Чтение 13–й страницы книги ~Проходящий сквозь стены~

– Знаешь, наверно, потому меня к тебе и тянет. Я, если честно, не крутой, хотя должен быть крутым: качаюсь, в карманах полно баксов, за спиной папаня с его связями во всех структурах… А мне бы книжки читать, лежа на диване, или в онлайн-баймы резаться. Если я возьму кого-то из этих… охотниц, они с меня три шкуры сдерут!

Она спросила с интересом:

– А я?

– Не знаю, – ответил он с нерешительностью. – Но ты стоишь дороже, сама знаешь. И на мелочи размениваться не станешь.

– Это как?

– Ну, тебя не устроят мои карманные бабки, вечера в ресторанах и в ночных клубах. Непонятно? Сам знаю, что говорю непонятно! Это потому, что стараюсь говорить на твоем языке…

– А на твоем?

Он сказал рассерженно:

– А твои нежные ушки не завянут?

Она слегка изогнула губы в усмешке:

– Попробуй.

Он покачал головой:

– Ты, может, и вытерпишь, но сам не смогу сказать при тебе. Потому что ты… нежная, и еще потому, что я не круть, которому все равно, кто перед ней. И потому что я в самом деле хочу заботиться о тебе.

Она сказала задумчиво:

– И это всего лишь за то, чтобы я сосала у тебя? Гм… Ну ладно, убедил.

Я обомлел, она сняла ладонь с рукояти двери, ее тонкие изящные пальцы быстро и очень умело расстегнули «молнию» на его джинсах. Роберт тоже обомлел, у него, как мне показалось, реакция нулевая, однако Галочка знает, что делает, действует спокойно и уверенно, а я застыл в стене, уничтоженный настолько, что сейчас больше всего хотел бы превратиться в бетон и навеки остаться частью стены, чтобы исчезнуть, пропасть, никогда ничего не видеть и чтобы меня не видели…

Но гомеостат организма, устаканившись в новом состоянии, не позволил себе по моей минутной дури раствориться в стене или еще как-то сгинуть. Инстинкт выживания повел меня по стене вниз, там я в полубессознательном состоянии выбрался из стены. Ничего не осознавая, я вернулся к машине и опомнился только за рулем.

Отчаяние расплющило, словно я, превратившись в мокрицу, попал под удар молота. Едкая горечь переполняет рот. Неважно, что у них ничего не получится, не в том Роберт состоянии, но все равно она согласилась, она приняла его доводы и его защиту, она добровольно… да, она сама, никто ее не заставлял, не принуждал, не подсыпал в стакан вина клофелину…

Мать обратила внимание, что я как жаба, попавшая под асфальтовый каток, я кое-как убедил, что фирму лихорадит: идет перестройка на более качественный уровень. Многих уволят, а тем, кто останется, – удвоят оклады. Мама вздыхала и смотрела печальными глазами. Уж ее непутевого сына обязательно уволят, это как пить дать, а я старался придумать повод давать ей денег больше.

Я был уверен, что не переживу то, что увидел в квартире Роберта, однако через неделю уже не столько спокойнее, как отстраненнее, думал, что вообще-то у них будет все в порядке. Роберт в самом деле позаботится о своей самке, а она не дура: выбрала самого сильного во всех отношениях. Это мы, мужчины, – романтики, а все женщины – приземленные твари, в первую очередь ищут надежную крышу и крепких крышевиков.

Чтобы хоть чем-то себя занять, начал было составлять карту подземных коммуникаций, чертежник из меня хреновый, быстро запутался, и только через три дня кропотливойработы пришла гениальная идея: где-то ж есть готовые схемы? Кто-то же их прокладывал, кто-то ремонтирует, следит за состоянием?

В мэрию пробраться несложно, я быстро разобрался в оборудовании, долго бродил по огромному зданию. К счастью, везде установлены пожарные системы, но видеонаблюдение только за входом. Наверное, права человека соблюдают. Или мэр не желает, чтобы засекли, когда он какой сотруднице запустит лапу под юбку.

Лишь на третью ночь я отыскал и отдел, и шкаф, где хранятся чертежи всех подземных коммуникаций Москвы. Когда увидел эти шкафы, понял, что не скоро все это появится вкомпьютерных файлах. Очень не скоро. Хотя бы потому, что надо грамотного человека для сканирования и перевода в графические файлы, где трехмерность выглядит действительно трехмерностью, а не этими условными обозначениями: уровень первый, уровень второй, уровень третий…

Насторожило присутствие пустых папок, где трубы лишь на обложке, а внутри пусто, разве что крохотная приписка: «Чертежи находятся в ведении ФСБ», «…в ведении кремлевской охраны», «…в ведении военного коменданта» и еще некоторых служб, о которых я раньше не слыхал вообще.

На всякий случай я взял и это на заметку, хотя не думаю, что мне когда-то понадобится бывать на объектах таких ведомств, но вдруг по трубам, что проходят под особо охраняемыми объектами, намного ближе и короче проскакивать в нужное место? Все-таки путешествие в металле хоть и быстрее, чем в бетоне, но выматывает куда сильнее.

Глава 6

Сейчас, говорят, самый ценный товар – информация. Ею торгуют, ее добывают, за нею охотятся. Правда, информация бывает нужная, когда ее добывают у природы, благодаря чему появляются самолеты, компьютеры и широкополосная связь, а бывает интимная, которая никому на хрен не нужна, но за которой идет настоящая охота.

Я сам вроде бы не дурак и не совсем лодырь, а вот не взялся доискиваться у природы, как найти лекарство от рака или СПИДа, а растыкал телекамеры по квартирам всех знакомых и даже некоторых незнакомых, к примеру, соседей и могу, устроившись в удобном кресле, переключать вид с одной камеры на другую.

Правда, пришлось переставить стол: теперь я сижу лицом к двери, и когда мама входит ко мне, то видит лишь мое сосредоточенное лицо, а монитор к ней тыльной стороной. Обычно она зовет обедать или ужинать, не переступая порога, комнатка крохотная, но если даже вздумает подойти, то все равно не увидит, что на экране. Но если даже захочет обогнуть стол и посмотреть, что за картинку я рассматриваю с таким увлечением, всегда успею переключить на обзор цен спортивных добавок или на результаты их проверок строгой медкомиссией.

Наблюдать за всеми намного интереснее вот так, с экрана, чем наяву. В стену лезть стоит только для непосредственного вмешательства, а я уже человек серьезный: не стану срать в пустой квартире незнакомого мне человека только потому, что посчастливилось в нее вломиться.

Этот период упоения возможностями прошел быстро, теперь высматриваю только те случаи, когда не только можно, но и нужно вмешаться. Либо какие-то странные люди купили квартиру в нашем доме и днем варят травку, а ночью устраивают оргии с орущей на весь дом музыкой, либо девочки устроили притон, а в него ходят какие-то чужаки. Ни фига, все женщины должны принадлежать только нам! В смысле, мне.

Если бы это было век назад или хотя бы во времена моей бабушки, у меня был бы бесценный материал для шантажа. Встречаю какого-нибудь господина и говорю ему: вот фото вашей жены в голом виде! Давайте такую-то сумму, иначе это фото покажу вашим знакомым…

И дал бы, понятно. Теперь же даст разве что в морду, а насчет фото скажет одобрительно: а ничо получилась! Кроме знакомых, покажи еще и соседям, пусть знают, какая у моей жены классная фигура.

Сообщить Карташу, что его жена трахается с соседом, что этажом ниже? Так для него это не секрет, однажды было практически при нем, когда они втроем пили, потом жена пошла на кухню помыть посуду, сосед потащился вроде бы в туалет, а сам шмыгнул за нею. На кухне он торопливо задрал ей подол и расстегнул «молнию» на своих брюках, а Карташев в комнате лишь усмехнулся понимающе и налил себе коньяка. Он драл жену этого соседа, ее сестру, их подруг, ничего интересного, но пусть поиграют в укрывающихся от злого мужа любовников, это добавляет перчику и действует возбуждающе.

Еще интересно бывает понаблюдать за Валентиной из двенадцатой квартиры, она часто принимает горячие ванны и всегда занимается мастурбацией. Да не просто играет пальчиком, у нее целый набор всяких штук и разного калибра пластмассовых членов: одни на резиновых шарах, другие на пружинящих досках, одни пустотелые с дыркой, чтобыналивать туда горячую воду, другие со сложными механизмами, что только не вытворяют…

Первую неделю я почти не пропускал, смотрел и смотрел, роняя слюни и сам страдая спермотоксикозом, потом начал искать что-нить поинтереснее. Вот в квартире Николаевых живут студенты: двое парней и одна девушка, бывает интересно смотреть, когда они занимаются втроем. Еще интереснее оказалось у Фиалкина: там вообще время от времени групповухи. Потом тоже заскучал, пока не дошло, что на этом обширном поле, очень обширном, трава растет везде одинаковая. В смысле, ничего нового в этой области не придумало со времен древнейших египтян. Так что даже самые умнейшие и самые изобретательные совокупляются точно так же, как и простые грузчики.

Нажрался этими подглядываниями даже быстрее, чем когда-то порносайтами, с которых не вылезал, как только дорвался до Интернета. Точно так же, как в Интернете стал больше бродить по сайтам, где можно на халяву качнуть фильмец, клипы, проги, посмотреть хохмы, новости, так и здесь в спальни стал заглядывать все реже, а больше прислушивался.

В один из таких дней, когда я наслаждался подобным вуайеризмом, переключая с камеры на камеру, раздался телефонный звонок. Я нажал на кнопку громкой связи и не сразу узнал голос, настолько он звучал сломленно и даже затравленно:

– Прошу вас… помогите…

Я готовился выругаться, не ндравится мне этот господин Бойко, хозяин концерна «Швамбрания», но вместо этого невольно спросил:

– А что стряслось?

– Беда, – донесся хрип, словно его держали за горло. – Большая беда… Я понимаю, что у вас очень сильная защита. Даже чрезмерная… для такого крохотного предприятия, каким вы владеете. Я понимаю, что вы могли бы увеличить свой капитал и занять более… значимые позиции.

Я прервал, стараясь, чтобы мой голос звучал солидно и холодно:

– Давайте без предисловия. С чего вы решились мне звонить? Думаете, мне такое понравится?

Он заговорил торопливо:

– Господин… Виталий, я просто в отчаянии, а когда человек в отчаянии, он делает и глупости! Даже большие глупости. У меня четыре дня тому похитили дочь. Требуют непомерный выкуп… но хотя и я стараюсь собрать деньги, а это непросто, я не единственный хозяин нашего холдинга, но все равно меня ужасает мысль, что, по статистике, семьдесят процентов похищенных преступники все равно убивают!

Я сказал уже тоном тише:

– Сочувствую. Но почему не обратились к властям?

В трубке послышалось горькое:

– Хотел было. Но ужаснулся, что похитителям тут же станет известно. Они предупредили, что, если куда-то обращусь, тут же убьют девочку и скроются. Конечно, не все сотрудники в милиции и спецструктурах – бандиты, но сотрудничают с ними многие. По мелочи: утечка информации, наводка на объект, подсказки… А в моем случае любого намека достаточно, чтобы все рухнуло.

– И что вы хотите от меня? – спросил я непонимающе.

Он заговорил еще торопливее:

– У вас тоже есть крыша. Очень могущественная! Меня до сих пор дрожь берет, когда вспомню, как проникли ко мне и что сделали… У вас что-то вообще сверхсекретное, тайное, изолированное. Умоляю вас, попросите их помочь! Может быть, могут хоть они… Я заплачу любые деньги! Какие смогу собрать, но… помогите!

Я пробормотал:

– Может, проще выкупить ребенка за те же деньги?

Он вскрикнул:

– Я же говорил про статистику! Семьдесят процентов заложников погибает от руки похитителей. Даже в том случае, когда те получают выкуп. Это чтобы похищенный не смог чем-то подсказать, как их найти!

– Ну да, – сказал я вяло, – у спасателей нет мотивов убивать заложников. Разве что нечаянно… Не знаю, мне бы очень не хотелось вмешиваться в такие дела. Я живу мирно и тихо, у меня такое хобби: не высовываться.

– Да-да, – всхлипнул он в трубку, – теперь я понимаю вашу мудрость. Вам не приходится передвигаться в окружении охранников, они даже в туалет идут со мной. Но и это,как видите, не помогло…

Я корчился на стуле, сам, как эмпат, чувствуя его боль и отчаяние, хотя вообще-то я чурбан, каких поискать, наконец пробормотал с великой неохотой:

– Ничего не обещаю. Но давайте все нити, следы, адреса, догадки, подозрения… словом, все, что у вас есть.

– Спасибо, спасибо вам большое!

– Я пока ничего не сделал, – огрызнулся я, ненавижу это «спасибо» вперед, как будто я уже сделал или теперь обязательно сделаю. А у меня мурашки по спине размером с черепах, в животе холодеет, как только подумаю, с какими силами придется столкнуться. Это не шпана, которая испугается одного вида пистолета. Эти на неосторожный жест ответят автоматной очередью. – Я сказал, что попытаюсь.

– Спасибо и за попытку! Я готов ухватиться и за самые дикие варианты!

– Я супердикий, – ответил я. – Я вообще человек из джунглей.

– Спасибо вам…

– Не спешите, – буркнул я и отключил связь.

С трубкой в руке я сидел некоторое время, тупо уставившись в окно. Сердце колотится, будто пробежал за отходящим троллейбусом пару остановок. С чего начать, не представляю, тем более что данные, представленные этим Бойко, очень уж скудные. Можно сказать, никакие. В сравнении с теми, которые могу получить я сам…

Через час я уже просматривал их секретную базу данных. К счастью, на каждого из сотрудников заведено досье, но, к моему удивлению, Бойко то ли слишком добродушен, толи беспечен, хотя мне он показался жестоким и циничным дельцом, но почти все характеризуются только с лучшей стороны, как будто составлял рекомендацию на выдвижение в Думу, а не пополнял досье.

Вообще-то мне по складу характера быть бы библиотекарем. В сельской библиотеке. Чтобы народу поменьше, а книг много. Любой выход на улицу напрягает, и потому долго сидел за компом, выбирал маршруты, чтобы вообще не выходить из зданий.

Первым отправился в особняк Лисовского, одного из его заместителей, хотя Бойко меньше всего подозревал его. Но я, насмотревшись в последнее время столько двуличностей, уже не верил в честных партнеров.

Особняк, как и водится, на Рублевке, в знаменитой Жуковке, где каждая сотка земли стоит по пятьдесят тысяч долларов. Я сам особняк не видел, вообще никогда не был ни в Жуковке, ни на Рублевке, но наслышан, что никто классическими шестью сотками не ограничивается. Как минимум здесь участки по двадцать соток, но не редкость и по сто-двести.

Я скользил по трубе, держа в памяти повороты и сочленения. Однажды промахнулся, пришлось возвращаться, а когда из широкой трубы начал скользить по отводящей водопроводной трубе, холод вошел в меня с неотвратимостью наводнения. В опасную игру я влез, здесь крутые жестокие мужики, а я все-таки пацан, хотя и половозрелый, хотя делаю вид, что все могу, что я в этой жизни хозяин судьбы.

На самом деле мне бы в норку, в норку…

Особняк Лисовского всего в три этажа, наверняка есть еще два вглубь, справа и слева у соседей куда крупнее. Строят здесь с размахом, но если соседи из кожи вон лезут,стараясь выказать себя крутыми и богатыми, то Лисовскому это не нужно: особняк по размерам средний, зато отделан, как будто охотничий домик короля и его свиты, и всегазончики, фонтаны, кусты роз – все как будто от лучших дизайнеров Европы.

Я стоял, застыв, как тушканчик, двигающийся предмет сразу привлекает внимание, а так можно простоять часами, пока в тебя не всмотрятся внимательнее. Подобные особняки обычно утыканы электроникой, сейчас чипы всобачивают даже в шины и бритвы «Жиллет», так что меня могут засечь издали. Дело не в том, что сразу пристрелят, это вряд ли, но не в моих интересах оставлять какие-то следы, особенно в виде фотографий.

Я увидел в сторонке люк канализации, по нему проник в дом, первым делом еще из стен внимательнейшим образом ознакомился с системой сигнализации. Теперь нарушить ее работу – плевое дело, но это грубая работа, сейчас же поднимется ненужный переполох. Нет, пусть работает, а я выберу участки, которые не просматриваются…

Проще простого: самым тщательным образом просматриваются все подходы к особняку, двойным набором камер все двери и окна, а в самом здании – кабинет, стена, в которую вмонтирован сейф. Все остальные помещения от камер свободны… нет, вот еще две, самые мощные, изображение с них идет в цвете и в высоком разрешении… понятно, сволочь, записывает свои приключения в постели. Сейчас камеры не работают, а пульт у него наверняка под подушкой…

Ладно, сказал я, унимая трепещущее сердце, поищем сейф. Да не тот, что на виду или чуть-чуть замаскирован картиной или большим календарем, а особый.

Чертов особняк, комнат слишком много, а я сдуру начал просматривать с середины, не сразу сообразил, дурак, что самые толстые стены – внешние, в них в самом деле можно хоть слона замуровать, как делали в доме Ашер с гостями.

Искал долго, тщательно, все впустую, и уже когда совсем хотел плюнуть на это дело, обнаружил, что одна из стен, перегораживающая особняк на две части, чуть ли не вдвое толще внешних. Могло быть для надежности, поддерживает этажи и крышу, но когда всмотрелся, то сейф внутри стены увидел издали, как висящий в сером тумане четырехугольный ярко-красный слиток металла. Дурак, столько времени потерял, а ведь стоило только заглянуть…

С бумагами я разобрался там же на месте. К счастью, Лисовский не очень-то доверяет компьютеру, сказывается возраст, или же насмотрелся голливудской хрени, где по Интернету любой младенец с легкостью ворует любую секретную информацию с любого удаленного компа. И хотя его комп к Инету не подключен, но лохи таких тонкостей не понимают. Все равно, мол, а вдруг все-таки украдут?

Я просматривал листок за листком, и хотя должен бы радоваться, что я вот такая круть, везде прохожу и все добываю, но все равно чувствовал себя, как будто сижу в общественном туалете для пьяных бомжей и наркоманов. Все комнаты вылизаны до блеска, везде чистота, но ощущение такое, словно прошелся по говну и с грязными подошвами, на которые налипло по пуду, вышел на людную улицу.

Понятно, Лисовский вроде бы совсем в сторонке. Он даже ничего не организовывал, только намекнул, что если такое проделать, то можно и бабки огромные получить, и нужный человек вскоре займет место генерального. Но есть особые люди, которые эти намеки понимают правильно, то есть как прямое и жесткое указание. Они-то и взялись за дело быстро и решительно. Правда, тоже не сами.

С последних листков я списал пару адресов, положил все бумаги на место. Мелькнула мысль поджечь это осиное гнездо, но надо торопиться, да и мое ли дело наводить порядки? Тогда пришлось бы половину человечества перебить, а остальных – высечь! Это я так, оптимистически. Мама учила меня всегда думать о людях хорошо.

По указанному адресу я отыскал только человека, который спланировал, по второму нашел именно первое лицо, которое осуществляло похищение. Но где девочка, не знает: передал незнакомцам, которые сказали кодовое слово. Те увезли, а куда увезли… Пришлось вернуться, долго перебирал адреса планировщика.

Наконец сообразил, что один из адресов подчеркнут не случайно, вернулся в машину и включил зажигание. Если все верно, то не так уж и хреново. Худо, если бы девочку держали в каком-нибудь лесном домике. Зато городские джунгли – это для меня. Спрятать ее в подвале дорогого особняка в элитном поселке для крутых – самое то. К лесному домику могут и не подводить воду, а в таком элитном поселке инфраструктура на высоте…

Городской я человек, дитя асфальта, а не природы.

Глава 7

В этот элитный поселок так просто не попадешь: на въезде шлагбаум, охранник внимательно рассматривает всех въезжающих. Я оставил машину возле водоразборной колонки, но так, чтобы из поселка не увидели даже в бинокль, дальше уже почти привычно скользнул внутри железа вниз, вниз, там вышел, сверился с картой.

Есть люди, у которых все в памяти, но я даже на поверхности могу заблудиться. Продвинутый я потому, что это у примитивных еще сохранилось чувство направления, как у червяков или птиц. А у меня интеллект зато.

В длинной толстой трубе я остановился, странное ощущение, когда я вот он, есть, но не чувствую тела, а только вроде бы как-то шевелю ластами или машу жабрами. И остановился в нужном месте только потому, что сделал усилие остановиться, а как это получилось, еще не понимаю. Такие базовые функции организм берет на себя, помнит, что однажды сороконожку спросили, как так бегает и не запутывается ногами, Бедная сороконожка задумалась и… не смогла сделать ни шагу.

Из трубы втиснулся в бетон, выждал, пока тот станет серым неопрятным туманом. Когда прутья арматуры засветились багровым, я сделал шаг и начал подниматься, следя, чтобы не касаться грани между бетоном и воздухом, а то вдруг выдвинется быстро скользящее по стене, как по глади озера, ухо, случайно увидевший такое заикой станет…

Дважды уходил так далеко, что высовывался из наружной стены ниже только в земле, а там двигаться невероятно трудно, словно в вязкой глине, возвращался, снова искал, будь он проклят, такой дворец, наконец отыскал стену, что уходит вниз и вниз, а с одной стороны чувствуется пустота.

Я прислушался, тишина, рискнул потихоньку приблизиться. Серая дымка бетона рассеялась, я увидел небольшую камеру с таким же цементным полом, в углу деревянная лавка, а на ней лежит, укрытый одеялом с головой, человек.

Я смотрел сверху, на всякий случай снизился, чтобы не выглядывать из-под потолка. Человек спит, одеяло чуть сползло, видны длинные волосы. Судя по росту, ребенок Бойко вполне взрослая девушка. Или девочка-старшеклассница.

Спит. Я торопливо осмотрел камеру. Голо, сама скамья утоплена железными ножками в бетон. Вообще железная, а дерево только сверху, где ложе… В камере пусто, металлическая дверь почти на метр над полом, к ней четыре ступени. Дверь выглядит сделанной из танковой брони.

В кино всегда открывается вовнутрь, чтобы заключенный мог спрятаться за нею, а потом прыгнуть из-за спины на входящего охранника, но здесь все по правилам: такой трюк не пройдет. Но мне это на пользу, такие мощные петли приварены к железу, что, если бы здесь существовал засов, к спящей малышке пробраться оказалось бы непросто…

Я осторожно отступил, очень медленно, сохраняя силы, поднялся в стене на этаж выше. От усталости бетон начинаю ощущать уже не серой дымкой, а липким клеем. Я успел просмотреть стену, ничего, кроме арматуры, водопроводных труб и электропроводки. Во всяком случае, видеонаблюдения нет, что уже снимает кое-какие добавочные движения.

Из стены почти вывалился на ту сторону. Здесь чистый бетонный пол, в ряд выстроились блестящие машины: джип, «шестисотый» и открытый кабриолет ярко-красного цвета. Три стены в стеллажах с инструментом, запчастями, банками с элитным маслом, горка шин, отдельно диски, канистры с бензином…

Вот бы спичку, мелькнуло в голове. Или зажженную зажигалку… Я зябко передернул плечами, совсем замерзаю, поспешно вытащил коробочку с энерджайзерами и заглотил сразу тройную дозу. Среди бутылей отыскал емкости с дистиллированной водой, сделал осторожный глоток, все нормально, в самом деле вода, запил капсулы, для надежности добавил еще две и тоже запил.

Едва живительное тепло начало размораживать внутренности, я заставил себя встать и пошел обыскивать полки. На выбор отыскались сразу четыре ломика, так называемые воровские фомки, которыми так удобно взламывать двери. Выбрал самую короткую, мне лишь бы хватило в петли, дождался, когда тепло разольется по телу, вдвинулся в стену.

Серый туман течет навстречу, быстро проскальзывают багровые прутики арматуры и оранжевые линии проводки, через две-три минуты я пошел вниз вдоль нужной стены, выступил из стены…

Девчонка сидит на лавке, согнулась в три погибели, лицо спрятала в ладони. Мне показалось, что плачет, но густые темные волосы падают на лицо, плечи вроде бы вздрогнули пару раз, то ли плачет, то ли тяжело вздыхает.

Я мучительно раздумывал, что же делать, как вдруг она встала и, подойдя к стене напротив, начала там что-то царапать. Присмотревшись, я заметил пять едва заметных черточек. Пока она пыталась провести шестую, ногти уже все стерты, это же сколько она здесь, пока отчаявшийся Бойко решился позвонить мне, я торопливо выдвинул лицо из стены ровно настолько, чтобы губы могли двигаться, сказал громким шепотом:

– Не оборачивайся!.. Только не оборачивайся!.. Там стой и слушай…

Она дернулась, едва-едва не обернулась, я уже пугливо отпрянул, но девчонка удержалась, только замерла вся, я видел, как трепещет всем телом, снова вздрогнула, когда я сказал:

– Сюда уже едет твой отец со спецназом. Ты не должна подходить к двери ни в коем случае!.. Перепрятать тебя не удастся, не бойся. Помощь уже идет. А сейчас, когда я скажу тебе «можно», ты медленно повернешься и снова ляжешь на лавку. Лицом к стене! И даже не вздумай подниматься, если будут стучать в дверь… А стучать будут яростно. Можно!

Я быстро отдернул голову, девушка медленно повернулась, ее огромные глаза в изумлении и страхе обшаривали камеру. Ничего, решил я про себя, длинноногий такой подросток, уже с сиськами, лет не больше четырнадцати, а то и тринадцать, волосы длинные, даже удивительно, что не обрезала, все обрезают, дуры. Наверное, родители строгие.

Она медленно пересекла камеру и послушно легла лицом к стене. Я поднялся выше и видел, как вздрагивают длинные черные ресницы от усилий держать глаза плотно закрытыми.

Из двери я выдвинулся чуть выше петель, осторожно вложил, стараясь не звякнуть, ломик в петли, колеблясь, не предупредить ли еще раз, но решил рискнуть: у олигарха дочка должна быть натасканной на разные случаи.

Снова оказавшись в гараже, я быстро набрал номер Бойко. Он ответил почти сразу же, как только прозвучал сигнал:

– Алло!.. Я вас слушаю!

– Это хорошо, – сказал я, – слушайте. Ваша дочь в подвале особняка господина Прибалтова. Ниточки ведут от Лисовского, он тоже работает в вашей фирме…

– Вы… уверены? А где этот особняк?

– Записывайте адрес, – сказал я. Быстро продиктовал и почти видел, как он тут же отдает приказания своим телохранителям, охране, а те разбегаются за добавочными силами, шустрые, как огромные мыши. – В особняке пока хозяина нет, зато пятеро довольно крутых парней. Трое из них вооружены… огнестрельным, понятно.

Он выкрикнул:

– А девочка? Что с нею?

– Заперлась в подвале, – сказал я. – Там толстая железная дверь, придется ее выламывать. Ну разве что убедите ее вытащить засов…

Он переспросил с торопливым изумлением:

– Засов? Там есть засов?

– Да, – ответил я. – Вот такие там непредусмотрительные люди.

Я слышал шум, голоса, даже донеслось взревывание мощного мотора. Он крикнул торопливо:

– Мы выезжаем!.. Можно с вами держать связь?

– Можно, – ответил я устало. – Только я некоторое время буду вне зоны приема… Ну, вы понимаете, есть такие зоны…

– Да-да, – сказал он еще торопливее. – Я позволю себе такое только в случае самой крайней необходимости!

Дома я долго отогревался в ванне с горячей водой, настолько горячей, что мама пришла бы в ужас, но у меня стучали зубы от холода, я глотал приготовленный ацетил-L-карнитин и ацефен, запивал энерджайзерами, растирался жесткой щеткой и все добавлял горячей воды.

Наконец дрожь ушла, я долго лежал обессиленный, чувствуя, как тепло вытесняет из застывших мышц холод. Дико захотелось есть, я заставил себя выбраться из ванны и, шлепая босыми ступнями по кафельному полу, пробежал на кухню, ухватил банку с сахаром и бегом вернулся в ванную.

Снова начала бить дрожь, я добавил горячей воды, ел сахар, снова терся щеткой, пока тепло не вошло в тело окончательно, а я откинулся обессиленный, но уже набирающий силы.

Значит, если у нормального организма существует, по Павлову, предохранительное торможение, это когда организм задолго до настоящей усталости начинает жаловаться,что уже изнемог, надо полежать, то у моего апгрейденного этого чувства еще нет, на его выработку потребуется много поколений. Выходит, если сам не буду следить, то могу вот так и надорваться. Тем более что отдача приходит не сразу, а немного погодя.

В ванне я лежал почти два часа, пока не разогрелся так, что едва вылез. Сердце стучит, как у мыши, весь как свежесваренный рак, аппетит играет, даже не аппетит, а откровенный голод. Сунулся в холодильник, опустошил там почти все, запоминая, что съел, а затем уже с отвисшим пузом торопливо пошел в ближайший продуктовый магазин, купил там, иначе мама встревожится от такой прожорливости.

Мама, вернувшись с работы, застала меня над картой города.

– Все работаешь? – сказала она с одобрением и сочувствием.

– Да вот маршруты составляю, – пояснил я. – Самые короткие пути… Чтоб сразу два-три заказа по одной ветке. А лучше – четыре.

– Так ты ж больше не посыльный, – напомнила она.

Я победоносно усмехнулся:

– Другим составляю! А то кружными путями ездят, олухи.

Она кивнула, мне стало неловко, с такой любовью смотрит на меня, такое брехло.

– Да, ты наездился, уже знаешь, как и что…

– Знаю, мама.

– Составляй, составляй. О других тоже надо заботиться.

– Дык это в интересах фирмы!

– И просто так надо заботиться, – сказала она нравоучительно.

– Да, мама, – ответил я покорно, все-таки сын учительницы, а наши матери самые занудные, – конечно, мама.

– Ты у меня хороший…

Она поставила на плиту кастрюльку с водой, я обещал вовремя засыпать макароны, ушла в душевую, а я провел вокруг своего дома три расширяющихся круга: зеленый, оранжевый, красный. Зеленый – внутри этого круга чувствую себя прекрасно, оранжевый – устаю, а красный – это предел для меня, как вот этот особнячок. Дальше – смертельно опасно.

Конечно, все приблизительно: по прямой трубе из металла я могу проскользнуть намного дальше, но в целом ареал я очертил верно.