Чтение 9–й страницы книги ~Начало~

Манера общаться у них с самого детства не изменилась.

– Фигасе! Когда успел?

– А на обратной дороге, уже здесь, на Рублевке, – ответил Валера.

Тоже признак его нынешнего успеха. Этот дом не был прямым подарком тестя – все деньги до копейки за него были выплачены Валерой лично. Пусть и не Горки-10, но Николина Гора тоже куда как неплохо. А кусок торта все же угодил в рот и был проглочен.

– Ладно, жри, смотри, чтобы булки не слиплись, – гоготнул Самбист. – Так о главном, чего звоню-то… Какие-то дела нехорошие в Москве, ты бы поостерегся.

– А чего именно стеречься надо? – насторожился Валера. – По мне, так чтобы тестя с работы не скинули, главное.

– Да тут такое болтают, что и сам не верю, – как-то странно ответил собеседник, пропустив шутку про тестя мимо ушей. – Но при этом вроде бы такие люди говорят, что ине верить грешно. Эпидемия бешенства какая-то по городу пошла. Люди друг на друга бросаются, трупов куча. Или я дурак, или одно из двух, но в любом случае поопастись бы надо.

– А ты где? Дома? – спросил Валера.

– Пока дома, а сейчас ребята заедут, по делам сгонять надо, – ответил Самбист. – Ты звони, если чего. Или если узнаешь интересное – тоже звони, понял?

– Давай, Вовка, удачи, – пожелал другу Валера. – Береги себя. Я позвоню.

Собеседник отключился, а Валера изрядно озадачился. Подумал было позвонить тестю и узнать у того, что слышно, но больно уж общаться не хотелось, разговаривать и не хамить тот просто не умел. Позвонить жене? А зачем? К жене как таковой он был равнодушен, как и она к нему, в общем, и перезваниваться у них привычки не было. Тогда он поступил проще – включил телевизор. Но так ничего нового и не узнал. Ни намека.

Что еще оставалось? В любом случае сегодня у него тоже дел хватало, тесть толкал его в новый большой проект, так что ехать надо было. Ну а насчет «психов, на людей кидающихся»… На этот счет он тоже давно обеспокоился, помог человек из охраны тестя, порешавший нужные вопросы с нужными разрешениями. Валера прошел в кабинет, открыл ящик письменного стола и выловил из него серую пластиковую коробку с застежками, раскрыл ее.

На сером поролоне подкладки лежал черный пистолет с двумя магазинами. На затворе надпись «МР-446 «Viking». Кроме коробки, нашлась в столе и черная синтетическая кобура с наплечными ремнями, и две коробки с патронами, с надписью белым по зеленому «Ремингтон». Валера достал одну коробочку, открыл. Примерно половины блестящих латунных цилиндриков, торчащих донцами из пластиковых поддончиков, не хватает – это он оружие на природе опробовал. Понравилось оружие, кстати, хоть и напугало в один момент – Валера попытался «по-боевому» заменить магазин, с патроном в патроннике, а пистолет вдруг пальнул сам. Такая вот конструктивная ошибка. Но в остальном отлично – и ухватист, и спуск плавный и нежный, и вообще с виду ничего. И самое главное – легальный, и все требуемые разрешения, кем надо подписанные, на него есть, не прикопаешься. А вот это уже многого стоит.

Вынимая по одному патроны из гнезд, он быстро снарядил оба магазина, после чего натянул кобуру на сорочку и ловко ее подогнал. Сунул в нее оружие, приятной своей тяжестью придавшее уверенности, воткнул запасной магазин в гнездо и натянул сверху твидовый пиджак. Не слишком удобно, но если не застегивать, то и кобура не заметна наего еще вполне атлетической фигуре – Валера хоть и прибавил килограммов десять излишков за последние годы, но все же спортзалом не пренебрегал и на тренировки ходил регулярно, любил это дело с детства. Да и вообще был мужиком здоровым.

Через пять минут со двора, в автоматически распахнувшиеся решетчатые ворота, выехал бледно-зеленый «Рэйндж Ровер» и, взрыкнув большим мотором, покатил по улице поселка в сторону Рублевки, на которой уже собирался утренний поток машин, идущих в город в состоянии перманентной пробки – шоссе было узким, а народу вокруг него жило много.

К его удивлению, движение было не таким интенсивным, как обычно. Машин было эдак раза в два меньше, чем в иные дни, и он почти что пулей долетел до МКАД. Рублевка в городе тоже поразила пустоватостью, зато он несколько раз видел милицейские машины, несущиеся куда-то с включенными мигалками. Обычно они так часто не попадаются, поэтому он сразу уверовал, что в городе что-то происходит. Да и как не поверишь, Вовка зря трепаться не будет, не тот человек, чтобы балаболить.

Ближе к Кутузовскому машин стало немного больше, и на развязке ему даже пришлось потолкаться, хоть и не так долго, как обычно. Но все же приехал в офис он минут за пятнадцать до того времени, к какому приезжал в другие дни. Рекорд своего рода, а это значит, что движение точно уменьшилось, не показалось ему. Бросив машину на стоянке у входа, на которой было сегодня на удивление много свободных мест, он пробежал к подъезду офисной высотки, придерживая рукой норовящие распахнуться пальто с пиджаком, – кобуру светить не хотелось. Поздоровался с каким-то напряженным охранником на входе, направился к лифту.

У лифта топтался Посохов – одетый у лучших лондонских портных благообразный мужичок, еще из советской комсомольской номенклатуры, который теперь называл себя «инвестором» и на самом деле колотил неслабые деньги на обязательной автогражданке, беспощадно используя свои старые связи.

– Валерий Палыч, – улыбнулся он, сверкнув безукоризненными зубами «от лучших стоматологов» и протягивая руку – сухую и вялую ладонь, которую Валера, парень крепкий и сильный, каждый раз пожимал с некоторой опаской – как связку толстых макаронин. – Как дела? Что слышно?

– Да вот слышно… непонятное, – ответил Валера, подозревая, что Посохов должен знать больше, и надеясь, что он его просветит.

– Верно, непонятное, – вздохнул Посохов. – Мне несколько человек звонили, говорят разное, и секретарши на работе нет, и дозвониться до нее никто не может. Даже кофе сварить некому.

Это он так пошутил, наверное. Вообще-то насчет его секретарши – манерной и томной двадцатилетней девицы – слухи ходили совсем другие, что она не только кофе варит.

– А что точно говорят? – спросил Валера, пропуская Посохова в распахнувшиеся перед ними с мелодичным звоном двери лифта.

– Да разве поймешь? – снова вздохнул тот. – Все разное говорят. Я ребят из охраны попросил по своим друзьям уточнить, что же именно происходит. Они у меня из МВД все больше, служили там, должны выведать.

Еще Посохов был известен тем, что никуда не ездил без как минимум четырех телохранителей и джипа сопровождения, хотя Валера был уверен, что этот финансовый паразитточно никому не был нужен и ему ничего никогда не угрожало. По крайней мере до тех пор, пока плательщики страховых взносов не заинтересуются, кто именно и через какие схемы крутит их трудовую копейку. Но если узнают, то Посохову никакая охрана не поможет.

– Если разузнают, то вы не сочтите за труд, наберите меня, – попросил Валера. – А я вам позвоню, если новости будут.

– Договорились, – кивнул Посохов, снова протягивая руку Валере.

Лифт остановился, и Посохов вышел. Валера посмотрел с неприязнью на его худую спину под пиджаком в тонкую полоску и нажал на кнопку своего этажа. Лифт мягко тронулся, и через минуту Валера вошел в приемную своего офиса, где уже сидела за столом и пила чай из большой зеленой кружки Татьяна Борисовна, дама за сорок, в строгих очкахи без всякой косметики, напоминающая строгую училку из детского фильма.

– Доброе утро, Валерий Павлович, – поздоровалась она. – Чаю или кофе хотите?

– Если чайку сделаете, благодарен буду, – улыбнулся ей Валера. – Что слышно?

– Слышно, что Свиридов и Пономаренко на работу не придут, – ответила секретарша. – Позвонили оба, сказали, что какие-то серьезные проблемы у них.

– А что за проблемы? – задержался в дверях кабинета Валера.

Татьяна Борисовна несколько замялась, и Валера правильно оценил причину заминки: она не решалась повторить то, что слышала. Она всегда слыла дамой разумной и словами взвешенной, к сплетням не склонной.

– Татьяна Борисовна, мне с утра уже всякое рассказывали, – улыбнулся он. – Не стесняйтесь, говорите.

– Ну в общем… – Она вздохнула, затем продолжила: – Что-то в подъездах у обоих случилось, вроде бы даже убийства. И вроде бы милиция все заблокировала, выходить не дает. Странно, что два человека повторяют одну и ту же историю.

– Понял… – задумчиво кивнул он и зашел в кабинет. Кабинет был велик, пустоват – Валера любил минимализм в обстановке, – а еще из гигантского окна во всю стену открывалась великолепная панорама Москвы. Валера, повесив пальто на вешалку, подошел к окну и остановился у стекла, доходящего до пола, чувствуя исходящий от него холод. Сейчас панорама великолепием не поражала – город, серый и мрачный в это весеннее утро, лежал перед ним, своим видом вгоняя в глухую тоску.

– Ну и что же к нам пришло? – спросил Валера сам себя. – Что там случилось?

И ничего себе не ответил. Зато внутри его, где-то в самой глубине, начала укореняться уверенность, что случилось нечто очень плохое, такое, чего раньше этот мир не знал. Почему так – он бы даже сам себе обосновать не смог, но уверенность крепла и крепла.

Александр Бурко

20марта, вторник, днем

Семьи самого Бурко и его приближенных уехали в сторону Твери около часа назад. Колонна из нескольких черных «Лэндкруизеров» с затемненными стеклами вышла из ворот, а на освободившееся место въехали сразу три тентованных КамАЗа. И теперь целая бригада крепких и молчаливых грузчиков паковала мебель, книги, картины. Бурко не собирался бросать ничего из своих любимых вещей. А в Центре специально для него и его семьи был выделен третий этаж так называемой Гостиницы. Первые два должны были занимать его приближенные с семьями, такие, как Салеев, Домбровский, Пасечник. Эта территория отделена была от остальной забором с проходной. Внутри же было сделано все, чтобы жизнь обитателей была комфортна. Два теннисных корта, бассейн, зеленые газоны с детской площадкой. Немного в общем-то, но в случае всемирной катастрофы мало кто рассчитывал на жизнь роскошную.

Сам Бурко с радостью был готов поменять нынешнюю жизнь на ту, которая ждала его впереди. Таких настроений ему добавляла суета в его кабинете, который превратили в штаб, установив, где можно, средства связи, компьютеры, дополнительные телефоны. Во дворе и доме прохаживались патрули в военной форме, уже с документами сотрудников ФСИН, с новенькими АК-74М[5]на плече. И вроде бы и форма обычная для военных, но все же что-то не то. Слишком новый и слишком современный у всех камуфляж, из специальной ткани, «размывающей» тепловую сигнатуру тела, у всех легкие и прочные, маленькие как хоккейные, арамидные шлемы в чехлах, ботинки из «баллистической ткани», которую даже осколки не пробивают. Легкие бронежилеты под модерновыми разгрузками, у каждого на шлеме крепление для ночных очков и сами очки в специальном футляре на разгрузке, рядом с ночником к автомату. Увидел бы кто такую роскошь и поразился, как хорошо снабжать российских «силовиков» стали.

Соседи Бурко вдруг начали держаться от него подальше и старались не проезжать мимо его ворот. Неправильно поняли изобилие вояк на его территории. Решили, видать, что пришли Бурко «брать» со всей возможной помпой. У нас это любят.

А между тем даже сам Бурко приоделся в нечто военное по стилю. Крепкие ботинки, брюки хаки, военного покроя свитер с тканевыми вставками в плечах и пистолет в кобуре на поясе. И чувствовал себя самым настоящим командующим. Романтика поперла, короче.

Разочаровывал, правда, Пасечник. Ему никак не удавалось поймать семью Дегтярева и Сергея Крамцова, сотрудника института, который эту семью увез в неизвестном направлении. По тем материалам, которые Пасечнику удалось получить от оператора сотовой связи выяснили, что был один звонок с телефона Дегтяревой на телефон Крамцова. Затем звонок с телефона Крамцова на неизвестный ранее номер, принадлежащий некоей Татьяне Лапиной. Резонно предположить – девушке Крамцова. Удалось установить примерные районы нахождения Крамцова и Лапиной, в зоне действия какой «соты» они были в тот момент, а вот с Дегтяревой так не получилось, Бурко не понял, в чем проблема сэтими загородными ретрансляторами. Но было известно, что звонили из области.

Впрочем, Пасечник считал, что все скрываются у Крамцова на даче, а сам Крамцов сейчас в городе, затаривается запасами. О нем удалось узнать, что служил, воевал в Чечне в составе разведроты в мотострелковом полку, увлекался внедорожными гонками и владел оружием, причем в обоих смыслах – имел оное и умел его применять. Хобби у него такое. Известно было о нем все, кроме адреса пресловутой дачи. Но его должны были добыть проплаченные стражи закона.

Салеев ему доложил, что «Ковчег» осуществляется по графику. Семьям всех служащих «Фармкора», которым выпал жребий «жить», дали время собраться и приготовиться к эвакуации. Их предупредили о грядущих беспорядках, люди слышали стрельбу, поэтому с благодарностью принимали предложение переждать тяжелое время в безопасном месте.

К вечеру в Москву должны были войти небольшие колонны. Каждая состояла из автобуса, куда грузили людей, большого грузовика для багажа, люди везли с собой многое, и скаждой из таких колонн шли два легкобронированных внедорожника «Тигр», в которых сидели по четверо вооруженных до зубов «сотрудников ФСИН», находящихся «при исполнении». В одной из машин в багажнике лежал пулемет ПКМБ с огромным запасом патронов, во второй – такой же новенький автоматический гранатомет АГС-30. Установить их на турели – дело секунд. Кроме того, еще по два вооруженных бойца находились в автобусе и грузовике. Немалая сила.

Все эти колонны выходили из Москвы по Ленинградскому шоссе, где в дальнейшем собирались в общую колонну на гигантской парковке за одним из торговых центров, после чего все вместе двигались в Тверскую область, в Центр. И там семьи должны были расселяться по казармам и общежитиям на территории, укреплением которой занимались уже сейчас местные рабочие фабрики и вояки, находящиеся в Центре. Все эти люди должны были в будущем составить костяк нового народа, народа, управляемого Александром Бурко, сильного и агрессивного в новом мире. Народа, который будет производить лекарства, которых всегда не хватает, и народа, у которого будет Вакцина. Вакцина от не-жизни.

Мария Журавлева

20марта, вторник, днем

Маша Журавлева усадила детей в гостиной за мультики, а сама ушла на кухню, где налила себе чаю и включила телевизор. Пощелкала каналами, пока не наткнулась на московский городской, но там о происходящем на улицах не говорилось ни слова. На центральных каналах тоже шли обычные утренние передачи – для детей и домохозяек. Она переключила телевизор в режим радиоприемника и после недолгих поисков настроилась на две городские новостные станции. На радио уже говорили о том, что происходит в городе, но именно – говорили. Потому что «знать» и «говорить» – вещи разные, и зачастую они совершенно необязательно идут рука об руку. Похоже, что знали на радио мало.Версии выдвигались разные, одна другой противоречивей, в студию звонили очевидцы каких-то происшествий, просто любопытные и желающие хоть что-то сказать в эфир, все это периодически прерывалось рекламой.

С чашкой чая в руках она подошла к окну. Утро было серым, пасмурным, двенадцатиэтажные панельные дома напротив смотрелись особенно старыми и обшарпанными. Широкий газон между ними и дорогой, скорее даже сквер, тоже выглядел грязно. Зеленой травы пока еще не было, и на нем были лишь отдельные участки травы желтой, прошлогодней, освободившейся из-под сошедшего снега. Стандартный московский серый и грязный март. Людей на тротуаре было немного, и шли они быстро, как будто торопились куда-то добраться. Машин тоже было меньше, чемобычно.

Внимание Маши привлек появившийся из-за угла стоящего напротив дома человек. Странным было даже место, откуда он вышел, потому что дорожка, ведущая к подъездам и соседним домам, проходила с другой стороны, и человек был вынужден идти по сырому, раскисшему газону. Второй странностью было то, как он одет. На нем был какой-то пятнистый свитер и черные брюки, но куртки не было. Не совсем подходящий наряд для конца марта. Но, приглядевшись к его походке, она поняла, что перед ней пьяный, и это все объясняет. Если человек пьян настолько, что ходит раскачиваясь, то он может и куртку потерять, и зайти в такое место, куда нормальный человек не зайдет. Хотя он скорее даже не раскачивался, но походка была дерганая и какая-то… непонятная. Координация движений у пьяного была явно не на высоте. Человек замер, уставившись в одну точку перед собой.

Маша бросила взгляд на часы – по времени должны были начаться новости по телевизору, по первому каналу, и она отошла от окна. Взяла «лентяйку» со стола, переключилаканалы с радио на телевидение. Почти сразу же появилась заставка выпуска новостей, но в анонсе так ничего и не прозвучало по поводу беспорядков и стрельбы в городе.Странно. Простояла минут десять у телевизора, не отрываясь от экрана, держа в руке чашку с недопитым и уже остывшим чаем, но так ничего и не узнала. Переключила несколько каналов, но по всем шла обычная утренняя «солянка». Тогда она вновь включила радио. Одна из станций работала в прямом эфире в диалоговом режиме, и они там хотя бы пытались разобраться, что происходит в городе, но мнений было больше, чем участников.

Где-то вдалеке послышались звуки, будто ломают сухие деревянные рейки. В другой день Маша на это не обратила бы внимания, но сегодня она такой звук уже слышала. Слышала, когда милиция начала стрельбу возле детского сада. Она подбежала к окну, выглянула, но ничего не увидела. Стреляли где-то далеко. Вскоре стрельба прекратилась. Маше попался на глаза давешний пьяный. Сейчас он стоял посреди газона и крутил головой. По тротуару быстро проходили люди, он иногда делал такое движение, как будто хотел к кому-нибудь подойти, но не успевал, потому что соображал медленно. Маша подумала, что следовало ли человеку так напиваться в такую рань? Или он со вчерашнего дня еще не «просох»?

Пьяный между тем подошел совсем близко к тротуару и стоял там, беспомощно оглядываясь. Странно, но ему до сих пор явно не было холодно, несмотря на отсутствие теплой одежды. Со двора вышла немолодая и очень полная женщина, в коричневом пальто, вязаной шапке и с сумкой в руках. Она шла вперевалку, медленно, по дорожке, ведущей со двора на улицу, и приближалась к пьяному со спины. Тот, по всей видимости, услышал ее шаги и пыхтение, потому что повернулся и своей спотыкающейся походкой пошел к ней.Женщина увидела его и сделала рукой жест «отвали», но пьяный не прореагировал. Маша видела, как женщина пригляделась к пьяному повнимательней, остановилась, а потом Маша услышала какой-то протяжный звук, как будто у кого-то закипел чайник со свистком. Она не сразу сообразила, что это визжит толстая женщина на улице. Женщина даже сделала движение, как будто собирается бежать, но была слишком тучна, чтобы суметь это сделать. Приблизившись к ней, пьяный неожиданно ускорился, перейдя если не на бег, то на быстрый спотыкающийся шаг, схватил ее руками за пальто и повалил вперед, наваливаясь на нее сверху.

У Маши глаза из орбит полезли от удивления и страха. Когда пьяный бросился к толстухе, она уже поняла, что у него агрессивные намерения. Она ожидала, что он ее ударит, может быть, начнет грабить, но не то, что он повалит ее в грязь, навалившись сверху… и зачем? Что он делает? Со стороны выглядело, как будто он пытается поцеловать барахтающуюся под ним женщину, но разглядеть что-то детальней было невозможно, не позволяло расстояние. Неожиданно пьяный поднялся с женщины, схватил ее за руку, потащил в сторону, рывками, как тюк с тряпьем. Женщина не шевелилась. Он прижался лицом к ее ладони, и Маше показалось, что он жует ладонь женщины. И еще Маша не могла понять, почему женщина не шевелилась? Не убил же он ее? Хотя… Машу обдало холодом с ног до головы. Он что, убил ее зубами?

Чувствуя, как у нее от страха отнимаются ноги и леденеет спина, она поставила чашку на подоконник. Она должна разглядеть, что там происходит, должна понять, или она решит, что сошла с ума. Как это сделать? Видеокамера! Она купила видеокамеру, чтобы снимать детей, и сейчас она лежала в гостиной, в шкафу. У нее есть цифровое увеличение, можно все увидеть в видоискатель. Она побежала в комнату, где дети смотрели «Том и Джерри», открыла шкаф, достала оттуда камеру. Включила. Замигал индикатор низкого заряда батареи. Зарядное устройство лежало там же, и она тоже прихватила его. Со всем этим она прибежала на кухню, воткнула штекер кабеля в камеру, поискала, в какую розетку воткнуть вилку. В конце концов решила выдернуть из сети микроволновку. На видоискателе камеры появилась надпись «Зарядка», и на индикаторе с изображениембатарейки замельтешила бегущая полоска. Маша вскинула камеру и максимально приблизила к себе изображение. Сначала объектив сфокусировался было на оконном стекле, отчего все расплылось, но затем он захватил пьяного и по-прежнему лежащую на земле женщину. Лицо пьяного приблизилось так, как будто он находился прямо перед окном.

Маша все увидела сразу, но объяснить себе, что же она видит, смогла лишь через пару минут, когда снова поймала дыхание. Лицо пьяного было до самых глаз измазано кровью, как и рука женщины, которую он держал. Он сидел прямо в грязи и жевал. Что жевал? Маша увидела, как пьяный открыл рот, вцепился зубами в толстую окровавленную кисть, задергал головой, силясь оторвать кусок плоти, оторвал все же и начал его заглатывать.

– Мамочка моя… что же это? Что он делает? – прошептала она.

Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ее чуть не вырвало. Она часто задышала, подавив приступ тошноты.

Двое людей, пожилые мужчина и женщина, проходившие по тротуару, остановились напротив лежащей в грязи женщины и «пьяного», что-то закричали им. Женщина размахиваларуками, но сделать они ничего не пытались. И Маша чувствовала, что им нельзя подходить близко к происходящему перед ними, что это опасно, невероятно опасно. Она дажехотела, чтобы они не обратили внимания на то, что видят, и как можно быстрее прошли дальше, как можно дальше от этого кошмара.

Неожиданно «пьяный» выпустил руку лежащей толстухи и начал подниматься на ноги.

– Бегите же! – прошептала Маша, как будто пожилая пара могла ее услышать. И вдруг, к ее ужасу, начала подниматься и толстуха. Маша была уверена, что та мертва. Вся грязь вокруг нее была буквально пропитана кровью, «пьяный» отрывал зубами и пожирал ее плоть, а она на это не реагировала, и вдруг она зашевелилась и начала вставать. Она не пыталась зажать жуткие раны на руке или шее, она оперлась прямо в грязь изорванной ладонью. В видоискателе камеры все было видно, как будто ты сидишь в первом ряду.

Пожилая женщина сделала шаг в сторону толстухи, явно что-то спрашивая, но мужчина уже заподозрил неладное и удержал ее. Маша вновь оторвала взгляд от видоискателя, посмотрела просто в окно, не опуская камеру правда. Со стороны ее дома в сторону пожилой пары бежал человек в темно-синей форме, с желтыми шевронами на рукавах. Правой рукой он придерживал кобуру на поясе. Маша узнала его, это был Сергей Сергеевич, сотрудник охранного агентства, постоянный дежурный охранник из их дома, в прошлом военный, кажется. Он явно что-то кричал пожилой паре и махал им рукой, призывая их идти к нему. Между тем «пьяный» пошел к ним, а следом за ним, тяжело переваливаясь, поковыляла окровавленная и испачканная в грязи толстуха. Маша вдруг поняла, что сейчас должно случиться что-то еще более страшное, чем то, что она только что видела.

Пожилой человек схватил свою жену за руку и потащил ее назад, но она почему-то уперлась, вырвала свою руку из его руки. Маше показалось, что она просто не любит, чтобы ее куда-то тащили. Пока она демонстрировала характер, «пьяный» успел схватить ее за плечо, попытавшись свалить таким же толчком вперед, как он свалил толстуху, но пожилой мужчина удержал ее на ногах, отталкивая своего противника.

Сергей Сергеевич подбежал к ним, с силой оттолкнул «пьяного», который, заваливаясь на спину, чуть не опрокинул женщину. Охранник показал пожилой паре направление кподъезду дома, из которого он выскочил. Они наконец сообразили, что нужно делать, и побежали туда, и сам Сергей Сергеевич начал пятиться следом за ними. Мимо этой сцены несколько раз проезжали машины, одна из них даже притормозила, но никто не остановился.

Пожилая пара успела пересечь дорогу, мужчина зажимал ладонь правой руки левой, охранник следовал за ними, но тот, кого Маша мысленно именовала как «пьяный», подошел к нему почти вплотную. Тучная женщина плелась где-то сзади. Неожиданно из пистолета, который Сергей Сергеевич удерживал направленным на противника, дважды подряд и, после паузы еще раз, вылетела струйка прозрачного дыма, и Маша услышала уже знакомые ей хлопки выстрелов. «Пьяный» качнулся назад, дернул головой и повалился на спину. Толстуха, тоже подошедшая близко, остановилась, затем вдруг повернула в сторону и пошла куда-то по тротуару. Охранник побежал к дому.

Маша сама не верила тому, что видела. Вздохнула, посмотрела на свои руки, в которых по-прежнему была зажата камера, выключила ее и положила на стол. Заметила, что все это время шла запись – палец сам нажал на кнопку, по привычке. Выбежав в гостиную, она сказала Саше:

– Сашка, смотри мультики, приглядывай за Ликой. Я спущусь вниз.

– Ты надолго?

– Нет, я просто на первый этаж, скоро приду. Совсем ненадолго.

Сашка был парнем самостоятельным, поэтому он просто кивнул и уставился в телевизор. Лика сидела рядом на ковре и играла с кубиками. Маша натянула на ноги кроссовки,накинула кожаную куртку-«косуху», которой было лет десять, она осталась у нее от «веселой молодости», когда Маша каталась на мотоцикле, и которую она до сих пор иногда носила. Куртка висела на вешалке ближе всего, поэтому она ее и надела. Затем вытащила из замка ключи и вышла на лестницу, заперев за собой дверь. Она должна была понять, что все же видела из окна, потому что никаких разумных объяснений этому не находилось.

Лифт подошел быстро. Когда она вышла в вестибюль, то увидела обоих пожилых людей, стоящих возле застекленной будки охранника, и самого Сергея Сергеевича, запирающего подъезд изнутри.

– Сергей Сергеевич, что случилось? – закричала Маша почти от лифта. – Я все видела из окна, но ничего не понимаю. Кто был этот человек?

– А, Мария Николаевна! – откликнулся Сергей Сергеевич. – Сможете помочь человеку? У него рана на руке, надо промыть и перевязать. Там в аптечке еще немного бинта осталось, маленькая упаковка. Коломиец с двенадцатого этажа тоже покусанным с утра домой прибежал, на него бинт извели. А я не хочу отходить от двери, вдруг кто внутрьпопросится, а дверь заперта. Видели, что на улицах творится?

– А что такое творится? – спросила Маша. – Я вообще не понимаю! У детского сада сегодня стреляли, здесь тоже стреляли. Ладно, позже об этом.

Маша медиком не была, но в дни своей мотоциклетной молодости ей пришлось познакомиться со всеми видами ран и травм, которые случаются после падения с мотоцикла, так что помощь она могла оказать вполне квалифицированную. В помещении охраны была аптечка на стене, откуда Маша достала бинт, вату и флакон с перекисью водорода. Мужчина, интеллигентного вида, лет пятидесяти, в сером пальто, спокойно стоял рядом, зажимая рану на запястье носовым платком. Кровь на платке была видна, но не слишком много. Женщина, которая была с ним, тоже была рядом, и вид у нее был очень виноватый. Она говорила мужу: «Дима, прости, ну ты же знаешь, как я реагирую, когда меня куда-то тащат», на что он ответил ей: «Люда, все нормально, там просто царапина».

Маша провела мужчину в туалет, открыла кран с холодной водой и сказала:

– Показывайте руку.

Тот спокойно убрал платок, протянув ей правую руку. С виду ничего особо страшного не было. Это был укус, который разорвал в двух местах кожу до крови и слегка свез еевокруг.

– Ничего страшного, сейчас промоем перекисью и перебинтуем. Бывает и хуже.

– Я вижу. Вы с ватками не мучайтесь, просто полейте на рану. Я не слишком чувствительный, а так быстрее и промоется получше, – сказал пациент.

– Может защипать.

– Пускай, все в порядке, – улыбнулся он.

– Как скажете, – согласилась Маша.

На самом деле Маша сама в свое время предпочитала такие же радикальные методы лечения и дезинфекции ран. Лучше было один раз плеснуть на рану антисептиком, пару минут поругаться и смело бинтовать, чем долго и мучительно прикладывать смоченную в чем-нибудь ватку к каждому миллиметру кожи. Как кошке хвост рубить по частям. Поэтому она не стала долго гадать, а густо смочила перекисью двойной ватный тампон и просто выдавила его на рану мужчине. Кровь зашипела, встретившись с перекисью, мужчина поморщился, но не издал ни звука, за что Маша его мысленно похвалила. Затем она снова намочила тампон, плюхнула его на рану сверху, вроде как протерла, выбросила тампон в пластиковое ведро под раковиной. Вытащила из упаковки стерильную марлевую подушечку, наложила на рану и аккуратно забинтовала оставшимся бинтом. Как раз хватило.

– Вот так. Но вам бы лучше показаться врачу потом. Это ведь укус?

– Да, этот псих меня укусил, – кивнул мужчина.

– А на зубах какой только дряни не бывает, тем более у него, – сказала Маша. – Видели, что он там делал? Обязательно сходите к врачу.

– Хорошо.

Они вышли в вестибюль, где у застекленной стены стоял Сергей Сергеевич, гладя на улицу. Труп мужчины так и лежал на газоне, на противоположной стороне улицы, редкие торопящиеся прохожие старались его не замечать. Это было уже явным признаком надвигающегося бедствия, когда никому нет дела до лежащих на улице покойников.

– Сергей Сергеевич, что делается? – спросила Маша, остановившись у окна рядом с охранником.

– Никто не может понять, Мария Николаевна, – ответил тот. – Со мной связались из нашего агентства и сказали, что в городе какая-то массовая истерика или эпидемия бешенства. Сказали стрелять во всех, кто пытается кусаться.

– Пытается кусаться? – переспросила Маша. – Я не ослышалась?

– Нет, вы не ослышались, – покачал головой Сергей Сергеевич. – А вы разве не видели?

– Я видела, но не верю тому, что видела. Так не бывает.

– Бывает, милая, – сказала сзади женщина. Голос у нее был приятный, чуть хрипловатый. На вид ей было около пятидесяти, она хорошо сохранилась, но было видно, что онис мужем небогаты, скорее похожи на институтских преподавателей. – Бывает. Вы знаете, почему мы остановились? Этот человек ел лежащую женщину. Отрывал от нее зубамикуски и ел.

– И зачем же вы остановились? – обратилась Маша к ней. – Это он ее убил, я видела из окна. Он и вас убил бы, если бы не Сергей Сергеевич.

– Возможно, – кивнула женщина. – Но это было так… непонятно… иррационально… Я не верила своим глазам и остановилась, как я думаю, именно поэтому. Вроде как покричишь, и кошмар развеется.

С улицы раздалась короткая автоматная очередь, затем еще одна. Женщина вскрикнула, а Сергей Сергеевич оттащил Машу от окна, пробормотав: «Осторожней, осторожней». Мужчина, который приводил в порядок пальто в туалете, подбежал к ним, обнял жену за плечи.

– Что случилось?

– Пока непонятно, – ответил охранник.

К шлагбауму на въезде во двор подкатила милицейская «десятка» с буквами ДПС на боку и взвыла сиреной. Сергей Сергеевич нажал на кнопку открытия шлагбаума, машина заехала на стоянку и остановилась у самых дверей. Маша обратила внимание, что капот милицейской машины был помят, испачкан кровью, а на лобовом стекле виднелась глубокая вмятина с сеткой трещин, как будто туда ударило что-то тяжелое и круглое. Против обыкновения, в машине вместо двух милиционеров сидел один.

Он вышел с водительского места, подошел к двери дома. Сергей Сергеевич отпер дверь, лязгнув замком, пропустил его внутрь. Это был немолодой человек, высокий, плотного телосложения, в фуражке, в теплых штанах и куртке с блестящими полосами и буквами ДПС на спине. На погонах у него было по одной большой звезде. В руках – короткий автомат с деревянным цевьем и пластмассовым изогнутым магазином какого-то рыжего цвета. На поясе висела кобура с пистолетом и брезентовый подсумок, в котором виднелись еще три рожка к автомату.

– Здравствуйте, сигнал на вас поступил, – сказал милиционер. – Говорят, что человека убили.

Майор показал на труп, лежащий на газоне на противоположной стороне улицы.

– Убили, верно, – ответил Сергей Сергеевич. – А с чего вдруг ДПС по вызовам ездит? Целый майор, да еще и в одиночку?

– А кому еще ездить? – пожал тот плечами. – Вытащили из кабинета и погнали, хоть я на улице служил лет пять назад в последний раз. Знаете, что в городе творится? Этоеще ладно, что меня прислали, могли и вообще никого. По всему городу такое, я сам толстую тетку только что машиной сбил и потом застрелил.

– Очень-очень толстую? В той стороне? – Маша показала в направлении, откуда подъехал милицейский «жигуль».

– Верно, очень толстую, в крови с головы до ног, – подтвердил тот. – Она мне прямо под машину пошла. Я сдуру выскочил проверить, жива ли, а она меня за руку укусила. У вас бинта нет случайно, а то я свою аптечку из машины уже всю извел сегодня. Много раненых, и все с укусами. Что делается, не знаете?

– Я думала, вы нас просветите, – разочарованно сказала Маша. – По телевизору лишь визит президента в Брюссель показывают да экономические новости. А перевяжу я вас дома, я на восьмом этаже живу. Здесь бинт уже закончился.

– А у нас кто что говорит, – вздохнул гаишник. – Массовое бешенство в городе, люди едят друг друга, каннибализм, вампиры, черт знает что еще. Ночью началось, а сейчас с каждым часом все хуже и хуже. Начальство требует не паниковать, обещают какие-то меры, но ничего не видно. Говорят, в город ввели Софринскую бригаду Внутренних войск, но всю ее бросили на охрану Рублевки. Там действительно все перекрыто.

– Кто же сомневался? – сказал мужчина. – У нашей власти основной инстинкт один – самооборона.

– Верно подметили, – усмехнулся майор. – У нас знаете какой приказ? Срочно изымать у людей все оружие, какое есть, даже законно приобретенное. Как говорят, «во избежание массовых беспорядков». Мы людей защитить не можем, бегаем с вызова на вызов, но начнем изымать оружие. Уф, душновато здесь… Или я устал? С вечера на ногах, на минуту еще не присел.

Он снял фуражку с лысеющей головы, вытер лоб рукавом.

– Пойдемте, я вас перевяжу, – позвала Маша майора.

Гаишник пошел следом за ней. Было видно, что он и вправду не очень хорошо себя чувствует. Мешки под покрасневшими глазами, испарина. Они вместе зашли в лифт, с мелодичным звоном распахнувший перед ними свои двери, Маша ткнула пальцем в кнопку восьмого этажа. Двери тихо закрылись, лифт плавно, в два ускорения, набрал скорость, затем он затормозил, и двери раскрылись.

– Нам сюда. Проходите сразу на кухню, у меня там аптечка, – показала она.

– Спасибо.

Милиционер, судя по всему, чувствовал себя в квартире Маши немного неловко. Он посмотрел на свою обувь, но Маша поняла его смущение и сказала: «Проходите, проходите!» Он пошел по коридору, увидел детей у телевизора, сказал им: «Привет, бойцы!» – и зашел на кухню. Маша помыла руки в ванной, затем пришла следом. Открыла один из висячих шкафов, вытащила оттуда коробку с красным крестом.

– Давайте сюда вашу руку, – скомандовала она. – Когда дома дети, всегда запас бинтов и пластырей нужен. У вас дети есть?

– Да, тоже двое, мальчик и девочка.

Милиционер встал со стула, оставив автомат на кухонном столе, подошел к раковине. Маша повторила с рукой милиционера все те же манипуляции, которые совершила с раненым внизу. Перекись водорода, подушка, аккуратно наложенный бинт. Затем буквально приказала порывавшемуся было уйти майору сесть за стол и взялась варить ему кофе.На самом деле ей не очень хотелось его отпускать. От этого немолодого, но явно очень сильного и спокойного человека веяло какой-то уверенностью в себе. Да и наличие рации, по которой непрерывно переговаривались какие-то хриплые голоса, оружия и формы в совокупности тоже действовали на нее благотворно. Она включила телевизор, попереключала каналы, пока кофе из кофеварки лился в чашку.

– Нет, вы видите? – возмутилась она, указав в экран. – Ни слова о том, что делается. Только у меня на глазах сегодня трижды стреляли, а по телевизору ни слова.

– Думаю, что скоро заговорят. Вы слышите, что творится? – Милиционер покрутил регулятор громкости на своей радиостанции. – Вот, слушайте… Люди никуда не успевают, никто не сменился. У нас есть раненые.

Действительно, рация не молчала ни секунды. Среди хрипа и помех Маша слышала обрывочное: «… Применено оружие… «скорую» не надо, труповозка нужна… сосед соседку… кровотечение, срочно «скорую»… мы не успеваем туда, у нас еще здесь…»

– Слышите, что творится? – кивнул на рацию майор. – Мы тонем в вызовах, никуда не успеваем, прошлая смена осталась на дежурстве, все, кто в кабинетах сидел, сейчас на улице, но в городе с каждой минутой ситуация все хуже.

– Кто это такие? – спросила его Маша. – Которые на людей бросаются?

– Я не знаю, – устало покачал он головой. – Упыри, вурдалаки, как хотите, так и называйте. Но я сам видел уже двоих, которые ели других покойников. Своими глазами, сегодня утром. А сейчас сам застрелил какую-то толстую тетку, которая полезла кусаться. Я бы в другой день ей бы просто подзатыльник дал, но дело в том… Я не верю, что она была живой. Она была мертвой, когда кусалась.

– Что вы имеете в виду? – чуть не подскочив на месте, спросила Маша.

– У нее было горло перегрызено, – с расстановкой ответил собеседник. – Не надо быть Склифосовским, чтобы понимать, что человек без гортани и сонной артерии не может быть живым. Моих знаний хватает, чтобы понять это. У нее вся кровь давно вытекла, а ее одежда была пропитана ею насквозь, как будто ее искупали. А она бросилась мнепод машину и потом укусила меня.

– И что теперь? – прищурилась недоверчиво Маша. – Это покойники ожили или что?

– Как хотите, так и понимайте, – пожал широкими плечами майор. – А я думаю, что это ожившие мертвяки. Я два часа назад видел, как омоновец такому мертвяку, который доедал свою семью, с расстояния в метр выпустил в грудь весь рожок из автомата, а это тридцать пуль в него угодило, почти пополам перерезало, а тот только покачнулся.

– Но я сама видела, как Сергей Сергеевич застрелил того, на улице. – Маша показала рукой куда-то за окно.

– Он ему в голову выстрелил, значит, – согласно кивнул он. – Если в голову, то они сразу умирают, как обычные люди. Ребята в дежурке сказали, что видели одного, которого в метро поездом располовинило, так верхняя часть на руках ползла вдоль платформы и пыталась кусаться. Потом ему в голову стрельнули, и он сразу затих.

– Что же происходит? – спросила Маша, судорожно прижав руки к груди.

– Не знаю, – качнул тот лысеющей головой. – Грех наших ради, как у нас уже кто-то сказал.

Маша поставила перед майором большую чашку крепкого кофе, сахарницу, жестяную коробку датского печенья.

– Угощайтесь. Вы с молоком пьете?

– Нет, черный, только сахара побольше.

– Сахар вам сейчас нужен, – согласилась она. – Вы знаете, что кофеин без сахара почти не действует, как я где-то читала?

Где-то вдалеке за окном ударил сдвоенный гулкий выстрел. Маша даже не вздрогнула уже.

– Вы слышали? Из двустволки кто-то бабахнул, – сказал милиционер. – Люди защищаются, а начальство наше мудрое требует у них эти двустволки отобрать. А сами себя войсками окружают, и у каждого по взводу личной охраны, и это как минимум.

– Начальство у нас всегда было мудрым.

В комнате зазвонил телефон.

– Я подойду к телефону, а вы не стесняйтесь, угощайтесь. Если надо, я еще потом сварю.

– Все хорошо, спасибо. Я отдохну чуть-чуть, а то совсем расклеился от усталости. А у вас хорошо так, разморило.

– И на здоровье.