– Коко, ты объяснила ему, что подставу я не прощу?
Я повернулся и зашагал во двор.
Консьерж вихрем выскочил наружу, едва я начал копаться в ширинке перед крыльцом. Я изображал острое нетерпение, подпрыгивал в круге света и никак не отреагировал на его окрик. Пока он резко не схватил меня за плечо.
Мальчишка, лет двадцать, не больше, наверняка студент. Я убрал в карман шокер и оттащил его на газон, под дерево. Коко, донна и четыре ее девушки уже были на крыльце.
– У нас максимум пять минут.
– Который этаж? В лифт не заходите!
– Белла, встань за дверью! Нора, что на опознавателе?
– Чисто, хозяйка. В этой дыре нет даже стационарного слежения.
– Я и так вижу, что здесь живут одни вонючки. Вонь, как в заднице у хорька!
– Ну, красавчик, это ее дверь?
– Да, – сказал я.
Это была моя дверь. Я ее узнал, это была моя дверь и моя квартира. Я в ней жил последние восемь лет и никогда в жизни не переезжал ни в какие фешенебельные высотки. И никогда не получал служебную площадь от корпорации.
Вот только я никак не мог вспомнить, с кем я тут жил.
– Что с тобой, котик? – заглянула в глаза Коко. – Тебе снова нехорошо?
– Щас я ему сделаю хорошо! – шепотом пообещала донна. – Устрою клизму из огнетушителя, мигом поправится!
– Котик, ты все правильно вспомнил? – почему-то забеспокоилась Коко и попыталась взять меня за подбородок.
– Все в порядке.
– Тогда звони, стучи, делай что-то. Если эта сука не откроет, вышибайте дверь! – Донна кивнула подчиненным.
– Не надо ничего вышибать. – Я оглядел распластавшихся по стенам «амазонок» и решительно приложил ладонь к опознавателю.
– Охренеть! – вырвалось у Коко.
Белла мигом нацелилась в открывшийся дверной проем. Я не видел, что у нее в руках, потому что целилась она очень интересно, держа оружие целиком в плотном пакете.
– Ты кто такой, красавчик? – спросила донна. – Ты из ментовки? Коко, шкурой мне ответишь.
– Он не мент. – Коко не отводила от меня глаз. – Может, мы все-таки зайдем?
Я вошел первым.
Наверное, подобные ощущения испытывает человек, отсидевший лет двадцать в тюрьме. В том месте, где я оставил Ксану, все предметы были узнаваемо чужими, а здесь все было неузнаваемо родным. Из широкой прихожей я безошибочно свернул налево, безошибочно нащупал в темноте дверную ручку, выполненную в форме львиной головы. Здесь до слез знакомо пахло сушеными травками и вишневым табаком. Здесь когда-то курили не «эрзац», а баловались настоящим запрещенным дурманом.
Только я не мог припомнить, кто курил.
Вдали на стене коридора мерцали отблески театра. Шла «Жажда», ее невозможно не узнать по вкрадчивой, истомно-жуткой музыке Ласкавого. Мне треки к «Жажде» почему-то всегда напоминают стаю крадущихся по джунглям… гигантских пауков. Бред вдвойне, потому что как раз сейчас я и был таким крадущимся насекомым.
Слева и справа двери, но я знаю, что туда можно не заходить. На стене висит картина, в полумраке можно видеть лишь тусклую позолоченную рамку, но я прекрасно знаю, что изображено на полотне. Сделав еще шаг, я уже твердо могу сказать, что там такое белое загораживает открытое окно. Это край холодильника, потому что в старом фонде не предусмотрена встроенная кухня. Пришлось отдельно покупать холодильник. Я даже помню, как мы с ним мучились в коридоре, потому что невозможно разобрать кладку метровой толщины. Только я не помню, с кем я тащил этот белый ящик.
За мной крадутся плечистые девочки из «Ириса». Они могут не стараться, потому что музыка и крики заглушают звук шагов. Та, кто нам нужна, сейчас валяется на диване в большом зале и наблюдает, как на потолке разыгрываются сражения за воду. Я очень четко представляю себе и угловую комнату с четырьмя большими окнами, и укрытый полосатым пледом низкий диван без спинки, и ворох бумаг на столе, и даже… кота.
Там должен быть черный пушистый кот, его имя вертится на языке…
Плечистая Белла по команде хозяйки отталкивает меня в сторону и первой врывается в комнату.
На диване, закутавшись в плед, отдыхает стройная рыжеволосая женщина. У нее острые скулы, блестящие задорные глаза и тонкие губы. Ее алый улыбающийся рот ярко выделяется на бледной, незагорелой коже. И у нее что-то с лицом, какой-то посторонний блеск.
– Ни с места, тварь! – сиплым шепотом командует Белла.
Черный кот бросается в сторону и с шипением запрыгивает на шкаф. Донна Рафаэла заходит в комнату и показывает зубы.
С потолка льется поток брани, отблески сражения проносятся по безмятежному лицу мисс Лилиан. И тут я понимаю, что у нее с лицом – на нем сверху прозрачный пуленепробиваемый щиток.
– Взять ее, быстро! – отрывисто командует донна. – Но не калечить!
Я делаю шаг к дивану. Мисс Лилиан смотрит только на меня, ее руки спрятаны под пледом. Кот неловко замирает на шкафу, все-таки он ненастоящий. Девушки донны с двух сторон, обтекая меня, бегут к постели. Они сшибают столик с глиняной вазой. Ваза падает на паркетный пол и подпрыгивает, как резиновая.
Она тоже ненастоящая.
– Нет! – кричит Коко. – Януш, не подходи!
– Яник, отойди в сторону, – очень серьезно просит мисс Лилиан.
Цветы высыпаются из вазы на ковер; кто-то наступил на розу каблуком, но она даже не мнется. На потолке ревет «Жажда»; окна вдруг распахиваются, сразу три. В ближайшем окне – силуэт мужчины в шляпе. Это мой знакомый из аэропорта, передавший мне скраббер.
Сполох шокера. Одна из девушек отлетает к стенке и бьется в судорогах. Коко выхватывает револьвер.
– Ты… ты… – Я только хриплю, я ничего не могу сказать.
Потому что над столиком, над скрином и ворохом бумаг наш большой фотопортрет. Мы в обнимку, моя Лили и я. Настоящая жена; мы на Валдае, возле лодки и костра. И я сразу вспоминаю то лето, четыре года назад, потому что правду вспомнить легче. Только я не знаю, от какого момента отсчитывать четыре года, потому что непонятно, сколько времени я провел с той, другой.
Лили даже не приподнимается, она стреляет сквозь плед, с обеих рук. Из одеяла вылетают обгоревшие куски. Белла складывается пополам, царапает ногтями паркет. Коко с места прыгает назад, в дверной проем. Загорается свет, настолько яркий, что приходится жмуриться.
– Вторжение в частную собственность, попытка убийства, совершенная по сговору группой лиц, нападение на федерального агента, – монотонно бархатным голосом перечисляет мужчина в шляпе.
У него очень гладкая кожа и незапоминающееся лицо. Если бы он не заговорил, я бы его не узнал. Второй такой же, бархатный мужчина стреляет из «сонника» в спину Коко.
– Нет! – кричу я, но слишком поздно.
Донна опирается спиной о шкаф и жмет сразу на два курка. В ее руках двуствольный обрез, я такие видел только в музее. Второй мужчина в шляпе как раз наклонился, чтобы забрать пакет с оружием у Беллы, он ничего не успевает сделать, так как распрямляется слишком медленно. На лице его тоже прозрачный щиток.
Нора стоит на коленях возле дивана, держась за живот. Из оконного проема вышагивает третий мужчина и прикладывает шокер к ее затылку. Мисс Лилиан улыбается, в одеяле дымятся дырки. В комнате воняет паленой тканью и экскрементами: у кого-то не выдержал кишечник.
От выстрелов Рафаэлы у меня закладывает уши. Это первый громкий звук, но теперь проснется весь квартал. Мужчина, в которого она попала, одет в длинный серый плащ. Плащ принимает такой вид, словно по нему лапой ударил тигр. Шляпа улетает, лицевой щиток треснул пополам, мужчину отрывает от пола и швыряет в стену. Назад он валится как тряпичная кукла. От дыма нечем дышать.
Я вижу сквозь распахнутое окно, как в доме напротив лавинообразно зажигаются огни.
– Сукин сын! – говорит Коко.
Она сидит в коридоре на полу и потирает копчик. Потом делает попытку встать и валится навзничь. Она спит.
Главный мужчина в шляпе улыбается одним ртом. Он смотрит на своего распластавшегося товарища; тот наверняка не проснется. Из коридора приходят еще два гражданина в плащах, один принимается деловито менять оружие в руках поверженных «амазонок». Их шокеры и «сонники» он бросает в большую мягкую сумку, а вместо них вкладывает в руки девушкам огнестрельное. Второй запирает окна, берет в руки пистолет с глушителем и трижды стреляет в диван и в кресло. Клочьями вылетает обшивка.
– Это тебе не мальчишек кнутом охаживать, – ласково говорит «бархатный» мужчина Рафаэле.
Они стоят вплотную, лицом к лицу, и между ними пробегает такой разряд ярости, что не нужны никакие шокеры: можно испепелить даже камень.
– Ненавижу… – одними губами произносит донна, затем начинает дрожать и валиться на бок.
– Как я ждал этого момента! – Бархатный подхватывает полы плаща, садится на корточки и нежно гладит донну по щеке. – Как я ждал, когда эта сука сделает ошибку. Теперь мы это «розовое» гнездо выжжем дотла. Давайте сюда труп!
Застывшие глаза донны смотрят в никуда. Двое в плащах заносят в комнату мешок, расстегивают и вываливают на ковер тело того самого охранника, которого я усыпил возле порога. Только теперь это действительно труп, у парня вся грудь черная от крови. Мужчина в шляпе принимает из рук помощника окровавленный нож и тщательно загибает вокруг рукоятки вялые пальцы донны. После этого снимает перчатки, складывает в пакет и отправляет за пазуху.
Они не оставляют после себя личных мелочей.
Меня никто не замечает, меня обходят, словно предмет интерьера.
– Яник, – зовет мисс Лилиан, – Яник, иди ко мне…
– Нет.
– Янечка, не валяй дурака, я соскучилась… Ты был такой потешный внизу, с резиновым носом!
Она откидывает одеяло и оказывается по горло затянута в такой же пуленепробиваемый плащ. Она сдает боевые шокеры деловитому дяденьке в шляпе, скидывает кевлар и тянется ко мне.
– Нет, – говорю я и отодвигаюсь в угол.
Это моя жена.
Это она отбирала среди осведомительниц девушек, которых потом не жалко пустить в расход.
– Он не помнит, частичное замещение, – говорит кто-то сзади.
Я чувствую холодок на шее и не успеваю отстраниться. Ноги становятся ватными; в четыре руки меня шустро укладывают на носилки и укрывают с головой. Мне жутко не хочется изображать мертвеца, но не могу даже пошевелить бровью. Сонник начинает действовать, надо мной склоняется заботливое вытянутое лицо мисс Лилиан. Последнее, что я чувствую, – как с шеи снимают медальон.
– Этого – сразу на раскодировку. – Мужчина в серой шляпе смеется. – Не то натворит нам делов, шустрик…
32. МЕЙКАП
Он осторожно приоткрыл глаза. Рассеяный свет, белый потолок. Рядом никого не было. Наверное, техники не ожидали, что он проснется так рано. После дозы снотворного в горле стоял противный жесткий ком, как будто наглотался наждака, и не сразу сфокусировалось зрение. Голова лежала на подушке, ноги кто-то заботливо укутал одеяльцем, станину с оборудованием откатили в сторону.
Приборная доска за пультом не светилась, оба кресла операторов покачивались пустые, откуда-то издалека доносился смех. Януш скосил глаза на большой настенный циферблат и потрогал за шиворотом. Медальон с чипом пропал, зато на стуле, среди мелочей из его карманов, лежала проглаженная больничная пижама. Януш прочел надпись на кармашке. «Частная клиника „Новая жизнь“».
Шилова Юлия
Скальци Джон
Посняков Андрей
Панов Вадим
Василенко Иван
Афанасьев Роман