Чтение 41–й страницы книги ~Ящик Пандоры~

– Но медтехника нет. Наталь…

– Она сказала, что ты можешь помочь.

– Но я никогда…

Ваэлу сотрясла очередная схватка.

– Не стой ты столбом! Помоги мне! Помоги, черт!

Курц погладил ее по лбу.

Дважды Ферри протягивал к ней руки и дважды опускал их.

– Пожалуйста! – прерывисто вскрикивала Ваэла. – Плод… надо развернуть! Поверни ее!

– Я не могу! – Ферри отступал все дальше.

Ваэла глянула на гнома.

– Курц… пожалуйста. Ребенка надо повернуть. Ты мож… – Очередная схватка прервала ее.

И, когда боль отступила, послышался спокойный голос гнома:

– Скажи, что мне делать, сестра.

– Попробуй обхватить тело малышки и повернуть. У нее запрокинута ручка, и она мешает головке… о-о-о!

Во рту Ваэлы стоял привкус крови – она прикусила губу, но эта малая боль помогла рассудку вернуться. Открыв глаза, она увидала, что гном стоил на коленях меж ее бедер, ощутила его руки – мягкие, уверенные.

– А-а, – протянул он.

– Что… что… – Ферри стоял на пороге, готовый сбежать в любой момент.

– Дитя подсказывает мне, что делать, – проговорил Курц, закрыв глаза. Дыхание его выровнялось. – У малышки есть имя, – вымолвил он. – Ее зовут Ваата.

«Наружу! Из чрева!»

Голос раздавался в мозгу Ваэлы, она видела давящую тьму, чувствовала запах крови, хотя нос ее был забит… забит…

– Или это я рождаюсь вновь? – вопросил Курц.

Он выпрямился, с восторгом на лице сжимая блестящее извивающееся тельце младенца.

– Как тебе это удалось? – изумился Ферри.

Ваэла молча прижала малышку к груди. Она чувствовала, как руки карлика касаются ее, касаются ребенка – Ваата, Ваата, Ваата… Собственные воспоминания мешались со сценами из прошлого Курца: «Сколько же доброты в этом человеке!» Она увидала битву при Редуте и чувствовала боль от ран Курца. Словно в ускоренной голозаписи, проносились перед глазами образы. Ваэла ощутила рядом с собой Керро и услышала его мысленный голос:

«Касание младенца учит нас рожденью, и руки наши – свидетели того урока».

Конечно, это Керро – но его же не было рядом, в лазарете!

А потом Ваэла разом ощутила всех, кто остался на борту Корабля, – работников в гидропонных садах, команду, торопящуюся по своим делам по мириадам переходов… даже спящих в гибернации. Все они на миг стали едины с ней, и соединенное их сознание примолкло недоуменно. Их страх стал ее страхом.

«Что со мной творится? Господи, что это?!»

– Мы живем! Живем!

И когда Ваэла ощутила-услышала эти слова, чужие мысли покинули ее. Осталась только та, кто кричала, – тоненький голосок бесконечного утешения, поющий: «Мы живем!»

Ваэла открыла глаза и встретилась взглядом с карликом.

– Я все видел, – прошептал тот. – Дитя…

– Да, – проговорила Ваэла. – Ваата. Наша Ваата…

– Что-то… происходит, – пробормотал Ферри. – Что такое? – Он стиснул виски ладонями. – Убирайся! Уходи, я сказал!

Он рухнул на пол, содрогаясь.

Ваэла снова глянула на Курца.

– Помоги ему.

Карлик встал.

– Конечно. Самых тяжелых раненых – вперед.

В час, когда египтяне тонули в волнах Черного моря, священники желали воспеть хвалебный гимн Господу, но тот укорил их, сказав: «Плоды трудов моих утопают в водах; чествовать ли песнею погибель их?»

Трактат «Санхедрин»,

из корабельных архивов.

Сердце Моргана Оукса колотилось слишком быстро. Зеленый комб промок от пота. Болели ноги. И все же он брел, удаляясь от Редута.

«Легата, как ты могла?»

Когда силы оставили его, он повалился на песок и только теперь осмелился оглянуться. Никто его не преследовал.

«Они могли меня убить!»

Прожженное толпою отверстие в паутинном пологе окаймляла полоса сажи, и Оукс не сводил взгляда с этой дыры. Каждый вздох отзывался в груди болью. Он не сразу осознал, что в мире есть звуки помимо его дыхания. Дальним громам отзывалась сама земля. «Волны!»

Он глянул в сторону моря. Линия прибоя поднялась невиданно высоко. До самого горизонта простирался белопенный простор. Огромные валы разбивались о берег там, где было раньше посадочное поле. На глазах у Оукса здоровенный кусок равнины соскользнул в море, оторвав половину ангара для челноков.

Оукс кое-как поднялся на ноги. В белой пене мелькало что-то черное – скалы! Волны легко подбрасывали валуны в человеческий рост. Покуда он смотрел, в пучину соскользнул сад – его драгоценный сад.

Среди брызг летали пронзительные крики, словно вопли почти забытых чаек. Оукс огляделся. «Дирижаблики?» Сгинули. Ни один оранжевый мешок не танцевал на ветру, не парил над черными утесами.

А крики не стихали.

И только тогда Морган Оукс повернулся в сторону скального гребня, откуда Томас вывел свою армию. «Тела!» Под жаркими лучами обоих солнц валялись, подергиваясь, изувеченные тела. Среди раненых медленно проходили фигуры с носилками, собирая их по одному и оттаскивая к подножию утесов.

Оукс снова обернулся к Редуту – нет, там ждет верная смерть. Глянул на поле боя – и только теперь заметил демонов. Его передернуло. Твари сидели широким полукругом,недвижно взирая на поле брани. А среди них одиноко стоял человек в белых одеждах. Оукс узнал его – это был Керро Паниль.

И эти крики! Стоны раненых, умирающих!

Оукс двинулся к поджидавшему его Панилю. «Какая мне теперь разница? Ну пошли против меня своих бесов… рифмоплет!»

Путь его пролегал по краю кровавого поля, среди обезображенных тел. Оукс наступил на оторванную руку, и та в последней судороге вцепилась ему в ногу. Бывший босс отскочил, точно заяц. Ему хотелось бегом бежать в Редут, к Легате. Но ноги не слушались. Он мог только ковылять к возвышающемуся над толпой демонов Панилю.

«Почему они не движутся?»

Он остановился в нескольких шагах от поэта.

– Ты. – Оукс сам удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.

– Я.

Голос поэта доносился через вживленный под кожу Оукса передатчик, губы же не двигались.

– Тебе конец, Оукс.

– Ты! Ты все погубил! Это из-за тебя мы с Льюисом…

– Ничто не погибло, Оукс. Жизнь только начинается.

Паниль не разжимал губ, но голос продолжал звучать.

– Ты молчишь… но я тебя слышу.

– Это дар Авааты.

– Авааты?

– Дирижаблики и келп едины: они – Аваата.

– Значит, планета все же победила нас.

– Не планета. И не Легата.

– Тогда корабль. Наконец-то он загнал меня в угол!

– И не Корабль.

– Льюис! Это он виноват. Он и Легата.

На глаза Оуксу навернулись слезы. «Льюис и Легата». Он не мог встретиться взглядом с Панилем. «Льюис и Легата!» Одинокий плоскокрыл отполз от поэта, вскарабкался Оуксу на башмак и заснул, примостив шипастую башку на застежке. Оукс в ужасе взирал на тварь, не в силах даже пошевельнуться.

– Скажи мне, – вскрикнул он в отчаянии, – кто же виноват?!

– Ты сам знаешь, кто.

Из глотки Оукса вырвался вопль:

– Не-е-ет!

– Ты виноват, Морган. Ты и Томас.

– Это не я!

Паниль только глянул на него грустно.

– Тогда прикажи своим демонам убить меня! – бросил Оукс ему в лицо.

– Они не мои демоны.

– Тогда почему они не нападают?

– Потому что я показываю им мир, который иные назвали бы иллюзорным. Любое существо нападает не на то, что видит, а на то, что, как ему кажется, оно видит.

Оукс в ужасе воззрился на Паниля.

«Миражи? Этот стихоплет может отвести мне глаза как захочет?»

– Это корабль научил тебя!

– Меня научила Аваата.

– И твоей Аваате конец… – Оукс понял, что у него начинается истерика. – Всем им конец!

– Но прежде она научила нас входить в мир инореальности. И Аваата живет в нас.

Оукс не мог отвести взгляда от смертоносного плоскокрыла на своем ботинке.

– Что эта тварь видит? – спросил он, тыкая в демона трясущимся пальцем.

– Что-нибудь знакомое.

Содрогнулась от грохота земля, и плоскокрыл с недовольным видом шлепнулся на песок. Оглянувшись, Оукс увидал, как соскальзывает в бездну еще одна секция Редута. Огромные валы бились о берег, расплескивая белую пену, а узкая бухта еще усиливала их напор. В безмолвном ужасе Оукс наблюдал, как здание за зданием рушится в подгрызающие их волны.

– Можешь болтать что тебе вздумается, – пробормотал он, – но планета нас победила.

– Как хочешь.

– Я хочу?!

Оукс едва не набросился на Паниля, но замер, увидав, что двое спецклонов волокут к ним носилки. Рядом с раненым шла Хали Экель, колечко в ее носу сверкало в ослепительном свете. Пациента опутывали датчики прибокса. И человека на носилках Оукс тоже узнал – то был Раджа Томас.

Носильщики недоуменно воззрились на бывшего босса, опуская на песок свою ношу.

– Он очень плох? – поинтересовался Оукс у Хали.

Ответил поэт.

– Он умирает. Сквозная рана груди и лучевой ожог.

Оукс подавил смешок.

– Значит, меня он не переживет! Наконец-то проклятый корабль останется без кэпа!

Хали опустилась на колени рядом с носилками, глядя на Керро.

– Мы бы не дотащили его живым в лазарет. Он просил принести его к тебе.

– Знаю.

Керро смотрел на умирающего, и мысли Томаса были открыты ему – как и Ваате, и Ваэле, и большинству спецклонов, в чьих генах таилась Аваата, – открыты полностью, до последней капли. Сколь проникновенным был замысел Корабля – из породившего Его Раджи Флэттери сделать воплощение возмездия!

Губы Томаса дрогнули. Голос его был не громче шепота, но даже Оукс услышал его ясно:

– Я так долго искал ответа… что забыл вопрос.

– О чем он болтает? – осведомился Оукс.

– Он говорит с Кораблем, – ответил Паниль, на сей раз вслух, и речь его была речью поэта, полной всепроникающей мудрости.

Уста умирающего исторгли прерывистый вздох.

– Я так долго играл… так долго… Паниль знает. Это скала… дитя… Да! Я знаю! Дитя!

Оукс фыркнул.

– Да он просто бредит.

– А ты все отказываешься встать вровень со своей человечностью, – промолвил Паниль, глядя на бывшего босса.

– Что… О чем ты толкуешь?

– Только этого и требовал от нас Корабль, – вздохнул Паниль. – Это и значит богоТворить: найти в себе человечность и подняться с ней вровень.

– Слова! Пустые слова! – Оуксу казалось, что его загоняют в угол. Нет, все это просто мираж!

– Тогда отбрось слова и спроси себя: что ты делаешь здесь? – проговорил Паниль.

– Я выжить пытаюсь, что же еще?

– Но ты никогда не был по-настоящему жив.

– Я… я…

Паниль поднял руку, и Оукс замолк.

Демоны чередой двинулись в сторону утесов. Первый из них успел добраться до скал, поднимаясь на плоскогорье, прежде чем поэт заговорил вновь:

– Я отпустил их, как отпускает Аваата. И все же они делают что должны.

– И что они станут делать? – Оукс смотрел вслед уходящим чудовищам.

– Когда они проголодаются, то станут есть.

Оукс не выдержал:

– Да чего ты хочешь от меня?!

– Ты врач, – ответил Керро. – А здесь раненые.

– Ты хочешь, чтобы я спас его? – Оукс ткнул пальцем в сторону Томаса.

– Его может спасти только Корабль или все мы вместе, – ответил Паниль.

– Ага, Корабль!

– Или мы все вместе. Это одно и то же.

– Ложь! Все ложь!

– Спасение – слово многозначное, – напомнил Паниль. – Есть утешение и в разуме, и в потенциальном бессмертии наших сородичей.

Оукс отступил на шаг.

– Все – лживые слова! Эта планета всех нас убьет!

– Для чего тебе глаза, когда ты им не веришь? – спросил поэт. Он обвел рукой кровавую равнину, встретился взглядом с завороженной его словами Хали. – Мы выживем. Мы исцелим планету. Аваата, поддерживавшая равновесие мира, погибла. Но Ваата – ее дочь не менее, чем моя.

– Ваата? – выплюнул Оукс. – Это еще что за чушь?

– Родилась дочь Ваэлы. Ее зовут Ваата, и она несет истинное семя Авааты, заложенное в нее при зачатии.

– Еще одно чудовище. – Оукс покачал головой.

– Ничуть. Прелестное дитя, столь же человек с виду, как и ее мать. Я покажу тебе.

Образы хлынули в сознание Оукса, влекомые несущей волной вживленного приемника. Оукс отшатнулся от Паниля, пытаясь одной рукой заслониться от поэта, а другой царапая шею, словно хотел вырвать радиокапсулу с мясом.

– Не-ет!.. Нет… нет!..