– Кто такие? – вдруг раздалось из темноты, отчетливо лязгнули удила.
– Мы проезжие путники, а вы кто? – вопросом на вопрос ответил фон Крисп, желая выиграть время. Требовалось определить, кто перед ними, чтобы знать, как себя вести.
– Мы – разъезд горских латников, смотрим здесь, чтобы туранов не наехало.
– Ну и мы слуги императора. Домой возвращаемся.
Из темноты показался силуэт всадника, за ним еще два. Трое латников в длинных войлочных накидках подъехали ближе.
– Дезертиры? – уже строже спросил главный. Из-под его накидки тускло блеснули сержантские «медные волки».
– Не гони коней, сержант, – осадил его фон Крисп. – Мы не дезертиры, а то, что осталось от войска барона Литтара. Про битву на холмах у Арума слышал?
– Слышал, ваше благородие, – ответил сержант, узнавая в незнакомце офицера. – Только давненько это было, подзадержались вы, видать, в дороге.
Из темноты стали выезжать новые всадники, их здесь было не меньше полусотни.
– Может, и подзадержались, только с кандалами да на скамейке галерной по дорогам не шибко поскачешь!
Резкий тон дворянина и его уверенность в себе сделали свое дело, сержант пошел на попятную.
– Так вы, значит, хлебнули лиха?
– Со мной обошлось, а два моих солдата прошли всю комедию, я такой никому не пожелаю.
– Да я что, ваше благородие, по мне, так проезжайте, только мне направление ваше спрашивать надобно и из каких соединений будете...
– Уходили из Лонгрена, как сводный полк. Туда же и возвратимся, хотя не уверен, что нас там ждут, – ответил капитан как можно более грустно, а потом перешел в наступление: – А ты, сержант, что-то шибко на яни разговариваешь, горцы же, бывает, и двух слов связать не могут.
– Я не настоящий горец, ваш благородие, просто жил поблизости, меня в горцы и записали. Теперь я при них и толмачом, и сержантом. – Сержант сделал паузу и уже другим голосом продолжил: – Ваше благородие, у вас никакого излишка покушать не найдется, а то люди мои уже сменились, только я бессменный и совсем пустой остался, на кураге сижу...
– Этой беде мы поможем, пусть даже нет лишку, но служивый человек своего товарища всегда выручит.
С этими словами капитан выудил из сумки недоеденный кусок ветчины и подал сержанту:
– Бери, приятель, кушай.
– Спасибо, ваше благородие! Выручили!
– Тебя как звать-то?
– Сержант Круссель, ваше благородие!
– Ну, бывай, Круссель!
– И вам всего хорошего!
Латники остались позади, и путешественники с явным облегчением продолжили путь по каменистой дороге, но через пару сотен ярдов их встретил новый пост.
– Стой на месте, кто такие будете?
– Да ладно вам, сержант Круссель нас уже проверил.
– Так его не сменили? – удивленно спросили из темноты.
– Как же, дожидайся, разъезд сменился, а бедолага Круссель на одной кураге остался! Хорошо – мы выручили!
Такое знание деталей местной караульной жизни помогало проезжать не останавливаясь, поскольку на каждом последующем посту полагали, что это кто-то из своих.
Когда дорога пошла, наконец, под уклон, небо стало светлеть.
– Неужто минули, ваш благородие? – боясь поверить удаче, спросил Крафт.
– Ну, если под горой никого не будет, считай – минули.
Они спустились с перевала и у подножия гор не встретили никаких разъездов и постов. Небо продолжало светлеть, уже можно было немного разбирать дорогу.
– Ну что, ваше благородие, на ночь встанем или поедем, пока ноги держат? – спросил Крафт.
– Поедем, авось не упадем. Чем дальше от перевала, тем больше дорог, а там, глядишь, и до Гринвальда доберемся. Презабавнейший городок, да что я вам говорю, мы же вместе через него проходили.
– Вы-то, может, и проходили, а мы с Крафтом в овечьем загоне отдыхали, – усмехнулся Питер.
– Да? Ну, это так, простите, братцы, запамятовал. Предлагаю в него и не соваться, там ведь только мерзость одна. Девки, кальяны, да и разъездов, полагаю, по нынешним временам немало.
– До него еще Карамиз будет, – напомнил Питер, который немного повеселел, оказавшись по другую сторону гор.
– Вот туда мы точно не поедем, на яни там вообще не говорят и ждут прихода туранов.
– Зачем это? – спросил Крафт.
– Потому что тураны им ближайшие родственники, хотя пару деревень у них пришлые родственники, конечно, вырежут, но все равно обвинят в этом императора.
– Поганый, видать, народец-то? – уточнил Питер.
– Сволочной, – подтвердил фон Крисп.
– А что, ваше благородие, разбойников здесь больше нет? – спросил Крафт.
– Ну почему же нет? Найдутся, но уже небольшие шайки, до полусотни карсаматов, а туранов сюда и вовсе не пускают.
– Вот это правильно.
=76=
Как ни претило фон Криспу связываться с жителями Карамиза, но поутру, следуя по малопроезжей дороге в предместьях этого городка, они остановились возле чайной, владельцем которой был туземный хозяин – пожилой фунгуз.
– Добра пожаловать, хатиб! Добра пожаловать! – приговаривал он, распахивая скрипучие двери и делая руками приглашающие жесты.
– Рахтан, турганзы сыдык! – приказал хозяин худому босому мальчишке, и тот выскочил из помещения перевязывать лошадей, чтобы стояли поплотнее на случай, если прибудут другие гости.
– Присаживаетысь, сейчас все будет – кучнак, свежий чай, свежий барашек – уже через час...
– Часа у нас нет, приятель, но вот этот твой куч...
– Кучнак, хатиб! – подсказал хозяин.
– Да, что это такое?
– Теста кипит в масле, да? А потом мажут медом и еще немножко кипит! Вкюс, просто пальчики аткусиваищ, да? Я тибе говорю!
– Звучит неплохо! – сказал Питер и, бросив возле стола свой мешок, уселся верхом на покосившийся стул. – Хорошо, давай кучнак. Он большой?
– Такой маленькие шарики! – ответил хозяин, показывая на пальцах примерные размеры.
– Давай каждому по десятку и чаю, конечно.
– Адин минута, сичас все будит! – пообещал хозяин и выскочил через узкую закопченную дверцу, крича: – Рахтан! Рахтан, кучнал артабазы бючел!
– Ишь, забегал, по такому и не скажешь, что враг, – произнес Крафт, снимая под столом сапоги.
Капитан и Питер последовали его примеру, и по небольшому помещению стал распространяться жесткий солдатский дух. Однако скоро со стороны кухни начал проникать другой, весьма приятный аромат – пахло жареным тестом, медом и подожженным сахаром.
– А что, неплохо нас тут принимают, – снова заговорил Крафт.
– Если только яду не подадут, – серьезно заметил Питер, а когда на лице Крафта проявилось беспокойство, засмеялся. Вместе с ним засмеялись капитан и сам Крафт.
Дверца открылась, и хозяин внес большое медное блюдо, на котором красовалась горка поджаренных булочек с темными потеками меда.
– Ай, карашо, ай, весело! – воскликнул он и поставил блюдо перед гостями. – Ищо нимножко чай, я помню, – добавил фунгуз и вновь скрылся на кухне.
А спустя полчаса путешественники уже снова были на дороге, удаляясь от Карамиза сытыми и вполне довольными. Выспавшись накануне вечером, они чувствовали себя бодро и надеялись где-нибудь в живописной роще найти место для продолжительной дневки.
– В Гринвальде, конечно, условия можно сыскать получше, чем на природе, но эти разговоры про дезертиров мне очень не нравятся, – рассуждал в седле фон Крисп, прищуриваясь на набиравшее силу солнце.
– Могут и в холодную бессрочно, пока дела не подойдут, – поделился Крафт, которому тема дезертирства была хорошо знакома. – А там припаяют чужой приговор, чтобы в бумагах сходилось, и милости просим – снова в кандалы. Спасибо – ученые уже.
– Вот и я о том. Еще часика четыре – и солнце в зенит встанет, вот тогда самое время затаиться где-нибудь в роще, среди свежей зелени...
– Природа, ваше превосходительство, имеет во сто крат большее значение и пользу, чем гостиница с разнообразными девками в Гринвальде, – поделился соображениями Крафт.
– Истинная правда, и значение, и польза. Хорошо сказал, Крафт, ты просто поэт! Питер, ты согласен?
– Очень живописно, – согласился Питер. – А ты, Крафт, откуда знаешь про гостиницы в Гринвальде и девок разных?
– Ну я же не всю жизнь в бегах да дезертирах! Бывали у меня свободные и счастливые годы. – Крафт вздохнул и добавил: – У каждого человека в жизни после долгих невзгод должна начинаться счастливая и светлая жизнь. По-другому и быть не может.