Чтение 8–й страницы книги ~Цитадель~

— Тяните.* * *

Проснулся Найл от аппетитного запаха жаркого. Он повернулся с боку на бок, натянул одеяло на голову, но манящий запах забрался и туда.

— Кстати, вставать к завтраку необязательно, — услышал он знакомый голос, приподнял край одеяла и осторожно выглянул. В кресле рядом с кроватью сидел Симеон с бокалом в руке. Медик сделал глоток, причмокнул и продолжал: — Завтрак тебе полагается в постель. Это я как врач настаиваю.

— Да? — не поверил такому подарку правитель.

— А как же. Ты свое дело сделал. Вокруг входа в подземелье оцепление, Смертоносец-Повелитель в раздумьях, Дравиг в приемной. Можно теперь и поваляться, набраться сил.

— Дравиг в приемной? — встрепенулся Найл.

— Ничего, подождет, — сделал еще глоток из бокала Симеон. — Для пауков это дело привычное. Нефтис я точно такой же лечебный режим назначил, так что о ней можешь не беспокоиться. Так как насчет завтрака? Тут есть пяток прекрасно прожаренных личинок карликовой тли… Прошу прощения, уже только четыре.

— Не откажусь. — Найл сдвинул одеяло и присел в постели.

— Только ответь сначала на один вопрос. — Симеон потянул поднос с завтраком к себе. — Ты видел хищников?

— Видел. А еще видел огромные подземные залы, длинные тоннели, узкие лазы с комнатами в конце. Видел самый настоящий грибной огород, видел целый лес, изготовленный из пластмассы. Ты знаешь, Симеон, там куда больше загадок, чем ответов. Вот, например: мы видели, как хищники выращивают продукты. Если у них есть своя пища, то зачем они рискуют и охотятся на пауков?

— Почему ты решил, что грибы выращивают именно хищники, а не подземная раса крестьян? Почему ты решил, что на пауков охотиться рискованно? Покамест больших потерь в рядах хищников не видно. И наконец, им может требоваться мясо. Без мяса человек вырождается. — С этими словами Симеон поставил поднос Найлу на колени.

— Ага, спасибо, — обрадовался правитель и внезапно вспомнил: — Да, а как там Шабр?

— Двигаться еще не может, но уже разговаривает. Похоже, одиночные спуски паукам на пользу не идут. Ну да об этом пусть Смертоносец-Повелитель голову ломает. А мы давай подумаем о людях.

— А что? — не очень разборчиво буркнул Найл, уже перенесший внимание на жаркое.

— За последние пятнадцать дней на остров детей было принесено два здоровых ребенка из города и пятьдесят три из дворца Смертоносца-Повелителя. Кстати, почему-то только девочек.

Найл кивнул, запивая личинку тли добрым глотком вина.

— Воспитываются дети служительниц Смертоносца строго пауками, как я ни старался распространить на них звание «свободных от рождения». Похоже, за право растить детей они готовы даже драться, хотя до этого я, конечно, не доводил. Вот и возникает вопрос: зачем пауки отпустили нас на волю?

— Мы сами добились свободы, — напомнил Найл, вытирая ладонью губы.

— А разве нам кто-то сопротивлялся? Ты пришел, от имени Богини заявил о своем праве повелевать, и Смертоносец-Повелитель покорно дал всем вольную. За право на любого новорожденного ребенка они готовы в глотку вцепиться, а вот всех людей скопом почему-то отпустили!

— К чему ты ведешь? — Найл откинулся на подушки и громко рыгнул, тут же испуганно прикрыв рот рукой. — Извини. Я хотел сказать, что мы уже обсуждали этот вопрос. Да,здоровые дети теперь редкость. Пауки умеют подбирать мужей своим стражницам и не хотят терять полученное такими стараниями потомство.

— Ты так говоришь, будто это не люди, а скот.

— Согласно Договору, они сами выбрали жизнь домашнего скота при Смертоносце-Повелителе. Теперь обижаться поздно.

— Ладно, не это главное. Соотношение здоровых детей от свободных и от стражниц сейчас примерно один к тридцати и быстро меняется не в нашу пользу.

— Послушай, Симеон, мы ведь начали эксперимент…

— Нас дурят, Найл! — закричал во всю глотку Симеон. — Просто дурят! Когда мы получим результаты? Лет через пятнадцать? А какие они будут? Если удастся распространить эксперимент на всех, то когда появятся результаты? Да нас всех уже в живых не будет!

Он вскочил и забегал по комнате.

— Мы тут пыхтим, стараемся, изобретаем, боремся, а они просто ждут. Они умеют ждать.

Симеон остановился и застучал кулаком по лбу:

— Нас просто выкинули. Пауки сообразили, что «домашние люди» выродились в беспородный скот, и просто выкинули прочь! А для успокоения назвали это свободой. Причем мы же им еще и помогли! Знаешь, что будет с человечеством через пятьдесят лет? Мы все просто вымрем. Эксперимент по «улучшению породы» уже идет. Радикальная чистка наследственности. Всем можно скрещиваться со всеми, а урожденные калеки с нашего же разрешения истребляются. Два, три поколения — очистится полсотни, может, сотня здоровых людей, годных на племя. Для выведения новой чистой «породы». Он снова сел в кресло.

— Наши эксперименты годны только для самоуспокоения. Для успеха просто не хватит времени. Я подсчитал: результат эксперимента станет известен лет через десять, когда младшие дети достигнут хотя бы семилетнего возраста и у них не будет никаких наследственных заболеваний. За это время население уже уменьшится на треть, но этоневажно.

— Постой, почему на треть?

— Потому, что сейчас у нас взрослые стареют, а дети почти не рождаются. Понятно?

— Почти.

— Дальше… Считай. По самым благоприятным подсчетам, здоровым выйдет только один ребенок из десяти. Значит, если на протяжении двадцати лет каждая женщина будет ежегодно рожать, то только тогда мы удержим численность населения на нынешнем уровне. И то если никто не будет болеть, погибать от несчастных случаев или еще чего… Понятно?

— Да.

— Чего тебе понятно?! Да ничего не понятно! Ни одна женщина не сможет рожать двадцать лет кряду! Десять-двенадцать детей максимум! Поколений через пять нас на планете не останется, и это в самом лучшем случае! А теперь скажи, скольких мы заставим жениться по нашей указке? Одного из десяти? Из двадцати? Из ста? Мы ведь не под пауками живем, у нас «свобода». А сколько женщин заставишь рожать непрерывно до смерти? А? Уже лет через сто на Земле останется три расы: слуги пауков, дикари и хищники.

— Ты предлагаешь запретить людям рожать? Чтобы пауки вообще без слуг остались.

— У смертоносцев все продумано. Люди получили «свободу». Ты не можешь запретить им иметь детей, как это могли пауки, не можешь приказать женщинам рожать детей от «дикарей», как это делали пауки. Кстати, и «дикарей» у нас в руках нет. Даже дохленький эксперимент в соседнем доме держится лишь на надежде, что люди добровольно согласятся его продолжить. А если и согласятся, это ничего не изменит. Вот так. Мы в глубокой яме, из которой не выбраться, и варимся в собственном соку. А Смертоносец-Повелитель важно признает любые наши права по Договору и ждет, когда настанет пора снимать сливки.

— Убедительно, — признал правитель, — но не вешаться же нам теперь!

— Нет, — отрицательно покачал указательным пальцем с коротко обкусанным ногтем Симеон. — Мы должны сделать такой ход, которого Смертоносец-Повелитель не ждет, которого невозможно предугадать.

Медик наклонился к самому лицу Найла и прошептал:

— Ты должен договориться с хищниками. — Голос его еще более понизился. — Но не о мире. Ты должен договориться о нападении.

— Да ты спятил! У нас со смертоносцами Договор!

— Идиот. — Симеон покрутил пальцем у виска. — Они должны напасть не на пауков. Они нападут на людей!

Найл лишился дара речи. Он лежал, глупо открыв рот, и ясно чувствовал, как глаза его вылезают из орбит. Симеон покраснел, заерзал в кресле, принялся отряхивать совершенно чистую тунику, почесал ухо, причем все время глядя мимо Найла, и наконец свистящим шепотом заговорил:

— Это единственный способ выжить. Иначе люди вымрут. Совсем. Ты понимаешь это?

Найл, продолжая ошеломленно молчать, помотал головой.

— Они не встретят никакого сопротивления. Оружия у нас нет, всякая воля к борьбе задавлена на корню, мы с детства приучены к хозяйскому понуканию и безропотному повиновению. Хищники согласятся. Должны согласиться. Они несколько раз нападут на город, возьмут все, чего захотят, и изнасилуют наших женщин.

Правитель только сглотнул. От услышанного в голове его вспенилось такое количество мыслей и эмоций, что он просто не знал, с чего начать говорить. А потому молча слушал.

— Мы получим самое лучшее доказательство своей лояльности. Раз хищники нападают на нас, то мы им не союзники. А самое главное: женщины свободных людей начнут рожать здоровых детишек. Человечество будет спасено!

— Мне кажется, ты совсем сбрендил на почве спасения человечества. — Найл наконец обрел голос. — Договариваться о нападении на самих себя…

— Ты просто не успел обдумать эту мысль, — горячо зашептал Симеон, наклонившись к правителю. — В этом нет ничего страшного. Раньше смертоносцы заставляли людей спариваться и рожать детей от тех, кого они выберут. Это было нормой. Если хищники прикажут женщинам принять свое семя, жительницы города выполнят вполне привычную инструкцию. Это совсем не страшно. Зато мы спасем нацию!

— Хищники не могут приказать, — внезапно понял Найл, понял только в тот миг, когда произнес. Он довольно много думал об этом, прикидывал и так и этак, и сейчас вдругиз суматохи мыслей выскочил готовый ответ: — Они вообще не разговаривают.

— Как это — не разговаривают? — споткнулся на полуслове Симеон.

— Совсем. Мы встретились под землей с хищником. Нефтис попыталась с ним заговорить, а я — прощупать сознание. Он не отреагировал ни на меня, ни на нее, ни на паука, ни на слова. Он не отреагировал ни внешне, ни в сознании. Просто прошел, как мимо пустого места. — У правителя запершило в горле. Он откашлялся и продолжил: — Белая Башня предполагала, что хищники просто приспособились скрывать сознание, чтобы прятаться от пауков. Но под землей не от кого прятаться. К тому же хищник не просто скрывал сознание, он действительно был без него. Симеон, он вел себя как самый настоящий покойник.

— Первый раз слышу о бродячих покойниках! — хмыкнул медик.

— Потому что живешь здесь, а не внизу! — От волнения правитель даже поднялся в постели. — Сколько ты видел мертвецов? Пять? Десять? Погибших от болезней или от травм? Люди нашего мира умирают в желудках пауков.

— Но от этого они не становятся живее!

— На поверхности у людей слишком рано погибает тело, а душа отправляется в вечное странствие. Что будет с человеком, если у него вместо тела умрет душа? Молчишь? А явидел именно это. Бродячее тело, у которого нет ни души, ни сознания.

Настала очередь Симеона изумленно призывать Великую Богиню.

— Как ты собираешься договариваться с мертвецами, мой дорогой друг?

— Стоп! — Симеон вскинул ладонь. — Если там есть живые тела людей с мертвыми душами, то и тела пауков…

— Ошибаешься, — перебил медика Найл, откинувшись в постели. — Души пауков не покидают тела после смерти. Даже древнюю мумию можно накачать живой энергией и разговаривать с душой. Я разговаривал с Хебом Могучим, разговаривал с Квизибом Мудрым. Сам, лично. Пауки едины душой и телом. А люди — нет.

— Постой. — Симеон стал задумчиво грызть ноготь. — У человека есть три составляющих: тело, душа и разум. У пауков сильнее развита душа, поэтому они умеют сражаться своей волей и читать мысли, у человека сильнее развит разум, поэтому он способен к тонким и изящным умопостроениям. Если ты говоришь, что хищники не имеют души…

— Они мертвы, как это ни называй. Договориться с ними так же сложно, как с душой умершего.

— Если под землей есть мертвые, — вскинулся Симеон, — то должны быть и живые!

— Должны, — согласился Найл. — Но где они и кто?

— Угу. — Симеон встал из кресла, сделал пару шагов вперед, потом вскинул обе руки и отчаянно зачесал затылок. — Великая Богиня Дельты, как путается все вокруг!

— Просто только блохи размножаются, — откликнулся Найл.

— Тогда нужно просить Смертоносца-Повелителя устроить облаву в пустыне… Я скрещу «дикарей» со своими помощницами, со своими женами, наберу добровольцев… Сотни две женщин наберем. Обогнать смертоносцев мы не сможем, но хоть на равных окажемся.

— У тебя только одно на уме, — вздохнул Найл.

— Приезжай ко мне на остров, — мгновенно вспыхнул Симеон, — посмотри, сколько детей растет нам на смену. Тогда и усмехайся.

— Послушай, друг. — Найлу наконец удалось утихомирить бурю в голове и выделить главную мысль. — А ты уверен, что нация, которая для своего спасения отдает женщин на насилие, вообще достойна спасения?

— А ты уверен, — в тон ему ответил Симеон, — что стоит гадать о морали, когда речь идет о спасении нации?

— Но ведь должны же быть какие-то границы допустимого!

— Не беспокойся, Посланник Богини. Я прочитал очень много книг. Так вот, в древней Элладе, которая на протяжении всей истории человечества считалась символом культуры, женщины добровольно вступали в связь с приезжими, чтобы влить свежую струю крови в жилы детей…

— … но изнасилование приравнивалось к убийству. Ты выдергиваешь из истории только удобные для себя факты.

— Могу не выдергивать. В христианской части старого мира человек имел право только на одного партнера и за многоженство карали, как за тяжкое преступление, а в мусульманской части света жен можно было иметь сколько захочешь. А на западном Тибете одна жена покупалась на несколько мужей. Почти там же, в восточной части Тибета, достигшую совершеннолетия девочку поселяли отдельно и выделяли ей юношу для развлечений. А в Бразилии девочку для развлечений выделяли юношам, ставшим воинами. Продолжать? В рыбацких деревнях Перу некоторые женщины получали почетное право снимать усталость у вернувшихся с моря мужчин, в то время как в Европе таких женщин называли «падшими». На побережье Карибского моря жили племена, которые наказывали девиц, не имеющих любовников, групповым изнасилованием, в Африке таким же образом отмечали первую менструацию… Ну как, ты успел выделить общечеловеческую мораль? Нет ее, морали. Нет вообще. Есть только традиции, и все!

— Симеон, — мягко предположил Найл, — а может быть, именно поэтому на Земле сейчас правят пауки, а не люди?

— Возьми пример с пауков и наберись терпения. Мы спорим ни о чем. Пройдет полтора десятка лет, и у тех, кто мне поверит, вырастет новое поколение. А все остальные… Фу-у… — Он сдул с ладони воображаемую пылинку. — И все. Существует только одна мораль: мораль выжившего. А выживут только служанки смертоносцев и мои подшефные…

— Симеон, — внезапно вспомнил Найл, — где мои вещи?

— Выбросили. Ты их измочалил совершенно. Чувствуется, досталось вам крепко. Нефтис так вообще вставать не сможет еще дней десять. Омертвение тканей на левой ноге, ушибы. Будем надеяться…

— Коробка, коробка у меня была, — перебил Найл. — Неужели выбросили?

— А, коробка. Нет, Нефтис не дала. Говорила, важное там что-то…

— Где она? — опять перебил правитель.

— Да здесь. — Симеон наклонился за кресло, достал оттуда жестянку из-под порошка для газовой лампы. — Вот.

Правитель спрыгнул с постели, подбежал, выхватил коробку из рук медика, прижал к уху. Расплылся в улыбке:

— Шуршит.

— Что?

— Симеон, ты знаешь легенду о том, что все пауки, скорпионы, гусеницы, сколопендры, кузнечики, ну, все… Все они раньше были крохотными. Маленькими-маленькими.

— Слышал я эту байку. Доля истины в ней, конечно, есть, но…

— Смотри, — в третий раз перебил своего друга Найл и открыл коробку…

— Паук? — неуверенно спросил Симеон.

Восьмилапый малыш шустро помчался по ладони правителя к запястью, там приостановился, выбирая дальнейший путь, и устремился вверх по руке. Найл поймал его, вернул на ладонь. Некоторое время паучок раздумывал, потом предпринял новую попытку бегства.

— Да он же живой… — Медик, не отрывая взгляда от миниатюрного насекомого, нашарил на столе бутылку, вскинул к губам, сделал несколько судорожных глотков. — Ты поймал его в подземелье?

Правитель кивнул, в очередной раз возвращая пленника на ладонь.

— Вот теперь я тебе верю. — Симеон поставил бутылку и вытер губы. — Во все верю. И в лес подземный, и в мертвецов с живыми телами… Подержать можно?

Медик долго игрался с паучком, то отпуская его, то ловя, осторожно тыкая пальцем в серую спинку, дуя в мордашку, с искренним детским восторгом шепча: «Настоящий… настоящий». Потом внезапно вскинулся:

— Найл, ты должен немедленно отдать его Смертоносцу-Повелителю. Не дай Богиня, хоть кто-нибудь узнает, что ты держишь в плену паука.

— Да какой это паук… — не очень уверенно возразил правитель, только сейчас начиная понимать возможные последствия.

— Настоящий — не настоящий, большой — маленький, но он паук. Мы не имеем права лишать его свободы. Несмотря на размеры, этот карлик четко попадает под букву Договора. Мы рискуем нажить неприятности не меньшие, чем с хищниками.

— Да где она? — Правитель уже метался по комнате в поисках одежды. До него только сейчас дошло, что он фактически напал на одного из восьмилапых властелинов мира исвалить эту вину ни на кого не удастся.

— Сперва паука спрячь, — посоветовал Симеон, потом открыл дверь и громко приказал: — Одежду правителя! Передайте Дравигу, что Посланник Богини его примет через несколько минут.

— Разве Дравиг здесь? — спросил, одеваясь, правитель.

— Еще с вечера. За вчерашний день ты открыл логово хищников, доказал невиновность жителей города, спас Шабра. В общем, вполне достаточно для того, чтобы продемонстрировать собственную значимость и заставить смертоносца подождать в приемной. Тем более что ждать для них труда не составляет.

— Тогда пошли, я готов.

Увидев Найла, Дравиг по всем правилам опустился в ритуальном приветствии и произнес:

— Смертоносец-Повелитель послал меня пожелать тебе, Посланник Богини, скорейшего выздоровления после трудного путешествия. Я должен передать искреннюю благодарность тебе от Шабра. Он жив и здоров, уже способен говорить, хотя пока не может двигаться.

Изъявляя свое уважение к Посланнику Богини, Дравиг мог еще долго передавать благие пожелания и высказывать заботу. Найл не стал дожидаться конца дипломатической речи.

— У меня есть подарок для Смертоносца-Повелителя, — сказал он. — Испытывая дружеские чувства к нашим друзьям и соседям по городу, я освободил под землей одного случайно встреченного паука.

С этими словами Найл открыл коробочку и выпустил пленника на ладонь. Дравиг качнулся назад и осел на пол.

Пауки-смертоносцы очень давно развились в разумных существ. Однако всю мощь своего мозга они направляли на совершенствование силы внушения, силы воли. В результате любой смертоносец волевым ударом мог без труда убить стрекозу или свалить с ног гигантскую саранчу, но даже начальная арифметика была для него тайной за семью печатями. На протяжении веков пауки правили, запрещая людям учиться и пользоваться инструментами, лишая тем самым человека его основного преимущества — способности кабстрактному мышлению, а также благодаря огромным возможностям коллективного разума и сохраненному опыту поколений.

Встречи с карликовым собратом опыт поколений не предполагал. Сознание Дравига сузилось до нуля — все возможности развитого мозга отдавались на налаживание полноценного контакта с ближайшими сородичами. Наконец начальник охраны заговорил:

— Я не уверен, что это паук. Он не отвечает на мои вопросы.

— Возможно, он просто не умеет разговаривать на вашем языке? — предположил Симеон.

Дравиг не обратил на медика ни малейшего внимания:

— Паук, это не просто восемь лап и способность выпускать паутину, это еще и высокий разум. Не вижу разума в теле этого существа.

— Тем не менее, — с некоторым облегчением сказал Найл, протягивая Дравигу коробку с малышом, — не считаю себя вправе держать его в своем дворце.

— Благодарю, — смертоносец сжал жестянку хелицерами, — возможно, позднее нам удастся наладить с ним контакт.

Паук присел в ритуальном поклоне и вышел, начисто забыв о цели визита.

— Он надеется разговорить этого малыша, — Найл успел заметить скрытую надежду в сознании Дравига, — и расспросить о подземелье.

— Напрасно, — ответил Симеон. — Малыш видел там то, что происходило на пару десятков шагов в обе стороны от места проживания. Ничего не знает.

— Ты не прав. Паучок сидел на месте, но зато очень многие ходили мимо него. Ходили хищники, ходили мы с Шабром и Нефтис… Кстати, как она?

— Я же уже говорил: лежит. Сильный удар по ноге получила. Перелома нет, но ходить пока не сможет.

Симеон к начальнице стражи не пошел, сославшись на занятость и взяв с Найла обещание после визита лечь в постель. Правитель только обрадовался: после всего пережитого вместе девушка казалась ему очень близким, нужным человеком. Хотелось побыть с ней наедине, поговорить, обнять.

Подходя к комнате Нефтис, правитель осторожно попытался коснуться ее разума. Просто для того, чтобы узнать, спит она или нет. Тут же в приоткрытое сознание ворвалась боль и впилась острыми жвалами в левое бедро, словно клоп-кровосос. Найл даже присел от неожиданности, со свистом втянув воздух сквозь крепко сжатые зубы. Понадобилось несколько минут, прежде чем он сообразил, что боль принадлежит не ему, что она чужая. Найл сконцентрировал волю и вытолкнул резь из тела прочь. Потом открыл дверь.

— Мой господин, — прошептала Нефтис, слабо улыбнулась и протянула к нему левую руку. Только капельки пота на лбу выдавали, чего стоили ей эта улыбка и шепот вместостона.

— Ты одна? — Правитель с тихой злостью поразился тому, что у его соратницы, его девушки, начальницы его охраны, да просто больного человека нет ни одной сиделки. Онраспахнул дверь, заорал во всю глотку:

— Эй, есть тут кто-нибудь?!

— Не уходите, мой господин, — испуганно вскрикнула девушка и тут же вскрикнула еще раз — от боли.

— Я здесь, не бойся. — Найл подошел, присел на край кровати, взял ее руку в свою. Рука оказалась холодной. Просто ледяной. Он наклонился, поцеловал девушку в губы. Наглазах Нефтис показались слезы.

На этот раз она не сделала попытки впитать, всосать его энергию. Да и сама теперь не казалась переполненным озером. Возникало ощущение, что она высыхала.

В комнату влетели сразу три стражницы, вытянулись по струнке, тяжело дыша.

— Симеона сюда, мерзавца эдакого! — приказал правитель. — Немедленно!

Потом он провел рукой вдоль тела девушки, почти не различая ее усыхающей ауры, и когда ладонь коснулась левой ноги, ощутил уже знакомый укус.

Теперь, имея контакт не с сознанием, а с аурой, он понял, что там, в левой ноге, скрывался злой голодный зверь, больше похожий не на хищного безжалостного скорпиона, ана злого каменного божка, подкинутого Магом. Этот зверь пил энергию Нефтис, пил, захлебываясь от восторга, от сказочной удачи, не думая ни о девушке, ни о собственном будущем.

Некоторое время Найл так и просидел, держа руку на ноге Нефтис. Внезапно девушка застонала, скрипнув зубами, и тогда правитель решился. Он закрыл глаза, собирая собственную энергию в серебряную нить, а потом бросил эту нить в пасть зверя. Найл прекрасно понимал, что, поступая так, он откармливает зло, поселившееся в ноге Нефтис, но пока зло кормилось на нем, девушка не теряла своей драгоценной энергии.

— Мой господин, — прошептала Нефтис, — мой господин.

Лицо ее порозовело, со лба сошла испарина. Нефтис закрыла глаза, открыла, борясь со слабостью, еще раз прошептала: «Мой господин…» — и окончательно заснула. А правитель города продолжал разматывать нить своей энергии в пасть зверя. Время для него остановилось, он не замечал ничего вокруг. Только тоненькие волосинки, которые тянулись из каждой клеточки тела, собираясь около пупка в серебристый клубок, и нить, убегающая наружу. И так до тех пор, пока Найл, придя в сознание, не обнаружил, что лежит на полу рядом с постелью Нефтис.

Девушка громко стонала во сне и крутила головой из стороны в сторону. Она резко и прерывисто дышала открытым ртом, длинные прекрасные волосы сбились в безобразный колтун. Найл поднялся, сел рядом с нею, взял ее горячую руку в свою. Он сделал все, что мог, и теперь оставалось только сидеть и ждать.

Наконец в коридоре громко затопали, вошел Симеон в сопровождении стражниц с обнаженными ножами.

— Ну что, медик, — устало сказал правитель, — вместо того чтобы людей лечить, ты мне голову забиваешь, как женщин сподручнее под хищников подложить? Одной больше, одной меньше, да?

Симеон, не отвечая, откинул с постели одеяло.

— О, Богиня, нагноение. Так быстро… — Он поднял глаза на Найла. — Извини, я даже не предполагал… Мне нужна твоя коляска, пешком я не успею.

— Бери, — разрешил правитель.

Опять потянулось томительное ожидание. От обеда Найл отказался. Он держал девушку за руку, прислушивался к себе и гадал, когда снова сможет дать хоть немного энергии, избавляя Нефтис от потери ее слабых сил.

Вскоре она, вскрикнув громче обычного, открыла глаза и вымученно улыбнулась.

— Вы здесь, мой господин…

— Не разговаривай. Береги силы. Еще понадобятся. — Он увидел, как на лбу ее вновь появились капельки пота, и прижал ладонь девушки к губам.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Симеон вернулся в сопровождении рыжей, худенькой, невысокой помощницы.