Чтение 7–й страницы книги ~Про тех, кто в пути~

- Да, в общем нет, - солгал Мартин. - Я же не знаю русского… - ему было неприятно врать отцу, и он вывернулся так, чтобы не говорить «он не знает немецкого». - А что? - он нахмурился в точности как отец. - Неужели эти, из гестапо…

- Что? - полковник Киршхофф поморщился. - Да нет, им совершенно нет до этого дела… Просто я хотел тебе сказать, что ничего не буду иметь против. Но никаких экскурсий по аэродрому с целью показать мощь Люфтваффе.

- Я не маленький и не дурачок, - оскорблённо ответил Мартин. - Да он даже и не намекал ни на что такое. Мы просто пару раз купались… Знаешь… - он помедлил, но решился: - Он совсем обычный.

- Конечно обычный, - полковник явно думал уже о чём-то своём, но продолжал говорить с сыном. - Почему он должен быть необычным? Война есть война, кто-то побеждает, кто-то проигрывает.

Он - человек проигравшей стороны, но и Германии тоже случалось терпеть поражения. После прошлой войны мои младшие братья выглядели ничуть не лучше - такие же оборванные и голодные.

- Дядя Рауль и дядя Генрих?! - Мартин засмеялся, отчасти обрадованный, что отец не рассердился на его слова, отчасти - потому, что с трудом мог представить себе дядюшек-парашютистов, героев Крита, такими же, как Толька.

Но отец не стал продолжать разговор…

…Дождь прекратился к полудню, вышло солнце, разогнало облака, мгновенно стало жарко, и Мартин побежал на речку. Он понимал, что Тольку можно и не звать с собой на пруд - тот не пойдёт.

А в речке вполне можно было купаться, если знать пару мест, которыми получается спуститься к берегу. Толька их знал.

Он и сейчас был уже здесь - с удочкой. Толька никогда не ходил никуда просто так - всегда или ловил рыбу, или искал грибы, или щавель, или ещё что-то. Мартин помогал из интереса.

Но сейчас, увидев немца, Толька махнул рукой, быстро разделся и прыгнул в воду. Мартин, расшвыривая свою одежду на бегу, с берега полетел следом…

…- Ты что, больше не будешь купаться?! - окликнул Мартин приятеля.

Толик медленно покачал головой - он сидел на траве, обхватив руками коленки и смотрел в небо. Одному плескаться было скучно, и Мартин почти сразу выбрался на берег иплюхнулся на живот. Трава была прохладной, а спину пекло солнце. Мартин повернул голову, устроился щекой на локте и лениво спросил

- Ты чего?

- Смотрю, - пожал плечами Толька.

Мартин перевернулся на спину и увидел в небе «мессершмидты» - две машины вели учебный бой, сплетая размашистое кружево виражей.

- Знаешь… - Толик помедлил. - Я лётчиком стану. Я давно мечтаю… До войны я в аэроклуб хотел записаться, но по возрасту не брали, я в авиамодельный кружок ходил…

- Лётчиком? - Мартин сел, удивлённо присвистнул. - Не выйдет у тебя лётчиком. Когда мы победим, то запретим вам иметь авиацию, как нам запретили в восемнадцатом.

- Вы победите? - Толька повернулся к Мартину, глаза его угрюмо блеснули. - Видел? - и он показал Мартину фигу. - Наши вас всё равно расколошматят, фриценьё надутое.

- Ах, фриценьё-о?.. - протянул Мартин, садясь прямее. - Да ваши этажерки только поля от жучков опылять годятся. Три фанерки, две картонки, парусина и резина…

- То-то ваши «хейнкели» сколько уже чинятся - лихо им картонки врезали? - Толька тоже напружинился и сощурился. - А сколько в вашей III/KG20 бомбовозов осталось? Было двадцать семь, а сейчас девятнадцать, кажется, из них пять в ремонте? А у твоего бати, сколько «мессеров» из полусотни уцелело - половина?

- Ты чего хочешь? - Мартин встал, выставил плечо, и Толька тоже поднялся. - Мы на вашем аэродроме, понял? И на вашем Кавказе, и ваш Сталинград скоро возьмём, и тогда ваш Сталин мир на любых условиях подпишет, понял? И молчи. А то ходит он тут, наши самолёты считает…

Толька побледнел до синевы на скулах и молча врезал Мартину в поддых. Тот согнулся пополам, а в следующую секунду мальчишки покатились по траве, пыхтя, сопя, ругаясь на двух языках и молотя друг друга со всей злой дури.

Через минуту Мартин оседлал оказавшегося на спине Тольку, прижал его руки коленками и начал равномерно отпускать русскому щелбаны. Злость у немца в общем-то прошла, но наглые заявления Тольки требовали наказания.

Тот сначала вырывался, пытался сбросить Мартина, но выдохся и закрыл глаза. Мартин снова занёс руку… но не щёлкнул, а сел рядом и потрогал пальцами скулу, а языком изнутри - опухающую губу.

Толька сел. Вздохнул, сказал тоскливо:

- Раньше ты бы фик со мной справился… а сейчас… Ты вон, какой откормленный, а я… С ваших паек не разъешься.

- Это… - Мартин положил руку на плечо Тольке. - Я тебе… вынесу. Консервы, ещё что-нибудь… Только… ты возьмёшь?

- Возьму… - Толька вздохнул. - А ты бы не взял?

- У врага?! Я бы лучше сдох… ой, прости, - спохватился Мартин. Но Толька не обиделся, а по-взрослому усмехнулся:

- Ты не голодал никогда, Мартин… Когда по-настоящему есть хочется, тут… А у нас же с сестрой мать больная, и двое младших, это вообще…

- Ты сильно нас ненавидишь? - тихо спросил Мартин.

Толька повёл загорелыми плечами:

- До дрожи, - коротко ответил он. - Если бы не родные, я бы, как ты говоришь, сдох, а на вас работать не стал.

- Толь… - Мартин вдруг ощутил настоящий ужас. - Толь, а почему ты скрываешь, что знаешь наш язык?! И самолёты считаешь… Ты партизан, Толь?!

- Какой я партизан… - печально ответил Толька. - Просто я не хочу, чтобы знали, а то заговаривать начнут, всё такое… А самолёты… Да я просто радуюсь, когда у вас потери, вот и всё.

- На этих самолётах летает мой отец, - сказал Мартин. - Знаешь, как я боюсь, когда он задерживается? Просто задерживается, а я уже начинаю думать, что…

- А мой отец? - спросил Толька и потрогал шишку над бровью. - Ваши его артиллерией закопали. И его, и всю его роту… Под Бобруйском. Я потом искал ходил, а там только куски, и всё… Мы вас не трогали. Я в школу ходил. А теперь ты говоришь - не смей мечтать, мы вам не позволяем. Мне, каково?

Мартин промолчал, потому что не знал, что ответить. Толька сидел и опять смотрел в небо, шевеля пальцами ног. Потом сказал неожиданно:

- Ты совсем не такой, каким я себе представлял ваших мальчишек… И вообще… многие ваши лётчики… и солдаты - они люди, как люди… Если бы я не видел сам, я бы не поверил, что они могут бомбить… убивать…

Мартин потёр переносицу, вздохнул. Спросил:

- Толька… а вот мы дрались… ты такое слово сказал… - и Мартин повторил слово из пяти букв, которым русские люди выражают наивысшую степень напряжения. - Оно, что значит?

- Ну… - Толька вытаращил глаза на Мартина и покраснел. - Это ругательство нехорошее… мат, в общем… Если бы отец услышал, что я так выругался, он бы уши мне оборвал… Это, в общем, такая женщина… ну как бы… она…

- Ясно, - Мартин хихикнул. - А это? - он произнёс заветное русское слово из трёх букв.

- Ну, это вот, - Толька показал на себе.

Мартин заржал:

- У отца… - с трудом выговорил он. - У отца летает пилот… с такой фа… фамилией! Хорошо, что он не знает русского!

Толька подхватил смех.

В течение следующих пятнадцати минут Мартин старательно изучал матерные ругательства, которыми щедро делился Толька, стараясь произносить их как можно правильней. Потом Толька, глядя в сторону, пропел:
Сидит Гитлер на заборе,Просит кружку молока.А солдаты отвечают:«Кран сломался у быка!»

И, когда Мартин попросил перевести, отмахнулся:

- Да ну, это я так…

Мартин не стал настаивать. Посидел молча, потом дотянулся до своей рубашки, достал из кармана блокнот, из него - листок. И подал Тольке:

- Ты можешь радоваться, но эти люди пропали на аэродроме за последний год. Именно тут… - Толька вертел лист с непонятным лицом. Мартин требовательно сказал: - Может быть, ты мне расскажешь подробно, что тут творится?

Толька вздохнул, вернул лист. Пожал плечами:

- Я раньше сюда попасть не мог… Когда наш аэродром был. Тут такая охрана стояла… Но в городе говорили, что и тогда люди пропадали. Нет-нет, да и… - Толька сделал движение рукой. - А когда я тут у ваших начал работать, то сам много увидел… Разного. До войны тут такие легенды были…

Толька опять замялся.

- В общем, что здесь, где аэродром, место такое - нехорошее. Всегда было. С незапамятных времён. Про это все местные знают. Может, поэтому и партизаны на сам аэродром ни разу не нападали… Тут дырки есть.

- Какие… дырки? - почему-то очень испугавшись, до озноба, спросил Мартин.

Толька неопределённо пошевелил рукой:

- Ну… Это один дед так нам говорил. Дырки, как пещеры в земле. Шёл-шёл и - уххх! Только эти дырки не в земле, а в… пространстве как бы что ли. Ну, я не знаю.

Мартин осмотрелся, словно собираясь увидеть эти самые «дырки». Хотя… да ведь он же их уже видел! Самую настоящую дырку видел! Ту, чёрную, на берегу странного пруда!

- Надо сказать отцу… - пробормотал он.

Толька покачал головой:

- А он не поверит. У нас до войны даже кое-кого арестовали, чтобы слухов не распространяли… Да и вообще-то, если осторожно себя вести, то и не случится ничего.

- Ничего себе ничего! - вырвалось у Мартина, - тринадцать человек пропали! Я понимаю, тебе всё равно, но ведь это…

- Смотри, - вдруг сказал Толька и привстал. - Смотри же…

Мартин оборвал свой гневный монолог и взглянул туда, куда неотрывно смотрел русский.

Кто-то - или что-то - скатывал пространство за мостиком, как скатывают холст с нарисованной на нём картиной-пейзажем. Это происходило совсем близко от мальчишек, но они оставались неподвижны и молча смотрели, как обнажается чернота, пронизанная искрами огоньков. Огоньки ждали.

Было полное ощущение, что они разумны и хорошо понимают происходящее.Появилась вдали острая скала. Нет, понял Мартин, это не скала, это башня - неестественно высокая, тонкая, острая башня, и возле неё кружатся чёрные обрывки… нет, не обрывки - это живые существа, они летают, летают…

- Бежим! - рванул его за плечо Толька. - Бежим скорее!!!

…Мальчишки пробежали, держа подхваченную одежду в охапку, не меньше километра берегом речки, спотыкаясь, падая, вскакивая и не в силах оглянуться. Потом остановились, тяжело хрипя. Мартин выдохнул:

- Это же рядом со взлётной полосой… неужели никто не видел…

- Не рядом, - помотал головой Толька, его лицо было бронзовым от пота. - Это вообще не здесь… Мы чуть не погибли, понимаешь?! Я такого не видел раньше, про такое только рассказывали… - и он что-то добавил по-русски.

- Кто? - Мартин бросил одежду, сел на траву, потёр виски. Толька рухнул рядом, зажмурился:

- Есть тут один дед… - вроде бы нехотя ответил он. - Его тоже таскали, чтобы не болтал, да он из ума давно выжил.

- Я должен с ним поговорить, - решительно сказал Мартин.
8

Толька появился как всегда бесшумно и неожиданно. Мартин вздрогнул, но тут же спросил:

- Принёс?

- Угу, - Толька показал плотный свёрток. - Держи, переодевайся…

Значит, как договорились. Ты немой. После контузии. Не глухой, а просто немой… Хотя и глуховатым можешь прикинуться, на случай, если кто особенно расспрашивать будет.

Держись со мной, никуда не суйся. Если пацаны поймут, что ты немец, то отлупят так, что ой, а заодно и меня… Только я обувки не нашёл.

- Ничего, - Мартин, поддёрнув мешковатые штанины коричневых шаровар, влез по щиколотку в прибрежную грязь и поболтал в ней ногами. - Замаскируюсь… Сойдёт?

- Сойдёт, - хмыкнул Толька. - Пошли.

- Погоди, - Мартин ещё раз осмотрел себя, глядясь в воду заводи, как в зеркало, - точно сойдёт?

- Точно, точно, - кивнул Толька. И спросил: - Боишься?

- Есть немного, - признался Мартин…

…Где-то подсознательно Мартин ожидал, что попадёт в жутковатое царство хижин с соломенными крышами, разбитых дорог и людей, похожих на монстров из страшного сна.

Но Любичи оказались симпатичным городком с широкими улицами, мощёными камнем, узкими тротуарами, обсаженными деревьями и каменными, вполне уютными на вид домами. А люди скорей напоминали не монстров, а просто испуганных и усталых… людей.

На улицах их было немного, а те, кто был, спешили, глядя себе под ноги. Казалось, они очень стараются просто не замечать происходящего вокруг, потому что им всё это тошно, а сделать ничего нельзя.

Более-менее оживлённо было около комендатуры, да ещё на базарчике, расползшемся с небольшой площади, по всей видимости, для него специально отведённой, на окрестные улочки. Но и тут почти ничего не продавали - меняли всё на всё, стоял страшный гвалт.

Мартин загляделся на какие-то вычурные часы… и еле удержался на ногах, когда чья-то сильная рука отшвырнула его от импровизированного прилавка. Послышался голос, бросивший по-немецки:

- Пшёл прочь!

Пожилая женщина, менявшая часы, глядела на мальчика с испуганным сочувствием, а двое молодых солдат, один из которых и отбросил Мартина, уже не обращая на него внимания, рассматривали её товар и переговаривались.

Мартин сжал кулаки, онемев на самом деле… и Толька уволок его подальше. Там Мартинам прорвало:

- Пусссссти!!! Я ему… он у меня… я… я… я… Как он!..

- Тихо, - прошептал Толька, озираясь. - Тихо, всё нормально. Пинком не проводил - и ладно, а то знаешь, как бьют? Спецом под копчик целятся, потом сесть не получается, какбудто в тебя лом вбили.

Мартин перевёл дух и мрачно спросил:

- И часто так?

- Как когда, - пожал Толька плечами. - У вас на аэродроме меня ни разу не трогали. Орут иногда, но не трогают. А тут, особенно если молодые из гарнизона… или наши полицаи - то бывает… - он посмотрел на Мартина с сочувствием, но, в то же время немного злорадно: - Ну, теперь понял?

Мартин угрюмо стукнул пяткой по краю тротуара и, не ответив, перевёл разговор:

- Пошли к твоему деду.

- Рано ещё, он рыбу наверняка ловит… - Толька помедлил. - В лапту умеешь играть?

- Нет, - пожал плечами Мартин…

…В лапту играть оказалось легко и интересно - главное, бить ме-ко и бегать быстро. А что Мартын взялся неизвестно откуда и не умеет говорить - никого особо не удивляло. На краю вытоптанного пустыря сидел мальчишка лет 12 - без обеих ног. Наблюдал за игрой.

Это тоже никого не удивляло. Чудно было не понимать языка. Хотя… несколько слов - и матерных ругательств, которыми нередко сыпали игравшие, и не только - Мартин понимал. И сам немного удивился, что понимает. Удивился и обрадовался.

После игры купались. На берегу разожгли костёр, испекли картошку - по две штуки на каждого, Мартину тоже сунули, как своему, без слов. Соли не оказалось, но все ели жадно, а Мартин думал с ужасом: а если Германия проиграет войну?!

Нет, такого не может быть, но если?! Неужели тогда… Нет, лучше он умрёт. Тогда лучше умереть. Он не презирал этих мальчишек, нет. Но для себя решил: лучше умереть, чем так вот…

Над городом несколько раз пролетали самолёты с аэродрома. Мальчишки каждый раз молча провожали их взглядами, но лица у всех становились недобрые.

Мартина так и подмывало крикнуть: «Не смейте, там отец!» - но он понимал, что это будет глупо. Да и сам отец знал об этой ненависти и относился к ней спокойно.

Толька, между тем, что-то сказал мальчишкам и поманил Мартина рукой. Пришлось одеваться и идти - скорей всего, было пора к тому загадочному деду.

Близился вечер. Жара не спадала, похоже было, что ночью пойдёт дождь. Мальчишки вместе пылили по окраинной улочке, заросшей зеленью. Толька неожиданно спросил:

- Зачем тебе это надо?

- Мне интересно, - соврал Мартин. И Толька ощутил, что он соврал, и криво усмехнулся. Помолчал и добавил: - Надо скорей, а то скоро комендантский час, вернуться не успеем.

- Ладно, - сердито ответил Мартин, - я просто хочу в этом разобраться, потому что я немец и потому, что погибают наши люди. И мой отец может погибнуть.

- Он может погибнуть и в небе, - сказал Толька, и Мартин нашёл в себе силы спокойно ответить:

- В небе - это война. А тут… тут что-то странное и страшное.

- И оно просыпается, - сказал Толька.

Мартин резко обернулся к нему:

- Как?

- Этот дед говорил нам - не надо будить то, что на аэродроме, если оно проснётся - то будет плохо всем. Вроде бы так уже было в давние времена… Вон его дом.

Дом - это было сильно сказано. Вот это жилище вполне соответствовало заочным представлениям Мартина о том, как живут русские. Покосившуюся хибару, косо выглядывавшую из запущенного сада, покрывала солома. Единственное видимое окно мутно отражало солнце.

Короче, тот ещё был домик, что и говорить. Но он вполне вязался внешним видом со своим хозяином, который расставлял у стены самодельные удочки. Около его ног стояло древнее деревянное ведро, в котором что-то бурно плескалось.

- Все места знает, но никому не говорит, - прошептал Толька. - Сейчас попробуем… - он кашлянул и оглушительно проорал: - Вечер добрый, дед Никодим!!!

«Вечер» Мартин понял и, сообразив, что русский приветствует старика, быстро поклонился. Дед между тем повернулся. Он был седой, как снег, заросший волосами, как шотландская овчарка и согнутый, как рыболовный крючок. Окинув мальчишек взглядом предположительно где-то скрывавшихся среди волос глаз, дед гулко бухнул:

- Чаво?! Рыбы нету. Не ловисся. Ничаво нету.

- Да не нужна рыба!!! - рявкнул Толька.

Дед помотал головой:

- Всем нужна. Нету рыбы.

- Ёшкин кот… - буркнул Толька. - Дедушкаааа!!! Нам!!! Бы!!! По!!! Го!!! Во!!! Рить, хрен старый!

- Чаво орёшь, я не глухой, а он орёть, - равнодушно заметил дед. - Рыбки не хотите? А там поговорим. Водички натаскаете, и поговорим, ага. Ну и рыбку почистите, значить. Потом.

- Чего ему надо? - спросил Мартин.

Толька вздохнул:

- Пошли за вёдрами, - сказал он по-немецки.

- Они там, значить, снутри на лавке, - любезно объяснил, ухитряясь коверкать и этот язык, по-немецки дед…

…- Я лет семь у немецких, значить, колонистов работал. - дед Никодим сноровисто шлёпам больших карасей с боку на бок. - Эх, мучицы ба… Семь, значить, лет. И уж немца, значить, с нашим ни в жись не спутаю. Особенно ковда услышу, как он говорить. Да я плохо слышу, я и правда глуховат…

Мартин следил за дедом, разинув рот. Старик бил в котелок8так здорово, что просто непонятно было, кого и зачем он надувает. Караси пахли обалденно.

Толька куда-то отлучился и отсутсвовал уже довольно долго. А дед разглагольствовал по-немецки с такой лёгкостью, как будто это был его родной язык. Нет, эти русские - оччень непростой народ…

- Да! - дед словно бы окаменел. - Чё спомнил-то, малой! Я тебе тут вещу дать хотел… - он порылся в кармане неопределённой формы и размера штанов и извлёк странноватую металлическую бляшку. Она тяжело оттянула ладонь протянувшего руку Мартина… Восмиугольная серая звезда с чёрной воронёной стрелкой.

- Спасибо, но это зачем? - Мартин с любопытством разглядывал странноватую вещичку.

- Чаво? - осведомился дед.

- Ну, вот, - Мартин продемонстрировал бляшку.

- Это чаво та? - изумился дед. - Старая вешш… Нашёл иде?

Мартину захотелось придушить деда на месте. Но тот вовремя отвернулся со словами:

- Ну нашёл - и ладно… А я чего хотел-то сказать… - снова зашкворчали караси. - В старое время люди много чаво знали. И куда не нать соваться - не совались… да. Был в этих местах князь. Совсем в старое, надо быть, время… В давнее… Масла вот тоже нету, на воде жарить - морока одна…

- И что князь? - Мартин сидел, как на иголках.

- Князь? - дед шлёпнул карася на глиняную тарелку. - Какой?