– Покажешь, где твой склад?
– Не вопрос, – пожал я плечами. – Давай налево и сверни направо на Лос-Анджелес. И по ней езжай до Сайдуиндер Трейл.
– Понял, – кивнул он и решительно погнал машину в Уэлтон.
Уэлтон был пустынен. Пару раз в отдалении я замечал людей, но так и не понял, живых или мертвых. Серхио сидел молча – лишь явно напряженно думал о чем-то. Так он и продолжал размышлять до тех пор, пока мы не подъехали к запертым воротам нашей складской территории. Там было все так же пустынно, ничего не сломано и не разбито. Разве что ветер нагнал несколько шаров перекати-поля прямо к воротам. Еды там нет, оружия нет, выпивки нет – и чего туда лазить? Вот и не лазили.
– Запомнил? – спросил я Майка.
– Запомнил.
– Тогда вези нас обратно, я голодный.
– Когда ты сюда? – уточнил он.
Похоже, что он на что-то решился. Или думает, что решился. Майк мне нравился – и парень толковый, и не трус вроде, и общий язык мы уже нашли. Лишним он не будет.
– Завтра с утра, часов в восемь. Сразу после дежурства фактически. Я проеду мимо твоего дома. Захочешь присоединиться – пристраивайся в хвост, – сказал я ему.
– Договорились, – кивнул он, плавно разворачивая машину на широкой улице, захватывая колесами пыльные обочины.
Еще через пару минут мы миновали наш импровизированный блокпост на въезде в поселок, а еще через минуту он высадил меня возле моего дома и помог выгрузить пакеты в гаражную дверь. Затем мы попрощались до вечера, и они уехали. А я опустил за собой створку ворот: не было у меня желания мельтешить на улице.
Перетаскал все на кухню, глянул на часы. До вечера, точнее – до вечернего дежурства, еще долго. А жрать хочется так, что живот свело. Я бухнул на плиту кастрюлю с водой и выложил рядом пачку спагетти. Затем взялся поджаривать тонкие, как лапша, полоски острой мексиканской грудинки в оливковом масле. С пастой эта грудинка в жареном виде чистое объедение, хоть и не традиционное блюдо.
Попутно включил телевизор. Ведущий сменился. Вместо прежнего сидели два мужика в военной форме, которые попеременно читали списки так называемых «Центров спасения» по разным штатам. Эти же списки непрерывно шли бегущей строкой внизу экрана. Я пощелкал каналами: неужели везде одно и то же? Нет, оказалось, что не одно. Местный канал выглядел достаточно обыденно, если можно так выразиться. Гнали новости, крутили ролики. Журналисты в последние дни стали вызывать у меня уважения больше, чем за всю предыдущую жизнь. Они лезли в такие места и снимали при таких обстоятельствах, что каждый раз вынуждали думать: все ли у них в порядке с головой?
Так или иначе, но становилось понятно, что от больших городов следует держаться подальше. Там ситуация окончательно вышла из-под контроля, и основные силы как армии, так и национальной гвардии использовались для того, чтобы локализовать заразу хотя бы в городских пределах, не дать ей вырваться наружу. Вся же остальная территория страны прикрывалась очень скупо – почти никак.
Оказывается, мы пропустили, но сегодня с утра объявили призыв резервистов на службу, но при этом, со слов тех же журналистов, весь процесс призыва происходил настолько путано в силу нарушенных внутренних коммуникаций страны, что, по прогнозам, не более десяти процентов резервистов могли попасть на службу.
Более того, впервые было замечено, что призываемые на службу откровенно саботировали приказ, предпочитая оставаться со своими семьями, которым в любую минуту могла грозить опасность. Осознание того факта, что ты отправишься на призывной пункт, а в этот момент съедят твою семью, а тебе с этим потом жить, разрушила всю систему призыва. Мобилизационные планы не исполнялись.
Хватало проблем и с национальной гвардией, которая действовала чрезвычайно эффективно по месту проживания ее бойцов и с крайней неохотой выполняла приказы за пределами, скажем, двадцатимильной зоны от дома. Страна начала разваливаться на составные части, каждая из которых старалась обороняться или спасаться самостоятельно.
Почему так? Это здорово озадачило, но лишь поначалу. Потом решение загадки пришло сразу в простой и ясной форме. Мобилизация резерва – обычно ответ на внешнюю агрессию. Ты идешь на призывной пункт, осознавая, что как раз и приступишь к обязанностям по защите как своей страны, так и своей семьи. Ты на фронте – семья в тылу, ты бьешься за них: нет задачи благороднее и праведнее. А как быть, когда агрессором может оказаться кто угодно, вплоть до члена твоей семьи? Тогда ты не можешь уйти из дома. Нет внешней угрозы – враг не только не угрожает твоей стране, а его точно так же рвут на куски ожившие трупы. Угроза существует исключительно на местном уровне, и мобилизация в этом случае становится помехой, она не дает выполнять биологически возложенные на главу семьи функции. Как тут пойдешь на призывной пункт? И для чего? Защищать чужие семьи вместо своей?
Вот никто почти что и не шел, кроме одиноких, кому все равно или просто хочется оказаться поближе к военному имуществу. Да и безопаснее в общем строю, чем дома одному.
И что? Как бороться с напастью? Нет эффективного способа? Смешно, но способ лежит на поверхности. И плакать хочется потому, что им никто и ни за что не воспользуется. Особенно в России, как ни горько это сознавать. Да и здесь не сумеют.
Возьми всю нашу великую армию, отмобилизуй в нее тех, кого получится и кого успеешь, подели на взводы и разошли эти взводы по городам и весям, максимально рассредоточив, выдав каждому дополнительно оружия на еще один взвод и боекомплект на батальон. И поручи командовать лейтенантам, сообразуясь с обстоятельствами.
Один взвод может запросто очищать от бродячих мертвецов городок размером с Уэлтон и его окрестности или его российский аналог. На броне расположись на ключевых позициях, чувствуя себя за ней в безопасности, и так постепенно снижай популяцию мертвяков. Дай взводному право выдать оружие еще взводу местных жителей, выбрав из них тех, кто посноровистее, – и городок спасен. Никакое количество тупых и медленных мертвяков не сможет противостоять броне и автоматам, и главное – подобной организации.
Но вот закавыка: тогда армия должна отказаться от централизованного управления, от командной вертикали, от самой своей сути. Не «сосредоточение и развертывание», а «рассредоточение и сворачивание командной структуры». Пойдет кто-то на это? Да ни в жисть! Сколько появится вопросов! А как мы потом обратно оружие соберем? А как мы потом проверим, сколько патронов извели, а сколько утаили? А кто будет командовать лейтенантом? Ах, никто не будет? Как же так? И согласовывать кандидатуры на выдачу оружия тоже ни с кем не будет? Все сам? Лейтенант?
Не приспособлены государственные структуры реагировать на такие вот стихийные атаки изнутри, причем со всех сторон. Надо децентрализовываться и раздавать власть мелкими порциями, каждому по ложечке, в расчете на инициативу, а для власти это противоестественно, это словно форма особо извращенного самоубийства. И что? «Так не доставайся же ты никому», – как кричал незабвенный литературный герой?
Если я доберусь до… стоп. Не так. Когда я доберусь до дома, направлюсь ли я на призывной пункт, если к тому времени они еще останутся? Без сомнения. Но при одном условии – если буду знать, что семья в безопасности. Если же нет, то я останусь с ними. Вот так. И думаю, что так рассуждает каждый, кто семьей обременен.
А сейчас мне остается одно – выживать любым путем и добираться к ним любым способом. Кстати, о способах…
Я включил лэптоп и в очередной раз болезненно скривился, увидев карту мира на домашней странице. Вообще-то карту можно было и не публиковать – она вся покрылась красной сыпью, сливавшейся в огромные уродливые пятна. Наверное, никто из тех, кто разместил эту схему, не догадался просто прекратить пририсовывать точки, потому что разглядеть новые на фоне старых нет никакой возможности. В таком масштабе карта себя исчерпала. Возьми атлас мира с картами плотности человеческой популяции, наложи на эту карту – и они совпадут с точностью до процента. Человечество проигрывает Смерти на всех фронтах. А вот я намерен выиграть. В одиночку. [Лэптоп (англ.; букв.: «сверху на коленях») – другое название ноутбука, портативного персонального компьютера.]
Порты Восточного побережья, где есть возможность попасть на судно, идущее в Европу? Кстати, что будет с судами, застрявшими в портах? Наверняка ведь те, кто пришел издалека, попытаются прорваться к себе домой. Как мне попасть на такой пароход и откуда они уходят?
Путем недолгих поисков нашел страницу со ссылками на все основные грузовые порты в мире. На пассажирские круизные суда рассчитывать не стоит, как мне кажется, а паромы через Атлантику не ходят. Остаются только всякие сухогрузы да контейнеровозы.
По карте и по тому, что удалось нарыть в сети, выходило, что ближе всего ко мне техасские порты. Самым большим был порт Хьюстона, да вот беда – находился он чуть ли не в центре миллионного мегаполиса. Что там сейчас творится – один Бог ведает, да и то сомневаюсь, скорее это не по Богову ведомству. Неподалеку порт в Корпус Кристи. И совсем рядом Галвестон, техасская Венеция, город на воде. Допускаю, что из Галвестона мертвяков вышибут – он на острове находится, соединенном дамбой с материком. Перекрой ее – и ты в своей власти. Но тут была другая проблема: я так и не смог найти никакой информации – есть ли суда в порту и ожидаются ли? Впрочем, «ожидаются», как мне кажется, уже не актуально. Кто теперь расписания рейсов соблюдать будет?
Второй неудобной категорией оказались три порта – Тексас, Орандж и тот самый Корпус Кристи. Все с ними хорошо, но расписание приема судов они опубликовать не удосужились. Поэтому если туда и ехать, то лишь положившись на удачу. А полагаться только на нее вредно для здоровья, она еще та потаскуха – изменит и не мигнет.
Порт Калхун публиковал расписание, но понятное только посвященному. Мне же, как дилетанту, из расписанных по экрану аббревиатур даже не понять было, кому суда принадлежат. Зато список был длинный, можно надеяться, что куда-то сумеешь попасть, если доберешься.
А вот два порта понравились. Артур и Браунсвилл. Радовало то, что у каждого были показаны списки, кто отшвартован, кто болтается на рейде, откуда пришел и куда направляется. Из Браунсвилла, выходило по спискам, можно было добраться до Норвегии или Греции, из Артура – в Роттердам. Впрочем, направление указывал только порт в Артуре, Браунсвилл публиковал порты приписки, но я счел, что норвежский сухогруз не будет идти по другому маршруту, кроме как домой: не та обстановка. И греки тоже домой направятся.
Теперь вопрос номер один. Точнее, даже единственный вопрос: сколько суда там еще простоят? Кто меня просветит на этот счет?
Спагетти сварились. Я встал, перевалил их на сковородку в лужицу оливкового масла и начал пережаривать, подсыпая стружку острой копченой грудинки, а заодно щедро обрызгивая все табаско. Сковорода зашкворчала, по дому пополз такой запах, что я чуть слюной не захлебнулся. Как жрать-то хочется! Вот как все вкусно и экономно – треть пачки пасты и плоский пакетик с вяленой грудинкой, которая вечно храниться может. Отлично. Перевалил все в большую глубокую миску и уселся с ней за компьютер.
Кто у нас главный по военному положению? Военные. Сайт министерства обороны, например. Здесь оно департаментом зовется. А министр зовется секретарем. А как его секретарша зовется, интересно? По ходу размышлений на экран выскакивали фотографии и статьи, аккуратненько размещенные на скромном сине-белом фоне. А во главе всего как раз приказ о введении военного положения. Следом за ним – о призыве резервистов на действительную службу.
Ну, вот и ясность во всех вопросах. Куда там благодарственную телеграммку отстучать? Запрещен не только вылет и прием самолетов, но и выход иностранных судов из американских портов. Равно как их прибытие – за исключением тех, у которых заканчивается топливо. Я даже вздохнул полной грудью с облегчением. Теперь они смогут выйти или когда все наладится, или когда все посыплется ко всем чертям. Но тогда и я смогу ехать, как мне кажется. И что будет? Будет гонка: кто быстрее. До Порт-Артура тысяча четыреста миль. Почти две тысячи километров. Но ближе нет ничего, что мне подходило бы. Калифорнийские порты ближе, да все расположены в заполненных зомби мегаполисах. Ну и в Тихий океан мне стремиться незачем: как я оттуда до Москвы? И не думаю, что там даже нашлись военные, способные удержать суда в портах. Калифорния уже погибла, можно считать. Значит, в Техас. Других вариантов я пока не вижу – по крайней мере реальных.
Зазвонил мобильный на столе. Я бросил взгляд на экран. Паблито. Интересно.
– Добрый день, хефе, – послышался хриплый голос нашего на все руки мастера.
– Привет, как дела?
Это американское «как дела» привязалось хуже репейника. Ну как у человека могут быть дела в мире, где черт знает что творится? А как у меня дела в таком случае? Я должен отвечать на подобный вопрос, что они у меня «прекрасны». Как дела? Прекрасно. Чем занят? Меня тут едят, знаешь ли, но вообще прекрасно.
– Хефе, я решил перевезти семью и переехать самому на склад. У нас в Сан-Луисе что-то совсем плохо стало. Здесь все подрались со всеми, и всех дерущихся пытаются съесть мертвецы. Это плохо, и жить стало тяжело.
– Ты правильно сделал. Собирай вещи и приезжай туда. Я тоже буду там завтра.
– Это правильно. Мы сможем помочь друг другу. По крайней мере, моя жена умеет готовить, а двое старших ребят могут держать винтовку в руках.
– Значит, договорились. Увидимся завтра. Главное, не стоит лишний раз маячить на улице – загоните машину в склад и сами старайтесь находиться внутри.
– Хефе, мой запас глупости исчерпался, когда я согласился, чтобы моя жена родила пятого ребенка. С тех пор я соображаю намного лучше.
– Хорошо, завтра увидимся, – попрощался я и отключился.
Паблито с семейством – это хорошо. Человек свой, надежный, старшим его пацанам уже семнадцать и пятнадцать, насколько я помню, вполне способны карабин в руках удержать. А сам Пабло на все руки мастер – вот уж действительно умел как пчелка трудиться. И Майк. Уже сила получается. И оружие будет, и еда, и идеи у меня имеются, как нам всем не пропасть.
Так, отвлекся. Что делать с пароходами? А может быть так, что пароход приписан к Норвегии, а команда на нем филиппинская? И собираются они в Манилу, потому что на Норвегию им плевать теперь: у них дети и жены дома. Может, наверное. Я в этом плохо разбираюсь, но выглядит логично.
На сайтах есть телефоны. А есть у телефонов кто-нибудь? Надо проверить. Я взялся дозваниваться в порт Калхун. И обнаружил, что это бесполезно. Ни один телефон не отвечал. А с чего ему отвечать? Он же в каком-нибудь офисе стоит, а если кто и есть живой в порту, то наверняка где-то прячется. На корабле, например. Подняли сходни – и поди заберись к ним на борт. Эх, черт, а ведь может оказаться самым безопасным местом большой корабль, если от берега отвалить, но встать недалеко. Зомби плавают? А черт их знает, но в любом случае по якорной цепи в клюз не заберутся: на акробатов они не похожи.
Перепробовал все телефоны со всех сайтов, и все без толку. Ни один порт не откликался, зато удалось дозвониться в контору шерифа в Порт-Артуре, ее номер был в списке «аварийных номеров». Там мне ответила депьюти Пулавски, которая сказала, что никакую информацию давать не уполномочена. Однако после недолгих уговоров сменила гнев на милость и сообщила, что суда действительно стоят в бухте и никто из порта не выходит. А вот назвать возможные их направления она затруднилась, сказав, правда, что у них постоянная линия на Роттердам. Это подтвердило ту информацию, что я получил с сайта, но не означало, что, вырвись судно из блокады, и пойдет оно туда же. Может и не пойти. Лотерея.
Телевизор же продолжал равномерно и поступательно грузить мрачными новостями. Просветов в них не было, ничего обнадеживающего я не услышал. И обвинять журналистов в намеренном сгущении красок смысла не было: они просто показывали действительность такой, какая она есть. А есть она именно такая – поганая.
Так, надо домой позвонить. Специально оттягивал до того момента, пока не определюсь, куда дальше поеду. Набрал номер мобильного Маши, но он оказался «выключен или находится вне зоны действия сети». Набрал домашний. Ответила.
– Золотая.
– Любимый.
– Что с мобильным? Я на него сначала звонил.
– Мобильные отключаются постоянно, – вздохнула она. – А городской телефон с Интернетом пока работают.
– Как у вас дела?
– Нормально, но час назад в поселке стреляли. Где-то в районе ворот, знаешь, где Cepera с Леной живут? Ну, у них еще две собаки?
– Вроде знаю…
Да, слева от ворот был дом из красного облицовочного кирпича, а во дворе часто бегали две немецкие овчарки. Помню такое.
– Володя пошел туда посмотреть, что к чему.
– Пошел? Зачем? – удивился я.
– У нас пока хватает здесь народу. Немного, но несколько домов есть. Зураб с Тамарой и мальчишками, что напротив живут, они здесь. Еще несколько семей, даже мальчиков выпускать во двор стали снова. Под присмотром, конечно, и к воротам не подпускаем, но пока пусть гуляют.
– Пусть, конечно. А люди что, объединяться пытаются?
– Нет. Просто договорились помогать друг другу, если что. Так народу на весь поселок мало осталось. Я думала, будет больше.
– Все правильно. Большинство попытается спасаться другим способом – поближе к скоплениям людей держаться. Оружие-то мало у кого есть, вот и будут бежать.
– По телевизору сказали, что военные начнут раздавать оружие людям со своих складов. Володька ждет, от телевизора не отходит.
– Это хорошо… – поразился я.
Чего не ожидал, того не ожидал. Это все же прогресс, или ситуация уже совсем безнадежна – отсюда не поймешь.
– А что вообще творится?
– Из Москвы все бегут. Центр никто не контролирует, даже телевидение откуда-то из области болтает. Войска только по нескольким трассам расположились, прикрывают отход людей. По нашему Осташковскому военных вообще нет. И для эвакуации его не рекомендуют. Вовка с чердака смотрел на дорогу – машин почти не видно. Наверное, сюда только те едут, кто на дачу бежит, у кого она здесь. Ты уверен, что нам лучше в доме остаться, чем эвакуироваться?
– Куда?
– Ну… не знаю. Куда там всех эвакуируют?
Флинт Эрик
Русанов Владислав
Конан-Дойль Артур
Ибсен Генрик
Мережковский Дмитрий
Никитин Юрий