Прикли Нэт

Цитадель

ПРЕДИСЛОВИЕ

Определить, написана заинтересовавшая вас книга популярным писателем или малоизвестным, очень просто. Для этого книжку даже открывать не нужно. Взгляните на обложку: если крупным шрифтом набран броский заголовок — значит, литератор этот славы, увы, не снискал; а вот если фамилия автора — на полпереплета, стало быть, ему есть чем гордиться.

Колина Уилсона начали указывать на обложке крупным шрифтом уже с первого издания. Его «Посторонний», вышедший в 1956 году, буквально потряс пуританскую Англию, вызвав настоящую волну «уилсономании» и принеся дебютанту широчайшую известность. О популярности книги ярче всего говорит тот факт, что К. Уилсон, родившийся в 1931 году и за двадцать пять лет наживший из имущества только спальный мешок да пачку книг, купил себе на гонорар старинный особняк на берегу океана.

Переход от аскетизма к роскоши никак не отразился на произведениях талантливого писателя. Он продолжал создавать философские трактаты, изящно вплетенные в литературные формы.

Следует признать, что философия для К. Уилсона всегда оставалась куда важнее собственно литературы, в стремлении довести до читателя свою мысль он не обращал внимания ни на общепринятую мораль, ни даже на сюжет произведения. Именно поэтому отдельные фрагменты произведений этого автора выглядят уже не эротикой, а откровеннойпорнографией («Бог лабиринта», «Метаморфозы вампиров», «Философский камень»). Именно поэтому некоторые его романы грубо обрываются в середине повествования («Метаморфозы вампиров»). Именно поэтому в ряде его книг практически отсутствует всякое действие (и тем не менее они остаются необычайно захватывающими).

Произведения К. Уилсона вообще стоят особняком среди прочей англоязычной беллетристики.

В первую очередь, у него отсутствует деление героев на плохих и хороших, различие добра и зла. Даже когда у читателя складывается впечатление, что вот, перед ним законченный враг рода человеческого, в последний момент — xoп! — и зловещий вампир превращается в доброго ангела, который немедленно совершает самоубийство, ужасаясь содеянному («Метаморфозы вампиров»),

Во-вторых, приключения, описываемые К. Уилсоном, являются не странствием человека, а странствием духа, внутренней сути героя. «Тело лишь своего рода стена, разделяющая две бесконечности: Вселенную, расстилающуюся в бесконечность снаружи, и ум, образующий бесконечность внутри» («Паразиты. сознания»). Это внимание к человеческой душе заметно сближает авторскую позицию К. Уилсона с мироощущением российского читателя.

И наконец, непременным атрибутом творчества К. Уилсона является обилие неожиданных идей:

А что, если разумное и чувственное начала в человеке — это разные существа; душа и паразит, питающийся душевными силами? («Паразиты сознания»). А что, если все мы — энергетические вампиры, но просто не обращаем на это внимания? («Метаморфозы вампиров»). А что, если миг сексуального оргазма — это состояние, при котором полностью раскрываются возможности человеческого мозга, если, удержав это состояние усилием воли, можно сравняться в своих возможностях с богами? («Бог лабиринта»). Что случится с людьми, если насекомые вырастут до размеров обычных животных, а пауки будут вдобавок обладать развитыми телепатическими способностями? («Мир Пауков»). Не можетли быть причиной черной злобы обычное чувство голода? («Космические вампиры»). Является ли секс простым телесным контактом или в нем заложена иная, значительно более важная функция? («Метаморфозы вампиров»).

Наверное, внимательный читатель уже заметил, куда устремлена мысль «корнуэльского мыслителя», как называют своего кумира «уилсономаны».

Откроем роман «Паразиты сознания»:

«…ц е л ь ю в а м п и р о в я в л я е т с я н е д о п у с т и т ь, ч т о б ы ч е л о в е к у з н а л о м и р а х, с к р ы т ы х в н е м с а м о м; с л е д и т ь з а т е м, ч т о б ы е г о в н и м а ни е р а с с е и в а л о с ь н а р у ж у» (разрядка К. Уилсона).

Здесь К. Уилсон, сам того не подозревая, излагает один из основополагающих принципов дзен-буддизма: цель человека самодостаточность; главное для личности не то, что происходит вовне, главное — внутренний мир.

Теперь возьмем «Бога лабиринта»:

«Когда сила оргазма омывала мой мозг, я пытался удержать ее, не позволял ей отступить» — перед нами основы тантрической медитации. Причем с успешным результатом: «Вскоре я обнаружил, что во мне развивается замечательная сила концентрации». А уж высказывание: «И в определенный момент мыслительного цикла становится возможным достичь такой степени контроля над своим телом, которую вы даже не можете себе вообразить. Когда это происходит, я могу делать самые необычные вещи например, могу мысленно перенести то, что вы называете моим астральным телом, на очень большие расстояния», — думается, не требует комментариев.

Кстати, мастера дзен утверждают, что состояние просветления невозможно описать, поскольку для него не существует слов в человеческом языке. А вот К. Уилсон описал — в «Философском камне», где главный герой изменяет свое сознание с помощью вживленных электродов.

Похоже, судьба сыграла с Уилсоном злую шутку, коварно скрыв от него наследие восточных мыслителей. Обнаруживая широчайшую эрудицию в области западноевропейской философии, он, судя по его построениям, не знаком с восточными практиками. Судьба сыграла злую шутку с К. Уилсоном, зато сделала величайший подарок его поклонникам. Самостоятельно нащупывая азы дзен, ошибаясь и восторгаясь находкам, мучаясь и радуясь, он щедро делится открытиями с поклонниками, ведет их за собой. Англичанин, выросший в «обществе потребления», Уилсон видит, как костяк западной цивилизации — техницизм — стремится подмять, высушить, изничтожить все духовное в человеке, превратить свободную личность в винтик, простенькую стандартную деталь со стандартным набором потребностей и стандартными возможностями. Для общества такие рационально устроенные людишки удобны и экономичны. «Но это уже не человек!» — буквально разрывается душа философа, и ему кажется, он находит выход. Этот выход — в возможностях самого человека, его духа и силы воли, нереализованных потенциалах мозга.

К счастью для нас с вами, К. Уилсон не ведает, что мысли его не новы, что им уже много тысяч лет, что века назад отстроен великолепный дворец дзен-буддизма, что идеи его давным-давно доведены до логического завершения.

«Корнуэльский мыслитель» делает первый шаг — он утверждает, что внутренний мир каждого человека равен Вселенной, что ценность каждой личности столь же велика, сколь и всего остального мира. К. Уилсон и не подозревает, куда ведет эта тропа: «Важно только то, что внутри, а все, что происходит во внешнем мире — не имеет значения», — учат мастера дзен.

Не нужно бояться смерти, считает К. Уилсон, ведь энергия человека все равно сохранится в этом мире.

Да, западный техницизм пытается нивелировать личность, свести все потребности к простым внешним материальным благам. Между тем цель дзен-буддизма — вернуть человека к истоку жизни, к самому себе и познанию своей внутренней Вселенной.

Философии Востока и Запада словно расположены на одной числовой прямой, причем устремлены в разные стороны. Они совсем рядом… но совершенно несовместимы.

Однако К. Уилсон явно этого не знает. И бьется всей мощью своего таланта в каменную стену рядом с распахнутыми настежь воротами, стремясь попасть с привычным ему прагматизмом в эфемерный мир духовности, рождая произведения, исполненные страсти и надежды… И вдруг — прорыв!

Роман Колина Уилсона «Мир Пауков» отличается от прочих его творений, как утренний рассвет от пыльного подвала. Его можно смело поставить в один ряд с романами Чарлза Диккенса, Уильяма Теккерея и Вальтера Скотта. Возникает впечатление, будто на свет явился совершенно новый, самобытный гений.

В первую очередь, «Мир Пауков» — это яркий, неожиданный, но удивительно правдоподобный мир.

Когда-то, давным-давно, испугавшись гигантской кометы, человечество полностью эвакуировалось в иные звездные миры. За прошедшие столетия отдельные группы людей, по каким-то причинам не попавшие на звездолеты, размножились и заселили опустевшую Землю. Однако за те же самые века земные насекомые выросли до размеров современных зверей, а пауки-смертоносцы (и небольшая кучка жуков-бомбардиров) даже приобрели разум и могучие телепатические способности. В результате восьмилапая раса поработила Homo sapiens и унизила до уровня домашнего скота.

«Мир Пауков» — это столь же яркая сюжетная линия, захватывающая, полная неожиданных поворотов, и, наконец, характерный для творений Уилсона глубокий внутренний мир главного героя.

Найл отнюдь не представитель королевского рода, он даже не потомок какого-нибудь, пусть самого захудалого, вождя. Это просто маленький дикарь из каменного века, живущий посреди пустыни. Постоянная нехватка пищи и воды не позволила ему вырасти, он небольшого роста, тощий, однако жилистый и выносливый.

Уилсон описывает повседневную жизнь героя, его путешествия с семьей от оазиса к оазису, схватки с муравьями, скорпионами, муравьиными львами. Имея всего лишь копьес каменным наконечником, Найлу приходится вступить в схватку с гигантским тарантулом. И сейчас-то этих тварей люди предпочитают обходить стороной — а мальчишке противостоит чудовище едва ли не выше его ростом! И в тоже время он вместе с родственниками вынужден таиться от пролетающих на воздушных шарах смертоносцев, прятать не только тело, но и мысли, ведь пауки — телепаты. Постоянная насущная необходимость то выкладываться до последней капли сил, то подавлять малейший внутренний порыв, превращаясь в бездушный предмет, выковала его характер и закалила волю настолько, что однажды Найл вышел победителем из схватки со смертоносцем, а не замер парализованный, как прочие живые существа. Суровая и безжалостная пустыня научила Найла не просто выживать, но превыше всего ценить и понимать свободу.

Найл выбирает свободу, когда принцесса Мерлью, дочь Коззака, повелителя подземного города Диры, предлагает ему свою любовь. Найл выбирает свободу и тогда, когда Смертоносец-Повелитель предлагает ему власть над всеми людьми города пауков.

Попав в плен, мальчишка из пустыни ужасается тому, как изуродовали восьмилапые психику покорных им людей. Пауки заставили женщин помыкать мужчинами; пауки поедаливсех, перешагнувших сорокалетний рубеж, цинично называя это путешествием в «Счастливый Край»; пауки под страхом смерти запрещали половые контакты мужчин и женщин, борясь таким образом с вырождением своего «домашнего скота», Найл обнаруживает целые кварталы, населенные калеками — десятым, выродившимся поколением рабов.

Перед нами красочное и реалистичное описание рабовладельческой цивилизации разумных пауков — их корабли, жилища, повозки, отношение к слугам, уклад жизни, их властность. Но сквозь яркую мишуру описания явственно проглядывает глубочайшее убеждение К. Уилсона, что человек даже генетически не может быть рабом. Десяток поколений селекции в сторону покорности — и потомки превращаются в умственных и физических уродцев, годных разве что в пищу. Смертоносны вынуждены ловить свободных людей, дабы привнести свежую кровь в жилы «рафинированных слуг».

Найлу предлагаются роскошные покои во дворце, драгоценности, деликатесная еда, любые женщины на выбор, власть над всеми «двуногими» города (даже этот труд пауки норовят переложить на плечи людей) царский подарок, от которого и в мыслях не возникло отказаться правителю Коззаку, также попавшему в плен. Быть производителем — не слишком тяжкий и, пожалуй, приятный труд. Сделавшись правителем над людьми в городе пауков, отец принцессы Мерлью радуется своей удаче, вычеркнув из памяти, что от многочисленного населения города Диры, захваченного смертоносцами, в живых остались считанные десятки, если не единицы.

Вот оно, ужасающее К. Уилсона западное мышление: неограниченные материальные блага — что еще нужно для счастья?

Но Найл не таков, он обладает высокой духовностью и обостренным чувством свободы. Найл бежит из дворца и в награду получает от Белой Башни — компьютера, оставленного наблюдать за Землей, — вторую составляющую полноценной личности: Знание. В эту минуту мальчишка, столь долго бывший героем Духа, противостоявший давлению извне благодаря внутреннему несгибаемому стержню, становится героем действия — вместе со слугами жуков-бомбардиров Найл вскрывает всеми забытый арсенал; они вооружаются жнецами — всесокрушающим ручным оружием, устраивают смертоносцам кровавую бойню, а затем отправляются в Дельту искать почитаемую пауками Великую Богиню (Богиней оказывается гигантский корнеплод, споры которого занесла на Землю давешняя комета).

«Огнем и мечом» прокладывают люди себе дорогу, приводя в ужас все живое. В один прекрасный миг сгустившийся вокруг всеобщий страх пробуждает в Найле его духовное начало, отступившее было на второй план. Герой без колебаний собирает все оружие и выбрасывает его в реку, сдаваясь на милость великой Богине. Владычица всего живого отвечает человеку благосклонностью, наделяя властью уже от своего имени.

Найл возвращается в город повелителем, Посланником Богини, символом истинной свободы для людей.

Любой другой писатель остановился бы на этой мажорной ноте, однако К. Уилсон дает своим героям еще три дня. Всего три дня, но мы видим, как избавленные от хозяев слуги все это время валяются кверху брюхом, не желая ничего делать. Им и в голову не приходит, что от повседневного труда зависит в первую очередь их собственная жизнь. Рабы привыкли выполнять приказы под страхом наказания и жить на всем готовом. Трудиться добровольно? Глупость! И на третий день Найл… сам обращается к паукам с просьбой заставить «свободных людей» выйти на работу. Читателю становится ясно, что история отнюдь не закончилась, что внешняя идиллия сосуществования восьмилапых и двуногих в первого же дня заметно отличается от внутренних механизмов, регулирующих их жизнь.

Так настал ли час свободы? К. Уилсон не торопится отвечать на этот вопрос. Мастерски интригуя читателя, он неторопливо рассказывает о проникновении в город лазутчиков Мага — таинственного обитателя горных окраин, способного вселять злые души в камни и безделушки, оживлять своих мертвых слуг и управлять стихиями…

Несколько слов хотелось бы сказать о нумерации книг сериала. НПО «Мир и Семья-95», неоднократно издававшее К. Уилсона с 1992 по 1997 год, отошло от нумерации самого автора, выпустив в 1997 году два тома под названием «Мир Пауков-1» и «Мир Пауков-2». Издательство «Северо-Запад» восстанавливает принятое на Западе разбиение сериала на книги, начиная знакомить читателя с новинками, речь о которых пойдет ниже.

Мир Пауков, рожденный фантазией гениального писателя, не успел раскрыть и сотой части своего потенциала. Мы знаем, что битвы людей и пауков проходили с переменным успехом, а значит, рядом с империей пауков, поработивших людей, вполне могут сосуществовать страны с прямо противоположным строем, или государства, где люди и пауки оказались равны. Виток эволюции породил Мага — точно так же он мог возродить и техногенный строй. Смертоносцы запрещали своим слугам иметь образование и пользоваться инструментами, а значит, интеллектуальное и техническое наследие далеких предков до сих пор еще не тронуто. Собратья Богини Дельты, разбросанные по планете, стремятся воссоздать на Земле цивилизацию своей прародины, а столь же щедро разбросанные Белые Башни сообщают о происходящих здесь переменах людям на далеких звездах— и те вполне могут вернуться… Да и сам главный герой растет, превращаясь из мальчишки в юношу, а значит — изменяется.

Безусловно, К. Уилсон понимал открывающиеся перспективы и стремился наполнить их. Он уже сообщил поклонникам. что пишет новые книги: «Зона сумрака» и «Новая Земля», но…

Но главный герой, наделенный К. Уилсоном величием Духа и величием Знания, оказался в весьма трудном положении: для развития духовного начала ему необходим покой и самосозерцание, причем все нужное для собственного, личного счастья он хранит в себе, а звание Посланника Богини вынуждает его занять пост правителя, заботиться о мелких нуждах населения города, постоянно решая наваливающиеся проблемы.

Могучий Дух устроил ловушку своему владельцу, загнав его в капкан Власти.

Великий К. Уилсон в очередной раз ударился о стену и… сломался. Долгие шесть лет не появляется обещанное им продолжение. Философ слишком близко ассоциировал себя с героем, чтобы позволить ему сдаться, отказаться от одной из двух составляющих личности — и в то же время не видит логичного пути для дальнейшего развития.

По счастью, за прошедшие годы выросло поколение последователей, которое не осмысливало учение К. Уилсона, а просто приняло его как данность. Один из них — Нэт Прикли (род. 1962) — решился продолжить дело учителя. Этот писатель не мучается в тяжких раздумьях о том, как поведет себя герой, совмещающий начала Востока и Запада, Духа и Знания, он ощущает это изнутри, как нечто обычное и естественное. Достойный ученик, он сумел сохранить в неприкосновенности атмосферу вселенной К. Уилсона, ее философскую концепцию, личности ее героев, но шагнул дальше учителя.

Дорогой Читатель, я искренне рад за тебя! Благодаря таланту Нэта Прикли после долгого, почти шестилетнего перерыва ты можешь вновь войти в красочный и яркий, переливающийся множеством граней, полный неожиданных происшествий и парадоксальных открытий мир. Романом «Цитадель» издательство «Северо-Запад» открывает захватывающий сериал «Мир Пауков», созданный достойными продолжателями дела «корнуэльского мыслителя». Не пропускайте новинок!

Александр Прозоров

ЧАСТЬ 1

ХИЩНИКИ ГОРОДА

Найл стоял у открытого окна и смотрел прямо перед собой, на серую щербатую стену заброшенного здания. Прямо в лицо били с чистого голубого неба яркие солнечные лучи, легкий ветерок проскальзывал по подоконнику и бессильно ронял человеку на ноги желтоватую пыль. Время от времени с гулким жужжанием появлялась небольшая, с палец, зеленая муха, совершала вдоль стен круг почета, но, не найдя ничего интересного, отправлялась дальше. С улицы доносились то веселые крики ребятишек, то отрывистые команды надсмотрщиц, но правитель города никак не реагировал на происходящее вокруг — он неподвижно замер, точно неотличимый от изваяния сторожевой паук у входа во дворец.

Скрипнула дверь. В комнату вошла Джарита, осторожно кашлянула. Найл не шелохнулся. Девушка переступила с ноги на ногу, шагнула было вперед, но остановилась в замешательстве, не решаясь прервать размышления господина. Служанке было невдомек, что повелитель города пауков не думал. Он чувствовал. Это происходило уже не первый разс тех пор, как пришедшая из глубин вселенной Богиня Дельты поставила его во главе мира: он сливался с городом.

Сознание Найла расширилось и как бы накрыло собой этот громадный муравейник людей и гигантских насекомых, впитало его, стало неотделимой частью. Он ощущал не столько каждого паука, жука или человека в отдельности — хотя, безусловно, присутствовало и это, — сколько необъятное живое существо, образованное переплетением жизненных полей, мыслей, чувств всех обитателей поселения. Как одноклеточные животные — крохотные частицы тела — соединяются в более высокоразвитый организм, так и жители города являлись, не замечая того, частицами нового, более крупного живого существа. И это существо болело.

Еще не залечилась рана, образованная взрывом арсенала, еще не успела стать привычной подаренная людям свобода, а в плоти города уже назревал новый гнойник.

Найл, которому в начале правления пришлось отлавливать шпионов таинственного Мага из черных гор и пресекать баловство пауков-людоедов, даже не подозревал, что самая страшная беда придет не из-за нарушения Договора, а из-за его соблюдения.

Пауки всегда любили человеческое мясо, считая его величайшим деликатесом, но тем не менее, после смерти Скорбо и казни его сообщников, свято соблюдали данную клятву и ни при каких обстоятельствах на людей не нападали. Они ловили чаек, мух, крыс, которых уже почти не осталось, они голодали, однако людей не трогали. Впрочем, любой паук-смертоносец может прожить без пищи больше года — он просто перестает расти.

Увы, первые последствия такой честности оказались весьма неприятными.

Вначале трупы стали появляться в квартале рабов. Явление для города пауков непривычное — ведь раньше люди бесследно исчезали, оказываясь в хелицерах или сетях восьмилапых охотников, и своей смертью умирали довольно редко. Рабы или, как их теперь принято было называть, «неголосующие граждане» поначалу не обращали на мертвецов внимания. Несмотря на новое звание, они оставались теми же, кем были и раньше, — безмозглыми уродами, полностью выродившимся одиннадцатым и двенадцатым поколением людей-рабов. Но очень скоро ядовитое зловоние пробило брешь в безразличии, и рабы стали вывозить трупы на помойку вместе с прочими отходами.

В недобрый час слухи о мертвых телах среди груд мусора дошли до жаждущего славы члена Совета Свободных Людей Бродуса. Советник страстно выступил на ближайшем заседании, требуя отдавать последние почести усопшим.

Найл искренне считая, что мертвым уже все равно, предадут их земле или кремируют, но советник Массиг и советник Дион едва не подрались, настаивая каждый на своем ритуале похорон. Умница Симеон, лучший и единственный врач в городе, для успокоения нервов посоветовал отложить вопрос на неделю.

Но уже через два дня стало не до заседаний: Симеон заметил работающих в городе «неголосующих граждан» с черными пятнами на теле и большими вздутиями на плечах и под мышками. Побелевший от ужаса, он кинулся в кварталы рабов и практически в каждом доме обнаружил умирающих или уже мертвых рабов.

Эпидемия обрушилась на город внезапно, как оса падает на спину сытого и сонного паука. При внимательном осмотре признаки заболевания обнаруживались почти у всех «неголосующих граждан».

По совету Белой Башни Найл применил древнейшую и единственно возможную, хотя и довольно жестокую, меру — карантин. По его просьбе пауки в считанные часы отрезали кварталы рабов своими липкими тенетами. Только Симеон с двумя помощниками допускались в изолированный от города вымирающий район.

Драконовские меры дали свой результат: к тому дню, когда болезнь прокралась-таки в тела полноценных людей, Симеон нашел несколько выздоровевших рабов и сделал из сыворотки их крови вакцину.

Из сотен тысяч рабов выжило не больше тысячи. Горы полуразложившихся трупов, вынесенные на берег реки, были сожжены Доггинзом в присутствии Найла, Смертоносца-Повелителя и Хозяина из выданного жуками жнеца, и правители единогласно решили не считать этот случай использования оружия нарушением Договора.

Именно в напряженные дни эпидемии Найл научился чувствовать город, сливаться с ним сознанием. Он уже предвкушал тот миг, когда гигантский организм вздохнет спокойно, расслабится на берегах реки, словно липа под лучами солнца. Увы… Это мгновение никак не наступало. Вот и сейчас он ощущал напряжение в сложной паутине желаний и судеб, составлявших тонкую ауру города, его энергетическое тело…

Джарита снова тихонько кашлянула и испуганно шарахнулась назад к двери.

Найл вздрогнул. Тончайшая ментальная связь мгновенно прервалась, сознание как бы скомкалось, возвращаясь в черепную коробку, и еще несколько тугих ударов пульса правитель города не мог прийти в себя, понять, где он и что он, но наконец тряхнул головой и отвернулся от окна.

— Пришел Симеон, мой господин, — почтительно склонилась служанка. — Он просил передать, что дело очень спешное.

— Так я и знал, — ответил Найл, вспоминая ощущение опухоли в ауре города. — Пригласи его сюда.

За время борьбы с эпидемией Симеон почернел, сгорбился и ссохся, лицо его покрылось множеством мелких морщинок, кожа рук стала желтой и точно пергаментной, зато в движениях появилась заметная уверенность и живость, порою переходящая в торопливость.

— Привет, Найл, — поздоровался он с порога и тут же развернулся, нервно дергая полы выцветшей туники. — Поехали со мной, ты должен это видеть.

— Что?

— Поехали. Пока не увидишь, не поймешь серьезности проблемы.

Найл смахнул с подоконника нанесенную ветром пыль и закрыл окно.

— Куда мы хоть едем?

— Позволь взять твою коляску, — словно не услышал вопроса Симеон, — мои гужевые валятся с ног.

В принципе главный и единственный медик города предпочитал, как и Найл, ходить пешком. Ездить на людях он считал неприличным. Однако несколько недель эпидемии, во время которой он спал лишь то время, пока его перевозили с места на место, коренным образом изменили мировоззрение Симеона. Теперь он без колебаний накладывал свою трясущуюся руку на все, что только могло помочь ему в защите города от болезней или сберечь силы в достижении этой цели. Он обзавелся новым домом рядом с больницей (выгнав оттуда прежних жильцов), поставил в спальню огромную мягкую кровать (ранее принадлежавшую Каззаку), обзавелся бассейном с подогревом и даже читал только при трех светильниках. А на первый же вопрос вездесущего советника Бродуса категорически отрезал: «Я не собираюсь портить глаза, экономя жалкие капли горючего масла. В один прекрасный день мое зрение может спасти чью-то жизнь».

— Коляска правителя во дворе, — сообщила вынырнувшая из темного коридора Нефтис. — Вы надолго?

Найл пожал плечами, а Симеон просто пробежал мимо. Начальница охраны бросила на повелителя вопросительный взгляд.

— Не волнуйся, — утешил ее Найл, — сражений не предвидится.

— К обеду вернетесь?

— Насколько я знаю Симеона — вряд ли.

Улица дохнула на него жаром. Он в очередной раз поразился терпению пауков. Два стражника-смертоносца высились у крыльца на самом солнцепеке — недвижимы, невозмутимы, непобедимы. Найл осторожно коснулся их мыслей: удивительная смесь смертельной угрозы и абсолютного покоя, — Ну давай же, давай, — поторопил из коляски Симеон, экономя секунды.

К удивлению Нейла, гужевые побежали не в сторону больницы, а к реке.

— Мне нужны рабы, переболевшие чумой, — без всякого вступления заговорил Симеон. — У нас нет холодильников, чтобы хранить вакцину. Поэтому выздоровевшие рабы всегда должны находиться под рукой. Сыворотка их крови может понадобиться в любой момент! А советник Бродус требует отпустить всех на волю. Он говорит, что даже неголосующие граждане имеют право на свободу. А где я их ловить потом буду, если что?! Забыли уже про эпидемию?!

— Нет, не забыли, — ответил Найл.

Вот так всегда — «неголосующие граждане» имеют право на свободу, как и все прочие. Но их нельзя отпускать, они — ходячее лекарство. Как совместить и то и другое?

— А ты уговори их остаться добровольно. Корми повкуснее.

— Уже. А Бродус лезет к ним в комнаты и предлагает пойти погулять! Что он сует свой нос во все щели?! Ему делать больше нечего? Зашли ты его куда подальше, хелицеры ему в бок. Отправь к чертовой матери с почетным поручением, надоел ведь хуже горькой редьки.

— Не могу. Он советник, а не посыльный.

— Отправь, Найл, а то ведь я не выдержу, использую для опытов, будет он мне вакцину производить, если жив останется. «Кормлю я их часто», «кормлю я их часто»… Вот сампусть покушает.

От эмоциональной речи медика Найла отвлекло странное зрелище: множество женщин шло по направлению к реке, и каждая держала в руках по младенцу.

— Что это, Симеон? — положил он руку медику на плечо.

— Свобода это, Найл, собственной персоной.

— Ты меня не понял…

— Это ты меня не понял. Это все — плоды свободы. Девять месяцев назад ты заключил новый Договор и разрешил мужчинам и женщинам жить вместе.

— Так вот оно что… — начал понимать Найл. — А куда они несут детей?

— В детскую.

— Но ведь по Договору они имеют полное право оставить детей дома!

— И что они будут с ними делать? Ты родился и вырос в пустыне, Найл. В семье. А они воспитаны пауками. Им всю жизнь твердили, что дети должны расти отдельно, на этом отрезанном от города речном острове. За нарушение — смерть.

— Но Договор…

— Да не наказания они боятся! — горячась, перебил Симеон. — Просто другого положения дел не представляют. Вот и несут детей к острову, на воспитание. Может, кто дома и оставил, не знаю, но большинство — здесь.

Дорога пошла под уклон, и Найл увидел остров, изгиб реки перед ним и берег, усыпанный, уложенный, устланный младенцами. Между берегом и островом сновали лодки.

— О, Богиня Дельты… — охнул Найл.

— Подожди охать, главное еще впереди.

Мышцы гужевых мужиков вздулись, спины выпрямились — теперь им приходилось не тянуть коляску, а тормозить ее.

— Надо объяснить, что теперь детей можно растить дома, самим, что отказываться от них необязательно, — продолжал волноваться Найл.

— Да, объяснить, — хмыкнул Симеон. — Ты знаешь, как кланяться женщине, если она разговаривает с пауком, а тебе нужно пройти мимо?

— При чем тут поклоны? — удивился Найл.

— А при том, что ты вырос в пустыне, в семье, с отцом и матерью, с братьями и сестрами. А все они, — Симеон обвел рукой вокруг, — на детском острове, и имеют такое же понятие о воспитании детей, какое ты — о правилах поклонов. Да и не это самое главное. — Тут медик поднялся на ноги и заорал на гужевых: — Да стойте вы, наконец! Половину подкидышей перетопчете.

Гужевые осторожно опустили оглоблю и с облегчением уселись в дорожную пыль. Множество детей лежало по обочинам дороги, и чем ближе к реке, тем гуще. Две лодки пытались перевезти на остров тысячи оказавшихся на берегу младенцев, но явно не управлялись.

— Откуда их столько?

— Сам посчитай, — пожал плечами Симеон. — До эпидемии в городе жило примерно полтора миллиона человек. Где-то треть служили паукам и получили от тебя право жить семьями. Тысяч пять остались преданными старым хозяевам и выполняют их приказы даже в смысле продолжения рода. Еще тысяч сто пока не доросли до половозрелости. Остается четыреста тысяч здоровых людей, двести тысяч женщин. И все они заимели возможность жить вместе, вступать в интимные отношения, рожать. Причем произошло все это практически в один день!

— Этого не может быть! Ведь не станут же мужчины и женщины спать вместе так, сразу, без всяких чувств, без предварительного знакомства, ухаживания, не думая о будущем…

— За них пауки все время думали! — грубо перебил Симеон. — Сами они к этому не приучены. Их под страхом смерти раздельно содержали, а тут вдруг сразу все можно! Случилось то, что называется «дорвались». Кое в чем ты прав, многие женщины оказались разборчивыми и не кинулись в постель к кому попало. Но даже они быстро нашли себе достойных мужей.

— Мужей?

— Да, да, мужей. Здесь не пустыня, за выживание бороться не нужно. Как ставили пауки женщин выше мужчин, так и осталось. А радости от этого только то, что полтораста тысяч детей принесли не в один день, а где-то в течение месяца.

— Как же нам их всех вырастить…

— Да не о том ты думаешь, правитель! — вскипел Симеон. — Я про такие плоды «свободы» с самого начала догадывался! Ты на это посмотри…

Симеон довольно грубо схватил правителя города за шкирку и пригнул к ближайшему младенцу. В первый момент Найл не понял, в чем дело, и вдруг обожгло: ноги! У младенца были непропорционально малюсенькие, с половину детской руки, тоненькие ножки. Словно для контраста рядом лежал ребенок совершенно без рук, дальше — с маленькой, скулачок, головкой, дальше — со сросшимися ногами, и так без конца — однорукие, безглазые, с кривыми телами, без лиц вообще…

— Ну как? Что будет, когда мы их взрастим? — с внезапной усталостью спросил Симеон. — Новый квартал рабов? А потом еще квартал, еще… Через пару десятилетий здесь будет стоять город уродов.

Найл молчал. Он вспомнил давний, очень давний разговор с правителем Каззаком: пауки ловят в пустыне людей, чтобы добавить новую, свежую кровь в жилы своих слуг. Вот оно, десятое, выродившееся поколение.

— Неужели совсем нет здоровых детей?

— Немного есть. За последнюю неделю принесли пять хорошеньких младенцев из твоего дворца — Вайг, наверное, постарался — и двести пятьдесят шесть здоровых детей из дворца Смертоносца-Повелителя — пауки всегда были умелыми селекционерами, а их служанки покорны им во всем. Со всего остального города нам не набрать и половины нормальных… Вот так.

— И что теперь делать?

— В этом городе ты правитель, Найл… А теперь извини, у меня очень много работы. — И он частыми короткими шажками поспешил в сторону реки.* * *

Далеко внизу, так далеко, что люди казались маленькими точечками, проносились машины, и их рев, поднимаясь к Найлу, сливался в однообразный гул, словно от пролетающей мухи. Где-то рядом звучала ритмичная музыка, напротив, на крыше дома, сверкала реклама варьете.

— И где, по-твоему, мы находимся? — спросил Стииг, уютно расположившийся в кресле-качалке.

— Нью-Йорк, конец двадцатого века, — предположил Найл.

— Неплохо. Ты делаешь успехи. — Старец неспешно погладил окладистую бороду и поднялся из кресла. — Тогда пройдем с балкона в кабинет. Здесь слишком шумно.

Умом Найл понимал, что и Нью-Йорк, и старец — все это обычная голограмма, но точность деталей и естественность поведения Стиига каждый раз заставляли поверить в реальность происходящего.

Кабинет был отделан мореным дубом, у окна стоял огромный стол из красного дерева с мраморной столешницей, на нем — компьютер, письменный прибор, два телефона и небольшая фотография в рамочке.

— Это жена Торвальда Стиига, Анна, — счел нужным сообщить старец и жестом предложил Найлу сесть на мягкий диван, поставленный напротив окна.

— Ты знаешь, что происходит в городе, Стииг?

— Разумеется. Выводя послушных безвольных слуг, пауки слишком уменьшили количество возможных хромосомных комбинаций, и у новорожденных оказалось много рецессивных генов. Поэтому практически все дети родились со значительными отклонениями от нормы. — Старец немного подумал и добавил: — Большинство из них умрут в ближайшие дни.

— Но ведь таким образом в городе скоро не останется нормальных людей!

— Останутся. У женщин, служащих паукам, рождаются дети практически без отклонений.

— Ты хочешь сказать, что в конце концов город вновь окажется населенным слугами пауков и безмозглыми уродливыми рабами?

— Да, — подтвердил Стииг без малейших эмоций.

— Но это нечестно! — Найл вскочил и заметался; по кабинету из угла в угол. — Почему свободные люди должны вырождаться, а слуги спокойно жить и плодиться? — Он остановился перед старцем. — Должен быть способ остановить вырождение! Свободные люди обязаны рождаться сильными, умными и красивыми!

— Это закрытая информация, — столь же невозмутимо сообщил Стииг.

— Как это «закрытая»? — не понял Найл.

— Доступ к файлам с этой информацией возможен только по специальному паролю.

— Но почему?!

— В истории человечества уже были попытки вывести расу сильных, красивых и умных людей. И все они заканчивались национализмом, фашизмом, войнами, кровью, разрушениями. Это очень опасное желание, Найл. И в моей памяти всякий доступ к подобным знаниям запрещен.

— Но ведь пауки знакомы с этой тайной?