На поясе у Питера теперь был меч, пусть еще не почищенный и не приведенный в порядок, но он в корне менял статус Питера в городе, ведь оружие в руках раба – это почти воля.
– Давай, я понесу твой мешок, Малой, – предложил Бриан.
– Возьми, – согласился тот. – Но я для тебя больше не Малой. Ты ведь знаешь, как меня зовут?
– Конечно, Питер, я никогда и не забывал. Всегда помнил, просто...
– Хватит об этом, – одернул его Питер, и Бриан послушно замолчал.
У ворот городка их ждал сюрприз – частокол оказался опущен ниже обычного, так что рослым молоканам приходилось нагибаться, а снаружи вход охраняли пятеро молоканов и двое вооруженных палками рослых рабов.
Увидев Питера с мечом на поясе и семенящего позади Бриана с двумя мешками, молоканы переглянулись. В городе все знали, что этого молодого раба обучает сам Корнелий, однако пока его статус защитника не был закреплен официально, приветствовать его как вольного свободным молоканам не следовало.
Во дворе усадьбы Даувпирта царила суматоха, рабы и хозяева выносили из дома все самое ценное и грузили на две длинные, запряженные парами зубанов телеги.
Парадная одежда семейства, награбленная у людей мебель, мешочки с серебряными и перламутровыми пуговицами, срезанными с убитых, столовое серебро из множества разрозненных наборов, штуки крашеной шерсти и шелка... К моменту прихода Питера с Брианом почти все было погружено и конюшенный раб держал под уздцы еще двух зубанов на тот случай, если придется запрягать другие возы, но, видимо, Даувпирт решил пока ограничиться этим и бегал вокруг возов, проверяя, как увязывают имущество, рычал и ругался, раздавая подзатыльники всем подряд – и рабам, и вольным молоканам.
Заметив Питера, он неожиданно подбежал к нему и, дотронувшись до меча на его поясе, ощерился, демонстрируя кривые клыки.
– Я знал, что он тебе подойдет.
Внезапно выражение лица Даувпирта изменилось, он положил свои огромные лапы на плечи Питера и, заглянув ему в глаза, сообщил:
– Они сожгли Пратц и Рогебу, Малой, это всего в двадцати милях к северу!.. Я отправляю кое-какие вещи к родственникам в Паурсит. Что с нами будет, Малой, если эти изверги прорвутся и сюда?!
Не дождавшись ответа от ошеломленного Питера, Даувпирт оставил его и, переваливаясь, побежал давать новые указания.
В ночь – Питер это слышал из погреба – обоз тронулся со двора. Молоканы хорошо видели в темноте и полагались на скрытность, чтобы проскочить небезопасные днем дороги.
– Что же теперь будет, господин Питер? – спросил Бриан, который тоже не спал и прислушивался к тому, что происходит во дворе.
– Не знаю, – ответил тот. – Теперь всего можно ожидать.
=40=
На следующее утро Питер позавтракал из плошки, не выходя из погреба, подпоясался поясом с мечом и вышел во двор, где его уже смиренно дожидался съевший жир с лепешкой Бриан.
– Ну что, господин Питер, уже идем? – спросил он с заискивающей улыбкой.
– Да, пора на работу.
Во дворе после вечерней суматохи было тихо, о ней напоминали лишь следы от колес да помет зубанов, который еще не успели убрать.
– Ваш мешочек при мне, господин Питер. Я его просушил, так что если дождик начнется – извольте, он готов.
– Спасибо, Бриан, – ровным тоном ответил Питер, хотя поведение бывшего товарища по несчастью начинало его раздражать.
В свинарнике их встретил Ланкер:
– Малой, ты больше не будешь собирать корм – хозяин приказал. Расскажи о червях и прикормке Бриану, теперь это будет его работой.
– А что же мне потом делать?
– Отправляйся к Корнелию.
– Ну ладно, пойдем, Бриан, примешь все мое промысловое хозяйство, – сказал Питер и, подойдя к корыту с перегноем, поднял доски.
– Я так рад, так рад, господин Питер! Вот только вода в реке холодная...
– Нормальная вода – привыкнешь. Это лучше, чем корешки выкапывать.
– Ой, лучше, ой, лучше, господин Питер, – с готовностью закивал Бриан.
– Тогда так: это земляные черви, их будешь использовать для подкормки. Для этого нужно делать следующее...
За полчаса Питер передал Бриану все свои познания, пообещав впоследствии давать советы, если что-то пойдет не так. Бриан слушал внимательно, а потом стал тараторить о своей бесконечной благодарности. Расставшись с ним, Питер почувствовал себя значительно лучше.
«Если снова пристанет – дам в морду», – решил он, сбегая под горку по утоптанной тропе.
В мокром лесу новые запахи распространялись далеко, и вскоре Питер ощутил запах свежего навоза и конского пота, так что, когда вышел к навесу и увидел привязанных к столбу двух зубанов, ничуть не удивился.
– Зачем они здесь? – спросил он Корнелия.
– Ты должен научиться хорошо держаться в седле, – ответил тот, поправляя дождевую накидку. – Случалось раньше ездить верхом?
– Совсем немного.
Питер обошел зубанов кругом, опасливо на них посматривая. Вблизи они выглядели еще страшнее.
– Почему немного?
– Мне хотелось бы больше, но дядя не поощрял никаких увлечений, кроме торгового дела, поэтому меня даже драться научить некому было, уличные мальчишки на два-три года младше меня, случалось, били меня по дороге в малкуд.
– А что же дядя?
– Когда это случилось, он выделил мне охранника.
– Вот как? Но судьбу не обманешь: кому предстоит стать воином – он им становится, невзирая на малкуд, цифирь и древние языки.
– Как же мы поедем, Корнелий, если я боюсь даже подойти к ним? – признался Питер, продолжая ходить кругами. – Эти зубы...
– Потому и зовутся зубанами, – пояснил Корнелий. – Животные они, конечно, упрямые. При случае стараются отомстить хозяину и признают только силу. Держи.
Корнелий подал Питеру короткую плеть с заплетенным грузом, такую же, какой Лусх едва не забил его до смерти.
– Бить ею нужно между глаз, другие места у них нечувствительны, шкура толще бычьей.
– А если в глаз попаду?
– Не попадешь, глаз у зубана, сам видишь, маленький, злой, глубоко посаженный. Плетью его не повредишь.
– Ну и башка, на свиную похожа...
– Скорее на лосиную. Ну что, сам в седло сядешь?
– А если куснет или лягнет?
– Они не лягаются, при таких зубах это лишнее. Но если тебе что-то не понравится, даже в его взгляде, – бей. Плеть зубану только на пользу.
– Пожалуй, – произнес Питер и осторожно двинулся к ближайшему животному. Зубан скосил черный зрачок и, когда человек сделал еще один шаг, сделал стремительный выпад, желая укусить, но Питер был настороже, и тяжелая плеть врезалась в череп зубана.
Удар получился хороший, зубан даже сделал шаг назад, но потом тряхнул головой, и даже по осанке его стало заметно – успокоился.
– Хорошо, теперь смело садись. Он запомнил твою крепкую руку и впредь будет вести себя осмотрительнее.
Питер вдел ногу в стремя и быстро сел. Ширина и основательность спины зубана поразила его. Толстая шкура животного была в мозолях и потертостях, неудивительно, что он был почти нечувствителен к боли.
=41=
Весь день Питер провел в седле. Никакого оружия, кроме тяжелой сырой жерди, Корнелий ему не давал и никаких упражнений с этой жердью делать не заставлял.
– Пока просто привыкни, что у тебя в руке какой-то груз, сырой, скользкий, неудобный, – сказал он и пустил своего зубана рысью. Скакун Питера тотчас устремился следом, приходилось следить, чтобы жердь не врезалась в кусты, не задевала веток и стволов деревьев.
– А что они едят, кроме сена и овса?
– Практически все. Любое мясо, старые кости, падаль, птиц, рыбу... Если ничего нет, может нажраться даже трухлявых пеньков, при этом будет сыт, бодр и подвижен.
– Ценная скотина, – сделал вывод Питер и свободной рукой похлопал зубана по жесткой шее.
– Ценная! – согласился Корнелий. – Если бы не упрямство и злобный нрав.
На обратном пути вдоль длинного маршрута они остановились у реки. Питер сбегал к одному из старых прикормленных мест и прямо у берега руками выхватил двух крупных линей. Этот улов он скормил обоим зубанам и улыбался, глядя, как те с треском пожирают редкое для них угощение, закрывая глаза от удовольствия.
– Уверен, они впервые закусывают свежей рыбой, – сказал Корнелий. – Трухлявые пеньки им попадаются значительно чаще.
Вернувшись к навесу, Питер под присмотром Корнелия занялся восстановлением старого меча. В этой работе не было ничего сложного, за пару часов его удалось наточить и отшлифовать до зеркального блеска. Рукоять, по совету Корнелия, Питер натер канифолью и в один слой обмотал мокрым шнурком, свитым из кожаного ремешка и льняной нити.
– Когда высохнет, лен стянет шнурок туже, а кожа все равно останется мягкой, – пояснил Корнелий. – Так всегда делают, если рукоять тонковата для руки.
– А что с ножнами делать?
– Ничего, ножны нормальные. Но если хочешь, чтобы они смотрелись поновее, намажь сработанным дегтем, подержи недолго и вытри досуха.
– И что будет?
– Будет смотреться, как старое лаковое дерево. Но это в другой раз, сегодня пора заканчивать – поедем в город верхом.