«Похоже, до нас ему нет дела».
«Тогда почему я не вижу отчета дознавателя?»
…И нет никаких сил от нее отделаться. И даже не потому, что найти свободную женщину становится все труднее. Сейчас и не поймешь, что такое «несвободная», за одно это слово можно схлопотать по морде… Даже не могу толком вспомнить, как это все началось. Такое ощущение, что она была всегда и всегда меня превращала в тряпку…
«Полонский, почему нет отчета?»
Януш вздохнул. Секунду назад он был редким талантом, ведущим полицейским дознавателем, спецом всемогущей телеимперии, с новеньким креслом в новеньком кабинете, с окладом в пять нулей. Секундой спустя он встанет на скользкую тропу. Слишком скользкую даже для уникального открытого перформера.
«Потому что это не был несчастный случай».
Гирин потянулся за сигаретой. Секунды две Полонский видел склонившийся затылок в мелких рыжих волосках.
«Что мне доложить директору канала, дружок? Сказать, что у дознавателя неважное настроение?»
На сей раз Януш досчитал до пятнадцати. Гирин курил свой слащавый «эрзац», с интересом разглядывая остывающий завтрак на столе подчиненного. Ведущая второго канала, ухитряясь одновременно говорить бодро, с томным придыханием, сообщила о новом наборе желающих в «Жажду».
«Георгий Карлович, я просмотрел список заказчиков на текущий месяц. Серьезные люди».
«Очень серьезные, дружок. Тебе хватит ума не называть имен?»
«Если у Костадиса не было сердечного приступа, мы рискуем подставиться. Разрешите мне войти в сценарий».
«Дружок, у заказчика еще в запасе шесть оплаченных дней. Он залечит свою шишку на затылке и получит право еще неделю играть в любовь. Кто заплатит неустойку в тридцать тысяч, если мы сейчас выдернем девушку? Тем более что придется применять насилие. Не забывай: перформер понятия не имеет о дополнительных чипах в организме, пока не отключится таймер! Как ты ее убедишь, что придется залезть в глаз?»
«Костадис дал понять, что к своим чипам коды нам не отдаст».
«А что ты хочешь там увидеть? Есть основания считать, что он тебя обманул?»
«Нет, не думаю. Скорее всего, он рассказал все, как было. Если кто-то и видел больше, то только эта артистка».
«Януш, ее уже допросили и отпустили. Никто не вправе задерживать человека более суток без предъявления обвинения… Смешно сказать, я втолковываю это специалисту Управления! Таймер сработает через шесть дней, она сама придет к нам за остатком денег, и лазер снимет весь ее стрим…»
«Она могла видеть гораздо больше, чем говорит. Георгий Карлович, у меня такое чувство, что мы делаем большую ошибку. Нельзя было ее отпускать. Помогите мне ее найти… Я попробую убедить ее… в частном порядке».
С минуту Гирин взирал на собеседника ничего не выражающим взглядом. Фен оторвался от макушки Януша и уполз в потолок. «Домовой» насыпал вуалехвостам свежую порцию корма и запустил в кухню пылесос. Дикторша заигрывала с волосатым юношей, победителем шоу «Двое в тайге». Председатель совета потушил окурок и пощелкал по клавишам.
«Это исключено по условиям соглашения. Никаких вмешательств в личную жизнь перформера… Но снаружи на „Халву“ можешь взглянуть. Даю тебе сутки, дружок. Доступ с компьютера в моем кабинете. Пропуск начнет действовать через час».
Дожевывая на ходу, Януш бегом спустился на паркинг. При подъезде к Останкино трижды предъявил пропуск. Какое-то время простоял в пробке, разглядывая громаду новой телевышки. Вышка утопала в лесах, обещая вот-вот обойти в росте старшую сестру, над верхними секциями кружили вертолеты. В небе вспыхивала бегущая строка. К столетию старого Останкино гражданам обещали грандиозное празднество.
Главное здание встретило дознавателя вечерним холодом коридоров. Проскальзывая повороты, изредко кивая полузнакомым лицам, Януш привычно отмечал знакомые двери. Двери походили на зарубки памяти.
Департамент телевещания.
Дирекция Первого канала.
Аппаратная номер такой-то.
Департамент по связям с общественностью.
За сотню лет эти двери пропитались запахом власти.
Гирин, как всегда, угодил и нашим, и вашим. В распоряжение дознавателя он предоставил все базы данных и каналы связи, а вход в сеть открывался с личного рабочего места председателя экспертного Совета. Высокое доверие, ограниченное восемью часами утра понедельника. В восемь тридцать в дознании должна быть поставлена точка, а сто пятьдесят солидных заказчиков получат доступ к сценарию «Лукум». Новое слово в интерактиве, новые возможности перформанса…
Шеф оставил записку с кодами доступа и магнитным ключом от бара. Януш прошелся по кабинету размером с хорошую волейбольную площадку, потрогал фарфоровую четверку коней, несущую на бал Золушку в золоченой карете. Януш знал, что за кабинетом следили, как минимум, четыре угловые камеры. Но наверняка у Гирина имелось разрешение на отключение федеральной слежки.
…Невозможно сосредоточиться на работе, когда твоя женщина сначала доводит до изнеможения твой язык, затем, ни с того ни с сего, доводит тебя до нервного истощения своими придирками, затем снова требует любви, затем отказывается встречаться, затем заявляет, что ты ей надоел, и исчезает на сутки, демонстративно нацепив новое дорогое белье…
Только запустив обозреватель, Януш заметил на обратной стороне записки еще несколько слов, написанных от руки. Гирин оставил такие подсказки, что сразу становилось ясно: шеф мыслил с ним в одном направлении. Ничего удивительного. Человек на таком посту обязан иметь нюх, как у лисицы. На этот стол ложились аналитические отчеты по безопасности всех новых программ. Малейшая ошибка, неточность в рекламе, угроза безопасности клиентам могли стоить миллионов, судебных тяжб и потерянного реноме.
Дознаватель задумался. Тем временем театр погнал рекламу предстоящих праздников. Замелькали кадры хроники, умело переведенные из плоскости в трехмерный объем. Запуск первого комплекса, тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год. Тогдашний коммунистический лидер Брежнев лично выбирает место для телебашни. Заливают фундамент, подвешивают на пружинах «комнаты тишины». Колосс разрастается, дает приют арендаторам, сторонним службам, от него отпочковываются программы, рождаются первые альтернативные каналы. И снова – стройки, расселение кварталов, подземные тоннели, отдельные корпуса для правительственных вещательных каналов. Первое интерактивное шоу, включение руководства Останкино в Совет обороны и Совет при президенте. Первая программа с участием перформеров, первые счастливые покупатели. Закон о телевидении две тысячи двадцать девятого года, поставивший Останкино вне контроля. Поправки к Конституции в тридцать шестом году. Запрет частных альтернативных каналов. Введение сценарных перформеров…
Непосвященным кажется, что корпорация незыблема, как ее главный офис. Наблюдатели полагают, что не из Кремля, а именно отсюда исходят команды. Отчасти это верно, но многое зависит от случайной оплошности. Недостаточно четко внесли в договор, что клиент может погибнуть не только от зубов аллигатора, но и от удара молнии. При вручении приза не учли особенностей налогообложения в чужой стране. Не забыли взять разрешение у родителей, что их ребеночек примет участие в смертельном шоу, но забыли предупредить, что покинуть сценарий до конца съемок невозможно…
Януш приложил ладонь к опознавательному сегменту, ввел многозначный код. Компьютер шефа не желал подчиняться привычным безмолвным командам. По статистике, восемьдесят семь процентов пользователей всего мира общались с электроникой посредством внедренного под кожу микрочипа. Но Гирин принадлежал к оставшимся тринадцати процентам. Он упорно мучился с устаревшим голосовым интерфейсом и совсем уж архаичными клавиатурами.
Януш поиграл кнопками на подлокотнике кресла, настраиваясь на долгую неподвижность: массивное седалище шефа требовало гораздо большего простора. Над головой с шелестом развернулся колпак кинотеатра, и вкрадчивый женский голос произнес: «Добро пожаловать, Георгий Карлович. Чем займемся сегодня вечером?..»
Полонский не мог сдержать улыбку. Интересно, что сказала бы настоящая секретарша Гирина, если бы увидела, в каком соблазнительном декольте выступает ее виртуальный двойник? Хлопая длинными ресницами, девушка вышла на подиум, точно диктор перед картой погоды, и указательным пальчиком провела по списку директорий.
– Сценарий «Халва», – сказал дознаватель.
Белокурая бестия качнула бедрами и чуть ослабила шнуровку на корсете. Погас свет, замурлыкал корпоративный гимн, и перед носом дознавателя затрепетала оранжевая надпись: «Проектная группа персонального шоу „щербет“. Интеллектуальная собственность корпорации. Все права защищены. Тиражированию не подлежит. Только для руководителей категории „А“. Очередной доступ к ресурсу санкционирован по запросу председателя экспертного Совета. 20 сентября 2067 года, 19.43. Время московское».
3. Я БОЛЕН ЕЮ
…Я выхожу из душевой и вижу в зеркале ее чуть вздернутый носик и ватку, которой она стирает тушь с ресниц. Она сидит на пуфе верхом. Боковые молнии на брючках расстегнуты, и видно, что нет нижнего белья. Она дает понять, что заметила мое опоздание и что могла бы провести вечер гораздо продуктивнее. Она никогда не замечает собственных «провалов» во времени, своих внезапных смен настроения и своей хронической непунктуальности.
Ксана – это пуп земли.
Я ею болею. Как-то ночью я проснулся в ужасе. Мне приснилось, что Ксана меня будит, надавив сетчато-чулочной пяткой мне на кадык. Будит и спрашивает, какого черта я не поздравил ее с нашим юбилеем.
Кошмарное ощущение. Я постоянно забываю, какой день в календаре знаменует наше знакомство. Я не помню, когда она заявила, что согласна только на гостевой брак. Она отчеканила, что при одной мысли о постоянном сожительстве с мужчиной у нее начинаются колики. С девушкой, процедила она, еще можно просуществовать некоторое время под одной крышей. Но с парнем…
Она сказала, что только извращенки получают кайф от традишена, когда нужно ежедневно просыпаться в постели с храпящим небритым созданием, сносить его присутствие в ванной, отчитываться за каждый шаг и терпеть упреки. Так никто давно не живет, за исключением тронутых мамаш, которые вбили себе в тупые головы, что ребенку ежедневно необходим отец. Еще так живут старухи, слезоточивое поколение, выросшее на заплесневелых идеалах мужской доминанты.
Она заявила, что не видит радости в том, чтобы мелькать друг у друга перед глазами больше двух вечеров в неделю. Ну ладно, так и быть – трех… Иногда можно и по вторникам.
Когда я не нахожу ее у себя в постели по вторникам, я болею еще сильнее.
Самое интересное, что Ксана тоже по-своему привязана ко мне. Потому что после ранения она ежедневно навещала меня в больнице. А когда я прищучил тех подонков и добился от них показаний против собственного банка, она приезжала каждый день и торчала с журналистами у здания суда. Когда меня выставили из Управы, она не насмехалась и вела себя как паинька.
Я болен ею.
Сейчас она нарочито усердно ковыряет несуществующий прыщик на лбу и ждет моих извинений, чтобы затеять ссору. Ей остро необходима ссора и даже потасовка, потому что потасовка будет означать для нее хороший секс.
– Ну, и что ты на меня уставился? Никак не сочинишь, что бы такого соврать?
Впрочем, драться совсем необязательно.
Для нее главное – довести ситуацию до такого накала, после которого обоим впору пить успокоительное.
Из концертных залов и ресторанов мы всегда идем именно ко мне. Я навещал Ксану всего пару раз, и то ждал во дворе. Она не приветствует гостей, даже меня. А может, как раз именно меня не приветствует в первую очередь.
– Только не надо мне … мозги, будто на телевидении у тебя тоже сверхурочные работы! Я сижу тут, как последняя дура, уже второй час!
…Слава богу, у нее же есть принт от моей квартиры! И кроме того, Ксана прекрасно видит мои передвижения по городу, я от нее не закрываю маячок. У нее нет поводов сомневаться, что я проторчал до вечера на службе. Напротив, это я трижды пытался ее вызвонить, но эта вредина упорно не отвечала.
– Я могу уже, наконец, воспользоваться ванной? И что за манера устраивать парную в доме?! Ты назло это делаешь? Ведь знаешь, что я не переношу жара!
Она вышагивает из брюк. Ногти на пальчиках ее ног переливаются сиреневыми огоньками в тон узору на брюках.
Я болею без нее.
Я болею с ней.
Кто вообще мог бы ужиться с этой женщиной?
Возможно, что сегодня вечером мы обойдемся без драки. Она раздевается спиной ко мне, очень быстро, по-мужски, я бы даже сказал – по-мужицки, оставляя одежду горкой на ковре. Она так нарочно поступает, зная, что я не терплю хаоса. А еще она знает, что я подниму ее теплые тряпки и зароюсь на минутку в них лицом.
Я болен ею.
Когда Ксана наклоняется, я вижу, как по ее бедрам и ягодицам, в переплетениях лилий, ползают трехцветные змеи, а вдоль ложбинки позвоночника, играя язычком, вверх-вниз скользит шустрая ящерка. Ксана любит себя украшать. Три раза в неделю она ложится в массажный студень и до одури сражается с течением в акватурбине. Я не упускаю случая показать, что восхищаюсь ее телом. Ей никто не дает сорока двух, а сзади она смотрится просто одуряюще.
Рискуя заработать оплеуху, я кладу ей ладони на бедра, пока она воюет со шнуровкой корсета. Мне так нравится, что эти затейливые штучки опять вошли в моду. Пусть они и не сдавливают ребра, а только имитируют жесткость, все равно это невероятно возбуждает. Меня все в ней возбуждает, особенно то, что она любит раздеваться, снимая вначале нижнюю часть одежды. Впрочем, когда Ксана не злится, я раздеваю ее сам. Это моя прямая обязанность в периоды затишья…
Под ладонями перекатываются мышцы бывшей чемпионки по серфингу. От ее чуточку вспотевшего низа поднимается тяжелая одуряющая волна. Ее запах растворяется в моей крови, дремотной пыльцой обволакивает извилины. Мои коленки уже подгибаются помимо воли, так не терпится зарыться в нее лицом… Но недотрога отпихивает меня и скрывается в ванной.
Кто мог с ней жить раньше? И кто ее вообще, кроме меня, способен вытерпеть?
Присутствие Ксаны в доме – это всегда маленькая катастрофа. Слава богу, в моей квартире она не может отпереть сейф и оружейный шкаф, иначе и там бы началось Ватерлоо. Зато она двадцать раз сменила мебель и окончательно запутала оконные театры. Теперь в столовой транслируется пустыня с кактусами, а в спальне вид, как из иллюминатора вертолета над ночным Нью-Йорком. Он постоянно кружит, этот вертолет. Если долго смотреть в окно, начинает казаться, что и комната кружит вокруг тебя. Ксана запрещает мне выключать театр; как она выражается, от такого вида ее «прет».
В спальне обнаруживаю ее выпотрошенную сумку. По всему ковру разбросаны десятки флакончиков с женскими хитростями, тут же шокер в боевом положении, банка минералки, японский словарик, парик… На кухонном столе ее портсигар, в нем четыре набитые папиросы. Это и хорошо, и отвратительно. Отвратительно потому, что ей доставляет удовольствие меня позлить. Я сто раз ей говорил, что не возьму в рот эту дрянь, даже будь она освящена самим папой римским. И мне плевать на решения Совета Европы по легализации. Однако это хорошо, что Ксана в настроении покурить. Иногда она звонит мне из какого-нибудь бара, где разрешена легальная торговля «травой». Она звонит и до упаду хохочет, и слышно, как ржут ее подружки. Тогда я начинаю заводиться и ревновать ее. Им приносят готовые косяки на подносах, а завсегдатаям могут устроить и что-нибудь покрепче. Если это женский вечер, столик будет обслуживать полуголый красавчик, блестящий от крема, как латунный чайник. Эти парни специально наряжаются в юбки, на манер древнеегипетских воинов, чтобы окосевшие дамочки могли невзначай оценить их прелести…
Когда-нибудь я прикончу ее.
Это не любовь. Любовь – это когда люди приносят обоюдную радость.
– Ну, тебя долго ждать? – окликает она из ванной. – Я тут околею скоро…
Я иду потереть ей спину.
Сегодня мы не будем драться, нынче мы задумчивые и почти послушные. А предыдущие все вопли – не в счет. Это посторонним показалось бы, что люди дерутся, как кошка с собакой.
Я намыливаю Ксане спину. Зеркало запотело, но она проводит ладошкой, и я вижу черные влажные глаза. Когда у Ксаны делаются такие глаза, это значит, что она уже переключилась. Уже можно ее трогать.
Она поворачивается и вытягивает носочек. Я наклоняюсь и начинаю намыливать. Слежу, как рваные клочки пены стекают у нее между грудей. А Ксана следит за мной, прикрыв веки. У нее хорошая грудь, соски маленькие и смотрят почти вверх. А от пупка вниз сбегает тоненькая темная дорожка. Она отказалась сбривать…
Мережковский Дмитрий
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия