Шоу мы с пацанами смотрели на ворованном скрине. Это уже было после того, как федералы стали метить все лицензионные носители. По идее, скрин должен был моментально выдать тревожный сигнал на ближайший ретранслятор, а в райотделе только этого и ждали. Но у одноклассника Андрюхи был знакомый, который «варил» в системах безопасности и знал несколько способов обойти запреты. В те годы, до принятия общеевропейского уголовного кодекса, запретов было множество. Если тебе не исполнилось четырнадцать, шестнадцать или восемнадцать, ты не мог просмотреть программы с соответствующим количеством крестов. Германская техника даже не требовала паролей или прикосновений. Она чуяла твое прыщавое присутствие в комнате и перескакивала на соседнюю волну либо возвращала на предыдущую страницу в поиске.
Евросоюз принял решение вводить в схему каждого компа чип возрастного контроля. Взрослые теперь не могли посмотреть порно в присутствии несовершеннолетних детей. А наша развеселая компашка, даже раздобыв пиратский диск «Реаниматоров», не могла насладиться им ни у кого дома.
Мы скинулись вчетвером, купили «левый» скрин и поехали к Андрюхиной сестре: у нее дома было спокойнее всего. Мы охладили пиво, вскрыли мешок чипсов и с некоторой робостью воткнули диск.
Через пять минут просмотра кушать нам расхотелось…
– Добро пожаловать в команду реаниматоров! – кривя на сторону рот, гнусаво произнес парень в рваной футболке.
Он был весь какой-то кривой. На губах шелушились болячки, под глазами висели мешки, но возможно, они были нарисованы. Ведущий выглядел больным, он постоянно чесался и прикладывался к бутылке. Он трепался с операторами, матерился и по ходу дела поливал грязью всех шишек в официальном телемире. Потом рядом с этим тощим уродом возникла девчонка с закрашенными разной тушью глазами, в дырявой латексной юбке и грязном бюстгальтере. Ее золотушные плечи были покрыты тату на темы сатанизма, а на груди болтались железные амулеты. Андрюхина сестра узнала в этом стилизованном кошмаре певицу из супермодной группы «Утренний инцест».
Оба слишком профессионально косили под отребье и очень старались сделать «все наоборот». Все наоборот. Творцы «Реаниматоров» старательно переворачивали с ног на голову все представления о мирном семейном вечере у телевизора. Репортаж со свалки, груды автопокрышек, стаи чаек, нищие у костров и «штабной» вагончик, размалеванный в цвета российского флага. Сюда же подкатывают закрытые машины с будущими участниками шоу. Их выводят с завязанными глазами и строят на краю обрыва. Желтушный свет прожекторов, стелющийся черный дым, чавкает грязь под ботинками съемочной группы.
Много людей в кадре, которых быть не должно. Слева от ведущих двое осветителей уминают тушенку из банки. На заднем фоне у костра греют руки девушки-гримеры, по кругу передают пачку сигарет. Затем оператор рывком задирает камеру и общается с тем, кто сидит на платформе. Съемочной группы в кадре быть не должно, это известно каждому. Но они есть, и они ведут себя, как будто так и надо. Кажется, кто-то из мужчин даже собрался помочиться, пристроившись за перевернутым автобусом. Ведущие без стеснения говорили зрителям: «Ну, что, сопляки, захотелось чего-нибудь настоящего? Мы вам покажем настоящее, не сладенькую водичку, а такое реалити, что аппетит пропадет! Мы вам покажем, на что способны ребята с улиц, обычные парни и девчонки, а не лощеные типчики из недр телевидения! И нам ни к чему все эти трюки, которым учат в институтах, типа правильной постановки света, экспозиции и подачи материала. Мы снимаем „Реаниматоров“, а кому не по вкусу – пусть смотрят вонючее старье, вроде „Башни страха“!..»
Словом, начиналось зрелище, кардинально отличавшееся от всей этой мутноватой, паточной бодяги, от которой рыдали старушки. Сестра Андрюхи заявила, что видела кусочек рекламного ролика про «Реаниматоров».
Бесспорно, это было клево. Ведущий опрокинул в рот банку пива, рыгнул и объявил условия. Четыре команды, самый разный возраст, социальный статус и навыки, но всех объединяет одно условие – в командах не должно быть профессиональных медиков и следопытов. Бросается жребий, все предупреждены о последствиях. Согласно жребию, по четыре человека в каждой команде отдаются на заклание; у остальных будет не очень много времени, чтобы спасти своих товарищей. Если их не успеют спасти, в команде произойдет естественная убыль, и следующий этап станет труднее преодолеть.
Я смотрю и убеждаю себя, что все это понарошку. Что выступать будут специально подготовленные йоги и каскадеры, что нас нарочно запугивают, чтобы потом посмеяться. Я смотрю на одноклассников, они тоже таращатся на экран. Шоу прерывается рекламой оружия, мы закуриваем, нервно хохочем. Да, это вам не «Жажда»…
Так хочется, чтобы все оказалось понарошку.
И в то же время неистово хочется, чтобы кто-то умер на экране. Мы не говорим об этом вслух, но в расширенных зрачках – одинаковое желание.
«Свобода… – солистка „Утреннего инцеста“ сплевывает под ноги. – Свобода… Да какое, на фиг, право вы имеете рассуждать о свободе? Что могут знать о свободе кролики, обеспеченные кормом и автопоилкой? Вы для начала сделайте хотя бы это!.. – Девушка демонстрирует жуткие рубцы на внутренней стороне запястья. – Вы свободу видите в том, что каждую ночь получаете новое тело в свою постель, а в гараже стоит новая тачка! Мы вам покажем, что такое свобода, которую вы пытаетесь запретить! Только остановить „Реаниматоров“ у вас кишка тонка!..»
Ведущая сценически грамотным движением извлекает ниоткуда длинную опасную бритву с перламутровой рукояткой. Девушка ставит ногу в рваном чулке на опрокинутую канистру и, ухмыляясь щербатым ртом, проводит себе бритвой по голому животу…
Начало «Реаниматоров» вдохновляет! Кровь брызжет прямо в камеру, по внешнему фильтру стекают розовые капли. Ведущая кончиком языка прикоснулась к лезвию бритвы; отсветы прожекторов пляшут на закаленной стали. Почти наверняка рана неопасная, но мы, все четверо, разом отпрянули от экрана.
– Вот это да!.. – потрясенно зашептала Андрюхина сестра. Остальные ребята не нашлись что ответить. Я заметил, что никто не ест и не пьет.
– Именно так, – мечтательно шепчет белокурая солистка и кладет ладонь поверх раны. – Именно так. Нас нельзя остановить, как нельзя вашими слабыми ручонками онанистов остановить кровь из артерии. Нельзя загнать обратно в вены желания народа, нельзя нас заставить жевать сладкую промокашку!
Теперь миллионы зрителей увидят, как доставленные особым транспортом спецы приведут приговоры в исполнение. Этих «исполнителей» так и тянет назвать палачами, их лица скрыты кожаными капюшонами, а фигуры прячутся под бесформенной мешковиной. Сладенькая певица-ведущая сообщает, что к маскировке пришлось прибегнуть в целях безопасности. Участников не зря привезли на первый тур связанными; кто-то из женщин, вытянувших «черную метку», сразу начинает плакать и отбиваться. Она вопит, что передумала, чтобы ее немедленно отпустили, что ее проигрыш был нарочно подстроен…
Один из мужчин в капюшоне коротко бьет ей пальцем в живот. Женщина падает в грязь и скулит, подтянув колени к животу. Камера очень близко показывает остальных членов команды. Их побледневшие лица заливает пот, хотя на свалке холодно; они озираются, силясь что-то разглядеть из-под плотных повязок. Мы переглядываемся и спрашиваем друг друга, правда это или лажа.
– В этом главная фишка, – хохочет с экрана солистка группы «Утренний инцест». – Мы предупреждали вас, что никто и никогда не сможет угадать, правда это или розыгрыш. Сказать по секрету – то, что вы увидите, будет здорово смахивать на правду, но тогда нас попросту закроют и посадят! А я не хочу за решетку, я там уже была, и там дерьмово, скажу я вам! Так что, девочки и мальчики, проще считать, что вы смотрите полную лажу, вроде рестлинга… А теперь задумайтесь, какого черта эту невинную лажу запретили к показу? Ха-ха.
Вспыхивают десятки прожекторов. Захламленный пейзаж, поваленные строительные краны, замершие заводские котельные, продавленные крыши. Можно долго спорить, в каком из городов России начались съемки. Их слишком много, городов, где жители никуда не уходили, а просто кончились.
Женщину, пожелавшую выйти из игры, два амбала волокут к машине. Восторженному зрителю обещано, что эту неуравновешенную особу первой опустят в емкость с цементом. Команде будет нелегко ее найти и спасти.
– Мы будем реанимировать своими силами, чуваки! Никаких там дефибрилляторов и искусственных почек! Кого успеем, того спасем. Если найдем, конечно!
С игроков снимают повязки. Звучит мазурка. Игра началась.
Команда «Оранжевых реаниматоров». Четверо, кому достались черные метки. Номер первый – совсем молодой парнишка, крепится изо всех сил, но, когда видит, что его ждет, начинает плакать.
Наезд «стрекозы» крупным планом. Слезки по щекам, зрачок во весь глаз, пот стекает по виску. Исполнители подвешивают парня вниз головой над газоотводным колодцем метро. Семьдесят метров глубины, совершенно неважно, что там, внизу, в давно заброшенной шахте. Мальчика упаковывают довольно жестко, но не грубо. Ему не больно, руки стянуты эластичными веревками, ноги продеты в кожаный «капкан». Любые крики заглушит шум падающей воды, где-то неподалеку насосная станция. Трос переброшен через лебедку и закреплен на хитром устройстве.
Исполнитель нажимает кнопку. Если спустя сто пятьдесят минут компаньоны из команды не найдут друга и не развернут кран-балку, то раскаленная струна перережет трос, и «оранжевые» понесут первую потерю.
– Это хреново. – Девица в красной юбке сидит на корточках у костра, греет руки и прихлебывает чай из железной кружки. – Хреново, если команда сразу же потеряет первого игрока. Первого лучше не терять, это неважная примета.
Ведущая говорит о возможной гибели человека, как о перегоревшем предохранителе. Ведущий радостно подмигивает напарнице и сообщает, что по всему «пути следования» номера первого висят «стрекозы».
– Желаете смотреть и слушать, как будет орать номер первый? – хохочет ведущий и облизывает языком крышечку от банки с йогуртом. – Черт, обожаю малиновый… Эй, дайте кто-нибудь ложечку, придурки! Само собой, что прикольнее всего будут финальные кадры, когда тело рухнет на осколки кирпича в тоннеле, вдоволь поколотившись об арматуру и обломки строительных лесов. О, да, почти наверняка он сломает хребет, не долетев и до середины! Там полно всякой фигни торчит.
– Здорово! – сказала Андрюхина сестра. – Здорово, меня аж трясет всю! Неужели он разобьется?
Одна за другой закрываются двери, исполнители закидывают проходы мусором, устраивают настоящие баррикады. Однако они честно соблюдают правило – никаких замков. Один за другим гаснут прожектора, поднимаются в воздух вертолеты. Исполнителям предстоит спрятать номера второй, третий и четвертый.
– Выпускайте сенсориков! – командует в микрофон ведущий.
Сенсориков в каждой команде двое, и оттого, насколько правильно они возьмут след, зависит жизнь номера первого. Но, что еще важнее, зависят котировки команды и размеры ставок на следующий этап.
В нижней части экрана появляются четыре окошка с цифрами. Можно кликнуть и сразу, с телевизора войти на сайты тотализаторов. На «оранжевых» сенсориков поставлено почти полтора миллиарда евро, это потому, что обе девчонки хорошо показали себя на предварительном кастинге. Обе ведьмочки обошлись команде недешево, они из «потерянных деревень», откуда-то с Урала. Возможно, это враки и подружек натаскивали психосенсы ФСБ, но ради пиара они готовы признать себя негритосками из Уганды.
Сенсорики разбегаются в стороны, садятся на землю и нюхают пространство. «Оранжевые» ждут, никто не торопит. Если понадобится, они будут ждать час. Группы тренировались в самых разных условиях, девушки привыкали к биоритмам товарищей, научились находить их за стенами тренировочных лабиринтов и под толщей воды. Сенсорики помнят «верхний» запах каждого из своих товарищей, но расклад для команды неудачный. Черные метки выпали далеко не самым ярким игрокам. Минус погодные условия, начинается гроза.
Осталось сто семнадцать минут.
…Четверо подростков сидели на продавленном диване и затаив дыхание смотрели «Реаниматоров». На экране летел над свалкой вертолет. На границе брошенного завода, в пучке света топтали грязь «оранжевые». Девушка-сенсорик остановилась, откинула капюшон, выставив бледный мокрый лоб. Камера тут же крупным планом показала ее огромные воспаленные глаза.
– Ребята, его найдут? – затеребила нас Андрюхина сестра. – Ну, ребята, не молчите! Как думаете, найдут его, номера первого?
Мы разом пожали плечами, зато возбужденно залопотал ведущий. Придурок показал нам, что сделали с номером первым в команде «коричневых». Это как раз та самая женщина, которая устроила истерику, вытянув черную метку. Исполнители высадились на крыше цементного завода, долго спускались с пленницей по лестницам. Наконец женщину опустили в прозрачный бак, ноги продели в кольца на полу и накрепко привязали спиной к перекладине. Мы сначала не поняли, что тут такого страшного, но затем один из исполнителей повернул рычаг, и в бак по желобу потек цементный раствор.
– Андрей, я боюсь! – говорит Андрюхина сестра.
– Превосходный цемент, – гудит исполнитель, телосложением и повадками похожий на боа-констриктора. Он глядит на мир сквозь щелочки в маске, и кажется, что глядит персонально на каждого.
– Сволочи, ублюдки! – визжит ненормальная в коричневом комбинезоне.
Похоже, она окончательно съехала с катушек.
– Андрей, может, правда, ну его на фиг? – несмело предлагаю я.
– Что, струсил? – тут же набрасываются на меня остальные. На самом деле никто из них так и не притронулся к еде и пиву.
– Не больше, чем вы! – огрызаюсь я.
– Да никакой это не цемент!
– Врут они, это коллаж, подстава…
Жидкий цемент начал заливать щиколотки «коричневой», она завопила на высокой ноте, словно заклинила клавиша в синтезаторе. Помню, в тот момент я гадал, нарочно ли ей забыли заклеить рот.
Вновь показали «стартовую» площадку. Сенсорики «коричневых» кружили по лужам, на электронном табло цифры включились в безжалостный обратный отсчет. «Оранжевые» уже в пути, они наводят переправу через реку, готовятся штурмовать разрушенный мост. На позициях разыгрывает черные метки команда «пурпурных».
– Самый смешной момент нас ждет, если… – пьяный ведущий жрет какую-то бурду из банки, – если команда «коричневых» найдет чужого номера первого. А у нас на старте еще «зеленые» и «пурпурные». Сенсорикам ведь могут попасться и чужие номера! Вот тогда посмеемся и потреплем нервишки, ха!..
– А что будет, если найдут чужого номера первого? – толкает меня сосед.
– Понятия не имею, – говорю я.
Почему-то мне не нравится эта идея.
Совсем не нравится.
…Все четыре команды «реаниматоров» ушли со старта. Сенсорики «оранжевых» взяли неверный след и обнаружили номера первого из команды «пурпурных». Потеряно восемнадцать минут ценнейшего времени, где-то на оконечности западной ветки метро болтается вверх ногами над шахтой их товарищ. Он еще жив, но котировки «оранжевых» стремительно катятся вниз. Однако котировки «пурпурных» тоже падают, и ведущего это почему-то здорово забавляет.
Появляется бодрая, неугомонная солистка «Инцеста». Кто-то набросил ей на плечи рваный ватник. Девушка оживленно ругается с кем-то из техников, разворачивает пакетик, высыпает себе под язык порошок и, морщась, запивает водой из бутылки. Затем стоит не шевелясь, покачиваясь с носков на пятки, пока по острому личику не расползается блаженство.
– Круто! – выдавила Андрюхина сестра. – Это что, она при всех засосала «веселого роджера»?
– Ошизеть! – согласился Андрей. – Может, мы чего не знаем, может, «роджер» это… того, разрешили? Ян, ты не слыхал?
Я отрицательно покачал головой. «Веселый роджер» бил по мозгам в три раза сильнее, чем устаревшие «колеса», и приносил совершенно необычные ощущения. Человек мог танцевать четыре часа в одной майке на морозе, и ничего ему не делалось. Мог залезть в прорубь и спокойно болтать с товарищами, сидя по уши в ледяной крошке.
– Все это фигня, – сказал я. – Она съела простой порошок от кашля, нас разыгрывают!
– Это задница, дамы и господа, – объявила с экрана повеселевшая ведущая. – Если «оранжевые» потеряют участника, то это всего лишь пятьдесят очков им в минус и некоторые потери для тех, кто поставил на них деньги. Задница состоит в том, что в ряде регионов узколобые местные начальники пытаются помешать просмотрам нашей программы и пытаются помешать сделать ставки в сетевых тотализаторах…
Номер первый «пурпурных», тощий седой мужчина, привязан к рельсам, окружающим строительный котлован. Стройка закрыта давно, но рельсы на насыпи в полном порядке, и по ним очень медленно катится строительный кран. Пока еще кран на противоположной стороне котлована, исполнители проворно спрыгивают и отрывают заранее подпиленную железную лесенку. Оператор с вертолета демонстрирует внутренности кабины: приборная панель разбита, зато светятся часы.
Осталось сто одиннадцать минут. Глаза номера первого.
Смотрится впечатляюще.
Тем временем «оранжевые» нашли номера первого из команды «пурпурных». Их ярости не было предела. На то, чтобы выбраться к стройке, у «оранжевых» ушло полчаса и масса физических усилий. В какой-то момент сенсорикам показалось, что надо свернуть к старому вокзалу, группа потеряла четверть часа на прочесывание зала ожидания, пока не выяснилось, что причиной сбоя стала компания бомжей.
Теперь мы видим – город не маленький, и в городе почти не осталось жителей. Быстрый перескок в спальный район, где вода затапливает накренившиеся пятиэтажки. Команда «зеленых» никак не может взять «верхний» след, то ли мешают молнии, то ли сенсорики не в лучшей форме.
Короткой строкой обзор тотализаторов. Акции «оранжевых» прекратили падение, все ждут, как же поступит капитан команды с чужим игроком.
– Януш, они вытащат его? Не может быть, чтобы они позволили его разрезать!
– Все может быть, дурак! Ты что, не прочел, сколько команда потеряет в таком случае?
Команда может быть дисквалифицирована. Реанимировать чужого игрока – это колоссальная ошибка, можно потерять в деньгах и очках больше, чем при гибели двух своих игроков. Очень сложно угадать, что произойдет, слишком многое зависит от зрительских симпатий.
– Вы все помните, любимые мои, – с набитым ртом вещает солистка «Утреннего инцеста», – что, распустив слюни и реанимировав чужого, можно ненароком подписать приговор своему коллеге, хэх! Я бы сперва на их месте крепко подумала, да уж! Впереди еще три тура, и каждый, кроме сенсориков, может оказаться на месте никому не нужного номера первого!
– Мурашки по коже! – бодро отзывается напарник, и по его цветущему виду ни за что не предположить, что он способен кому-то сочувствовать. – Потерять два миллиона евро за одно неверное движение! Но самое любопытное зрелище впереди, минут эдак через шесть! Сенсорики «пурпурных» и сами обнаружили своего номера первого!
Пехов Алексей
Белогорский Евгений
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий