Чтение 3–й страницы книги ~Про тех, кто в пути~

А дед - отличный мужик, вчера и не подумал меня ругать, хотя я пришёл домой в пол-одиннадцатого, и они с этим немцем сидели на крыльце. Кажется, ждали меня. Я честно сказал, что пошёл, куда глаза глядяд, а на обратном пути заблудился. Но телеграмму дал.

А сейчас всё, что со мной происходило вчера - вот честное слово! - казалось сном.

Я посмотрел на свои часы, лежащие на подоконнике. Было всего восемь. Надо же… Я прислушался к себе - нет, спать больше не хотелось, точно. Ну, что? Тогда встаём?

Как раз тут моё внимание привлекли звуки, доносившиеся из сада. Я откинул одеяло, поднялся и подошёл к окну распахнул толчком лёгкую раму.

Дед Толя - в чёрных трусах и белой майке - обрабатывал кулаками подвешенную на сук яблони боксёрскую грушу. Груша коротко ухала и качалась. Дед коротко ухал и прыгал. Я заметил, что у моего родственника вовсе не старческое тело - ни животика, ни тонких ног, ни дряблости кожи…

Правое плечо занимал жутковатый шрам - лямка старинной майки его не закрывала. Я скосил глаза на свои рёбра, на свой шрам - звёздчатый и неровный. И, передёрнув плечами, поднял голову.

Герр Киршхоф расположился, положив друг на друга вытянутые ноги, в плетёном из прутьев кресле под другой яблоней. Он покуривал длинную самокрутку и держал в руке бокал с пивом, одобрительно глядя на деда.

- А помнишь… - дед атаковал грушу серией ударов - так, что даже сук заскрипел протестующе, - как мы с тобой на пруду дрались? Ты мне тогда ещё навалял… Может, попробуешь?

- Лучше вспомни, - немец выпустил неторопливое облако дыма, - как мы с тобой подрались с… о-коль-ским-ми? Я так сказал?

- Окольевскими, - поправил дед и, остановив грушу, увидел меня.

- Доброе утро, - поздоровался я первым.

- Доброе утро, Жень, - улыбнулся дед. Герр Киршхоф поприветствовал меня взмахом бокала:

- Гут морген, Евгений! - покосился на деда и добавил лукаво: - Хайль Гитлер.

- Но-но, Гитлер, - дед качнул в его сторону грушу и опять обратился ко мне. - Чего там торчишь? Мойся, брейся, одевайся и пошли завтракать…

…Дед готовил сам, как я понял, и неплохо. В принципе я бы не удивился, питайся он готовыми завтраками, обедами и ужинами из какого-нибудь супермаркета, да и не был бы против - но на столе оказался настоящий глиняный кувшин с молоком, тарелка с гренками, масло, огромная яичница с ветчиной и помидорами, и миска холодного винегрета. Герр Киршхоф к столу опоздал и, принеся две бутылки пива «Клинское», тут же открыл одну.

- Вы не пьёте пива, Евгений? - спросил он.

- Да нет, - я улыбнулся - немец мне нравился.

- Вы спортсмен?

- Я хотел стать… - я оборвал себя. - Не пью.

Немец посмотрел на меня долгим взглядом. Дед раскладывал яичницу. Герр Киршхоф сказал:

- Это, несомненно, не моё дело и вы вправе меня оборвать, Евгений. Но Анатолий рассказал мне о случившемся с вами несчастье. Это тем более прискорбно в наше время, когда всё меньшее число мальчиков выбирают профессии, достойные настоящих мужчин. Я просто хочу вам сказать: не падайте духом.

- Поручик Голицын, - добавил дед. - Чего затянул отходную? Внук у меня настоящий герой. А дело и на земле найдётся.

Я уставился в тарелку. Мне хотелось, чтобы они перестали обсуждать эту тему - так хорошо началось утро… Но герр Киршхоф ответил деду:

- Ты напрасно так говоришь. Подумай о себе. Или вспомни моего отца. Без неба…

- Ваш отец был лётчиком? - не удержался я.

- Его отец был асом Люфтваффе2, -ответил за немца дед. - И погиб в здешних местах.

- Его… сбили? - я ощутил неудобство. Герр Киршхоф смотрел в окно:

- Нет, - сказал он. - Отец погиб на земле…

…При свете летнего дня Любичи выглядел сонно и совершенно обыкновенно, прямо-таки убийственно благопристойно и скучно. Ничего более типичного себе и представить было нельзя, даже мой родной городок не сравнится… Хотя, казалось бы, уж куда типичнее!

Я никуда не спешил. Просто шагал по улицам, разглядывал дома, глазел по сторонам. Вообще это странное и интересное занятие - бродить по незнакомому городу.

Я не знаю, многим ли это нравится, или один я такой чокнутый. Но когда я так хожу, я как будто открываю что-то новое. Хотя, казалось бы, что может быть нового в улицах, окантованных зелёной каймой деревьев? Они же везде одинаковые…

А вот и не везде.

Но в любических улицах было что-то странное и тревожное. Не везде - пока я ходил по центру, всё было нормально. А потом я свернул в какой-то переулок у подножья старинной башни - то ли колокольни, то ли водокачки, то ли вообще сторожевой - и…

И на меня обрушилось уже знакомое по вчерашнему дню чувство беспокойства.

Я стоял на верху спуска - как будто в зелёную воду, улица постепенно спускалась в зелёно-чёрные заросли, а за ними я увидел поле аэродрома. Всё - от края до края. Не такое уж и большое, с отлично различимыми вдали железнодорожными путями. Заросшее сорняком, который вполне мог прятать остатки самолётов…

Вот только причальную мачту для дирижаблей не спрячешь даже за корабельными соснами. А я её не видел нигде.

Задумчивое созерцательное настроение, овладевшее мной, растаяло без следа. Я снова и снова обшаривал взглядом пространство перед собой, словно мачта могла, скажем, пригнуться - а теперь должна устать и выпрямиться снова.

Вообще-то я, если честно, собирался отправиться после прогулки на здешний пляж, про который мне говорили, и поискать там Лидку. Но теперь…

… теперь я обратил внимание на то, что и улица-то, в начале которой я стою, практически заброшена. Окна сплошь и рядом были заколочены, на крыльце многих домов проросла трава.

Но, опять-таки - нигде не было заметно следов молодёжных тусовок с их неизбежными поджогами, битьём стёкол и надписями на стенах. Создавалось ощущение, что улицу обходят стороной…

Несколько домов, впрочем, были вполне обитаемыми, а над одной из дверей я даже увидел вывеску, удивившую и заинтересовавшую меня. На чёрном ромбе с алым кантом алели звезда, молния и надпись:

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

«АНТИМИР»

Собственно, меня заинтересовал не столько сам магазин, сколько вопрос, какому оригинальничающему идиоту придёт в голову содержать настолько специфическое заведение, как книжный магазин, в таком безлюдном месте? Какая тут может быть прибыль?

Решительным широким шагом я пересёк улицу и вошёл в дверь, украшенную стеклянным многоцветьем витража…

…Мелодичный перезвон колокольчиков над входом заставил меня посмотреть вверх. Мне такие штуки почему-то никогда не нравились, хотя последнее время стали модными - эдакая претензия на старину. Но не могу не признаться, что именно в этом помещении такая штука была более чем уместна.

Прямо от входа вниз вели пять или шесть крутых ступенек - гранитных плит, вытертых посередине до желобов. Квадратное низкое помещение крестом посередине и вдоль трёх стен занимали деревянные прилавки, сплошняком заваленные книгами, кипами журналов и открыток.

Вдоль четвёртой шла высокая конторка, ограждённая бортиком с резными перильцами. Сами стены покрывали мрачные панели резного дуба. Хозяина в помещении не было - даи вообще никого не было.

А в следующее мгновение я сообразил, что всё это вижу совершенно отчётливо, несмотря на то, что в комнате нет ни одного окна и ни одного (по крайней мере - видимого) источника освещения.

Я переглотнул и мысленно чертыхнулся. Потом позвал:

- Хозяин, тут есть кто-нибудь?

Никто не ответил, и я, осторожно ступая, спустился в помещение. Подошёл к столам.

Я люблю читать, кажется, я уже говорил. Но в принципе я читаю то, что называется «книжным мусором» - фантастику, приключения, детские детективы, мистику…

Школьную программу терпеть не могу, как и разных нынешних «властителей дум» всяких там Борхесов-Шморхесов и Дос Пассосов.

А здесь лежали книжки… нет, книги… которых я в жизни не видел иначе, как в музеях и по телику. Толстые, но неожиданно лёгкие тома, переплетённые в кожу с вытертым золотым тиснением…

Книги, в обложках которых под накладками ощущалось дерево, а печатные буквы копировали манеру писцов от руки… И тут же - подшивки журналов вроде «Пчела», «Паук»… или даже рукописные труды, фамилии авторов которых мне ничего не говорили… Я переходил туда и сюда, листая и просматривая книги, журналы и открытки…

Оружие, военная техника и снаряжение армии Англианской Империи (для служебного пользования)…

П. винКальдс. Бестии Чёрного Леса (классификатор)…

Отчёт полковника Д.Д. Басова, начальника экспедиции Географического общества Ея Императорского Величества…

И. Робар. Dino sapiens. История наших взаимоотношений…

Ван дер Хойзен. Баллады…

- Молодого человека интересуют стихи?

Я вскинулся, чуть не уронив эти самые «баллады». На меня смотрел стоящий за конторкой невысокий старик с длинным носом, закутанный в какие-то невообразимые лохмотья.

- Нет, в общем-то, - я положил книгу. - Я из интереса зашёл… Я вряд ли что-то тут смогу купить… Тут же всё, наверное, раритеты…

- В общем-то да, - брови старика сделали неопределённое движение.

- Ничего иного не держу… А могу ли я полюбопытствовать, в чём интерес визита?

- Ваш магазин, - я подошёл ближе и облокотился на один из прилавков. - Мне кажется, это не очень-то выгодное место… Конечно, это не моё дело, но всё-таки. Какой смысл содержать…

- Посмотрите эту книгу, молодой человек, - не очень-то вежливо перебил меня старик, подавая мне большой альбом. - Сейчас мне надо заняться покупателем…

Ничего не понимая, я взял альбом - и в ту же секунду протяжно зазвенел колокольчик. Я обернулся - и окаменел.

Вошедший не был человеком.

В темноте я бы, наверное, мог спутать. Мне и так в первую секунду показалось, что в магазин вошёл моряк - белый мундир с золотым поясом, на котором висел длинный кортик, и таким же шитьём, на ру-ках - чёрные перчатки, высокая фуражка, сапоги с молочным блеском (какой они всё-таки свет отражают, где тут светильники?!) Но уже во вторую секунду я увидел, какое у вошедшего лицо.

Нет, поймите, оно тоже было человеческим - глаза, нос, уши, рот, всё на месте. Но! Вашу мать!

Большущие зелёные глаза имели золотистые вертикальные зрачки. Плотно прилегавшие к черепу уши слегка заострялись кверху. Курносый нос почти не имел переносицы.

Кивнув старику, вошедший улыбнулся - и я увидел под пухлыми губами нижние и верхние острые клыки. Узкий подбородок и выпуклые скулы, широкий лоб, а коротко остриженные волосы под фуражкой, которую он снял, отблёскивали серебром. Не сединой, нет - металлом.

Волк. Передо мной стоял человекообразный волк - именно на изменившуюся, очеловечившуюся волчью морду больше всего походило это лицо.

Наверное, я почти влез задом на прилавок, потому что посетитель скользнул по мне взглядом и, снова улыбнувшись, сказал высо-ким металлическим голосом:

- Человеческий русский мальчик интересуется историей авиации Ленниадской Империи?

- Я? - проблеял я и обнаружил, что на руке, которую он выбросил вперёд, коснувшись альбома в моих пальцах - четыре пальца. И это не уродство. Просто такая рука.

- Одна из первых моделей «Торна», - военный-волк постучал по обложке. - Я на такой уже не летал, только видел в музее… Великое время! - и он прочёл:

- Ленниатта «Торн», ленниатта, лоониатта. Кен, кен, кен, ленниатта «Торн», лоо, лоо. Астоатта «Торн», астоатта, ио, ио то… - он поощрительно улыбнулся и, перестав обращать на меня внимание, повернулся к хозяину: - Почтенный книготорговец, я бы хотел…

Но чего он хотел - я не услышал, потому что пулей вылетел наружу…

…Я приложил ко лбу пустую бутылку из-под пепси и снова перевернул страницу.

Ряды угловатых букв были мне совершенно непонятны, хотя напоминали руны. Но рисунки и фотографии - цветные - были выше всяких похвал.

И вот в чём я мог поклясться - что не знаю ни одного ле-тательного аппарата, на них изображённого. Тут были в основном дирижибли и самолёты, напоминавшие машины 20-х годов ХХ века. Иногда возле них попадались и люди. Нет. Не люди.

Я рванул себя за волосы и огляделся. Сонный бульвар уходил в сторону пляжа; по нему шли три девчонки в купальниках, с одеждой под мышкой. За деревьями поднималось большое здание - мэрия, на-верное, с государственным флагом. Перед нею Ленин указывал в светлое будущее…

На флаге, крупно изображённом на той странице, которую я открыл, крылатый волк с оскаленной пастью в фас бросался вперёд, словно собираясь выскочить с бумаги.

- Не сойду с ума, - процедил я, вставая.

Обещать себе это было легко. Гораздо труднее было выполнить обещание, когда в конце переулка за башней я оказался на окраине аэродрома.

Улица с магазинчиком исчезла.
7

Дома никого не было. На столе стояла здоровенная миска с окрошкой, закрытая марлей, на которой лежала записка.

Женя, мы ушли гулять по местам боевой славы. Будем поздно. Поужинай всем, что на тебя смотрит, не стесняйся. И можешь заниматься, чем угодно, только не надо ходить в сторону аэродрома. Поверь, это небезопасно.

Дед Анатолий.

Я задумчиво поел, продолжая листать альбом. Потом - с ним же - пошатался по комнатам, разглядывая экспонаты дедова мини-музея. Без какого-либо неприятного чувства, кстати, отодвинулись на задний план личные проблемы, до них ли…

Включил телевизор, посмотрел какой-то детектив, уже к концу обнаружив, что не помню ни сюжета, ни героев, ничего.

За окнами начало вечереть. Я ощутил желание закрыться в своей комнату, задёрнуть шторы, включить свет и забраться под одеяло с головой. Вместо этого я открыл так толком и не разобранную со вчерашнего дня сумку, достал со дна подаренный ребятами, когда меня отчисляли, финский нож…

И, на ходу пристёгивая его изнутри к джинсам, вышел из дома…

…Улица была пустынна. Никого вообще… А ведь она просто создана для того, чтобы по ней гонять на велосипеде, например - ни машин, ни пешеходов… Я слушал свои собственные шаги и упрямо делал всё новые и новые, хотя внезапно обнаружил, что идти вперёд мне совсем не хочется.

Около решетчатых ворот я остановился и увидел, как со стороны аэродрома приближается туманная полоса. Она ползла неспешно и уверенно. Мне казалось, что я слышу шорох - вкрадчивый и сырой - с которым туман пробирается через кусты.

А потом я увидел огонь костра. Кто-то жёг его примерно в том месте, где мы с Лидкой выехали с аэродрома. Это был настоящий костёр, довольно большой, и возле него двигались тени. Я взялся рукой за холодный влажный металл ворот и расслышал, как звучит гитара.

- Привет, вот и встретились.

Я обернулся, как ужаленный. Что-то я слишком нервным тут становлюсь… И невольно улыбнулся - позади меня стояла Лидка, точь-в-точь такая, как при нашем расставании, только без велика, но с пакетом. Она, кстати, тоже улыбалась, но сказала сердито:

- Я же тебе говорила, чтобы ты не совался к аэродрому…

- Я просто гуляю, - ответил я без раздражения, словно она имела право указывать мне, где и когда гулять. - И потом - вон там кто-то костёр жжёт…

Она вздохнула и передёрнула плечами. Сказала устало:

- Женя, ты всё равно не ходи, даже если увидишь самое обычное что-нибудь… Ну, правда, так безопасней… Но сейчас, - она снова улыбнулась, - если хочешь, пошли со мной. Там наши собрались, во несу, - она подняла в руке сумку.

- Давай я потащу, - я принял у неё сумку. Тяжёлую, кстати. - А что там, опять сосиски?

- Не, полуфабрикат для шашлыка, настоящий… Пошли.

Я специально тормозил, идя по алее, чтобы подольше побыть рядом с ней. Лидка не ускоряла шагов, и я понял, что и она не против чисто моей компании.

- А ты в школе учишься?

- Конечно… А ты в каком классе?

- В одиннадцатый перешёл.

- И я… Я когда тебя увидела, то решила, что ты суворовец или кадет.

- Почему?

- У меня есть знакомые мальчишки-кадеты, они так же держатся.

- Вообще-то я был кадетом.

- Выгнали? В смысле, отчислили?

- Ушёл. Так получилось. Я хотел лётчиком стать…

- А, теперь я поняла, почему ты на аэродром пошёл.

- Вообще-то нет, я просто думал, что тут короче…

Мы дошли до того места, где за кустами горел костёр, перебрались через глубокую канаву по доске и услышали:

- Кто идёт?

Голос был без скидок серьёзный. А потом я увидел того парня, моего ровесника. Он стоял в кустах и держал в руке у бедра обрез - не муляж, не игрушку, а настоящий обрез двустволки-горизонталки, похо-жий на старинный пистолет.

- Свои, - коротко отозвалась Лидка. - Шашлык принимайте.

- А, наконец-то, я уж хотел за тобой идти, - на меня он посмотрел мельком, но не обидно, а как на старого, хотя и не близкого знакомого, против присутствия которого нет причин возражать.

Костёр горел не такой уж большой, но разложенный умело. Сбоку тлели угли - кто-то нажёг и отгрёб их в сторонку.

На неизменных ящиках тут сидели тот младший мальчишка (только теперь не босиком, а в старых вьетнамках) и ещё один пацан, тощий, смуглый, моих лет, с тёмным чубом, одетый в джинсовые шорты, майку клуба «Барселона» навыпуск и кеды на босу ногу.

- Это Женька, - кивнула на меня Лидка. - Жень, этих ты уже видел - Петька, - кивок в сторону старшего, который устраивал пакет рядом с двухлитровым пузырём «белого медведя» и таким же - колы, - и Колян, - кивок на младшего. - А это Тон, Антон.

Мальчишки тоже покивали мне. Антон рассматривал меня внимательно и даже подозрительно, но я решил не обращать внимания - в конце концов, в их компании я был новеньким. Все ребята из таких компаний в небольших городах - и в моём - похожи друг на друга.

Они мало кому доверяют, понимают, что будущего - хорошей работы, учёбы - у них никакого нет, чувствуют себя ненужными зачастую даже родителям, а опасностей ждут со всех сторон - от милиции, таких же компаний, всяких отморозков; знают, что государство про них вспомнит только когда пацанам настанет срок идти в армию, а про девчонок не вспомнит вообще.

Я бы тоже вырос таким, если бы не мечта о небе… Так что нечего возмущаться и надуваться.

Я присел на один из ящиков, возле гитары - в коричневом поцарапанном лаке, на настоящей пулемётной ленте, она стояла тут, как равноправный член компании. Кстати, кое-что необычное в окружающих меня всё-таки было, даже если исключить обрез, торчащий за поясом шортов у Петьки.

Они вели себя медлительно-спокойно, как будто сберегали силы - не было ни подтырок, ни приколов, ни шума, как обычно бывает в компаниях моих ровесников.

Лидка широко раскрыла пакет с шашлыками, начала ловко нанизывать на заточенные прутья капающие маринадом куски свинины вперемешку с крупными кольцами лука. Петька, присев, открыл пиво и протянул мне молча. Я секунду помедлил, потом сказал:

- Не, я не пью.

Мне почему-то казалось, что он будет настаивать или насмехаться, но он только кивнул и, отхлебнув сам, передал бутылку Коляну. Мелкий тоже отпил вполне привычно и вернул бутылку Петьке, даже не предложив Тону - очевидно, тощий тоже не пил.

Он как раз размещал над углями на кирпичах импровизированные шампуры, которые ему передавала Лидка. Закончив это дело, Тон кивнул мне:

- Передай гитару.

Я протянул ему инструмент. Тон пощипал струны, вздохнул. Остальные словно бы и внимания не обращали на то, что он собирается петь.

Петька ломал ветки для костра, Колян пощёлкивал по бутылке с пивом и смотрел в огонь, Лидка как раз уселась на ящик. Не рядом со мной, что печально… Но я успел толькооб этом подумать мельком, когда Тон запел, аккомпанируя себе «на три аккорда»:
Это было - не сон.Наяву это было -Я знаю.Над обрезом землиПоднималась,Алела луна.И манила меня -К ней идтиИ коснутьсяБагрового края,А под алой лунойТрав степныхПламенела стена.И я шёл -Как во сне.И ковыльЩекотал мне колени.Я прошёл сквозь лунуИ за нею ушёлВ небеса.Под ногойТонкий звонИздавали резные ступени,Холодили металлом…А по небу -Всплывали леса.И металл прорасталПод кроссовкамиСвежей травою.А потом -Не кроссовка,Сапог по траве той шагнул.И я слился с тем миром,Со всей этой страннойСтраною,И палаш на бедреТяжко перевязьВдруг оттянул.Я ушёл по лесам,Где сиялиСапфиры-озёра,Где в кипенье кустовОкликалиПришельца ручьи…А над всем, словно шлемыВздымалисьГранёные горы,Где вода, небо, воздухМои были -Были ничьи.Замок острым штыкомПротыкалПредрассветное небо -Ранним утром, когдаЯ к излучинеВышел речной.Я вошёл в его залы,Где крепко сплелисьБыль и небыль.Я остался там жить.Тех я помню,Кто там был со мной…Это было - не сон.Наяву это было -Я знаю…3

- Чьи это стихи? - спросил я.

- А что, понравилось? - усмехнулся Тон, не выпуская гитару и другой рукой переворачивая шампуры. - Мои стихи.

- Хорошая песня, - признал я.

- Он в газете печатался, - подал голос Колян. - Пока не напечатал… - младший хитро улыбнулся, а Петька и Лидка хором прочли:

Мэр наш славный книжки пишет,

Взял редактором жену.