Чтение 19–й страницы книги ~Последняя крепость~

– В твоем сколько угодно рядовых, – возразил Ави, – но по тому, как ты строишь фразы, я бы сказал, что ты после ряда успешных боевых операций несколько лет провел на службе… уже в правительственных зданиях. И ранг твой достаточно высок.

Стивен кивнул:

– Он достаточен для высокого жалованья, своего дома и ранчо, виллы во Флориде и солидного счета в банке. Это я к тому, что могу содержать семью и кучу детей, обеспечивая их не только всем необходимым, но и… некоторыми предметами роскоши. Но насчет каких-то рычагов… гм… Если бы речь шла о какой-нибудь операции морской пехоты, ну, скажем, по захвату вашего атомного реактора или похищению секретного истребителя, то да, я мог бы оказаться ключевой фигурой. Но в этой ситуации, сам понимаешь, даже военный министр, госсекретарь и даже президент связаны по рукам и ногам ситуацией… а она все ухудшается!

Тяжелое молчание повисло в комнате. Как ни странно, Стивен абсолютно не чувствовал страха, хотя оба контрразведчика понимают, кто он, а израильтяне отличаются той бесчеловечностью, что записана у них в законе: все люди, кроме евреев, – животные, их можно истязать и пытать, не чувствуя вины перед Богом.

– Давление на Израиль в самом деле просто чудовищное, – произнес Ави. – Неужели США в самом деле могут ввести блокаду?.. Я еще понимаю: санкции, но чтоб тотальную блокаду? С моря и суши?

– Боюсь, – сказал Стивен, – что и с воздуха тоже.

Ави покачал головой:

– Неужели будут сбивать? Не могу поверить.

– Если не смогут принудить к посадке, – ответил Стивен, – то почему нет?

Мария сказала горячо:

– Мы выстоим!

Стивен развел руками:

– Как? У вас нет ни капли нефти. Израиль зависит даже от привозной воды!.. Люди начнут покидать страну. Никто из нас препятствовать им не будет, раз уж принимают условия. А фанатики… долго ли продержатся?

Мария сказала яростно:

– Долго! Вечно, если понадобится!

Стивен подумал, сдвинул плечами:

– Не думаю, что вечность. Если правительство США решит, что у вас ведутся какие-то секретные разработки оружия, то введет войска напрямую.

Ави не сводил с него пристального взгляда.

– Ты очень убежденный человек. Убежденный в правоте своего правительства.

Стивен ответил с некоторой досадой:

– Только я ли? А другие? Скажи честно, какую политику должен защищать честный человек в Израиле? Только честно!.. Понятно же, что правительство всячески укрепляет тоталитарное фашистское государство. Понятно и то, что в Израиле неприкрытая национальная и религиозная дискриминация. Арабы, как евреи в фашистской Германии, должны носить опознавательные знаки: в Германии евреи обязаны были носить на рукаве повязку со звездой Давида, а в Израиле арабы на свои автомобили должны поставить белые номера. Ты думаешь, какой-то американец, воспитанный на идеях равенства и справедливости, смирится с этим?

Ави нахмурился:

– Насчет номеров… этому есть объяснение.

– Объяснение всему есть, – ответил Стивен с тоской. – И, конечно же, ни для кого в мире не секрет, что евреев с пеленок воспитывают в ненависти ко всем неевреям, ко всей мировой культуре, всему нееврейскому. Сейчас с Израилем воюют в открытую только их ближайшие родственники, арабы, но не секрет и то, что во всем остальном мире трудно отыскать человека, который бы согласился с доктриной иудейства, что лишь евреи – избранный народ, а все остальные – скоты, быдло.

Мария вспыхнула, сделала протестующее движение, но Ави остановил ее, придержав за локоть.

– Всем в мире понятно, – сказал Стивен с тоской, – почему здесь уперлись в свое превосходство? Если бы Израиль отказался от строительства и укрепления бесчеловечного фашистского режима… что, я говорю газетными штампами?.. А как сказать иначе, когда все здесь основано на расовом превосходстве евреев над всеми остальными народами? Если бы Израиль отказался от своего мнимого превосходства, тогда атаки палестинцев потеряли бы всякий смысл, и те правозащитники, которые сейчас защищают воинствующих арабов, начали бы защищать Израиль. А так не только палестинцы, а весь мир… да, весь мир! Только что не бросается камнями в интифаде, но негодует!

Он видел, что в черных глазах Ави появляется нетерпение, скоро круг вопросов сузится, и уже закончил без всякого энтузиазма, а так, по накатанной:

– Израиль претендует даже на единоличное право распоряжаться городом, который в равной мере принадлежит христианам и мусульманам, – Иерусалимом. Вообще Иерусалим давно уже принадлежит всему человечеству. Если б Израиль решился учредить демократическое общество, принять демократическую конституцию, а самое главное – упразднить возмутительные привилегии евреев перед другими гражданами…

Он вздохнул, ощущая тяжесть в груди. Евреи никогда на это не пойдут. Убрать их чувство превосходства – и ничто больше не помешает ассимиляции евреев с остальным человечеством.

Ави спросил неожиданно:

– Сколько, как ты полагаешь, вас сейчас в Израиле? Я имею в виду, элитных коммандос?

Стивен подумал, сделал ряд вычислений в уме.

– Полагаю, от восьми до десяти тысяч.

Мария ахнула, прижала ладони к губам, на Стивена смотрела с ужасом. Ави кивнул:

– Да, так нам и передали.

– Передали? – спросил Стивен.

– Утечка информации, – сообщил Ави, грустно улыбаясь. – Но уж очень намеренная. Нет, не деза, мы, как ты догадываешься, проверили по другим каналам.

Стивен спросил:

– Значит, обо мне было известно давно?

Ави кивнул:

– Тебя вели с аэропорта. А потом, когда ты успел предупредить насчет шахидки…

– Я не успел, – сказал Стивен с досадой.

– Ты многих спас, – возразил Ави. – К тому же многие видели, что ты бросился к ней, готовый то ли закрыть собой, то ли сорвать с нее пояс… Ты хороший человек, Стивен, хотя твое благородство могло привести к срыву твоего задания. И мне очень жаль, что благородный человек не на нашей стороне.

Он допил кофе и осторожно поставил чашечку за блюдце. Глаза его следили за каждым движением американца. Стивен ощутил, как неприятно засосало под ложечкой.

Мария отошла на кухню, вроде бы по делу, но в то же время чтобы не оказаться на линии выстрелов. Стивен слышал, как звякнул металл, но понимал, что в ее руке на этот раз не поварешка.

Глава 10

Врач покачал головой, в глазах тревога, но смолчал, снял манжет с бицепса Файтера, а его помощник бросил быстрый взгляд на светящуюся кривую, что нервно дергается на мониторе, впиваясь острыми углами в края экрана, начал вытаскивать из шкафчика пузырьки с лекарствами, ампулы, коробочки с капсулами и таблетками.

– Еще месяц такой жизни, – предупредил врач, – и ничто вас не спасет от обширного инфаркта. Плюс тяжелейшего инсульта.

– Коновалы, – проворчал Файтер. – А с такой гордостью распинаетесь о достижениях медицины!

– Эти достижения вас и держат, – ответил врач. – Иначе бы уже вам привязывали на большой палец ноги бирочку.

– Бирочку? – переспросил Файтер.

– Да, такую аккуратную, из резины. С номерком.

– Ничего, – сказал Файтер, – мне месяц не понадобится.

Врач смолчал, а Файтер, покидая кабинет, подумал с усмешкой, что здесь, как сообщал Олмиц, еще один канал утечки информации. Сегодня же отсюда в Израиль уйдет сообщение, что давление на Израиль продлится не больше месяца. Так что нужно держаться, не дать заокеанскому колоссу сломить маленький гордый народ курдов. Или чеченцев. Или иудеев.

Охрана разбежалась по сторонам, на крышах дежурят снайперы, Файтер вышел подземным ходом, в небольшом зале сел в приготовленный лимузин с темными стеклами, машина сразу же тронулась с места.

Через десять минут на военном реактивном вертолете он уже летел к сверхзасекреченному командному пункту, который не нанесен ни на одну штабную карту.

Под горной цепью на глубине, недостижимой даже для тех бомб, которые еще на чертежных досках, в скальном массиве выгрызена пещера, по размерам мало уступающая знаменитой Мамонтовой. Там расположен целый подземный город со своими силовыми установками, в том числе и собственным ядерным реактором, а также склады продовольствия и всего необходимого на несколько сотен лет.

Там же и Центр Управления Кризисных Ситуаций. Вертолет ответил на автоматический запрос со станций ПВО, на огромной скорости приблизился к отвесной стене. Со стороны выглядело так, словно ударился о нее и пропал, на самом деле прошел, снижая скорость, по широкому туннелю, сел на отмеченную площадку.

Дальше пришлось пересесть, скоростные лифты, две пересадки, и Файтер вышел в зале, где побывал только однажды, в ознакомительной поездке.

Для всех в Вашингтоне, как и для всего мира, он в данное время уединился в Овальном кабинете для подготовки новых условий переговоров с Израилем, лишь охрана знает да самый узкий круг военных, которые тоже спешат к бункеру.

Командный пункт напоминает вовсе не зал, а небольшой город. Помимо всего необходимого, чтобы обеспечить автономную жизнь на сто лет, свой атомный реактор обеспечит энергией на тысячи лет, даже если наверху наступит ядерная зима.

Главный зал похож на пещеру, где одна стена прямая, а остальные выгнулись дугой, блестя исполинскими экранами, составленными так плотно, что границу Файтер заметилтолько по разным картинкам.

Военный министр уже здесь, вместе с Юмексом, начальником Объединенных штабов, следят за работой операторов. Огромная военная машина запущена, сейчас уже ничего менять нельзя, слишком все взаимоувязано и сбалансировано, остается только наблюдать за первой фазой операции. А если понадобится, то внести крохотные изменения во вторую, но все здесь уверены, что вторая не понадобится.

– Сюда, господин президент, – сказал Гартвиг. Он выглядел предельно собранным, только бледность и темные мешки под глазами говорили о бессонной ночи. – Отсюда удобнее наблюдать за всеми экранами. Вот микрофон, можно связываться хоть с командирами частей, хоть с отдельными солдатами.

– Даже с морской пехотой? – поинтересовался Файтер.

– У каждого пехотинца не только микрофон, – ответил Гартвиг с тайной гордостью, – но и монитор на запястье.

– Да, настоящие звездные войны… на Земле.

– Последняя война на Земле, господин президент!

– Будем надеяться, – проворчал Файтер.

Из глубины кресла он наблюдал, как АЭФ быстро формируется в небе над Ираком, откуда рукой подать до Израиля. Ядром послужили летающие командные пункты АВАКС, командные пункты наведения ударов по наземным целям «Джей-Старс», самолеты радиоэлектронного подавления, летающие заправщики и самолеты-разведчики. Роли четко распределены: одни давят противовоздушную оборону, другие с первого же налета должны разнести командные пункты, третьи одновременно разбивают все электростанции.

Через полчаса, после проверки взаимодействия, АЭФ стремительно пойдет в сторону Израиля и сможет наносить удары, еще до того, как пересечет его границу. Одновременно, прекрасно взаимодействуя с кораблями-носителями крылатых ракет и авианосными ударными группами, скоординирует их удары, чтобы все были предельно разрушительными и смертоносными. Наконец-то в самой полной мере осуществлена заветная мечта американцев: превратить войну в тир, расстреливать противника с большого расстояния, бомбить, поражать ракетами, а если и придется послать бронетанковые части, то лишь на дымящиеся развалины, где уже истреблена любая жизнь, включая крыс и мышей.

Границы проведены на земле, еще есть такое понятие, как «воздушное суверенное пространство», однако космос – общий, и вот там, в космосе, американская военно-космическая группировка перемещается свободно, зависая то над Москвой, то над Пекином, то над Сеулом, готовая в любой момент обрушить смертоносный ливень из бомб и ракет.

Да, именно в этом и есть самое главное преимущество США. Если раньше для подготовки войны надо было стягивать к границам миллионы солдат и тысячи танков, заранее готовить склады горючего и боеприпасов, тем самым выдавать свои намерения, то АЭФ в любой момент готовы ударить по расположенным под нею городам или войскам.

– Раньше, господин президент, – сказал военный министр, – были столетние войны… Потом – тридцатилетние. Вторая мировая длилась шесть лет, а вот арабо-израильская – уже всего шесть дней. Но сейчас вы впервые увидите войну, которая продлится не больше семи минут.

Олмиц воскликнул:

– Семь? Почему так много?

– Я же сказал «не больше», – возразил Гартвиг. – Может быть, хватит и сорока секунд. А семь минут – если понадобятся повторные налеты. Не думаю, что понадобятся, но… так, на всякий случай.

Начальник Объединенных штабов переключил один из боковых экранов на первые минуты после бомбардировки, как смоделировал поверхность Израиля суперкомпьютер, президент зябко повел плечами: земля похожа на поверхность Луны. Даже развалины городов выглядят не развалинами, а перемолотой в мелкий щебень массой.

– Нет связи, – проговорил Юмекс, – нет транспорта, топлива, еды. Нет электричества, газа, бензина. Телефоны молчат как стационарные, так и мобильники.

Гартвиг возразил:

– Главное, что нет ни армии, ни флота. А электричество можно провести снова.

Юмекс проворчал:

– Нам?

– Конечно, – подтвердил Гартвиг, взглянул на президента. – Это небольшая плата за искоренение последнего расистского режима на планете.

– Последнего расистского народа! – воскликнул Олмиц с подъемом. – Не стоит забывать, что еврей – это обязательно расист!

Гартвиг кивнул, пряча улыбку:

– Вы правы. Это единственная война на свете, когда требуется уничтожить не режим, даже не государство, а весь народ.

Файтер заметил мягко:

– Первыми так поступали, кстати, сами евреи. Уже при первом же завоевании Палестины они полностью истребляли все народы, что жили там.

Олмиц ответил с еще большим подъемом:

– Тем более! Ответим тем же!

Подошел Дэвид Рэнд, командующий стратегической авиацией, лицо хмурое и сосредоточенное, но сказал с тоской и в то же время с облегчением:

– Как меня уже достали эти бесконечные разговоры о расистском режиме иудаизма, о нетерпимости евреев! Как и о том, что они нас за людей не считают! Мы повторяем это и повторяем, как будто стараемся оправдаться за необходимые меры, которые… необходимы!

Гартвиг хмыкнул.

– Меня это тоже достало, – признался он. – Но что делать, мы должны постоянно подогревать себя тем, что сражаемся за правое дело против сил зла. А как иначе? Должнабыть злость. Без злости трудно делать то, что делаем.

С потолка падает мягкий приглушенный свет, стены в тени, огромные экраны с мелькающими на них серыми изображениями, слишком высокое разрешение, выглядят огромнымиглазами неземных насекомых.

Подошел Олмиц, тоже взведенный, глаза блестят, как у наркомана, дыхание учащается без всякого повода.

– Как самочувствие, господин президент?

– Да идите вы, – откликнулся Файтер. – Без вас тошно. Они ведь все уверены, что мы только оказываем давление…

Олмиц криво улыбнулся:

– Не только они.

– А что, вы тоже?

– Нет, я не до такой степени наивный. Но многие страны считают именно так. При всей своей невероятной мощи мы всегда вели себя предельно мягко.

– Это верно, – согласился Файтер. – Я могу только догадываться, как поступил бы Иран или Северная Корея, если бы у них вдруг оказалась такая мощь, как у нас.

– А у нас, – сказал Олмиц, – как у них.

Подошел Гартвиг, он то и дело взглядывал на стену, где над экранами на больших часах идет отсчет времени до начала операции, сверялся со своими на запястье, снова поглядывал на стенные.

– А может, – сказал он несколько невпопад, – евреи миру все-таки необходимы? Как вирусы?

Олмиц смерил его взглядом:

– Ну… сравнение неплохое, неплохое. Но только так ли уж вирусы необходимы?

– Конечно, – ответил Гартвиг убежденно. – Необходимы!

Файтер слушал их без интереса, во рту сухо, одна и та же мысль вяло ходит по кругу: мы будем прокляты, мы будем прокляты… в желудке как будто валун, попавший туда прямо из вечной мерзлоты, даже колени вздрагивают, словно по ним бьют молоточком.

Олмиц спросил с подчеркнутым вниманием:

– Господин президент, здесь врач имеется? Я имею в виду психиатр?

Гартвиг махнул рукой и сказал, обращаясь уже к президенту:

– Любая система без противодействия быстро дряхлеет. Вон марсиане, высадись они к нам на Землю, быстро перебили бы все войска, но сами вымерли бы от простейшего гриппа. Потому что слишком чистенькие! Появились у нас компьютеры – и тут же возникли компьютерные вирусы. Борясь с ними, компьютеры становятся все устойчивее и защищеннее. Может, Господь Бог и евреев создал… как вирусов?

Олмиц хохотнул:

– То-то человечество то изгоняет евреев из своих стран, то они снова садятся человечеству на голову!

– Вот-вот, – сказал Гартвиг чуть веселее. – Вспомните, как только мы победили оспу, чуму, туберкулез – тут же появился СПИД… Это я к тому, что свято место пусто не бывает. Побеждаешь одну болезнь – появляется другая. Так, может, пусть уж евреи, чем придет что-то похуже?

Олмиц, начальники стратегических служб смеялись громче обычного, поздравляли военного министра с изящной выдумкой, он сам улыбался и посматривал горделиво, только Файтер заметил непреходящую серьезность в его темных глазах.

– А что, – вдруг сказал Олмиц. – В чем-то наш главный меднолобый прав. Борясь с евреями, человечество становится все устойчивее к разной заразе. И когда придет время подраться с сириусянами или вообще с пришельцами с другой галактики, мы будем уже так закалены… что от всех только пух и перья по всем галактикам!

– Вот еще один, – сказал Гартвиг, хохотнув. – А может, в самом деле, оставим евреев? И сами не будем лечиться, а будем ходить с соплями до пола?

Они смеялись, но излишне громко и нервозно, двигались резче обычного, а Файтер с тоской поглядывал на часы. До страшного часа икс остаются уже не часы – минуты.

Ну придумайте же, чтобы остановить это сумасшествие! Господи, если ты есть, останови…

Здесь еще полдень, яркое солнце заливает жидким золотом горные пики, а на той стороне земного шара, в Иерусалиме, уже наступила ночь.

Последняя ночь Израиля…

Файтер поднял голову, потолок здесь, как в обсерватории, по мановению пальца показывает любой участок неба, он вызвал небо Иерусалима, как оно видится из Старого города, всматривался в темно-синюю тьму с множеством мигающих звезд, по-южному крупных, ярких. Среди них двигается великое множество спутников, сейчас не замечаемых простыми горожанами, и немалая часть из них поспешно переходит на новые орбиты. Одни из этих спутников предназначены указывать точные цели крылатым ракетам, умным бомбам, истребителям и бомбардировщикам, десантным кораблям,другие прослушивают все разговоры, третьи обеспечивают связь и дают точные координаты всем американским солдатам, бронетранспортерам, самолетам, кораблям, помогают ориентироваться в незнакомом месте. Четвертые настороженно следят за позициями противника, пятая группа умело связывает бортовые компьютеры на борту танков, самолетов, кораблей и даже отдельных десантных групп в единую базу данных, что распределяется наиболее рационально по чужой территории.

Он вспомнил, что во время операции «Буря в пустыне» было стянуто к месту действия, к Персидскому заливу, шестьдесят спутников, а для обеспечения удара по Сербии их уже было сто пятьдесят. Сейчас же, как ему доложили с гордостью, задействовано четыреста восемьдесят, их фасеточные глаза в эту минуту прощупывают каждый дюйм поверхности Израиля, хотя сейчас глухая ночь.

Какой шок вызвало невинное сообщение Гугла, что вот любой, кто воспользуется ее крохотной программой, через Интернет отыщет любое место на земном шаре! Многие бросились искать свои дома и были поражены, когда в самом деле отыскали не только город, но и все родные улицы, дома, скамейки перед домами, клумбы, протоптанные дорожки…Все маскировки отныне тщетны, если простая камера Гугла сумела рассмотреть отдельных человечков. Мощные системы без труда различают количество звездочек на погонах военных, хотя обслуживающие аппаратуру техники куда охотнее заглядывают в глубокие вырезы платьев кинозвезд.

Олмиц, бравируя знанием секретов крылатых ракет, сам в молодости служил в их обслуживании, начал рассказывать о «Томагавках».

Гартвиг слушал с интересом, сказал с восторгом:

– И в палеонтологический музей не надо ходить! Спасибо, Грехем!

– При чем здесь палеонтология? – проворчал Олмиц.

– Извини, археология. Помню, мой дед тоже что-то рассказывал про эти самые «Томагавки». И про арбалеты, двуручные мечи… А я знаю только, что на смену устаревшим «Томагавкам» давно пришли сверхскоростные и дальнобойные «Фастоки».

– Ну «Фастоки», – ответил Олмиц сварливо, – какая разница? Я и хотел сказать, что «Фастоки»!

Гартвиг сказал наставительно:

– А еще в ту древнюю эпоху «томагавков» высчитали, что если повысить мощность боеголовки вдвое, то бить такая ракета будет на тридцать процентов сильнее. А вот если мощность не трогать, но повысить точность в те же два раза, то поражающая способность ракеты возрастет в пять раз!

Командующий военно-космическими войсками заметил:

– А если учесть, что «Фастоки» начинены взрывчаткой, что мощнее предыдущей в восемьдесят раз…

– Вот-вот, – подхватил Гартвиг.

Файтер поглядывал на него сочувствующе, военный министр то говорит громко и уверенно, смеется, то внезапно затихает и смотрит совсем не как профессиональный военный, для которого убивать людей – работа, а как военный историк, написавший уже три книги о великих кампаниях и постепенно обретающий черты интеллигентного человека.

Отдельной группкой держатся адмиралы, на их двух экранах во всей грозной красе двигаются армады стальных кораблей. Несколько транспортников, специально переоборудованных под пусковые установки, приближаются к берегам под охраной линкоров. На палубе ступить негде, все ощетинилось крылатыми ракетами.

К адмиралам подошел Гартвиг, они обменялись рукопожатиями, поздравляя друг друга с великолепным зрелищем: готовой к бою огромной военной машины.

Подошел Олмиц, все с большим вниманием следили за готовыми к стартам «Фастоками», что впервые будут опробованы в таком большом количестве в настоящем бою. Командующий ракетными комплексами с гордостью рассказывал, что, в десять раз опережая скорость звука, они пойдут на высоте двадцать метров в режиме радиомолчания. По указанию со спутников все «Фастоки» могут двигаться по сложным схемам, делать петли, как обманывающий лису заяц, могут даже выходит не только с тыла, но и, набирая высоту, пикировать точно на цель, не давая защите ни шанса.

Ни шанса, мелькнуло в голове Файтера. Господи, останови это безумие, останови…

Глава 11

Самый большой город страны, подумал Файтер, не отрывая взгляда от карты Иерусалима, а численность его чуть перевалила за полмиллиона. Из которых только половина евреи, а остальные – мусульмане, христиане, копты, черкесы… Еще он знаменит самой высокой рождаемостью, ведь здесь живут ортодоксальные иудеи, а они всерьез намерены выполнить завет своего Бога и населить весь мир своим потомством, чтобы его стало «как звезд на небе, как песка в пустыне». В самом деле детей много, от их воплей звенит в ушах. Такое встречал только в негритянских районах, там тоже все еще плодятся, как крысы… хотя нет, уже начали как-то оцивилизовываться.

Сейчас в мире совершается то великое деяние, что произошло некогда во Франции, когда кардинал Ришелье запретил дуэли. Кровь лилась по самым пустячным поводам, молодые здоровые дворяне тысячами гибли по стране. Мудрый и в то же время решительный кардинал велел срыть все замки и крепости, где удельные бароны чувствовали себя в недосягаемости от королевской власти и сами творили суд и расправу в своих владениях по своему усмотрению. А тех, кто отстаивал свою независимость, к ужасу других благородных, отправлял на виселицу, как простых воров.

И вот теперь он делает то же самое уже не в масштабах Франции, а всей планеты. Срыты последние государства-крепости удельных царьков! Люди становятся просто человечеством без всяких «национальных особенностей», под этим прикрытием всегда работают сепаратисты, жаждущие тотальной власти хотя бы на небольшом клочке суши. Законы для всех едины, права едины, свободы едины, никто не ущемлен, и только временно остаются в силе некоторые запреты на переселение в другие государства, теперь уже бывшие, ибо надо научиться работать самим, а не стараться сесть на шею тем, кто работал до седьмого пота и добился благосостояния страны своим трудом.