Чтение 23–й страницы книги ~Начало~

Я рассказал ей о том, как мы съездили в Хлебникове, о том, что новая банда заглотила кусок не по силам, но отдавать его не собирается. Я прогнозировал либо насильственную смену нынешней власти какими-нибудь другими особями, повлиятельней, которые еще людей приведут, либо захват всей базы бандой побольше, под началом начальника городского УВД, например. Или командира ОМОНа. И тоже совместно с местными братками. Потому как не верится, что те же «долгопрудненские», кому до Хлебникова два шага,да и «лобненские», потерпят захват кормовой базы каким-то майором с какими-то невнятными кавказцами. Тем более видел я, как они вооружены. Так, для банды нормально, а для войны… не пойдет. Не выстоять им против настоящего противника.

Военные сами на них однозначно не пойдут, они скорее на своих мобскладах засядут, огромных и просторных, на сухпаях и оружии, в своих ППД,[22]кто по домам не разбежится. А вот тот же ОМОН не погнушается, прихватит овощебазу. И клали они вприсядку на умного кавказца с его другом пэпээсником.

– А как Маша? – спросил я Татьяну.

Они сегодня на «фишке» были вдвоем, да и вообще, как я заметил, женщины тянулись друг к другу.

– Маша? Учится. Она готовый боец, ты знаешь? Я понимаю, что она пережила за последние дни, но… Тебе никто не рассказывал?

– Что не рассказывал? – переспросил я.

– Ну то, что она одному из напавших башку снесла, это так, цветочки. А вот то, что достреляла тех, кто с целой головой оставался, а потом еще и прибралась за собой…

– Хм, – удивился я.

Вообще-то спервоначалу поблевать бы надо, порасстраиваться. С другой стороны, что я знаю о ней? Вот слышал краем уха, что свою «ксюху» она как трофей взяла, так что убивать ей уже довелось. За ней дети, и что с нее пользы, если ее тошнить будет на каждый труп? Другое дело, что взять «контроль» на себя… Хотя… Что это значило? Безопасность для всех – как раз здоровая реакция. Эту теорию я Татьяне и изложил.

– Ну может, и так, – пожала плечами она. – У меня детей нет, не знаю. Хотя повозилась с ее малышней и тоже захотела. Давай сделаем?

– Сейчас? – опешил я.

– Нет, когда устроимся где-нибудь. Жизнь продолжается ведь, верно? А если женщины рожать перестанут, тогда точно вымрем.

В правоте не откажешь. И вымирать не хочется. Особенно мне и особенно сейчас, когда моя рука у нее под свитером.

– Вот доедем куда-нибудь хотя бы, устроимся в безопасности, пусть относительной даже, и тогда опять об этом поговорим. А сейчас… я, блин, не знаю даже, как ехать будем и как и куда доедем… А если к «Шешнашке» дороги нет? А если в Коврове все будет хуже, чем мы думаем? Это же все теории, практика-то еще впереди.

– Как скажешь, – непривычно легко согласилась она.

Вообще-то спорить Таня любила. Относилась к этому как к своим тренировкам, старалась всегда быть в форме. Поэтому ее неожиданная покладистость меня удивила. Впрочем, покладистой она стала с тех пор, как началась вся эта заваруха. За что ей огромное спасибо, потому как окружающие товарищи и граждане смело передали мне командные функции, меня о том не спросив. Но это ничего, потому что в таких обстоятельствах хуже всего истинная демократия, когда командовать никто не хочет, но спорят по каждому поводу.

Я вот тоже не хочу командовать, на хрен оно мне нужно? Поехал бы в Ковров со своей девушкой, ну Леху с Викой еще бы прихватил. В них я уверен, они обузой быть не могут. Думаете, что, не прорвемся? Да запросто, на двух-то вездеходах, с кучей стволов. Это когда нас больше стало, я задергался на предмет увеличения запаса, а для четверых всего вполне хватало. «Обузников» не было бы, каждый из нас активная боевая единица.

И эсбэшники те мне точно не грозили бы, поскольку не отсиживались бы мы здесь, а подъезжали бы уже к Коврову, до которого, даже в худшем случае, день езды. Так нет, на мне и дегтяревское семейство, и детишки этой самой рыжей красотки Маши, дай бог им здоровья. Прям Ной какой-то с ковчегом своим, каждой твари уже по паре. Сергей Сергеич хоть хорошим приобретением для нас оказался, явно знает, что к чему в службе военной. И не прет в командиры, не давит возрастом и бывшим офицерским званием. А то я-то кто? Сержант-срочник, куда там мне…

Правда, ящик еще этот… Его в Садов надо доставить. Я сам в дело влез, сам вмешался, мог бы сидеть и помалкивать в тряпочку. А раз вмешался – пожалуйте бриться, то есть нести ответственность за свою активную гражданскую позицию, чтоб ей… Но если там создадут вакцину, которая спасет от превращения каждого укушенного? – оно того стоит. Оно того и через сто лет будет стоить.

А дети… дети будут нужны, чтобы не вымерло человечество окончательно. Сколько нас за этот год уцелеет? А сколько зиму переживет? А следующий год? Совсем не уверен я,что сразу будет возможность рожать у женщин. До того как уляжется-устаканится новое общество, нам еще через смутное время пройти надо. Да и не уверен я, что готов с Татьяной семью заводить. Не то что о детях, мы и о свадьбе-то еще ни разу не говорили, и она не намекала. Так, живем и трахаемся в ожидании чего-то там. Не знаю, не знаю.

Из калитки моего двора на улицу вышли Ксения с Мишкой на поводке. Кобель хоть и счел мой двор своей территорией, но каждое утро и каждый вечер требовал прогулки по окрестностям. Я Ксении запретил под страхом расстрела с последующей трудовой повинностью уходить за поворот у нашего НП, и теперь Мишка повадился загаживать соседский пустующий двор и двор напротив. Ну и ладно, зато Ксения на глазах. И вообще, я запретил уходить поодиночке за границу НП – угол двора напротив. Только парами и группами. Тому же Сергеичу запрещать не надо ничего, мужик он опытный, сам соображает, а дамы, которые не Таня с Викой, а Аня с Ксенией, все же поморщились. Правда, после налета фармкоровских безопасников страсти поутихли.

В поселке еще появились люди, но в наш угол не совались. Видимо, слышали выстрелы, видели людей с оружием и в какой-то форме и не могли понять, что здесь происходит. Ну и не хрен понимать, сидите дома. Я честно скажу – добровольно «балластных» граждан на борт уже не приму. В крайнем случае – на одного «балластного» одного «активного штыка», и при этом хоть с минимумом своего полезного имущества. Если человек до сих пор не сообразил, как разжиться оружием ли, машиной или хотя бы едой, – толку с него ноль. Мертвый груз. Даже если он просто все это время уверял себя, что все образуется. Какой там, на хрен, образуется? Уже не образуется, и кто этого не видит – дебил последний. А дебилы нам без надобности, мы и сами не Спинозы.

– Телик смотрели сегодня? – спросил я Таню.

– Смотрели, – кивнула она. – С утра вообще ничего толком, один балет в записи, а потом по всем каналам пошел прямой эфир, один и тот же. Вроде как экстренный канал. Но толком ничего не говорят.

– А что говорят?

– А что они могут говорить? «Сохраняйте спокойствие» говорят. Еще говорят, что у них «ситуация под контролем». Осталось только выяснить, у кого под контролем и какая именно ситуация. А еще, что «власти наводят порядок». Собираются комендантский час ввести.

– Понятно, – усмехнулся я. – А как они его введут? Войска же разбегаются, и людям тоже разбегаться надо, а если их ограничить в перемещении, то все только хуже будет. Чем дальше разбегутся, тем больше уцелеет.

– Почему? – спросила она.

– Это эпидемия. Многолюдность работает против нас. Больше перекусают – больше обратится. Не, ума нет – считай, калека. Власть у нас калека на всю голову, без проблесков разума.

Я рассказал об импровизированных расстрелах представителей этих самых властей у международного аэропорта Шереметьево.

– Дураки. Куда летят? – удивилась Татьяна. – Отовсюду картинку показывают, что мертвяки везде. В Америке вообще военное положение вводят, президент выступал. Да и не только в Америке. Куда они собирались?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Просто подальше отсюда, скорее всего. Чтобы потом оставшимся в живых на глаза не попадаться. Любит ведь их народ. Или на острова какие-нибудь райские, где у всех домики с яхтами. Без понятия.

Из окон второго этажа моего дома послышался детский смех. Маша детей спать укладывает. Ее как «мать кормящую» от любых ночных вахт освободили. Пусть ночью будет при детях безотлучно, как последний рубеж обороны. А то мелкие уже тоже насмотрелись всякого, с утра, когда их на улице, среди ментовских трупов, в машину сажали, на них лица не было. А кто лучше матери рядом их успокоит?

Во дворе, что напротив, за столом Сергеич беседовал со Шмелем. О чем – не слышно, но похоже, просто анекдоты травили. Аня с Алиной Александровной о чем-то говорили у бани. Идиллия, в общем. Тишина мертвая, только деревья на слабом ветру шумят. Поди догадайся, что конец света кругом.

– Ладно, любимая… Пошли обход территории сделаем – и под одеяло. Дети детьми, это как получится, но сам процесс…

Александр Бурко

22марта, четверг, вечер

До Центра вчера долетели меньше чем за час, хотя летчик вел машину в максимально экономичном режиме. Так распорядился Марат на будущее – экономить все, если ты не вбою. Полет Бурко запомнился, в своей жизни он ни разу не летал на вертолете. Первый класс в самолете рейсовом или сверхкомфортабельный салон собственного «Гольфстрима» – совсем другое. Хорошо, что перед вылетом Марат заставил его тепло одеться, иначе он заледенел бы до того момента, как машина приземлилась. Одетый в теплую парку с капюшоном и вязаную шапку, он с любопытством смотрел вниз через открытую дверь на разворачивающуюся картину бедствия.

Центр города был уже заполнен мертвяками. Их было много и легко было отличить от нормальных людей. По основным магистралям к окраинам тянулись пока еще редкие потоки машин. В некоторых местах города что-то горело. Бурко показалось, что и от здания НИИ тоже поднимается столб дыма, хоть определить направление он мог весьма приблизительно.

Были видны отдельные армейские опорные пункты и настоящие завалы мертвых тел перед ними. Но эти опорные пункты были немногочисленными, и все шире и шире разливавшееся мертвое море захлестывало их со всех сторон.

Затем вертолеты пошли в сторону Твери прямо над шоссе. Сначала смотреть было интересно, затем надоело, все выглядело слишком однообразно. Мелькнули справа огромные зеркала водохранилищ, что на реке Шоше, затем показалась широкая блестящая лента Волги. Вертолеты перемахнули Тверь, прошли дальше и приземлились на территории большого новопостроенного комплекса, что раскинулся на берегу реки. Перед посадкой пилот сделал два круга над Центром, явно специально для Бурко, чтобы дать хозяину оценить то, что он совершил. Два длинных серых корпуса фармацевтической фабрики образовывали гигантскую букву «Г», перекрывая все подступы к территории Центра с севера и северо-востока. С запада естественным рубежом служила Волга и мощная бетонная стена, тянувшаяся над крутым берегом.

Когда проектировались фабричные корпуса, сам Бурко потребовал их внешние, обращенные за периметр стены, выстроить из толстого и прочного бетона. Окна, невысокие и больше похожие на бойницы, тянулись только по третьему этажу, а на крыше сооружали крытые укрепленные гнезда, где расставлялись пулеметы КПВ на трехногих станках. Сектор обстрела для них открывался с тех позиций почти что бесконечный. На верхнем этаже фабричных корпусов, прямо за окнами-бойницами, устанавливали стомиллиметровые противотанковые пушки «Рапира», устаревшие, но очень надежные, которые могли уничтожить все, что попадет в зону полета их скоростных снарядов.

В замкнутом дворе на различных позициях расположили буксируемые версии «Нон», полугаубиц-полуминометов. Еще когда создавались первоначальные планы постройки этой крепости, Салеев настаивал на том, чтобы огневая мощь их преимущественно базировалась на ствольной артиллерии. Она дешева в использовании, долговечна, а с опытными расчетами и в точности ракетным системам не проигрывают.

Не забыли и минометы. Стодвадцатимиллиметровые «Сани» в количестве нескольких батарей были размещены по территории комплекса и легко могли забросать минами все, что попадет в поле зрения наблюдателей на дистанции до семи километров от стен. Вместо стандартных буксировщиков для этих минометов использовались «Водники». Причем по двум типам: с десантным модулем, когда миномет буксируется следом на колесной группе, и с платформой, когда орудие устанавливается на машину «верхом» и превращается фактически в самоходное.

Откуда у ФСИН артиллерия? Ниоткуда. Нет у ФСИН никакой артиллерии и быть не может. Зато совсем неподалеку, на северной окраине города Твери, раскинулся кадрированный артполк. А командовал артполком некто подполковник Семенов, чья карьера последние два года шла под личным присмотром Александра Бурко, и зарплату он получал не только у себя в финчасти, но и в черной бухгалтерии «Фармкора», через Марата Салеева. Следует ли упоминать, что вторая зарплата многократно превышала первую, а взаменабсолютно никаких злоупотреблений от Семенова никто не требовал.

Этот же подполковник Семенов при совсем незначительной поддержке «Фармкора» сумел заменить два десятка несущих здесь службу офицеров своими людьми. Никого не выживали, никому не портили карьеру. Нежелательные офицеры получали повышения, отбывали к лучшим местам службы. Никто не озлобился, никто не писал ругательные рапорты, никтоне портил схему.

Затем пришла очередь прапоров и контрактников, которые тоже оказались стопроцентно своими. К нынешним временам Бурко заполучил лояльную лично ему кадрированную часть, которая могла снабдить его легкую пехоту тяжелым вооружением. И вот этот момент настал. Команду на присоединение к Центру Семенов получил не сразу, ему дали возможность оценить происходящее. С его незначительными силами даже вопрос удержания территории был сомнителен. Затем сообщили, что он может рассчитывать на комфорт и почет за безопасными стенами Центра, в окружении семьи и сослуживцев. Больше и говорить не надо было ничего.

Срочников, кто высказал желание покинуть часть, подполковник Семенов распустил, снабдив всех командировочными до места проживания. Желающие брали оружие, на что командир закрывал глаза и даже не возражал против того, что из парка ушли несколько бортовых КамАЗов. Не следует жадничать, когда у тебя всего много, и все это – на халяву. Не надо множить число врагов.

И существенная часть парков артполка за ночь и сегодняшнее утро, под охраной уже частной бурковской армии, отбыла в Центр. И семьи офицеров обживали сейчас новые, хоть и тесноватые, но уютные и безопасные квартирки.

За смыкающимися главными корпусами вразброс стояли корпуса административные, вспомогательные и хозяйственные, построенные в явном переизбытке, но именно с расчетом на то, что их можно за несколько дней перестроить в общежития для людей. Не самые роскошные, но в тяжкие времена безопасность ценится дороже, чем роскошь.

Частично разобранный забор отделял фабрику от так называемого Учебного центра. Когда строился Центр, многие удивлялись его странной конфигурации, потому что никому не сообщался тот факт, что Центр представляет единое целое с фабрикой и рассматривать их следует как единый комплекс. Сразу за забором фабрики находились несколько трехэтажных учебных корпусов, которые сейчас множество рабочих переделывали во все те же жилые дома для них самих. Мебель для них не закупалась, зато были закуплены пиломатериалы в огромных количествах, которые сейчас лежали в штабелях для просушки, и целый столярный цех изготавливал сейчас простую, но крепкую мебель.

После «учебных корпусов», превращающихся на глазах в жилье, шли учебные поля и полигоны. Некоторые из них таковыми и должны были оставаться, некоторые меняли профиль. На самом деле их, равно как и боксы для техники, и еще несколько зданий, строил не Бурко. Это было наследством от расформированной воинской части, территорию которой путем сложных махинаций передали в ГУ ФСИН, первоначально для организации на ее территории исправительно-трудовой колонии, потом – Учебного центра, и в результате все это начал осваивать «Фармкор». А вот два длинных-длинных корпуса, поразительно похожие на производственные корпуса фабрики и замыкающие территорию с противоположной стороны, были уже построены наново. До сих пор официально они числились недостроем, хотя так и было задумано. Они должны были изменить свое назначение тогда, когда пройдет закон о частных военных компаниях. Быстрее закона случилась Катастрофа, и теперь их достраивали уже по другому проекту, который, впрочем, тоже былпродуман давно. Верхний их этаж был «боевым», на нем сейчас тоже развернули батарею «Рапир», а два нижних этажа перестраивались под жилье.

Всего получалось разместить на этой территории в относительной тесноте, но все же посемейно, даже с некоторым комфортом, до семи тысяч человек. Сейчас было около пяти тысяч, имелся и запас. Около тысячи человек «армии», многие из них семейные. Привлечение семейных Бурко лишь поощрял, полагая, что человек, семью которого спасли от бедствия, будет более предан, да и в будущем мотивирован посерьезней.

Порядка пятисот человек, точно так же, все больше с семьями, были рабочими фабрики и обслуживающим персоналом. Те же плотники, слесари и другие. Семьи военных и рабочих тоже вниманием не обходили, из них тут же выбирали людей нужных профессий и приставляли к делу.

Между боксами и новыми корпусами Учебного центра нашлось место и для госпиталя, и для штаба, и для так называемой гостиницы, и для вертолетной площадки. Территория гостиницы и штаба тоже была огорожена стеной и представляла собой «личное пространство» самого Бурко, его приближенных, представителей наиболее «интеллигентных» профессий, таких, как ученые с производства, офицеры, врачи и учителя (таких здесь тоже запланировали), и самое главное – их семей. Эта территория не просматривалась ниоткуда, стояла как бы немного на отшибе, чтобы не мозолить глаза и не напоминать тем жителям Центра, в ком излишне развиты революционные настроения, о социальной несправедливости.

Со своего сиденья в вертолете Бурко даже разглядел стоявший на «господской территории» длинный ряд новеньких белых «Нив» и квадроциклов. Продумали даже, как в будущем руководство будет перемещаться по всей этой огромной территории, вытянувшейся над Волгой на три километра, и в ширину – на километр, чтобы каждый раз ноги не перетруждать и серьезную технику по пустякам не гонять. Были даже велосипеды, и не в малом количестве, лежащие пока на складах. Все было продумано, все было готово.

Вертолет завис над площадкой, поднимая пыль и ветер своими лопастями, затем коснулся бетона. Вращение винта начало замедляться, Бурко отстегнул ремни, прижимающиеего к сиденью, выскочил на бетон площадки. Встречал их помощник Марата, бывший спецназовец и наемник Баталов, в новенькой камуфлированной форме, с коротким автоматом на плече, но не с АКС-74У, который Бурко знал хорошо, а подлинней, черным, со сложенным прикладом обычной, «объемной» формы, с какими-то оптическими приборами на нем.Бурко пожал руку встречавшему, затем тот поздоровался поочередно с Салеевым, Домбровским и Пасечником, и все направились в «господскую зону», где их уже ждали семьи.

Толя Бармалей. Бандит

22марта, четверг, днем

Толя Бармалей уже на второй день после того, как начали говорить об оживших мертвецах, понял, что надо из Москвы сваливать. И направился в Солнечногорск, погостить денек-другой у мамы, а заодно и приглядеться к развитию событий. Дураком Толя не был и понимал, что возможны два сценария развития событий. Первый был Толе невыгоден и совсем неинтересен. В стране могли ввести военное положение со всеми сопутствующими комендантскими часами и прочим. А второй был намного лучше – могла наступить анархия. Чем анархия лучше военного положения, объяснять не надо, потому что Толя был бандитом.

Бандитом Толя был хоть и достаточно умным, но недостаточно успешным. Несмотря на то что он успел в свое время отсидеть еще по малолетке, а затем сходил еще на одну ходку, несмотря на то что он примкнул к всемогущим в свое время, до безвременной кончины их вождя, «ореховским», продвинуться у него никак не получалось. Все время происходило что-то, властно вмешивающееся в его судьбу, что отбрасывало его на исходную позицию. Толя был невезучим, как будто кто-то с небес приглядывал за ним, не давая взлетать высоко, отрываться от положения рядового «быка». «Трудился» он в бригаде из пяти человек, контролирующей несколько залов игровых автоматов, ну и не гнушавшейся банальной уголовщины. Таким своим положением он тяготился и при первых признаках наступающей Катастрофы просто бесследно исчез из Москвы, никого из коллег не ставя в известность и лишь прихватив из гаража спрятанный там на полках пистолет ТТ с двумя магазинами к нему.

В первый же день своего пребывания в Солнечногорске он встретился с соседом по лестничной площадке, бывшим ментом Васькой, выгнанным со службы за ненасытное обирание пьяных (попался не обычный пьяный, а кто-то важный, случайно подгулявший). Обронил пару намеков насчет того, что если грядет беспредел, то шустрые ребята в процессе оного могут неслабо приподняться. Василий намек понял, даже достал бутылку водки из холодильника, которой они и обмыли нарождающийся союз. Поинтересовался Толя и насчет других новых товарищей. Васька сказал, что двух подходящих знает – Жорку Малька, который как раз получил два года условно за кражу машины, и его старшего брата, Артема, больше известного как Костыль, который только что вернулся из армии, где, считай, от тюрьмы скрывался. Толя сказал, что не прочь завтра повидаться с обоими, но надо еще посмотреть, что будет в городе твориться.

Затем Толя вернулся домой к матери, лег на диван перед телевизором и глубоко задумался. Набрать беспредельщиков – дело нехитрое, но надо их еще и вооружить, и обеспечить транспортом. Пока у них была лишь одна машина – далеко не новый «Мицубиси Паджеро», принадлежащий лично Толе. Васька-мент машины не имел вообще, равно как и «воровайки» Жорка и Темка. Оружие тоже было лишь у самого Толи. Так он и размышлял, но затем в квартире сверху что-то уронили на пол, натолкнув Толю на одну идею.

– Мать! – крикнул Толя матери, возившейся на кухне. – А Петр Иванович, что над нами живет, еще охотится?

– Конечно. А что? – выглянула из кухни мать, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем.

– Да так… Спросить его хочу кой о чем.

– Охотится. Когда сезон, так каждые выходные уезжает.

Мать снова скрылась на кухне, а Толя встал с дивана, натянул на ноги кроссовки и накинул куртку. В карман куртки сунул тэтэшник, а в боковой карман спортивных штановзасунул нож-выкидуху, узкий и длинный, из тех, которые делал один знакомый автослесарь и продавал по пятьдесят долларов.

– Мать, отойду к Ваське еще ненадолго! – крикнул он в кухню.

– Зачем тебе этот Васька непутевый? Толку с него… – махнула рукой мать, обернувшись.

– Нужен. Ладно, я скоро.

Толя постучал в Васькину дверь, потому что звонок не работал. Открыл Васька не сразу, и по его помятой морде Толя понял, что разбудил бывшего мента.

– Короче, дело у нас наклюнулось, – сказал он с ходу. – Соседа сверху помнишь, охотника?

– Ну?

– Салазки гну. Помнишь?

– Ну помню, – равнодушно пожал плечами Васька.

– Пошли завалим его. Ружье заберем, и будет обрез.

– А если услышат? – забеспокоился Васька. Само предложение убить соседа за ружье никакой отрицательной реакции не встретило. – И чего с ним дальше будем делать?

– А ничего не будем, – пожал плечами Бармалей. – Воды в ванну нальем, соли в нее насыплем и туда положим. Год пролежит и не протухнет. Как вобла, в натуре.

– А как войдем?

– Да запросто, – удивился вопросу Бармалей. – Скажу, что он наши две квартиры заливает, и попросимся в ванной трубы посмотреть. Она как раз у стены, если там льет, то между панелями в любую сторону просочится. Он тебя знает?

– Знает, – кивнул Васька.

– Ну и меня знает. Откроет. Там я его лечить беседами буду, а ты его сзади хватай, за шею. А я ему ножа.

– Годится.

Васька обулся, оба поднялись по лестнице на один пролет, встали у обитой дерматином металлической двери, позвонили в нее. За дверью послышались шаги, в глазке мелькнул отблеск света. Затем дверь распахнулась, сосед узнал визитеров.

– Петр Иванович, это я, Толя, Зинаиды Сергеевны сын.

– Я знаю, здорово. – Круглое лицо соседа показалось в дверях. – Привет, Вась. Чего хотели?

– Петр Иванович, кажется, заливаете вы нас, и нашу хату, и вот Васькину. – извиняющимся голосом заговорил Толя. – Видать, у вас в ванной подтекает и меж панелей в две стороны идет. Может, посмотрим, а?

– Не может быть, – поразился сосед, пузатый и красномордый толстяк, бывший прораб городского СМУ.

– А откуда еще-то? – картинно удивился Толя. – Давайте глянем, если у вас сухо, то выше по этажам пойдем.

– Да, может и с шестнадцатого лить, в этих домах такое бывает, – согласился Петр Иванович, приглашая жестом заходить.

Толя с Васькой зашли, огляделись. Бывший прораб холостяковал, но холостяцкого бардака в квартире не было. Было чисто, все лежало на своих местах. Ванная тоже сверкала белизной, обложенная голубоватой плиткой. Эта же плитка покрывала и пол, и стены.

– Если и может где течь, то только здесь, в сифоне, – сказал сосед и встал на колени, снимая незаметный со стороны щит, открывающий доступ под ванну.

Момент был идеальный для нападения. Бармалей только шепнул: «Давай», и Васька-мент навалился на не ожидающего нападения толстяка сверху, придавив его к полу, не давая ни выпрямиться, не повернуться. Он оказался зажат между ванной и навалившимся на него сверху бывшим стражем законности. Даже кричать толком не мог, голова его упиралась в стенку ванны, шея изогнулась до ненормального угла, грозя переломиться. Вместо крика у него получалось только хрипеть. Бармалей выхватил из кармана нож, нажал большим пальцем на тугую круглую кнопку, со щелчком выскочило длинное отполированное лезвие. Резать людей ножом ему пока не доводилось, хоть убивать было не впервой. Он коротко замахнулся рукой с зажатым ножом и ударил туда, куда ударил бы кулаком, случись кого-то бить в такой позиции, – в почку. Петр Иванович сдавленно охнул, дернулся, но бывший мент, привыкший «успокаивать клиентов» в отделении, держал его крепко.

Левая сторона тела соседа была закрыта, к сердцу было не подобраться. Бармалей покачал нож в ране, стараясь нанести как можно больше повреждений, затем выдернул нож, вызвав новый стон, и несколько раз ударил в бок. Пару раз нож наткнулся на ребра, но раз пять вошел в тело глубоко, до самой ручки, пробивая легкое. Но сосед не умирал, продолжая бороться и пытаясь вырваться.

– Сюда, у лопатки бей! – прорычал Васька-мент.

Бармалей перехватил нож обратным хватом и с короткого размаха воткнул лезвие между лопаткой и позвоночником соседа, повернул лезвие в ране, затем снова ударил, перерезая верхушку легкого, заставляя жертву захлебнуться собственной кровью. Сосед разом обмяк, как-то заикал, изо рта на кафельный пол хлынул целый фонтан крови. Васька отпустил его, отскочив назад. Умирающий упал лицом вниз, вытянувшись поперек тесной ванной, ноги его мелко затряслись в агонии. Затем он затих.

– Кровищи-то, мля… – сказал Васька в наступившей тишине.

Затем достал из-за пояса прихваченный из дома молоток и резким ударом острым концом инструмента проломил покойнику череп.

– Вот так, – сказал удовлетворенно. – Давай его в ванну, пусть туда стекает.

Новые друзья подхватили тяжелое тело с пола, перевалили его в ванну. Толя схватил со стены махровое банное полотенце, бросил в лужу крови.

– Надо подтереть, пока к нам не протекло, – сказал он.

Наскоро вытерев кровь с пола, он забросил полотенце в ванну, к трупу.

– Вась, поищи соли у него на кухне. В шкафах поищи, побольше. А я за ружьем пошарюсь.

Васька ушел на кухню хлопать дверцам и шкафчиков, а Толя вышел в гостиную и задумался. Где может лежать ружье? Квартира двухкомнатная, смежные гостиная и спальня. Он заглянул в спальню, где вдоль одной из стен вытянулся шкаф-купе. Отодвинул в сторону одну дверцу, вторую.

– Опаньки!

Одно из отделений шкафа было заставлено всевозможными брезентовыми чехлами. В основном там были удочки, но два чехла очень напоминали ружейные. Толя достал один, раскрыл. И узнал вещь сразу – у него в руках оказался помповик «Мейверик», которые когда-то завезли в Москву легально и нелегально, и два таких были на вооружении у Бармалеевой бригады. Он даже помнил их судьбу – один выбросили после того, как завалили в ночном магазинчике на Академической какого-то азера, а второй отдали заезжимколлегам из Кемерова, которым зачем-то срочно понадобились стволы в Первопрестольной.

Толя положил помповик на кровать, открыл второй оружейный чехол. В нем была вертикалка двенадцатого калибра, неизвестной Толе модели. Впрочем, в оружии он разбирался плохо. А вот патронов в ружьях не было. Он глянул выше, на полку, обнаружил там две коробки синеньких пластиковых патронов с дробью «номер три». Одна коробка была полной, десять штук внутри, а во второй двух патронов не хватало.

– Ладно, пока достаточно, – сказал вслух Толя.

В спальню зашел Васька с двумя пачками соли в руках.

– Во, видал? – сказал он, подняв пачки перед собой. – Запасливый у нас сосед. Пачка крупной и пачка мелкой.

– Два ружья есть, – сказал ему Толя.

– Охренительно, – обрадовался Васька. – Я думал, одно будет.

Ружья и патроны вынесли в прихожую. Толя проверил, заперта ли дверь в квартиру, затем они зашли в ванную. Бармалей осмотрел лежащий в ванне труп и решил, что им повезло. Ванна была шире, больше и чуть глубже стандартной, видать, в обычной толстый сосед помещался плохо. Бармалей нагнулся, заткнул пробку, затем начал уминать труп в ванне. Тело сползло, но все равно вода не смогла бы его покрыть полностью. А это значит, что торчащие из рассола части тела начнут гнить и вонять, и никакой скрытностине получится.

– М-да, – сказал Бармалей. – Так не получится. Ищем ножовку.

Володя Мелкий,

программист из компании «Логософт»

24марта, суббота, утро

Ночь прошла тихо, даже мертвяки вскоре угомонились возле двери. Но не разошлись. Экран видеодомофона показывал, что их теперь не меньше десятка стояло прямо перед дверью. И они явно никуда идти не собирались. Выход из офиса оказался заблокированным, но на тот момент это никого не испугало. Все твердо решили до тех пор, пока власти не возьмут инициативу в свои руки, из офиса не выходить. В том, что это произойдет, не сомневался никто. Все видели зомби, все уже поняли, что такое зомби, и любой понимал, что скопление бродячих мертвецов ничего не сможет противопоставить организованной и вооруженной военной силе. Слишком несравнимы возможности медленно бредущего и тупого мертвяка, опасного лишь своей заразностью, и экипированного и вооруженного солдата.

Однако следующий день был отличен от предыдущего лишь тем, что начался исход из города. По Ленинградскому шоссе, раскинувшемуся прямо под окнами, ехал в сторону Кольцевой все увеличивающийся поток автомобилей. По телевизору сообщили, что в город уже введены войска, еще вчера, но никто военных не видел. Мертвяки так и расположились у дверей офиса, прибавилось их и на улице. Если еще вчера их надо было специально выискивать, то сегодня они были везде. Пусть не толпы, но в несколько раз больше,чем вчера.

Дети начали понемногу капризничать, особенно те, кто постарше, устав сидеть в четырех стенах. Большинство народа маялось похмельем, поэтому сегодня все пили воду намного больше обычного и больше же курили. К середине дня Алена решила дозвониться в милицию и если не вызвать помощь, то, по крайней мере, узнать, что ей там скажут. Но не сказали ничего. Записанный на пленку женский голос время от времени предлагал ей ждать ответа, но трубку никто не снимал.

Сайты правительства, администрации города, ГУВД никакой полезной информации не содержали. Единственный официальный сайт, писавший о происходящем хоть что-то, был сайт Министерства обороны. Но если он что-то писал, то совсем не значит, что писал что-то полезное. Впрочем, взять ситуацию под контроль в течение ближайших двух дней там обещали, Алену это успокоило, равно как и остальных. Еды было еще дней на десять как минимум, да и спиртного хватало, тем более что она решила ограничить своих сотрудников в его употреблении некими разумными дозами.

Так прошло еще три дня. Стрельба с улицы доносилась почти постоянно, как будто шел городской бой, но количество зомби все прибывало и прибывало. Площадка перед зданием была уже занята полностью. От двери офиса они ушли почти все, за исключением двух, которые неподвижно лежали на полу последние два дня. Все обнадежились, решив, что они умерли. И почему бы нет? Если это зараза, то она ведь должна губить своего носителя? Страдающая бешенством собака тоже сначала бросается на всех, но потом умирает. Так ведь?

Решили провести небольшую разведку, выглянуть из-за двери. Но едва стали передвигать шкафы, как лежащие мертвяки встрепенулись, и такую идею пришлось оставить. А потом пришлось еще минут тридцать слушать, как один из зомби ломился в дверь. Настроение у всех снова упало. Люди разбрелись по комнатам, собрались по интересам. В одной из комнат собрался игровой клуб, в котором по Сети гоняли «кваку», и Алена мечтала лишь о том, чтобы не отключилось электричество. В клубе участвовали все дети того возраста, которые сразу же превратились бы в проблему, не будь чем им заняться. Сама же она проводила время в играх со своими детьми, которые в обычной ситуации были предоставлены няням, и даже наслаждалась представившейся ей наконец возможностью.

Затем снова возник вопрос об уходе из города. Этот совет доносился отовсюду, с экрана телевизора, по радио и даже из все еще каким-то чудом работающего Интернета. Более того, сообщали маршруты выхода из города и даже о том, что военные раздают оружие населению. Все бы хорошо, но были и проблемы. Далеко не у всех логософтовцев былимашины, никак не удавалось даже прикидочно рассадить всех в наличный транспорт. Судили и рядили часа два, но дебет с кредитом по численности офисного населения никак не сходился. Да и все эти рассуждения были все больше упражнением для досужего ума, потому что никто пока не только не ответил, но еще и не задал главный вопрос: как выйти из здания и добраться до машин?

Зомби медлительны, но их в здании явно было много. Лифт не работал еще с первого дня, хотя электричество не отключалось, поэтому спускаться пришлось бы пешком, а этодесять этажей вниз по лестнице, когда не знаешь, что ждет тебя за каждым поворотом. И самое главное – из тридцати человек, сидящих в офисе, мужчин было восемь, женщин – десять, а детей – целых двенадцать. Из них трое в возрасте до двух лет, включая Алениных близнецов. Как с ними-то прорываться на выход?

Выход предложил Володя Мелкий. Не то чтобы ему хотелось выставлять свою кандидатуру на такое самоубийственное дело, но другого выхода он не видел. Уже никто не верил в то, что войска собираются очищать Москву, они и сами этого не скрывали, а значит, остаться здесь было бы попыткой особо изощренного самоубийства. Продуктов будет все меньше, мертвяков вокруг все больше, а значит, единственный исход их «сидения» – голодная смерть. Или прыжок в окно. А еще у Мелкого была машина, пятилетний «Ниссан Альмера», припаркованный возле входа в здание. Если удастся сесть за руль, то он спасен. Бак полный, состояние машины великолепное, и он сможет прорваться за город и привести оттуда помощь. Не получится с помощью – привезет оружие, будут думать сами, как прорываться. И самое важное – он холостой и бездетный.

– Я могу попытаться, – сказал он, после чего воцарилось молчание.

– Что – попытаться? – спросил Дьяков.

– Попытаться добраться до своей машины, выбраться отсюда и привести помощь. Думаю, что отказать в спасении дюжине детей никто не сможет. Тем более что военные объявили Ленинградку одним из главных маршрутов выхода из города, который они контролируют. А если контролируют, то значит, что их там есть.

– Разорвут тебя, – чуть не всхлипнула Света Фраерман, вместе с мужем работающая в фирме, и немедленно получила звонкий подзатыльник от обычно мирного и скромногосупруга.

– Поболтай еще, дура, – сказал Дима Фраерман, от которого в жизни никто слова грубого не слышал, потирая отбитую ладонь.

Света лишь что-то невнятно пискнула и заткнулась, пораженная не столько ударом, сколько преображением Димы, которым всегда вертела как хотела.

– Сумеешь прорваться-то в одиночку? – спросил Володя Большой.

– Ты меня знаешь, я увертливый, – прихвастнул Мелкий. Это было правдой. Мелкий, несмотря на свой вес пятьдесят пять килограммов и рост метр шестьдесят четыре, был очень быстрым и ловким. Увлекался в юности акробатикой, да и сейчас постоянно чем-то занимался. То скалолазанием, то сноубордингом зимой, то велосипедом. И если кто имог добежать до машины, то именно он. Остальные были в большинстве своем представителями конторского племени, из спорта предпочитающие «электронные» его виды. И еще был Володя Большой, тоже в свое время отслуживший и даже занимавшийся вольной борьбой, но теперь отяжелевший и расплывшийся так, что вынужден каждый год покупатьджинсы на размер больше, чем в год предшествующий. Растолстел он, в общем. Но силу не растерял, она у него от природы была немалой, так что какую-то помощь он оказать мог.

Встал вопрос, как защититься. Разумеется, если попадешься в руки толпы мертвяков, то рыпаться не получится, но вот избежать укуса единичного зомби можно при должном желании. К счастью, сам Мелкий был любителем курток из грубой кожи, и именно в такой он сюда и приехал. Думали, чем еще можно защититься, но ничего, что не стесняло быдвижения, придумать не смогли.

Мелкий посмотрел на себя в зеркало и поразился бледному и испуганному виду. Действительно, душа его давно переселилась куда-то к коленям, заставляя их мелко дрожать. Сама мысль о том, что он сейчас попытается пробежать по лестнице десять этажей вниз, уворачиваясь от оживших мертвецов, потом полутемным холлом до улицы, выскочить туда, где блуждают все те же мертвецы, успеть открыть машину, вскочить внутрь, запереться и рвануть с места, прежде чем на него навалится толпа и заблокирует путь, пугала до оторопи. А что еще оставалось?

Они с Большим подошли к домофону, включили. Черно-белый экран засветился, показывая искаженное пространство лестничного холла через широкоугольный объектив. Перед дверью стояли, совершенно неподвижно, два мертвяка. И еще один в дверях напротив, тот самый толстяк в сером костюме.

– Ну что, готов? – прошептал Большой.

– Ага, – ответил дрожащим от страха голосом Мелкий.

– Да ладно, Вов, прорвешься. Поможем, чем выйдет.

– Давайте.

Шкафы были уже убраны, подпиравший их стол тоже. Надо было лишь отпереть замок и выскочить из безопасного офиса навстречу неизвестности. Большой вооружился палкойот швабры, рядом с ним стоял Попов с карнизом и Фраерман с трубой для вешалок из шкафа. Все разумно рассудили, что если нет возможности драться с зомби всерьез, то лучше вооружиться чем-то длинным, чем можно было бы их отталкивать.

Трое встали прямо перед дверью, с Большим в середине, Мелкий пристроился за их спинами, приняв стойку как для высокого старта в беге.

– Начали! – скомандовал Большой и быстро отпер замок.

Этого звука было достаточно для того, чтобы зомби за дверью оживились. Дверь распахнулась, и мертвяку, стоявшему ближе к двери, в лоб угодила ручка от метлы, ударившись в кость с деревянным стуком. Мертвяк отшатнулся назад, столкнулся со вторым, точнее, со второй, женщиной с изгрызенным плечом и шеей, пошедшей за ним. И тут же в них ударили уже две палки. Это Дьяков подключился со своим карнизом. Отыграли еще метр пространства. Мертвяки пытались отбивать палки руками и хвататься за них, но Большой всех предупредил заранее, что выпады надо делать резкие, сильные, но короткие. И зомби не успевали перехватить их оружие.

Большой целился все время в лицо, норовя выбить глаз. Уже трижды палка попала почти туда, куда он и хотел, но не до конца. Когда мертвяков вытолкали за пределы образуемого перилами как бы балкона над следующим этажом, мертвяки разошлись в стороны. Появилось место. Но Большой успел своей палкой подсечь ноги женщине, и та, неуклюжевзмахнув руками, скатилась на пролет ниже. Толстяк из двери напротив тоже направился к свалке.

– Я пошел! – отчаянно не крикнул даже, а взвизгнул Мелкий и, схватившись рукой за перила, рванул к лестнице, мысленно приговаривая про себя: «Не спеши, не упади, не спеши, не упади».

Пробегая мимо отбивающегося от палок мертвяка, он попал в волну совершенно отвратительного смрада, распространяющегося от полуразложившегося трупа, почувствовал приступ тошноты, но тут же забыл о нем. «Не спешить, не упасть, не спешить, не упасть» – в такт шагам считалочкой крутилась фраза. Скатившаяся по лестнице женщина потянулась к его ноге окровавленной рукой, но он рванул в противоположную сторону, оставив ее позади, ухватился рукой за край перил, развернулся, проскользив подошвами по истертой рыжей плитке пола. И замер – следующий пролет пуст, но к нему уже шли двое мертвяков. Лестница узкая, если успеют зайти на нее, то ему не вырваться.

Большой как будто почувствовал, что Мелкому нужна помощь. Прыгая через ступеньку, сбежал вниз и ударом палки снова сбил с ног поднимавшуюся было женщину. Наверху Попов с Фраерманом изо всех сил отталкивали двух мертвяков своими палками и почти загнали их в дверь напротив.