Чтение 35–й страницы книги ~Последний оракул~

15часов 18 минут

Вашингтон, округ Колумбия

Пейнтер смотрел, как ребенка готовят к тонкой операции. Они с Кэт Брайент стояли в наблюдательной комнате рядом с маленькой операционной «Сигмы». Возле операционного стола были разложены и дожидались своего часа стерильные устройства: ультразвуковой аспиратор, лазерные скальпели, стереотаксические центраторы. На столах поблескивали стальные инструменты и дрели со сверлами разного диаметра. Лиза, Мал-кольм и нейрохирург из больницы Университета Джорджа Вашингтона заканчивали последние приготовления.

На операционном столе, укрытая хирургической простыней, лежала Саша. Была видна только часть ее головы — выбритая и намазанная оранжевым антисептиком. Голова девочки была закреплена в твердой рамке, соединенной со сканирующим устройством. В центре участка, на котором должна была проводиться операция, в свете лампы поблескивал ее стальной имплантат.

Кэт, бледная и не находящая себе места от волнения, стояла, положив руку на стекло между наблюдательной комнатой и операционной.

Компьютерная томография и энцефалография, которые в течение последнего часа проводились несколько раз, показывали, что разрушение мозга девочки прогрессирует. Какие бы процессы ни происходили в мозгу Саши, они постепенно сжигали его. Поэтому, пока девочка окончательно не лишилась сил, было решено удалить имплантат. Похоже, именно он являлся центром, вокруг которого бушевала буря неврологической гиперактивности. Лиза назвала его «громоотводом».

Единственный способ спасти ребенка заключался в том, чтобы удалить имплантат. Нейрохирург внимательно изучил результаты сканирования и рентгеновские снимки. По его мнению, устройство можно было удалить, не причинив ребенку вреда. Операция предстояла тонкая, но вполне посильная для специалиста столь высокого класса.

Это была первая хорошая новость за всю ночь.

В кармане Пейнтера зазвонил телефон. Поначалу он хотел проигнорировать звонок, но, посмотрев на дисплей, увидел, что звонят из Кыштыма, города в России. Тогда Пейнтер повернулся спиной к окну, открыл трубку и ответил:

— Пейнтер Кроу слушает.

— Директор,— раздался женский голос, в котором слышалось облегчение. Это была Элизабет Полк.— Грей оставил мне этот номер.

Она говорила очень возбужденно, и Пейнтер это сразу почувствовал.

— Что случилось, Элизабет?

— Я сама точно не знаю. Я кое-что обнаружила, перевела... В общем...

Пейнтер слушал сбивчивый рассказ женщины о ее открытии, ее страхах, о том, что, по ее мнению, являлось предупреждением, зашифрованным в древней мозаике.

— Оракулы сидели на своих треножниках окаменевшие, находясь в бессознательном состоянии, словно накачавшись наркотиками. Единственный смысл их существования заключался в том, чтобы поддерживать того, кто мог спасти мир от уничтожения. Я понимаю, вы можете посчитать меня сумасшедшей, но мне кажется, что это как-то связано с тем, что происходит сегодня.

Пока она говорила, Пейнтер снова подошел к окну, выходящему в операционную. Слова Элизабет отдавались в его мозгу. «Окаменевшие, находясь в бессознательном состоянии, словно накачавшись наркотиками...»

В точности как Саша.

Кэт сказала, что перед тем, как отключиться, Саша назвала имя своего брата.

«Единственный смысл их существования заключался в том, чтобы поддерживать того, кто мог спасти мир от уничтожения».

Пейнтер видел, как хирург поднял скальпель, готовый начать операцию.

Нет!

Он кинулся к двери.

— В чем дело? — окликнула его Кэт.

У Пейнтера не было времени объяснять. Он ворвался в стерильную операционную.

— Стоп! Не делайте ничего!

13часов 14 минут

— Товарищ генерал-майор, вам необходимо спуститься в бункер,— проговорил солдат. Он был на голову выше ее и словно сделан из одних только мускулов.— Мы займем оборону здесь.

Другой солдат втащил из коридора в комнату визжащего доктора Петрова. У того была по колено оторвана нога, из обрубка хлестала кровь. Вбежали другие солдаты, неся на закорках детей. Им всем пришлось вернуться в жилой корпус, чтобы не быть смятыми российскими подразделениями, в панике отступающими под натиском налетчиков.

Высокорослый солдат указал в сторону лестницы.

— Товарищ генерал-майор, прошу вас. Мы будем держаться, сколько сможем.

— Дети...— обронила Савина, понимая, что ее план трещит по швам. Она не могла позволить, чтобы кто-то прибрал к рукам то, что она создала.— Убейте их всех.

Глаза мужчины округлились от удивления, но он был солдатом и потому послушно кивнул.

Савина подошла к лестнице. Она не могла смотреть на это. Спотыкаясь, она спустилась вниз. Дверь в комнату была стальной, толщиной в четыре дюйма. Запершись здесь, она переждет, пока закончится война наверху. За открытой дверью она увидела светящиеся мониторы. На центральном было видно, как ядовитая вода изливается в землю. Уединившись здесь и наблюдая эту картину, она обретет успокоение.

Сверху послышались выстрелы.

Дети...

Цепляясь за стены, она направилась к комнате.

Но тут в дверном проеме возникла фигура, преградив ей путь.

Мальчик.

Петр.

Петр стоял в дверном проеме и смотрел на женщину. В сумраке лестничной площадки она была тенью, тьмой. Он не видел ее отчетливо, но он ее знал. Он сосредоточился на пламени ее сердца, горевшем у основания лестницы.

— Петр,— позвала она с робкой надеждой в голосе.

Савина сделала шаг вперед. Он поднял руки и потянулся вперед, но не плотью, а своим горящим духом. Он взял огонь ее сердца своими открытыми ладонями и держал как испуганную птицу. А затем осторожно сжал ее пламя, погасив его.

Женщина, вскрикнув, упала на колени, прижав к сердцу руку, сжатую в кулак.

— Петр, что ты...

Надежда уступила место ужасу, и она закричала. Но он еще не закончил.

Эмпатический дар Петра имел еще одну грань. Он, бесспорно, был способен читать чужие сердца, но, пользуясь поддержкой сотни других, стоящих за ним, он мог гораздо больше.

Сотня глаз смотрела через его глаза. Он вычерпал из других детей боль от скальпеля, горечь одиночества, холод пренебрежения, мучения от тайного ночного насилия. Он потянулся еще дальше, в прошлое, к голубоглазой девочке в темной церкви, смотревшей на приближающихся к ней мужчину и женщину. Он забрал весь ее страх и вонзил все это, как кинжал, в сердце Савины.

Женщина дико закричала, выгнулась назад и погрузилась в безбрежную боль.

И хотя сейчас по жилам Петра бежали темные чувства, его снедал тот же огонь. Из его глаз текли горячие слезы. Он оплакивал всю утраченную чистоту и невинность, в том числе и свою.

Он не заметил пистолета, направленного на него.

Женщина хотела убить то, что убивало ее.

Грянул выстрел, разорвав тишину.

Петра отбросило назад, и ее огонь погас в его ладонях. Он успел увидеть, как она упала на пол, половины лица у нее не было. Петр поднял глаза и увидел Монка, бегущего вниз по лестнице с дымящимся пистолетом в руке.

Коккалис перешагнул через женщину и взял мальчика на руки.

— Петр!

Монк поднял мальчика и провел ладонью по его хрупкому телу. Он не обнаружил ни одной раны, но кожа ребенка была сухой и горячей.

На лестнице послышался топот. К ним бежали остальные. В результате короткой, но яростной перестрелки наверху защитники бункера были уничтожены. Все говорило о том,что русские собирались перестрелять нескольких находящихся без сознания детей.

Если бы они пришли хотя бы на полминуты позже...

С мальчиком на руках Монк вместе с остальными вошел в бункер. Глубокие рваные пробоины на контрольной панели дымились и воняли сгоревшей проводкой, клавиатуры были вдребезги разбиты, под ногами хрустело стекло. Все оборудование было безжалостно уничтожено. За исключением мониторов.

Монк указал на центральный монитор, узнав место на экране. Это была пещера, предназначенная для операции «Сатурн», только теперь из дыры в потолке хлестал поток воды и, бурля, падал в отверстие шахты.

— Операция «Сатурн» идет полным ходом,— с потерянным видом проговорил он.— Мы опоздали.

На соседнем мониторе Монк увидел пещеру, в которой он оставил Константина и других детей. Все они вповалку лежали на полу. Изображение было слишком размытым, чтобы можно было определить, живы они или нет.

Его захлестнула волна отчаяния.

Грей достал из кармана спутниковый телефон. Монк тем временем смотрел на его спутников — Ковальски и Розауро. Он силился вспомнить их, но не мог. Кто эти люди? Если они друзья, то, наверное, ожидают от него соответствующей реакции.

Петр тем временем вытянул руку и положил ладонь на центральный монитор.

— Что он делает? — спросил Грей, не отнимая трубки от уха. Монк перевел взгляд на ребенка.

— Петр?

Мальчик неподвижным, глубоким взглядом смотрел на изображение на экране.

Заговорил стоявший слева Ковальски:

— Эй, глядите, поезд едет.

Грей посмотрел на экран. По рельсам медленно двигался поезд, разбрасывая электрические искры. Тоннель, по всей видимости, не был обесточен.

— Это делает он? Ребенок? Двигает предметы силой мысли? Монк задержал дыхание, а потом медленно выпустил воздух.

— Нет,— ответил он, глядя, как поезд замедляет ход. А потом вдруг вспомнил: — Там есть еще кое-кто.

— Кто? — встрепенулся Грей.

Когда ладонь Петра прикоснулась к экрану, он отправил чувства в тоннель, достигнув своего предела. Для него, воспламененного похищенными талантами, сталь и бетон не являлись преградой. Все голоса, звучавшие рядом с ним, угасли. Он нырнул в темный тоннель и устремился к одной горящей звезде, которая оставалась внутри, к большомусердцу, которое он любил на протяжении всей своей короткой жизни.

Петр нашел ее в вагоне поезда. Она съежилась и раскачивалась из стороны в сторону. Она спряталась от камер потому, что он попросил ее об этом. Она являлась частью общей картины, но сейчас все это не имело значения. Он причинял ей боль более сильную, чем когда-либо. Она была ему просто необходима. Дотянувшись до ее старого сердца, он нежно взял ее огонь и рассказал о том, как любит ее и нуждается в ней.

Она поняла, что он здесь, и тихонько заухала, протянув руки в пустоту. В темноте они обняли друг друга, соединив свои чувства на уровне более глубоком, чем это возможно для кого бы то ни было.

В этом заключался один из их секретов.

Истина открылась ему в тот момент, когда их руки впервые встретились. Петр знал, почему многие дети любили Марту, приходили к ней за утешением, поплакать в ее объятиях или просто побыть с ней.

Она обладала талантом, о котором не знали взрослые люди,— даром эмпатии, таким же сильным, как у Петра. Родственные души, они хранили тайны друг друга.

Но это не было их единственным секретом.

Был еще один, более глубокий, окутанный страхом, проявлявшийся в том, чего ни один из них не понимал, но оба признавали истиной. С того момента, когда они впервые увидели друг друга, они знали, что умрут вместе.

Грей смотрел, как поезд, набирая ход, катится к центру операции «Сатурн». Монк успел вкратце рассказать ему о ее сути.

— Кто находится в поезде? — спросил он.— Мы можем связаться с ними?

Монк держал на руках мальчика, маленькие пальчики которого лежали на экране монитора.

— Я думаю, Петр уже там. Мальчик умеет управлять поездом.

— Но кто же в поезде?

Друг.

Поезд появился на экране с изображением центра операции и остановился. Из переднего вагона выпрыгнула темная фигура и поскакала внутрь пещеры.

— Это обезьяна? — спросил Ковальски, отступив назад.

— Человекообразная,— со вздохом уточнила Розауро, словно она устала то и дело поправлять великана.— Шимпанзе.

— Это Марта,— сказал Монк.

Грей услышал боль в его голосе. Там, наверное, бушевала настоящая радиоактивная буря. Фигура двигалась медленно, оскальзываясь, опираясь костяшками пальцев в землю.

— Что она пытается сделать? — спросил Грей.

— Спасти всех нас,- ответил Монк.

Петр оставался с Мартой. Он приблизил ее пламя к своему, но не для того, чтобы поглотить его, а чтобы питать его своей,силой, чтобы объяснить ей, что нужно делать, и дать понять, что она не одна. Кроме того, таким образом он мог видеть происходящее вокруг ее глазами, пользоваться ее острыми чувствами.

Он видел столб ревущей воды, ощущал жар, ослаблявший и сжигавший Марту. В воздухе стоял запах тухлой рыбы, и, пугая их обоих, с потолка хлестал поток темной воды, которая снилась им в их общих ночных кошмарах.

Более смертоносной, чем любая река.

Но теперь они вместе противостояли ей.

Марта обошла отверстие шахты, которая жадно поглощала отравленную воду. Это нужно было остановить.

И сделать это можно было только одним способом.

Петр знал и рассказал Марте. Константин подробно объяснил ему, как тут все работает: о зарядах взрывчатки, о радиопередатчиках, об огромных стальных дверях шахты.

Рассказал он и про рычаг.

Марта не нуждалась в помощи. Она увидела рычаг за грудой брошенного оборудования. С его помощью можно было закрыть люк шахты и прекратить подачу отравленной воды всердце земли. Петр услышал негромкое испуганное уханье Марты. Он почувствовал его у себя под ребрами.

«Ты сможешь сделать это, Марта...»

Она старалась изо всех сил. Ее кожа горела, шерсть стала жесткой, как елочные иголки, а костяшки пальцев, которыми она упиралась в забрызганную водой землю, покрылись пузырями.

Петр охранял ее пламя и подпитывал ее своей силой.

Она добралась до рычага. Тот находился в нижнем, почти горизонтальном положении, и его было необходимо поднять. Марта подставила под рычаг плечо, ухватила его обеими руками и уперлась ногами в землю.

Стальной рычаг не поддавался.

Позади нее рычащим потоком бурлила смерть. Петр ощущал, как напряглась ее спина, ноги, сердце.

Ее пламя стало угрожающе мигать в его ладонях. «Марта...»

Но рычаг не двигался.

Монк наблюдал за тем, как Марта сражается с рычагом. Она была слишком слаба. Она не сумеет сдвинуть его с места. Дыхание Петра участилось, стало тяжелым. Он делил со старой шимпанзе ее страх и боль.

— Почему он не поддается? — спросил Грей.

— Ну давай же, чертова обезьяна! — крикнул Ковальски.

Монк приблизился к монитору и положил собственную ладонь на его экран. Он пытался восстановить в памяти эту пещеру, через которую торопливо пробежал. Монк напрягся, и в тот же момент его мозг словно прошил электрический разряд. В нем стали вспыхивать образы из другого времени и места.

Мужчина, покрытый угольной пылью... Захватывающая дух поездка в вагонетке... Белозубая улыбка на черном от пыли лице... Вот это парень!.. В точности как отец...

А потом все исчезло.

Монк пытался удержать воспоминания, но они, как сон после пробуждения, неудержимо утекали сквозь пальцы. Но почему всплыли именно эти образы? Наверняка в них крылось что-то очень важное.

Воспоминания растаяли — все, кроме одного: покрытый черной пылью мужчина тормозит вагонетку, нажимая на...

— Ручной стопор! — выдохнул Монк.

Он снова мысленно вернулся в пещеру и представил рычаг. На его конце имелась рукоять с кнопкой, высвобождающей стопор. Монк наклонился к Петру и зашептал ему в ухо:

— Марта должна взяться за конец рычага и сжать рукоятку. Тогда все получится.

Мальчик продолжал смотреть на экран, словно оглохнув. А может быть, он действительно ничего не слышал. Монк должен был заставить его услышать себя.

Видя его растерянность, к нему подошла Розауро.

— Как они общаются? — спросила она.— С помощью телепатии?

— Нет, я думаю, с помощью эмпатии. Они делятся друг с другом своими чувствами. Я уже видел, как они это делают, но не на таком расстоянии.

— Значит, ты должен пробиться к нему таким же способом. Монк посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— Розауро — специалист в области неврологии,— произнес Грей.— Прислушайся к ней.

Женщина медленно заговорила:

— Эмпатия основывается на чувствительности и тактильности. Используя их, ты сможешь добраться до мальчика и его подружки. Предложи ему что-нибудь, что успокоит его. Возможно, это откроет проход.

Монк представил себе Петра и Марту. Они постоянно обнимались, прикасались друг к другу. Но Монк помнил, что успокаивало мальчика лучше всего, давая ему ощущение безопасности и уюта.

Он обвил Петра руками — так, как это часто делала Марта. Сердце мальчика билось, как пойманная птица. Баюкая малыша, Монк склонился к его уху и стал шептать, что нужно делать.

Он желал этого всем сердцем.

«Сожми рукоятку рычага...»

Пока Марта боролась с рычагом, Петр оставался с ней. Вдруг он ощутил сзади знакомое тепло. Он обернулся через плечо и увидел большое сильное сердце, из которого исходило мощное пламя. Глядя в него, он почувствовал, как нужно поступить, с такой же ясностью, как будто услышал это.

Петр повернулся к Марте и снова прильнул к ней, объясняя, что предстоит сделать.

Но его подруга дрожала и горела, все больше слабея. «Прошу тебя...»

Она испуганно ухнула, но ее большая рука скользнула к концу рычага. Длинные пальцы обхватили рукоятку и сжали ее. Марта снова попыталась поднять рычаг. Он сдвинулся с места, но дело все равно шло туго. Дрожащими ногами она уперлась в землю и вложила в последнее усилие все остававшиеся у нее силы.

Что-то громко щелкнуло. Послышалось гудение больших шестерней.

Обессилевшая, Марта рухнула на землю.

— У нее получилось! — воскликнул Грей.

На экране было видно, как медленно закрывается дыра в земле, преграждая стальной диафрагмой путь ядовитому потоку. Лишившись возможности стекать в шахту, вода стала заполнять пещеру.

Поток воды вынес шимпанзе из пещеры в тоннель. Измученная и обожженная, Марта все же нашла в себе силы подняться на ноги и залезть на крышу переднего вагона. Вода все прибывала, и обезьяна металась по крыше, крича от страха и отчаяния.