Чтение 2–й страницы книги ~Последняя крепость~

– Да, если бы тогда на Иран бросили хотя бы весь военно-воздушный флот, мгновенно парализовали бы страну и армию полностью.

– И другие не пискнули бы, – согласился Гартвиг. – Потому я и настаиваю на таком варианте.

Файтер удержал горестный вздох, произнес ровно:

– Начинайте подготовку. Это займет немало времени, а я буду готовить почву для политиков. Однако помните, нашу операцию… назовем ее «Эллинизация», можем, если вдруг понадобится, остановить в любой момент.

Гартвиг снова посмотрел ему прямо в глаза:

– Я понимаю, господин президент. И никогда нигде не упомянем, что такая намечалась.

– Разумеется.

– Разрешите приступать?

– Да, идите… Ах да, еще один важный момент. Такое передвижение войск не скрыть, так что внимание прессы это привлечет. Однако… на всякий случай, вдруг да какие-то события будут отвлекать внимание масс-медиа… ну всякие там тайфуны, наводнения, женитьба короля Брунея на королеве Англии… нужно, чтобы наша пресса, да и мировая, постоянно освещала передвижение наших войск. Впрочем, этим я сам займусь. Вы будьте готовы в интервью подтверждать, что армия готовится вторгнуться в Израиль.

Гартвиг несколько мгновений смотрел в лицо Файтера, тот не моргнул и глазом. Гартвиг наконец медленно наклонил голову:

– Все сделаю, господин президент. Я польщен вашим доверием.

Стивен не пошел даже на обед, невиданное дело, остался в кабинете у монитора. Джоан принесла еще раз кофе и большую тарелку с горой всевозможных бутербродов, какая уж тут забота о здоровье, вздохнула с завистью: шефу не в коня корм, жрет все подряд и ни одного килограмма лишнего, а тут каждое пирожное считаешь…

На экране сменялись новости, Стивен сразу отсеял СМИ, которые работают прямо или косвенно на спецслужбы, их гораздо больше, чем догадывается простой народ, просматривал, кое-что сразу копировал в особую папку.

На первый план вышли события, которые назревали давно, очень давно. Благородное стремление США слить все народы и нации в единое человечество кое-кто попытался истолковать в очень удобном для себя смысле. Дескать, границ не должно быть, все перемешаются в один народ – и вот хлынули из стран Азии и Африки голодные, не желающие работать, нищие толпы в Европу, но у всех на слуху, что здесь безработным выдают такие денежные пособия каждый месяц, что можно жить по-королевски всю жизнь, не работая…

Первой решительные меры приняла Франция. В рекордно быстрые сроки составили, обсудили в правительстве и приняли закон, по которому мусульмане, отказывающиеся полностью интегрироваться в общество французов, то есть… сохраняющие детали мусульманской одежды, посещающие мечеть и прочее, – должны в течение трех месяцев покинуть страну. Разом вспыхнули митинги, протесты. Прогремело несколько взрывов, как и раньше, когда приезжие полагали удобным моментом выдавить из приютившей их страны новую уступку или льготу. Однако на этот раз Франция приготовилась лучше: наряду с усиленными отрядами полиции решительно выступила и армия, таким образом, протестующих исламистов приравняли не к митингующим, а к вражеским агентам.

Началась массовая депортация, при которой попутно выселяли и тех мусульман, к которым придраться невозможно, но известно, что мусульмане и дома за закрытыми дверьми продолжают оставаться мусульманами.

В Европе такое восприняли с некоторым замешательством, но уже через месяц аналогичный закон прошел в Бельгии. Затем такие же меры приняли в Голландии и Италии. В германском бундестаге выступили с проектом закона об ограничении деятельности иностранцев, под одну из статей этого закона попали и те натурализовавшиеся турки, курды и прочие иностранцы, что уже давно являются гражданами Германии.

В США кривились, однако, в самом деле, неконтролируемый приток людей иного менталитета и отношения к работе грозит обрушить экономику Европы. Тогда голод и катастрофа будут почище тех, что охватили Черную Африку. Более того, сами Штаты усилили пограничный контроль, как на суше, так и на море. Богатые страны потому и богатые, что умеют работать, а не лежат под пальмой и ждут, пока спелый банан упадет в рот. Так что помогать будем, но кормить дармоедов – не беремся. Тем более таких, что не желаютдаже учить язык приютившей страны и расставаться со своими охотничьими плясками под барабаны.

Звякнула дверь, и хотя входить могут только свои, Стивен быстро переключил канал новостей, чисто инстинктивный жест: даже свои не должны знать, чем в этот момент занимается разведчик.

Вошел Дуглас, чему Стивен слегка удивился, не так уж и часто они видятся в громадном здании. Раз в месяц норма, но чтобы дважды в день…

– Сидишь? – поинтересовался Дуглас. Хохотнул: – Смотри, цыпленка высидишь. Пойдем в буфет чего-нить выпьем.

– И там скажешь, – уточнил Стивен, – чего от меня хочешь?

Дуглас изумился:

– Я?

– Ты, – ответил Стивен, не двигаясь с места. – Я ж тебя насквозь вижу!

– Что, – спросил Дуглас опасливо, – уже и такие линзы изобрели?

Стивен поднялся, размял кости.

– Ладно, пойдем. Не так уж и важно, где проболтаешься.

Дуглас спросил с укоризной:

– Я? Проболтаюсь?

– Якобы нечаянно.

– Зачем мне это?

Стивен сдвинул плечами.

– Наверное, снова хочешь повесить на меня какую-нибудь гадость. Да еще в таком месте, где нет кондиционера, морковного сока…

Дуглас смотрел испытующе.

– А ты откажешься?

Они подошли к двери, Стивен оглянулся. Кабинет просторен, как зал для бальных танцев, стены отделаны дорогими породами дуба, вся мебель от лучших дизайнеров мира, аппаратура на столе и в стенах стоит миллиарды, а за пределами кабинета на него работают сотни высококвалифицированных специалистов, которым он волен повышать и понижать жалованье.

– А ты как думаешь?

– Не знаю, – признался Дуглас.

– Эх ты…

– А что, – ответил Дуглас, защищаясь, – должен же ты наконец проникнуться духом комфорта и роскоши!

– Уже проникся.

– И как?

– Тошнит, – ответил Стивен честно.

В нижнем буфете, что на три этажа ниже уровня поверхности, они выпили, Дуглас – апельсиновый сок, Стивен – морковный. Стивен мазнул взглядом по длинным полкам с множеством бутылок разной формы и емкости: с возросшей модой на здоровый образ жизни стало неприлично пить что-то крепче морковного сока, и спиртное как корова языком слизнула.

Со стаканом молочного коктейля неспешно приблизился Джон Фолдинг, рослый светлокожий блондин, даже солярий не смог изгнать розовость кожи. Голубоглазый, с бровями цвета спелой пшеницы, он смотрел на них, как и на весь мир, с добродушной улыбкой, белые зубы сверкают, как ровно уложенные бриллианты.

Англосакс, невольно подумал Стивен, типичнейший англосакс. Такие вот тысячу лет тому высаживались с драккаров на берега Англии, мелкие пикты бежали в ужасе перед этими белоголовыми великанами. А сейчас Джон все такой же стройный и широкий, без живота, коротко стриженные волосы давно серебрятся, да у глаз множество морщин, а вместо боевого топора в руках Управление содействия армии. За такими общими названиями обычно скрываются те или иные подразделения тайных служб.

Джон допил коктейль, тут же велел отжать стакан мандаринового сока, буфетчица сыпанула оранжевые плоды в давилку, коротко вжикнуло, и в стакан полился густой ярко-желтый сок. Джон пил с наслаждением, мелкими глотками, смаковал. На Дугласа и Стивена посматривал покровительственно, ведь эти мандарины выращены под бдительным взором ФБР, точно известно, что в них нет никаких нитратов, а гены не модифицированы. Дуглас и Стивен, в свою очередь, смотрели на Джона с жалостью: в современных овощах и фруктах давно нет тех минеральных веществ, что были когда-то, а обогащенные витаминами и минералами соки – то, что надо организму.

Джон допил, облизал губы, толстые, как у негритянки. Глаза оценивающе перебегали с Дугласа на Стивена.

– Ты уже сказал? – спросил он Дугласа.

– Нет еще, – ответил Дуглас. Покосился на Стивена. – Только этот жук уже и сам почуял. Собственно, это давно носится в воздухе, но Стивен из тех, кто, основываясь надвух-трех догадках, сможет назвать даже точную дату.

– Вот как? – удивился Джон. Пожевал губами, глаза его оценивающе рассматривали Стивена. – Точная дата и нам бы не помешала.

– О чем вы? – поинтересовался Стивен вежливо.

Джон смолчал, только перевел взгляд на Дугласа. Тот вздохнул и сказал коротко:

– Ты знаешь, к чему идет. И предполагаешь в целом, чем закончится. А хорошие подчиненные, угадывая будущие действия хозяев, заранее готовят почву…

– Подстилают соломку? – уточнил Стивен.

– Да, чтобы меньше набить шишек.

– И вы уже начали?

Дуглас переглянулся с Джоном, ответил уклончиво:

– Если подстелить соломку, то это вообще неплохо. Если вдруг что-то произойдет необыкновенное и все изменится, то на соломке, что вроде бы не понадобится, будут кувыркаться дети, ее пожуют ослики… Словом, начинается подготовка в самых общих чертах. Политики не понимают, что нельзя на другом конце света действовать успешно, если заранее… намного заранее!.. не заслать туда своих людей, которые многое подготовят.

Сердце Стивена билось все чаще. На миг показалось диким бросить все и снова окунуться в жестокий мир прямых акций, когда говорят мало, а стреляют много. Но грудь сама приподнялась, захватывая больше воздуха, он услышал, как кто-то из него ответил очень знакомым голосом:

– Не хотелось бы, чтобы последняя в мире крупная… операция прошла без меня.

– Еще не операция, – быстро возразил Дуглас. Стивен заметил, что и он сделал крохотную заминку перед словом «операция», оба понимают, что более правильное слово –«война». – Просто ты мог бы слетать туда туристом… Или паломником…

– Я не еврей, – возразил Стивен.

– Иерусалим, – напомнил Дуглас, – место рождения двух мировых религий: ислама и христианства. Еще там сотни разных церквей разновидностей христианства: католиков, православных, коптов… и еще каких-то – не упомню. Я тоже не еврей, чтобы всю эту хрень запоминать.

Джон слушал с улыбкой.

– Я не еврей, – заметил он, – но кое-что помню. Правда, странно? Значит, дорогой Стивен, тряхнем стариной напоследок?.. И хотя на этот раз все обойдется без выстрелов, в этом мы абсолютно уверены, все же приятно будет поучаствовать в последней в истории человечества… войне, не будем скрывать!

Стивен насторожился:

– Без выстрелов? Каким образом? Израильская армия очень сильна, а образ трусливого еврея хорош только для анекдотов.

Дуглас и Джон переглянулись снова, Джон сказал загадочно:

– Высоколобые намекают на некое супероружие, что решит все проблемы, не прищемив никому и пальчика. Хотя, по некоторым осторожным предположениям, впервые со времен Второй мировой будет задействована вся мощь нашей армии.

Стивен сказал невольно:

– Ого! Мы что, отражаем вторжение инопланетян?

– Некоторые предлагают… в своем круге, естественно, в порядке дискуссий среди военных, что целесообразно бросить на Израиль всю мощь нашей армии и, так сказать, задавить своим присутствием. Идея нелепая, но что-то в ней есть.

Дуглас хлопнул Стивена по плечу:

– Значит, тебя можно поздравить с прекрасной поездкой в это самое прекрасное в мире место… если не считать наши Штаты, понятно. Зайди завтра ко мне, поговорим о деталях.

– Так быстро? – спросил Стивен. – Мне кажется, эта машина будет раскручиваться еще долго.

– Я тоже так думал, – ответил Дуглас.

Джон поставил на стол стакан с остатками сока, поднялся. Улыбка покинула его добродушное лицо, Стивен увидел снова жестокого викинга, готового к бою.

– События разворачиваются быстрее, чем ожидалось, – сказал он. – Потому нам надо быть готовыми к тому моменту, когда политики завопят истошно, требуя немедленных результатов.

Глава 3

Гургис Декург, а совсем еще недавно Исхак Шолом, сидел в тени роскошной оливы, наслаждаясь покоем и близостью теплого спокойного вечера. Недавно построенное здание гимназии сверкает белоснежным мрамором, высокие колонны украшены барельефами, а у входа горит в лучах заходящего солнца прекрасно выполненная фигура Аполлона. Благородный мрамор хорошо передает мускулатуру развитого тела, пропорциональное сложение, спокойный и уверенный взгляд солнечного бога.

Он подумал с тайным удовлетворением, что иудейские юноши, что с такой жадностью обучаются в гимназии, мало уступают в размерах мышц эллинскому богу, а такие атлеты,как Пармений и Леонид да еще Лисипп – они уже и сами не вспоминают свои иудейские имена, – явно превосходят. Потому они первыми среди иудейской молодежи стали состязаться обнаженными, приняв точку зрения греков, что человеческое тело – прекрасно, а не греховно.

Греки принесли на землю Израиля не только высокую культуру философии, поэзии и невиданную здесь геометрию, но резко повысили эффективность местного земледелия. Местные иудеи быстро приноровились к эллинской технике, урожаи выросли вдвое-втрое, и потому даже простые крестьяне стали брать себе эллинские имена, как уже сделали их соотечественники в городах.

Правда, местные жрецы пытаются бороться против эллинизации, но Птоломей Филадельф, правитель всемогущего и необъятного государства, которое включает в себя и такой крохотный клочок земли, как Израиль, как ни странно, встал на сторону местного населения, защитил их верования, велел наказывать тех, кто посмеет навязывать эллинские обычаи. Удивительное дело, можно ли желать лучшего правителя для страны?

Местные жрецы, конечно, недовольны, для них даже лучше, если бы греческие власти их угнетали, тогда к ним выросло бы сочувствие, а так никто и пальцем не шевельнет, чтобы защитить родную веру.

– Равные условия, – сказал он себе вслух. – При равных условиях…

Из-за спины веселый голос закончил:

– …побеждает сильнейший!

Исхак оглянулся, к нему подходил Неарх. Этот одним из первых полностью отказался от иудейского имени, все его знают только под эллинским. Неарх, чисто выбрит, только что из бассейна, капельки воды блестят на ресницах, подошел и легко опустился рядом на прогретые камни. Белую ткань он обернул только вокруг чресл, оставив торс открытым.

– Как здоровье? – поинтересовался он.

– Спасибо, хорошо, – ответил Гургис.

Он ухмыльнулся, это тоже пришло от эллинов: интересоваться здоровьем собеседника, что было немыслимо при всеобщем контроле раввинов над жизнью иудеев. В здоровом теле – здоровый дух! Эллины это повторяют часто и постоянно занимаются физическими упражнениями. У них даже престарелые патриархи телами выглядят как юноши, ну пусть не совсем юноши, но полные силы мужи, в то время как иудей, сгорбленный не столько от непосильной работы, это привычно, а от бремени, которое несет на себе как сын избранного народа, даже в молодости начинает выглядеть старцем.

С высоты этого пологого холма, где решено было построить гимназию, хорошо видна вся Генисаретская долина, о которой говорят, что природа напрягла все силы, чтобы слить сюда все богатство и все борющиеся между собой виды. Да вообще вся Галилея – край обильных земель, богатых пастбищ и тенистых рощ, там нет клочка земли, непригодного к земледелию, урожаи всегда обильны, а деревья плодоносят одинаково хорошо, как садовые, так и дикие.

Дожди идут не часто, но и не редко, а ровно столько, чтобы напоить землю, а та в ответ дает богатейшие урожаи. На тучных травах пасется скот, который по мощи и здоровью превосходит любой скот других земель. Здесь издавна возделывали хлебные злаки, маслины и виноград, но продовольствия не хватало, пшеницу обычно завозили из других стран, но с приходом греков все изменилось. Впервые маслины и виноград начали вывозить в другие земли, продавали в Тире и Сидоне, увозили вообще за море.

Хлебные злаки при всей необходимости все-таки не дают того дохода, как маслины или виноград, что растут в Галилее, Заиорданье и в самой Иудее даже в самых сухих местах. Оливковое масло вывозят даже в Грецию, где, казалось бы, своего вдоволь, однако самое ценное и благоуханное масло считалось «регева», его производят только в Заиорданье.

Иудейские крестьяне быстро переняли у греков новые приемы по выращиванию фиг, фиников и винограда, удалось вывести особые иерихонские, дивно сладкие и ароматные, их охотно покупали во всем мире. Те же греки научили получать прибыль из бальзамных рощ и даже кустарников и травы, сок которых намного дешевле, но обладает тоже бальзамирующим действием. Правда, все бальзамные рощи вскоре оказались в руках властей, но опять же – иудейских властей. Греческие власти довольствуются тем, что получают с иудейских городов тот же налог, что и со своих, эллинских.

Оба сидели в тени роскошного платана, наслаждаясь вечерним отдыхом. Внизу у подножия холма тянется главная дорога Иудеи, узкая и невзрачная, очень древняя, ненамного моложе этих гор: ее протоптало когда-то зверье, а потом уже люди, что пришли в эти земли, а по иудейской мифологии – здесь и созданы. Она тянется через всю страну с юга на север, соединяя большие и могучие страны-соседи, но остается все такой же извилистой и узкой. Среди гор и рек невозможно прокладывать дороги прямо, как, говорят, делается в Персии или в уже забытом Вавилонском царстве.

От этой главной дороги отходит множество мелких, по ширине такие же, разве что обрываются обычно у мелких деревушек землепашцев или садоводов. Дома везде глинобитные, камень только в больших городах, лес собирается кучками чаще всего на холмах и склонах, ибо долины заняты оливковыми рощами или полями.

Гургис неотрывно следил взглядом за одним таким крестьянином, явно горцем: лохматый, дикого и даже свирепого вида, он оставил спутников, таких же дикарей, те продолжили путь в город, а этот начал подниматься по свежепробитой тропе вверх.

Неарх тоже обратил на горца внимание, нечасто здесь, в обители ученой мудрости, где у входа царственно высится мраморная статуя Афины Паллады, покровительницы наук, появляются люди из дальних деревень.

Тот поднялся на холм и неторопливо и как-то даже неотвратимо, как грозовая туча, надвигался в их сторону. Высокий неулыбчивый человек в длинных белых штанах, грубойрубашке и голубой хламиде, длинные тронутые проседью волосы падают на спину, а огромная широкая борода закрывает половину груди.

Хмуро и недобро посмотрел на обоих еще издали.

Гургис сказал тихо:

– Какой великан… С него можно Геракла ваять.

– Шутишь, – ответил так же тихо Неарх. – Если состричь его никогда не стриженную бороду, под нею откроется впалая грудь. А если хоть малость состричь волосы, увидим уродливый череп.

– Зато какая стать, – ответил Гургис, он откровенно любовался величественным старцем. – Если не Геракл, то престарелый Нестор – точно. То же величие во взоре, та же мудрость в облике…

– Да ладно тебе, – ответил Неарх. – Горцы выглядят только устрашающе, но никак не величественно. Дикие звери тоже устрашают!

Он поднялся, невежливо сидеть, когда приближается гость, приветливо улыбнулся. Незнакомец ответил злобным взглядом.

– Хайре! – поприветствовал Гургис. – Чем-нибудь можем помочь тебе, путник?

Неарх сказал серьезным голосом:

– Если жаждешь знаний, то ты пришел в нужное место. Припади к его источнику, и будешь счастлив.

– Меня зовут Мататьягу бен Авраам, – произнес густым могучим голосом горец. – Я деревенский староста, у меня пять сыновей.

Неарх хмыкнул:

– Маловато. Иудеям завещано населять землю, чтобы вытеснить все остальные народы. Как сказал Господь Аврааму: «Будет у тебя потомства, как звезд на небе, как песчинок в пустыне…» Ты уж постарайся еще!

Горец окинул его холодным взором и сказал, обращаясь к Гургису:

– Говорят, мой младший сын вкусил греческой заразы. В своем ослеплении явился даже сюда…

Гургис ответил медленно:

– У нас много славных и способных юношей вкушают плоды науки. Он учит геометрию или основы философии?

– Не знаю, – рявкнул горец. – Но он мой сын, и я хочу забрать его отсюда!

– Как прискорбно ослепление отца, – сказал Гургис печально, – который желает не просвещение сыну дать, а держать его во тьме невежества. Но я знаю, насколько у вас суровы законы… и ты вправе сына наказать, если ослушается. Скажи, как его зовут. Мы приведем его.

Горец сказал зло, повышая голос:

– Я сам отыщу его!

Он сделал движение пройти мимо, но Неарх быстро встал у него на пути, такой же высокий, но с мускулистыми руками кулачного бойца, широкой грудью и недоброй улыбкой на лице.

– Ни шагу, друг мой, – предупредил он без всякой дружеской теплоты. – Нам не нужно, чтобы дикарь вломился во время занятий и сломал ход обучения.

Гургис добавил торопливо:

– Я понимаю заботу встревоженного отца, но, поверь, к нам уже пробовали ломиться всякие… и мы научились справляться с ними! Даже если пройдешь мимо нас, то у входа встретят хорошо обученные стражи и переломают тебе руки и ноги. А то и свернут шею.

Горец часто дышал, кулаки сжимались, глаза метали молнии. Наконец процедил с ненавистью:

– Зови!.. Моего сына зовут Шимон.

Гургис подумал, спросил задумчиво:

– У нас два Шимона…

– Шимон бен Мататьягу! – выкрикнул горец.

Гургис просиял:

– А, знаю. Очень способный юноша. На диво способный. Он одинаково жадно впитывает все, начиная от строения космоса и до управления народами. А с каким восторгом изучает эвклидову геометрию!.. Все-все, понял. Сейчас позову.

Он вытащил из-за ворота туники свисток на цепочке, пронзительно свистнул. Из ворот гимназии немедленно выглянули два устрашающих размеров стража.

Гургис помахал рукой.

– Приведите Шимона бен Мататьягу, – распорядился он. – Они сейчас на той стороне здания с ритором изучают способы, как измерить расстояние до Солнца и вычислить диаметр Земли…

Страж исчез, Гургис улыбнулся горцу примирительно и благожелательно.

– Присядь, путник. Эти камни – не греческие и не иудейские, это просто камни. Тебе предстоит трудный путь обратно, переведи дух, пока приведут сына.

Неарх добавил злорадно:

– Пусть стоит. Занятия только начались, а ритор не допустит, чтобы кто-то ушел до окончания урока.

Горец смерил его злобным взглядом и сел на камень в двух шагах от них, повернувшись так, чтобы не смотреть в их сторону. Его орлиный профиль был хищно красив, как может быть красив дикий зверь, родившийся и постоянно охотящийся в горах. Гургис окидывал его критическим взглядом и не мог придраться, найти вялость мышц или признакибольшого живота.

Хотя иудей в своей рубашке, скрывающей мышцы, но через широко расстегнутый ворот видна сухая мускулистая грудь, а из-под закатанных рукавов выступают перевитые толстыми жилами руки, привыкшие к тяжелой работе. На этом горце ни капли жира, и он вообще-то мог бы потягаться с ними двумя…

Гургису стало неприятно от такой мысли, он-то долго упражнялся с тяжестями, метал диск, отжимался, наращивая мышцы и сгоняя лишний жирок, а этот дикарь и без упражнений получил фигуру, какую можно напоказ, обнаженной…

Он улыбнулся своим диким мыслям, горец придет в ужас от одной идеи, чтобы обнажиться и в таком виде метать диск, сказал приятным голосом хорошо воспитанного культурного человека:

– Если бы ты увидел сейчас своего сына, то порадовался бы его успехам. Он ни в чем не уступает грекам. Он хватает на лету то, что другим вдалбливают долго и упорно.

Горец смотрел мимо, потом прорычал подобно грозному льву:

– Не всему, что придумано людьми, нужно учиться.

– Знание дает человеку мощь, – сказал Гургис нравоучительно. – Потому человек стремится к знаниям.