Чтение 34–й страницы книги ~Ящик Пандоры~

– Корабль говорит, это сегодняшний урок. Началось с того, что тот мужчина скакал на лошади. Очень быстро. А у нас в гибербаках есть лошади?

– По накладным – есть, но у нас пока нет для них места.

– Я бы хотел на лошади покататься!

– А что вы узнали из сегодняшнего урока?

– Что Корабль везде, всегда был и все видел, – серьезно ответил мальчик.

Товарищи его закивали.

«Ты поэтому показал мне Иешуа, Корабль?»

Ответа не было. Но Хали и не ожидала ответа.

«Я не усвоила урок. Чему бы ни желал научить меня Корабль… я провалила экзамен».

Расстроенная, она поднялась, потом снова глянула на заговорившего с ней малыша. Почему нет взрослых? Конечно, это детское богоТворение – но хотя бы инструктор…

– Вы доктора Ферри не видели? – спросила она.

– Он приходил, но его вызвали куда-то, – ответила девчушка из задних рядов. – А разве можно покидать богоТворение?

– Только по корабельным делам, – соврала Хали.

Отговорка вышла пустой, но девочку вроде бы удовлетворила.

Решившись, Хали выбежала из комнаты. Вдогонку ей полетел девчоночий голосок: «А кто же у нас будет учителем?»

«Не я, малышка. Мне самой предстоит многому научиться».

Что-то на борту пошло наперекосяк. Странная беременность Ваэлы была лишь одним признаком из многих. Хали промчалась по боковому проходу в сторону ядра от богоТворильни, отодвинула крышку первого же служебного люка на своем пути и нырнула в проем. По тесной, плохо освещенной трубе она проползла до пересечения с другой, откуда сквозь другой служебный люк вывалилась в главный коридор архива. В зале были люди – группа средней школы на уроке по обращению со сложной техникой, – но ее проход между стеллажами пустовал, и за консолью, скрывавшей вход в тайное убежище Керро, никого не было.

Хали отворила потайной люк, пролезла в залитое слабый розовым светом помещение и плюхнулась в кресло за пультом. Люк за ее спиной со щелчком затворился. От спешки Хали изрядно запыхалась, но переводить дух времени не было. С чего начать? Вокодер, проектор?

Девушка пожевала губу. От Корабля ничего не скроешь. Урок, преподанный тем ребятишкам, был настоящим, она знала это.

«Чтобы обратиться к Кораблю, мне не нужна техника».

Тогда зачем вообще это место?

– Люди, как правило, меньше пугаются так, чем когда Я передаю мысли.

Голос Корабля раздавался из динамика прямо перед Хали, такой спокойный и мудрый, что девушка почему-то озлилась.

– Для Тебя мы просто зверушки? А что будет, когда зверушка Тебе надоест?!

– А как вы можете Мне надоесть?

– Потеряв почтение к Кораблю, – выпалила Хали, не раздумывая. Ответа не было.

Гнев ее остыл. Молча посидев минуту в раздумье, девушка задала иной вопрос:

– Кто Ты, Корабль?

– Кто? Не совсем корректный вопрос, Хали. Я появился вместе с первой человеческой мыслью. Чтобы события свершились в нужной последовательности, потребовалось немало времени – но только лишь времени.

– Так что же почитаешь Ты, Корабль?

– Я почитаю сознание, породившее Мой образ. И Мое почтение явлено в решении Моем наименьшим образом вмешиваться в ваше сознание.

– Так и нам предлагаешь почитать Тебя, Корабль?

– Ты полагаешь, что можешь повлиять на Меня, Хали?

Хали с натугой выдохнула.

– Могу, так ведь.

Это было утверждение, а не вопрос.

Чувствуя, как пол уходит из-под ног, словно озарение свершилось не волей ее, но попущением, Хали поняла наконец в чем был урок лобного места.

– Последствия избыточного вмешательства, – прошептала она.

– Ты радуешь Меня, Хали. Радуешь, как радовал Меня Керро Паниль.

– Хали! – рявкнул Уинслоу Ферри из прибокса на ее поясе. – В лазарет, быстро!

Хали уже выскочила из люка и одолела полпути по коридору, прежде чем сообразила, что прервала беседу с Кораблем на полуслове. Можно было на пальцах пересчитать тех,к кому Корабль обращался лично, а у нее наглости хватило встать и уйти! Мысль эта не успела еще покинуть ее, а Хали уже рассмеялась. Невозможно покинуть Корабль.

Ферри встретил ее у главного входа в лазарет. Старик оделся в прочный синий комбинезон, как колонист. Второй, такой же, он тащил в руках. Когда он сунул костюм ей, Хали увидела, что оба комбинезона снабжены пилотскими шлемами.

Она машинально схватила одежду. Видно было, что старик перепуган – лицо его покраснело, руки тряслись. Ткань показалась ей грубой – в сравнении с корабельным костюмом – съемная накидка и капюшон были как будто скользкими.

– Что… что случилось? – выдохнула она.

– Надо вывезти Ваэлу с борта. Мердок убьет ее.

Хали не сразу осознала его слова. Потом ее одолели сомнения. Почему этот напуганный старик пошел против Мердока? Ведь это значило противостоять самому Оуксу!

– Почему вы хотите помочь? – спросила она.

– Меня снимают. Отправляют на нижсторону, в Первую.

До Хали долетали слухи о Первой лаборатории – опыты с клонами, дикие байки… Но Ферри был смертельно напуган. Может, он знал о Первой что-то более определенное?

– Надо торопиться, – выдохнул старик.

– Но как… Нас догонят!

– Я тебя умоляю! Надевай комбинезон и помоги мне.

Хали поспешно натянула синий комб поверх своего корабельного, чувствуя себя неуклюжей и толстой. Застежки ветровика скользили под пальцами, пока Ферри тащил ее в сторону лазарета.

– Когда они спохватятся, нас уже не будет на борту, – бормотал он. – Через четыре минуты из восьмого дока отправляется грузовой челнок. На борту только оборудование, людей нет – все на автоматике.

Они добежали до палатных ниш. Ферри отдернул занавесь, и Хали едва не воскликнула изумленно. На каталке покоилась Ваэла, уже одетая в нижсторонний комбинезон. Лицо ее закрывал капюшон, на раздутом животе ветровик топорщился складками. Когда Ферри успел ее притащить?

– Мердок приказал перевести ее, – пояснил старик, – как только ты ушла.

Хрюкнув от натуги, он сдвинул каталку с места. Хали собралась было отключить Ваэлу от монитора.

– Рано! – прикрикнул на нее Ферри. – Тогда биометристы сразу поймут, что дело неладно!

Хали отдернула руку. Ясное дело, самой следовало догадаться.

– Теперь подключай свой прибокс, – скомандовал Ферри. – Все решат, что мы опять везем ее на анализы. – Он проворно убрал смятый капюшон Ваэле под спину, а тело прикрыл серым пледом. Когда он поднял ее голову, спящая слабо пошевелилась.

– Чем они ее накачали? – спросила Хали.

– Снотворным, полагаю.

Хали покосилась сначала на себя, потом на Ферри.

– Стоит кому-то глянуть на наши комбы, и неладное точно заподозрят.

– Сделаем вид, что так и надо.

Ваэла вздрогнула во сне, забормотала что-то. Глаза ее распахнулись. «Сейчас. Сейчас!» – вскрикнула она и тут же снова провалилась в забытье.

– Слышу, – пробормотала Хали.

– Готова? – спросил Ферри, берясь за каталку.

Хали кивнула.

– Отрубай!

Хали сорвала датчики, и двое заговорщиков торопливо вытащили каталку в проход.

«Восьмой док, – подумала Хали. – Четыре минуты». Можно успеть, если по дороге никто их не задержит.

Ферри, заметила она, вел каталку к боковому проходу, ведущему прямо в причальную зону. Неплохой выбор.

Они не успели отойти от палаты и на десять шагов, когда Хали получила первый вызов.

– Экель, в лазарет. Экель, в лазарет.

От лазарета до причала было всего пара сотен метров, но внутрикорабельному транспорту довериться было невозможно. Если Мердок желал Ваэле смерти, если Хали недооценила его при первом знакомстве, то войти в транзитную трубу будет смерти подобно. Он сможет поставить систему управления транссетью на оверрайд, и та доставит добычу к его дверям, как заказанный обед.

Колесики каталки поскрипывали, и Хали это жутко раздражало. Ферри тяжело дышал от непривычного напряжения. Немногие встречные расступались перед двумя врачами, торопящимися по каким-то своим, врачебным делам.

– Экель! – снова запищал прибокс. – Экель, срочно в лазарет!

Они завернули за угол, направляясь к посадочной зоне, и едва не повалили каталку. Ферри ухватил Ваэлу за плечи, не давая ей соскользнуть. Хали помогла ему, не переставая толкать каталку в сторону восьмого дока. Мимо промелькнули ворота пятого, и восьмой уже показался в конце туннеля.

Ферри запустил руку Ваэле под лопатки и вытянул оттуда какой-то маленький предмет. Лицо его разом побелело.

– Что там? – спросила Хали.

Старик показал. Штуковинка выглядела совсем безобидно – блестящая серебряная трубочка.

– Следак, – выдохнул Ферри.

– Откуда он взялся?

– Мердок, должно быть, пытался заставить Ваэлу проглотить его, но рано ушел, а она выплюнула.

– Но…

– Они знают, где мы! Биокомпьютер может проследить, как зонд движется в теле, да, но следак можно обнаружить в любом месте на борту!

Хали выхватила приборчик из рук Ферри и что было сил швырнула себе за плечо.

– Нам хватит и пары минут.

– Экель, стоять!

От пронзительного вопля она встала как вкопанная. Из люка прямо перед носом у Ферри показался Мердок. В руке он сжимал лазерный скальпель, и Хали вдруг осознала, что этот инструмент можно применить и как оружие. На полной мощности скальпель мог с десяти метров отрезать человеку ногу.

Как прекрасно понимали иезуиты, основная функция логики – ограничивать число аргументов в споре и тем самым сдерживать мыслительные процессы. Еще в веданте этот способ обуздывать бешеную изобретательность разума включал семь логических определений: качество, сущность, действие, общее, частное, сродное и несуществующее, или отрицание. Эти семь категорий, как мнилось создателям системы, ограничивали пределы поля символов. Осознание того факта, что все символические системы по сути своей безграничны и бесконечны, пришло намного позднее.

Раджа Томас, из корабельных архивов.

Сжимавший Томаса в объятьях дирижаблик издал короткую трель, стравливая газ из пузырей, и начал медленно опускаться в голубой туман. Томас слышал его песню, ощущалсвое тело в колыбели, осознавал даже, что Алки начала свой долгий спуск к горизонту. Он видел темно-лиловое полуденное небо, подсвеченный сбоку синий туман в чаше островерхих скал внизу и все же не мог довериться ни своим глазам, ни разуму, воспринимавшему увиденное.

Потом туман окутал его, жаркий и влажный.

Воспоминания путались, будто Томас пытался разглядеть их сквозь толщу бурных вод, плыли и колебались, складываясь в пугающие сочетания.

«Спокойно. Только спокойно».

Была ли то его мысль, Томас не мог поручиться.

«Где я?»

Ему помнилось – кажется, – как его выпихнули из шлюза на пустошь вокруг Редута. Значит, он – скорей всего – на Черном Драконе. Но как он оказался в щупальцах дирижаблика, Томас не мог вспомнить.

«Как я тут очутился?»

В тот же миг, словно его смятение вытребовало у памяти ответ, он увидел себя как бы со стороны – убегающего по прибрежной равнине от настигающего рвача – и спикировавшего к нему дирижаблика. Образы мелькали перед его мысленным взглядом против воли.

«Спасение? Но чем я служу этому зверю? Балластом? Пищей? Может, дирижаблик несет меня в свое гнездо, куче голодных… голодных кого?»

– Гнездо!

Он услышал это слово так отчетливо, словно говорящий стоял у него за спиной. Но вокруг не было никого. И голос не принадлежал ни Кораблю, ни самому Томасу.

«Корабль!»

У них осталось менее семи суток! Корабль готов сломать запись… и покончить с человечеством.

«Я просто схожу с ума. И никакой дирижаблик не волочит меня сквозь синий туман».

В мозгу его словно отворился люк, и оттуда хлынули сбивчивые голоса – он узнал только голос Паниля. Воспоминания… рассудок Томаса цеплялся за воспоминания, открывшиеся ему вместе с этой несвязной болтовней. Гондола – вцепившиеся в плазмаглас щупальца десятков дирижабликов… занимаются любовью Ваэла и Паниль, и тела их оплетают толстые черные щупальца, словно любопытные змеи… Он услышал собственный истерический смех – или это тоже воспоминание? Вспомнился цеппелин, которым они добрались до Редута… камера – и те нелепые спецклоны… и снова хохот. «Я брежу… и вспоминаю бредовые видения…»

– Это не бред.

Снова тот же голос! Сплетение щупалец чуть разошлось, но вокруг по-прежнему видна была лишь пелена тумана и… и… нет, больше ничего.

Мысли забивала чужая болтовня – было то воспоминание или мерещилось сейчас, Томас не был уверен. Голова кружилась, и перед глазами мелькали обрывки вроде бы голозаписей…

«Ну вот, я наконец-то тронулся. Совсем крыша поехала».

– Ты в своем уме.

«Да, всего лишь болтаю сам с собой».

Бессвязный лепет конденсировался в различимые слова, Томасу казалось, что он выделяет из потока слов внятные фразы… но эта голографическая запись в голове пугалаего до жути. Словно вся планета стала его глазами и ушами, словно он находился… повсюду.

Тишина возвращалась постепенно, приступами, спазмами. Волны ее накрывали рассудок Томаса. Чужие глаза и уши медленно, как ползущие по стене улитки, покидали его восприятие.

Он был один.

«Что за ерунда со мной творится?»

Нет ответа.

Но отзвуки его мысленного голоса эхом раскатывались по длинным, темным коридорам извилин. Томас погрузился во тьму, и в этой тьме крылся глаз, чтобы видеть, и ухо, чтобы слышать. Там была Ваэла, он ощущал это так явственно, словно протяни руку – и он коснется…

Щупальца больше не держали его!

Рука коснулась земли… песок, галька. И тьма вокруг. И Ваэла во тьме – покойная, всеприимная…

«Я каким-то мистиком становлюсь, черт!»

– Каким мистиком? Живым.

Этот голос! Он был так же реален, как дыхание ветра на его щеках. Томас осознал, что стоит на коленях, на сырой темной земле… а вокруг клубится синий туман. И он вспомнил – по-настоящему вспомнил, – как подхватил его дирижаблик. Это было самое драгоценное из воспоминаний. Томас лелеял его, точно единственное дитя, это воспоминание: сверкающий морской простор, уходящая к горизонту узкая лента прибоя, вздымающиеся над морем и прибрежной равниной самые крутые на планете горы – Черный Дракон.

– Воздень очи свои горе, Раджа Томас, и узри, как дитя рождает мужа.

Он вскинул голову. В вышине сверкало что-то оранжево-золотое, ударила по ушам свистящая песнь. Прямо над ним плыл в синем тумане небольшой дирижаблик, волоча по земле пучок щупалец. Бивший в лицо ветерок разгонял мглу, принося благоухание цветов. В насыщенном водяными парами горячем воздухе видимость все увеличивалась. Томас огляделся.

«Джунгли».

Он понял, не зная как, что находится в огромном кратере, окруженном черными скалами, и пойманное в каменной чаше облако создает температурную инверсию, сохраняя тепло.

Щупальце скользнуло к нему, коснулось левого запястья – сухое и теплое, как человеческая кожа. На затылок Томасу упала капля. Он глянул на дирижаблик. Вода собиралась каплями на его боках и скатывалась по другим щупальцам.

Покой оставил его.

«Что эта тварь со мной сделает?»

Он шарил взглядом, но повсюду натыкался только на жаркий синий туман.

Гром!

Мглу в вышине пронзила ослепительная молния. Волоски на шее, на руках Томаса встали дыбом.

«Где я?»

– В гнезде.

Он сообразил, что на самом деле не слышит голоса, нет… тот рождался непосредственно в слуховом центре мозга, как голос Корабля… но это говорил не Корабль.

Но не верить глазам он был не в силах. Щупальце дирижаблика касалось его руки, с другого капало за шиворот. Вокруг были джунгли. Возможно, в бреду исполнилась самая сокровенная его мечта: легендарное прибежище, земля, текущая молоком и медом, где нет тревог и нет хода времени: Эдем.

«Я спрятался в собственном бреду, потому что Корабль решил уничтожить всех нас!»

Он снова глянул на укутанные туманом джунгли – пестрые купы деревьев, оплетенные лианами, расцвеченные странными цветными пятнами.

– Чувства не лгут тебе, Раджа Томас. Это настоящие деревья и лозы. Видишь – цветы?

Пятна были соцветиями – алыми, лиловыми, ниспадающими водопадами золота. Они были так совершенны, что казались хрупким порождением фантазии.

– Нас цветы радуют.

– Кто… говорит… со мной?..

– С тобой говорит Аваата. Аваату восхищают также жито и маис, яблони и кедры. Аваата насадила здесь то, что ваш род оставил и отбросил.

– Кто это – Аваата? – крикнул Томас нависающему над ним дирижаблику, опасаясь, что уже знает ответ.

– Се – Аваата!