглядев на корме…

Глава 11

Январь 1399 г. Алжир. Кирка и камень

Мне часто друг твердит: «Бежать ты должен с толком —

Затеял ли побег, под мой лишь кров иди,

Когда ты одержим боязнью встречи с волком,

Спасайся в городе, а в степь и не гляди».Руми

…зеленое, с вытканным золотым полумесяцем, знамя.

Вспомнив это, Раничев вздохнул и, поправив цепь, чтоб не мешала работать, вновь взялся за кирку. Несмотря на то что было не очень-то жарко, пот градом стекал с него, словно с бегущего дистанцию марафонца. Да, труд в каменоломнях Алжира был не из легких. Кроме Ивана в душной яме, скорее даже – небольшой шахте на самом краю выработки, звеня цепями, трудились еще три десятка невольников, остальные работали снаружи. Боже, как же здесь было душно! Можно себе представить, что будет твориться летом, вернее, уже весной, месяца через два, а то и раньше, когда жаркое алжирское солнце снова опалит скалы.

– Задумался, Иван? – окликнул Раничева напарник – Жан-Люк – черноволосый, исхудавший до бледности парень, марселец, захваченный в плен на побережье.

Обернувшись, Иван нашел в себе силы для ободряющей улыбки, выкрикнул по-арабски:

– Ничего, Жан-Люк, прорвемся!

Марселец улыбнулся в ответ, с натугой набрасывая в тачку излишки породы. Что здесь, в шахте, было хорошо – так это отсутствие надсмотрщиков, те не очень-то любили спускаться сюда, в духотищу, чем и пользовались невольники. Пожалуй, шахта являлась одним из немногих мест, где можно было относительно спокойно поговорить. Правда, и выработку при этом нужно было успеть сделать, иначе не миновать плетей… ну пока, слава Господу, делали, особенно после появления Ивана – тот все-таки был мужчиной не из слабых.

Отложив кирку, Раничев поднял тяжелый молот и несколько раз ударил им по забитому в щель меж скальной породою клину. С натугою клин все же вошел вглубь, и в скале появилась черная змеистая трещина… Еще пара ударов, и вывороченный кусок плиты рухнул к ногами Ивана. Отпрыгнув в сторону, тот обернулся в напарнику:

– Убирай, Жан-Люк!

И снова скала, снова кирка, клин, молот… И змеистая трещина, и отвальный выброс породы… И снова кирка… Так – с раннего утра до самого позднего вечера – Мухаммад Абу Зайан, алжирский правитель, которому и принадлежали работающие здесь невольники, не терпел простоев, очень уж ему хотелось достроить до весны крепость у входа в гавань. Достроит… Такими-то темпами используя труд несчастных рабов… достроит…

Раничев вздохнул. Так и сгинешь здесь, никто и не вспомнит. А ведь как неплохо все начиналось!

Подобравшая его галера – «Слеза пустыни» – принадлежала некоему Абу Вахиду – здоровенному веселому малому, светловолосому и голубоглазому – именно так в древности и выглядели чистокровные арабы. Абу Вахид являлся не просто владельцем галеры, он был раисом – предпринимателем, планировавшим рискованные набеги и занимавшимся сбытом добычи и пленников. Таких раисов в Алжире насчитывалось десятка полтора-два, все они жили в богатом квартале Фахс – самой фешенебельной части города. Первое, что спросил Абу Вахид у Раничева, каким ремеслом он владеет? Короче говоря, не кто он, а что он? Именно это в первую очередь интересовало алжирского пирата. Раничев в ответ лишь пожал плечами, честно признавшись, что никакого полезного ремесла не знает, разве что умеет петь песни да воевать.

– Петь и воевать? – неожиданно расхохотался раис. – Так это ведь то, что нам надо! К тому же ты сам признался, что родом из дальних краев и за тебя некому выплатить выкуп. Дорога у тебя одна, либо – к нам, либо – на рынок невольников. За такого сильного мужчину дадут немало.

Опять пиратствовать? Раничев покачал головой. Не хотелось бы… Однако, похоже, это был единственный способ сохранить хотя бы относительную свободу.

– Пожалуй, я все же примкну к вам…

– Вот и славно! Что тебе приходилось делать?

– Сражаться, – пожал плечами Иван. – Сабля, меч, арбалет… иногда тюфяк…

– Тюфяк? – живо переспросил Абу Вахид. – Что такое этот «тюфяк»?

– Ну как тебе сказать, – задумался Раничев, не знавший, как по-арабски обозвать пушку. – Такое… стреляет, бумм!

– А!!! – обрадованно воскликнув, догадался раис. – У нас есть одна, пошли, глянем.

Вслед за алжирцем Раничев прошелся по узенькому помосту – куршее – ведущему от кормы, где располагалась каюта раиса, к узкой палубе на носу. Пока шли, обошли все три мачты – «Слеза пустыни» была крупным судном. Средняя, самая высокая, мачта, проходя сквозь палубу, крепилась к килю, две остальные – только к палубному настилу. Дул ветер, наполняя косые паруса, прикрепленные к длинным, почти во весь корпус судна, реям, на корме гордо реяло зеленое знамя. Пользуясь небоевой обстановкой и ветром, гребцы – по несколько человек на весло, в основном пленники-христиане, но попадались и негры – пока отдыхали. На носу галеры неподвижно, на массивном деревянном лафете была установлена небольших размеров бомбарда, подобные могли метать каменные ядра до полукилограмма весом на расстояние, примерно равное семистам метрам. Для зарядки орудия использовалась вынимающаяся зарядная камора в казенной части ствола и деревянный клин, удерживающий камору при производстве выстрела.

– Хорошая штука. – Присев на лафет, Раничев погладил бронзовый ствол, живо напомнивший ему вдруг давнюю осаду Угрюмова войсками эмира Османа. – Жаль, нескорострельна… Впрочем, они все еще не скорострельны.

– Умеешь обращаться? – не то спросил, не то утвердил раис и засмеялся, показав белые зубы. – Тебе повезло, парень, иначе б ты пополнил ряды шиурмы! – Он презрительно кивнул на гребцов. – Пока будешь моим личным рабом, а ежели сможешь хорошо управляться с этой метающей круглые камни штуковиной, кто знает? Может, через два три набега уже выкупишься на волю. Пока же будешь сражаться так, без доли добычи, рабам, знаешь ли, она не положена. Ничего! – Абу Вахид похлопал Раничева по плечу. – Старайся! Спать будешь на палубе с моими людьми. Впрочем, мы скоро вернемся домой… хотя есть у меня одна задумка… – Внезапно замолчав, раис посмотрел на море, туда, где за туманной сиреневой дымкой скрывались берега Корсики, Сардинии, Лангедока…

Абу Вахид все ж таки решился воплотить свою задумку в жизнь. Немного постояв на носу, он посмотрел на небо, перевел взгляд на бомбарду, ухмыльнулся и быстро пошел назад, к корме, на ходу отдавая распоряжения. Расталкивая шиурму, засвистели в свои свистки надсмотрщики – комиты и подкомиты – захлестали бичами, на корме у самой куршеи, проверили свои инструменты музыканты – далеко не последние на галере люди, именно они задавали темп гребле.

«Вот и к ним можно было податься…» – запоздало подумал Раничев. Все ж таки зря он признался в том, что умеет обращаться с пушкой. Ну что сделано, то сделано…

Внезапно изменив курс, галера спустила паруса и ходко пошла к северу, делая под веслами около восьми узлов в час. Видно, раис хотел напасть на сардинское побережье или на Балеарские острова. Собственно, в этом и состояла задумка, в чем же еще-то?

К вечеру впереди показался скалистый берег. По приказу раиса, галера замедлила ход и с наступлением темноты тихо, по-волчьи, подкралась к небольшой бухте. В темном небе зажигались звезды, медная луна, большая и круглая, ярко осветила селение. С галеры хорошо были видны крытые соломою крестьянские хижины, несколько каменных домов и высокий шпиль церкви.

– Видите колокольню? – обернулся к своим десятникам Абу Вахид. – Ты, Ибрагим, возьмешь лодку и нескольких воинов… Стражников на колокольне – думаю, они именно там – разрешаю убить, только тихо. Остальных – только в плен.

Ибрагим – светловолосый нелюдимый мужик с окладистой бородою, явный ренегат, отрекшийся от христианства в пользу ислама, – молча кивнув, пошел за своим десятком. Бесшумно отошла от кормы лодка, ни одно весло не плеснуло – специально обмотали тряпками…

На притихшей галере ждали. В полной тишине лишь слышен был близкий шум прибоя да собачий лай. Вот наконец на колокольне вдруг вспыхнул – и тут же погас – факел.

– Он все сделали, – улыбнулся раис. – Теперь – вперед, и да поможет нам Всевышний!

Чуть шевельнулись весла – да тут и не нужно было много грести – и затаившаяся в засаде галера тихо вошла в бухту, ткнувшись носом в рыбацкий причал.

– Останешься здесь, – подозвав к себе Раничева, сквозь зубы бросил Абу Вахид, вытаскивая из ножен тяжелую саблю. – Видишь вон тот дом, больше похожий на крепость?

Иван кивнул.

– Я велю зажечь у его ворот факел – сделаешь выстрел на свет. Как увидишь вспышку – так и стреляй.

– А не зацеплю ваших?

– Зацепишь – не жалко, – жестко расхохотался раис. – Следующие будут куда как проворнее!