Чтение 27–й страницы книги ~Свирепый черт Лялечка~

— Я и тогда его не боялась.

— Зачем же прячешься?

— Сюрприз хочу сделать.

— Он призывал народ вернуться в лоно церкви, — доложил стражник, — огнем и мечом искоренить ересь. Себя объявил новым Паханом. Еле отбили его у толпы. Уж очень народ хотел посмотреть, как горят кардиналы.

— Значит, твое преосвященство, ты снова хотел вернуть мир под священный гнет? Чтобы опять полыхали костры, и всем заправляли папики? А ты, выходит, новый генсек? Хрена лысого!

— Каюсь, был не прав. Но я не виноват. Услышал голос божий, призвавший меня нести слово господнее в потерявшие веру массы. При определении моей судьбы, прошу учесть сие обстоятельство и быть снисходительным…

— Гм…, - Царь на секунду задумался. — Решение участи бывшего кардинала требует более официальной обстановки. Ни кто не против, если мы будем принимать решение в тронном зале?

Возражений не последовало. Однако, вопреки моим ожиданиям, переходить из трапезной ни куда не пришлось. По знаку Далдона слуги убрали царское кресло, а на его местоводрузили трон, находящийся до этого в прилегающей кладовке. Принесли корону и горностаевую мантию. Монарх облачился, сел и вновь обратился к кардиналу:

— Итак, ты утверждаешь, что с тобой разговаривал бог, и, именно он, внушил тебе объявить себя новым Паханом?

— Точно так. Разве могу я лгать по поводу таких вещей? Гнев Господа страшен, и кара неотвратима.

— А по моим сведениям, как раз из-за Пахана бог проклял этот мир и покинул его.

— Может оно и так. Только тот был плохим Паханом, а я буду хорошим. Жечь никого не стану, — Хитроблуд бросил на меня быстрый взгляд, — только морозить в современных криогенных установках.

— Опять — двадцать пять! — Обескуражено воскликнул царь. — Его только могила исправит.

— Нет! Я сам исправлюсь! Без могилы. Не хочу больше быть Паханом, согласен на должность придворного духовника.

— Во тебе, — Далдон показал Хитроблуду кукиш, — ты и так достаточно моей кровушки попил. Нет, но каков наглец?! Я тут решаю как с ним поступить: то ли предать казни, то ли амнистировать в ознаменование бракосочетания дочерей, итить их упокойную матушку, а он о непыльной работе печется! Соблаговолил отказаться от святого престола! Сдается мне, что ты не подпадаешь под амнистию…

Хитроблуд рухнул на колени и протянул руки в безмолвном умоляющем жесте.

И.О. царя

— Прикрой меня. — Попросила Лялечка. — Хочу незаметно с дядей Далдоном поговорить.

Я привстал, пытаясь закрыть обзор Хитроблуду, а Чёртовушка скользнула за спинку трона и стала что-то нашептывать царю. Далдон прыснул, предупредил: «Только сразу не начинай, не хочу ничего пропустить», после чего состроил серьезную физиономию:

— Замотался я с вами совсем. У меня же дел не меряно. К свадьбе надо готовиться, и вообще… Короче, некогда мне царствовать. Вот, она теперь вместо меня будет, — монарх снял с головы корону и вручил ее вынырнувшей из-за трона Лялечке, — пока я с делами не покончу.

И вышел из залы, насвистывая что-то веселенькое.

По мере передачи царских полномочий глаза Хитроблуда округлялись все больше и больше, а когда Чёртовушка взобралась с ногами на трон и водрузила себе на голову корону, утонувшую в пышных волосах, напевая:

— Я буду вместо, вместо, вместо него,

Владеть всем царством, честно, честная, ё,

Я буду вместо, вместо, вместо него, ля-ля.

Рот кардинала распахнулся, и оттуда вырвался то ли всхлип, то ли стон.

Спустя минуту лакей внес огромную вазу с цветами и поставил ее возле меня. Затем тихонько в залу вернулся Далдон и сел рядом со мной на опустевшее Лялечкино место, спрятавшись за букетом.

Экс-кардинал не заметил этого. Его взор был прикован к Чёртовушке.

— Что она придумала? — Шепотом спросил я царя.

— А, ничего. Просто попугает немного.

— Что так удивленно смотришь, словно Министр Внутренних Дел, у которого на работе кошелек сперли? — Краем глаза Лялечка заметила появление царя и начала представление. — Не признал что ли, дядечка? Опять свои шаловливые ручонки тянешь. Прошлого раза тебе было мало?

Хитроблуд испуганно спрятал за спину уже не забинтованные, но еще до конца незажившие руки.

— Да, ладно, дядечка, я зла на тебя не держу. Можешь встать.

— Не смею…

— Встать, сказала!

Кардинал поспешно вскочил на ноги и начал оправдываться:

— Я тогда не совладал с собой. Не ведал, что творю! А если бы знал, что ты состоишь в таком высоком родстве, то вообще никогда не осмелился бы…

— Вот с этого места, поподробней. Что еще за родственнички у меня обнаружились?

— Как же? Ты же племянница Пахана, хоть и внебрачная…

— Дядечка, ты какие таблеточки принимаешь? Кажется, сегодня ты переборщил с дозой.

— Никакие не принимаю. И не знаю, что это такое, но если надо, то завсегда готов, для пользы дела.

— А с чего же ты тогда взял, что я этому арбузу племянница?

— Так ведь он сказал, — Хитроблуд указал на меня, — по великому секрету.

— Сбрехал, значит, честный Андрюшечка, — почти не шевеля губами, тихо, чтобы слышал лишь я, прошептала Лялечка, — а мне теперь твою брехню поддерживай.

— Не обязательно, — так же тихо ответил я, — тогда обстоятельства вынудили.

— Нет, обязательно. Такова наша тяжкая Чёртячья доля — любую брехню подтверждать, даже про себя. — Чёртовушка печально вздохнула и вновь громко обратилась к кардиналу. — Кто, ты сказал, мой родственник? Пахан? Ну-ка погоди, дай припомню, кто это такой, запамятовала совсем… Ах, этот! Да, родственник. Но не близкий. Хоть и дядя, ноне родной. И даже не двоюродный. А очень даже многоюродный. Через троюродную внучку шуриного брата, женатого на куме свекрови тещиного соседа. Так, седьмая вода на киселе. Тоже мне — дядя, ни разу ни одного подарочка не прислал на именины. Ну его, вообще, царство ему подземное… И без него хлопот — полон рот. Видишь, нежданно-негаданно новая забота на меня свалилась. Царствовать. Хорошо хоть не насовсем, а только временно. И это тогда, когда все к празднику готовятся. Крайнюю нашли. Владычествуй им тут. Но, ничего, сейчас быстренько разделаюсь с государственными заботами и тоже отдыхать буду. Правильно я говорю? Что молчишь-то?

— Внемлю! Ибо не осмеливаюсь перебивать мудрые речи, вытекающие из столь прекрасных уст…

— Цыц! Я как государственный деятель не имею права принимать взятки даже в виде комплиментов, тем более от тебя. Так, приступим. Что, интересно, мне там оставил дядяДалдон из недоделанного? Ах, вспомнила! Решение твоей хитроблудской судьбы. Это мы сейчас махом, по-свойски, фьють, и готово.

— Отпусти меня, царица Лялечка! И пойду я, аки инок, по городам и весям распространять слово господнее, до конца дней своих буду нести сей тяжкий квадрат миссионерства, да славить твое доброе имя…

— Заткнись! И потуктукай себя по башке, чтобы все слышали, что у тебя там ни фига нет.

Хитроблуд послушно постучал по голове.

— Или тебе память совсем отшибли? Забыл кто я? Царица-то я временная, даже не на полставки, а, вот, Чёртом являюсь постоянным. Подозреваю, что и на пенсию не отпустят.Уж очень я ценный работник. И что слышу? Ты предлагаешь мне отпустить тебя, чтобы потом до конца дней творить дьяволопротивные дела? Не выйдет. Прикажу-ка я тебя в наказание за это каз…

— Не губи!!! — Кардинал вновь бухнулся на колени. — Я же свой! У кого хочешь, спроси, каким плохим кардиналом я был. Жестоким, подлым, лживым, значит, дьяволоугодным!Буду исправно служить сатане и пойду по городам и весям распространять слово дьяволово и проклинать все добрые деяния…

— И храмов накопаешь? — Недоверчиво поинтересовалась Лялечка.

— Это как? — Удивился Хитроблуд.

— Какой же ты, дядечка, бестолковый. Для бога строят церкви вверх, а для дьявола надо вниз копать. Чем глубже, тем лучше.

— Накопаю! Только вели выделить мне рабочих побольше и укажи место.

— Нет. Так не пойдет. Сам должен копать.

— Сам?! — Загоревшаяся трудовым энтузиазмом и предчувствием скорого освобождения физиономия кардинала мгновенно скисла и еще больше помрачнела, и мне даже показалось, будто он мучительно соображает, что лучше: работать или все-таки принять смерть.

— Конечно, сам. А то не будет считаться, что это твоих рук деяние. Это у бога можно, вот так на халяву проскочить. Денюжку на строительство храма выделил и обеспечил себе царство небесное. А у нас — фигушки. Строго с этим. Что-то рожа у тебя совсем уж печальная. Нельзя с такой похоронной харей жить. Придется тебя каз…

— Нет!!! Согласен! Буду сам копать! Только объясни, какой глубины и формы должен быть собор для дьявола?

— Откуда же я знаю? Эти храмы я только что придумала. Так что пока они отменяются. Вдруг, какой бандит или душегуб в яму свалится и не совершит больше ни одного злодеяния?

— А ты и правда Чёрт?

— Конечно.

— Значит, эти четверо…

— Черные чумазые Чёртята? Да, присматривали за тобой. Ладно, так и быть, отзову. У них еще Чёртеж недочерченный остался. Что же мне с тобой сделать? Привязался: накажи, да накажи. Ладно, так и быть, раз просишь, накажу. Не твой сегодня день. Наверное, с утра все не заладилось?

— Да, — Хитроблуд потрогал распухшую скулу.

— Вот, и со мной тебе жутко не повезло. Попадись ты мне на чуточку пораньше, все бы по-другому могло сложиться. Конечно, я тебя бы наказала, но только за то, что Лялечков обижал. А теперь так просто не отделаешься. Царствую я. А во вверенном мне царстве ты слишком много дел натворил. И легоньким наказанием не отделаешься. Ну-ка скажи: «Тьфу».

— Не смею…

— Кому велено!

Хитроблуд послушно тихо произнес:

— Тьфу.

— Вот, теперь другое дело. А то, какая-то я мягкая прямо стала. Сама себе удивляюсь. Но теперь-то все нормально. Какая уж тут мягкость? Я размышляю, как бы его не оченьбольно наказать, а он плюется?! Эй, кто-нибудь двое, живо сюда!

Мы-то с Далдоном и сама Лялечка знали, что все происходящее — шутка. Но для остальных передача царских полномочий была фактом, хоть и странным, но, тем не менее, бесспорным. Так что приказание было мгновенно исполнено. Два самых расторопных стражника опередили конкурентов (а желающих прогнуться перед новой властью было предостаточно) и замерли перед Чёртовушкой, ожидая дальнейших распоряжений.

— Станьте от него по бокам, только чуть-чуть сзади.

Воины повиновались. Мало того, решив, что им предстоит привести в исполнение готовый сорваться с уст новоявленной царицы приговор, оба, как по команде, обнажили мечи. Услышав за спиной зловещий скрежет стали, Хитроблуд поменял цвет лица на серый и только чудом остался в сознании.

— Э, нет. Ножики свои спрячьте на место. То что я сейчас прикажу надо делать голыми руками.

Стражники вернули клинки в ножны, а их лица засияли неимоверным счастьем. В самых смелых мечтаниях они не предполагали, что удостоятся чести собственноручно задушить ненавистного Хитроблуда.

Экс-кардинал точно так же истолковал последнее распоряжение Лялечки и, добавив в колер физиономии немного зеленцы, взмолился:

— Не губи, царица Лялечка…

— Что ты заладил, царица, да царица. Царицы, они сидят себе по теремам, пьют чай с плюшками да ватрушками или на крылечке семючки лущат и никакими государственными делами не занимаются. Так что я не царица, а царь. Вот. И, как царь, повелеваю: расставь руки в стороны.

Несостоявшийся Пахан недоуменно развел руки.

— А вы двое начинайте каз…, - Лялечка произносила приказание медленно, почти по слогам, а в этом месте сделала более продолжительную паузу, обвела всех лукавым взглядом и быстро-быстро закончила, — …юкать его!

Готовые вцепиться в кардинальскую глотку стражники разочарованно замерли, моргая непонимающими глазами.

— Что стали? Ну-ка живо выполнять мое повеление! Казюкайте его. Не понимаете? Ну, щекочите, раз нормальных слов не разумеете.

Хитроблуд думал, что знает все чего боится. До последнего времени это был единственный страх. Гнев Пахана. Потом к нему добавились еще несколько. Страх перед неопределенностью, постоянная боязнь быть узнанным, ужас, вызванный разъяренной толпой, трепет перед новыми хозяевами жизни. Но эти фобии являлись лишь разновидностью одного и того же — опасения за свою драгоценную шкуру. А теперь выяснилось, что пуще всего на свете он боится щекотки.

Кардинал вначале несколько раз хохотнул, сдерживаясь. Но уже через мгновенье катался по полу, сотрясаясь от судорожного смеха, который, перекрывая довольное, дружное ржание стражников, уяснивших преимущество щекотки перед удушением, напоминал прерывистый визг недорезанного порося. Истерика длилась около трех минут, затем Хитроблуд стих и перестал реагировать на внешние воздействия. Силы покинули его. Мышцы расслабились. Все. Абсолютно.

— Фу, — Лялечка недовольно сморщила носик, — и этот Водолей по зодиаку. Все. Хватит. Не хочу больше править. Дядя Далдон, принимай назад свое царство. Да и, как временный повелитель, я же его все разворую. Временные всегда так. В одних голых трусах останешься. Не думай, что во мне совесть заговорила. У меня ее нету, я же Чёрт. Просто не знаю куда ворованное царство девать. У меня и карманов таких больших нету. Да и маленьких тоже. А по мелочи что-нибудь у тебя стибрить, ну, там ложку какую серебряную со стола, я и без царских полномочий могу. Так что забирай свою корону и сам решай, что с этим хохотунчиком делать. Наглый он, спасу нет. То плюется, то смеется.

Еще один

Далдон и Лялечка поменялись местами. Царь повертел у себя перед носом корону, как бы соображая, одевать ее на голову или нет. Потом махнул рукой, решив, что хватит официальностей. В считанные минуты трон вместе с короной вновь отправились в чулан, а монарх уселся в удобном и привычном кресле. К тому времени слуги привели в чувства изнеможенного кардинала.

Увидев вместо Чёртовушки царя, Хитроблуд решил, что события последнего получаса ни что иное, как болезненное видение, возникшее на почве пережитого холопского мордобоя и прочих тягостных переживаний остатних дней. Но тут же его блуждающий взгляд наткнулся на Лялечку, которая мило ему подмигнула и помахала ручкой, тем самым похоронив зарождающуюся надежду.

— Слушай, Хитроблуд, пока ты тут хихикал, да плевался, я решил что с тобой делать. Не буду тебя ни казнить, ни миловать. Я тебя трудоустрою. Тут намедни твой приятель заявился с челобитной. Зупдин. Так, он просит перестать кормить коров с быками. «А если это не представляется возможным по причине массового падежного околевания, то хотя бы сократить их рацион до минимума». Почти слово в слово повторил. Он за ними навоз убирает. Не справляется. А теперь еще и кони во дворе появились. Пойдешь к нему в помощники. Вы парочка дружная, думаю, сработаетесь. Придется немного попотеть, но свой трудовой пот за чужую кровь, согласись, невысокая цена.

— Зато всегда при продуктах будешь, — прокомментировала решение царя Лялечка. — Конечно же, не блины с икрой, но лепешек с яблоками натаскаешься.

— Так как же…, - Хитроблуд еще не понял, что делать: то ли радоваться, что остался жив, то ли сокрушаться по поводу предстоящей трудовой деятельности, считавшейся даже среди последней голытьбы наименее престижной.

— Все, я сказал!!! — Рыкнул царь, незаметно ухмыльнувшись в бороду. — Уведите его и присматривайте, чтоб не сбежал, для его же блага. В следующий раз ведь могут и не успеть. Народ у меня, конечно, законопослушный и добрый, но, чует мое сердце, не успокоится, пока какого-нибудь кардинала не спалит…

— Не волнуйся, царь-батюшка, не сбежит. — Весело заверил стражник. — А если попытается или сачковать начнет, мы его казюкать будем, в наказание.

Не прошло и пяти минут после того, как увели Хитроблуда, вновь появился начальник стражи.

— День что ли такой сегодня, — он недоуменно пожал плечами, — то никого, а то, вдруг, повалили. Толпа еще не успела разойтись, как еще один заявился. На белой корове. Народ аж завизжал от радости. Чудом отбили.

В зал ввели Бявлыдка в еще более плачевном состоянии, чем Хитроблуд. Только единственная грязно-фиолетовая прядка чудом сохранившаяся на голове свидетельствовала о том, что князь появился перед народом в облике кардинала.

Далдон вопросительно взглянул на Лялечку, кивком предложив свое место.

— Ну его. Не хочу. Еще один покарябанный. И, наверное, тоже Водолей.

Совершенно неожиданно Бявлыдок расправил узкие плечи, выставил вперед одну ногу и потребовал:

— Далдон! Я отказываюсь быть кардиналом! Верни мне мое княжество!

— Я тебя кардиналом не назначал, да и владений не отбирал. Какие проблемы?

— Но оно теперь тебе принадлежит!

— Нет. Пока. Краем уха слышал, что будущий зять собирается мне его подарить в качестве компенсации за невосполнимую утрату горячо любимой дочурки. И еще слышал, что имеется документ, тобой подписанный, в котором ты добровольно отказываешься от своего титула и владений.

— Он не считается. Меня обманули.

— Ну, тогда иди и обратно отвоевывай его.

— Дай мне войско и вели, чтобы оно мне подчинялось!

— Выкиньте его из дворца!

— Нельзя меня выкидывать! Меня там сжечь хотят! Лучше дай мне войско!

— Это все потому, дядечка, что перестал лекарством мазаться. — Как не хотела Лялечка вмешиваться, а пришлось. — Яд-то действует, единственная извилина выпрямляется. Как станет совсем ровной — кирдык.

Бявлыдок испуганно схватился за разодранную щеку.

— Мне Хитроблуд сказал, что это брехня, что ты не Чёрт и его тоже карябала, что он свои руки ничем не мазал и не кипятил, а потом объяснил, что тебя совсем не было!

— Еще раз услышу про не Чёрта, симметричным тебя сделаю, вторую половину расцарапаю. Это надо додуматься, меня не было! А морда сама покарябалась? Или брился неаккуратно?

— Это происки…

— Сам ты происк. А что касается Хитроблуда, так ты знаешь какую себе работенку он у дяди Далдона выпросил, и в чем у него сейчас руки? Не знаешь. То-то же. Так что покацарь добрый, просись туда же. Войско он тебе все равно не даст, а на работу пристроит.

— А извилина назад загнется?

— По идее, должна, но, по крайней мере выпрямляться перестанет.

— Далдон! Я требую такую же работу, как у Хитроблуда!

— Раз уж требуешь, что с тобой делать? Получай. Отведите его к Зупдину.

— А казюкать? — Стражникам не терпелось еще раз применить наказание-забаву.

— Только не здесь. — Категорично отверг предложение царь. — Имеются небезосновательные подозрения относительно его зодиака.

Пожав плечами, стражники взяли под руки бывшего князя и несостоявшегося кардинала, увели. Спустя минуту из глубин служебных помещений донесся истеричный хохот.

Зависть

Все отлично и прекрасно. Скоро свадьбы, которые осчастливят столько народа. Только вот в душу Хрюси капелькой сомнения прокралась мыслишка «как же так?», и из этогомалюсенького головастика непонимания выросла огромная жаба зависти, которая душила и душила ее с каждой минутой все сильней. Хрюся завидовала своей сестре.

Нет. Ее ни грамма не волновало, что Фрюсе достался громаднейший Злыгад, тогда как у самой — плюгавенький Бабай. Где-то слышала, что в супружестве внешние габариты не имеют значения, а, скорей, даже наоборот. Важен другой размер. И то, что Злыгад — король, а ее суженый — всего лишь принц, тоже не смущало. Будущий зять тоже когда-то был принцем, но теперь всю жизнь так и будет королем и никогда не станет султаном.

Не давала покоя другая мысль. Как же так получилось, что Фрюся начистила хари обоим женихам, а она, Хрюся, — ни одному? И если со своим проблем не будет, вся жизнь впереди, намордуется вдоволь, главное не переборщить и не допустить летального исхода, то со Злыгадом не все так просто. После свадьбы он умотает в свою страну, да и она отбудет в султанат. И тогда — пиши пропало. Жаба задушит.

Требовалось срочно что-либо предпринимать для устранения вселенской несправедливости. Действовать нужно с умом. Злыгад не Бабай. Это того бери и бей, на здоровье. Король может и в обратную засветить, да так, что мало не покажется. Надо так звездануть, чтобы скопытился. А для этого необходим приличный размах. Только станет ли Злыгад дожидаться пока царевна размахнется? Эта сволочь, кроме того что король, еще и воин. И двух оборотов не даст сделать, долбанет по кумполу, не посмотрит, что передним дама. О! Надо будет его как-то отвлечь! Чтобы не успел среагировать. Только как? У папаши Далдона знакомая — Чёрт. Если сама не захочет помочь, то хоть посоветует…

Расставание

Периодически Лялечка отлучалась, предварительно стибрив со стола несколько фруктов. Несколько раз для этих целей использовался и я. Карманов у нее действительно не было, а у меня а пазухой помещалось много. Яблоки, бананы, апельсины предназначались Игогоке и Брыкунку. Когда я предложил попросить Далдона, чтобы он распорядился официально кормить наших лошадей фруктами, Лялечка категорично отказалась:

— Ты что?! Ворованные гораздо вкусней!

Царь давно заметил манипуляции Чёртовушки, но виду не подавал, благоразумно решив: значит, так надо.

Вернувшись в очередной раз из внутреннего двора, Лялечка подошла ко мне и притихшим голосом позвала:

— Андрюша, пойдем. Лошадки хотят нам что-то сказать.

Мы спустились во двор.

— Лялечка, Андрей, — начал неуверенно Брыкунок, — оно, конечно, все хорошо. И кормят нас тут, и вы подкармливаете… Только, это… Мы же кони, нам простор нужен, степи… И если в ближайшее время не надо никуда скакать кого-нибудь свергать… Может быть мы, того… А то ведь разжиреем тут…

Жеребец не решился произнести просьбу, но и без этого было все ясно.

— Конечно же, ясно ведь, мы все понимаем, правда Андрюша? — Голос Лялечки сломался, она, опустив голову, качала ей из стороны в сторону, никому не глядя в глаза. — Естественно, вам нужен простор. Мы и не возражаем…

— Мы всю жизнь мечтали мчаться наперегонки с ветром, а здесь негде. — Вступила в разговор Игогока, дрожащим голосом. — А сюда мы будем наведываться, обязательно, если вы останетесь в этом мире…

— Ага, мы же всегда можем запросто, фьють, отсюда и все, — всхлипнула Лялечка. Теперь она совсем угнулась, касаясь груди подбородком. И я увидел, как прочерчивая серебряные дорожки, в пыль падают слезы.

Убил бы за это, если б было кого. Но никто не виноват. Все правильно. И все правы. Так бывает, что иногда приходится расставаться…

Потом Лялечка поочередно подолгу висела на лошадиных шеях, сквозь слезы давая смешные советы на все случаи жизни.

— Андрей, камни-то забери, — сипло попросил Брыкунок, — нам они ни к чему…

— Какие камни? — Не уверен, что с моим голосом все было в порядке.

— Драгоценные.

Только теперь, и не без посторонней помощи, я вспомнил о двух кошелях брильянтов, презентованных нам Бабаханом на мелкие расходы. И пришла неожиданная мысль, может,вот, оно какое счастье? Жить интересной полноценной жизнью и ни разу не задуматься о материальной ее стороне? Я забрал притороченные мешочки, и, словно это послужило сигналом, мы вчетвером направились со двора, провожаемые полным тоски и зависти взглядом Плешевона.

Я и Лялечка в последний раз сели на коней и выехали за окраину Далдонограда. Там спешились и опять долго прощались. И перед тем как окончательно расстаться, Игогоканапомнила:

— Если, вдруг, понадобимся, обязательно разыщи нас! Я знаю, ты можешь, ты же Чёрт!

После чего пара наших любимцев рванула вперед, навстречу свободе. А я понял сразу две вещи: что означает выражение «С места — в карьер», и что Звездюлина никогда бы не победила в гонках, если бы они состоялись, не смотря на свою секретную прыть.