Чтение 2–й страницы книги ~Властелин Руси~

— Да он и не прознает! А что очаг разожжен будет, так скажу — Порубор самолично просил натопить к возвращению. Ну, что сидишь? Пошли, пока батюшка не проснулся. А Порубор, может, уже и придет ближе к ночи. Эвон, снег-то хлещет, какая тут охота!

Избенка Порубора — маленькая, вкопанная в землю хижина с глинобитным полом и полукруглым очагом в углу — была выстроена на заднем дворе, за амбарами. Зверин тому не противился — парень все ж, хоть и дальний, да родич, к тому же — проводник изрядный, с богатейшими людьми знается!

— Ну, вон, — открыв дверь, кивнула Любима. — Тут и дровишки припасены, и светильник. Ты пока очаг разжигай, а я к вечеру поесть принесу.

Чмокнув парня в щеку, девушка убежала. Ярил проводил взглядом стройную фигурку в красной тунике и, сглотнув слюну, занялся очагом. За время отсутствия хозяина хижина выстыла и отсырела, не хуже той, что у пристани. Однако у этой имелось очень и очень большое преимущество — Любима была совсем рядом!

Едва повернувшись — тесновато кругом, — Ярил отыскал у очага огниво, солому и сухие куски бересты. Высек искру — занялось веселое желтое пламя, потянулся от очага легкий дымок, полез в нос, растекся по стенам. Чихнув, юноша вытащил из волокового оконца заслонку, зажег в глиняной плошке сальный светильник и уселся на лавку, вернее, на узкий сундук, положив локти на стол. И только после этого с любопытством оглядел тесное помещение. Очаг, и тут же — чуть не впритык — стол, сундук, напротив — какие-то полочки у самой крыши — вот и все Поруборово богатство. Любопытствуя, Ярил, привстав, потянулся к полке, захватив несколько кусков пергамента и выделанной бересты. На них были изображены реки, деревья, звери. Даже и подписано что-то мелкими буквицами — глаголицей. Ярил сощурил глаза — кое-что понимал в грамоте, прочел послогам:

— По энтой дороге токмо зимою, а по весне нехорошо вельми. Сказано Велимиром-гостем.

Рядом были нарисованы деревья и звери — бобер, лось, кабан.

— Молодец, отроче! — поглядев грамотки, восхитился Ярил. — Все свои угодья метит, да не только те, что сам ведает, а и с иных слов.

Вообще же, Зевота сильно уважал Порубора, дальнего Любимина родича. Несмотря на младой возраст — парню не было еще и шестнадцати, — Порубор уже снискал себе популярность в кругах средней руки купцов и ремесленников, иногда желавших развлечься охотою, — все звериные тропы отрок знал. Такое впечатление, с детства, и знания свои умножал, справедливо полагая, что именно они его и кормят. Значительную часть доходов отрок тратил на одежку, Ярил даже подшучивал- «ровно девица». Порубор не обижался, говаривал мягко:

— Нет, не прав ты, Яриле. В моем деле одежка не меньше звериных угодий стоит. Не один я места окрестные ведаю — и многие так же. И кого же люди важные в проводники возьмут? Думаешь, первого попавшегося? Мурло нечесаное в рубище? Этакой заведет… Нет, по одежке сперва встречают! Красива на мне рубаха, да плащ аглицкий алый, оно и видно — человече изрядный, не шпынь какой-нибудь.

Наблюдая, как пляшет в очаге огонь, Ярил разлегся на сундуке. Да, хороший парень Порубор, да и нужный. И его в долю взять — а как же?

Во дворе послышались чьи-то шаги. Порубор? А больше — кому? Ну, наконец-то! Вскочив с сундука, Ярил бросился к двери…

— Вятша? — Он недоумевающе взглянул на хмурого русоголового парня. — А где же…

— Не пришел еще Поруборе, — усмехнулся Вятша. — Я вот решил его навестить, а Любима сюда послала, с лепешками да кашей… — Он поставил на стол большое деревянное блюдо. — Квасу, сказала, попозжей сама принесет.

— Ну, поедим, что делать. — Ярил потер руки. — Ты чего такой смурной, парень?

— Девчонка моя пропала, Лобзя, — отрок вздохнул. — Третьего дня по хозяйкиному велению в Киев послана. До сих пор нет. Заходил к Мечиславу-людину, тот сказал — сразу и ушла дева, сукна штуку забрав — затем ее и посылала хозяйка.

Зевота покачал головой:

— Так, может, в лесах где-нибудь заплутала? Мало ли…

— Вот потому Порубор мне и нужен, — кивнул Вятша. — Коли что — всяко сыскать поможет.

— А давно ты с усадьбы?

— Да с утра ушел, раненько…

— Так, может, и дома уже твоя девица?

— Может, и дома, — посмотрев на Ярила враз погрустневшими глазами, тихо ответил Вятша и еще тише добавил: — Только мне-то теперь туда ход заказан.

Зачем-то оглянувшись на дверь, он рассказал Зевоте обо всем, что случилось с ним утром. Потом лениво поковырялся ложкой в каше и снова посмотрел на Ярила:

— Совета у тебя попрошу, друже. Ты ж человече бывалый.

— Бывалый-то бывалый, — усмехнулся Ярил. — Да только и мне шастать без нужды по Киеву — живота лишиться. Мечислав-то — недруг мой давний, да ты и сам то ведаешь. Но ты не журись, Вятша, ужо знакомцев про деву твою поспрошаю. Мало ль — в городе где-нибудь задержалась.

— Да где ей тут задерживаться-то? Почитай, окромя Мечислава, и знакомых-то нет.

— Так, друже ж ты мой! — привстав, Ярил обнял Вятшу за плечи. — Не хочу тебя пугать, но Мечислав-людин — это такой гад, что всякое быть может.

Вятша вздрогнул, с ужасом взглянув на собеседника:

— Так ты думаешь…

— Ничего я пока не думаю, — Зевота положил руку ему на плечо. — Искать будем. Помогу, не сомневайся, все одно на пристанях сейчас никакой работы нету… Однако ж кажется мне — с усадьбы начинать надо. Ну, инда пождем Порубора, может, и он чего присоветует? Ежели заплутала, чай, не пропадет в лесу твоя дева?

— Да уж не пропадет, — улыбнулся Вятша. — Девка справная.

Порубор объявился наследующий день, утром. Войдя в избенку, аккуратно повесил к очагу вымокший полушубок и шапку, взглянув на спящих на сундуке гостей, покачал головой — и как не свалились? Нагнувшись, подергал за ногу Вятшу:

— Эй, хватит спать, чай, день уже! Вздрогнув, Вятша уселся на сундуке, едва не спихнув на пол Ярила, захлопал спросонья глазами:

— Поруборе!

Друзья обнялись, растолкали Зевоту.

— Вставай, подымайся, Яриле! Порубор пришел.

— О Поруборе! — Приоткрыв левый глаз, Ярил воззрился на отрока.

Кареглазый, румяный, с черными, как у Любимы, волосами, тот, улыбаясь, поправил набивной пояс с привешенным к нему узким хазарским кинжалом:

— Давненько ждете?

— Да вторую седмицу уже, — расхохотался Ярил.

— Да? — Порубор тоже рассмеялся. — А Любима сказала — вчера только пришли. Ну, рассказывайте, как жили-поживали, да чего в Киеве-граде деется? Я-то одичал в лесах, аки зверище дикое.

Ярил кивнул Вятше:

— Рассказывай, парень.

Выслушав, Порубор помрачнел, полностью согласившись с Зевотой в том, что искать пропавшую деву нужно либо в родной усадьбе, либо у Мечислава.

— Гостей ромейских нету пока, людокрады зря озорничать не будут, — почесав затылок, пояснил он. — Значит, только то и остается. Ну, ежели и впрямь в лесу не заплутала.

— По такому снегу — может.

Проговорили долго, все обсуждали, с чего начать поиски, да в конце концов согласились с Ярилом — тот предложил все ж таки сперва прояснить корчму Мечислава.

— Только я туда не ходок, — честно предупредил он.

Порубор кивнул.

— Есть у меня на примете один важный купец, — задумчиво протянул он. — Тоже, говорят, поохотиться надумал — дело завлекательное, да и мясо ни в каком доме лишним не будет, хоть у смерда, хоть у купца, хоть у боярина любого. Ежели дорожку не перебежит Ерофей Конь, столкуемся с гостем. Вот, в корчму Мечислава и приглашу.

Ярил бросил на отрока быстрый взгляд:

— Что за гость-то?

— Изрядный гость, важнейший купчище. — Пору-бор потер ладонями румяные щеки. — Уж ежели Ерошка Конь не…

— Да кто же? Отрок улыбнулся.

— Харинтий Гусь, — значительно постучав кулаком по столу, произнес он.

— Харинтий?! — разом воскликнули гости.

— Харинтий, Харинтий, не ослышались, — повторил Порубор. На губах его играла довольная улыбка.

Еще б было не радоваться! Харинтий Гусь — человек в Киеве не последний. Удачливый купец и работорговец, человек, имевший немалый вес во всех гильдиях киевских — и не только киевских — купцов, Харинтий мог позволить себе любую охоту, практически не считаясь с затратами. А поскольку леса близ самого Киева в большинстве своем принадлежали либо крестьянским общинам-вервям, либо боярам, либо самому князю, Харинтий Гусь мог рассчитывать только на относительно дальние пущи, что, принимая во внимание и свиту купца, было лишь на руку Порубору в смысле оплаты. Лишь бы только удачу не перебил давний конкурент Ерофей Конь, промышлявший тем же самым, что и отрок. Перехватить Харинтия Ерофей вполне мог — окрестные леса знал как свои пять пальцев. Впрочем, Порубор выглядел не в пример представительнее и вполне обоснованно надеялся на свой успех. Надев лучший кафтан и синий, шитый серебром плащ, он уже днем отыскал ярыжек купца и, представившись, назначил встречу в корчме Мечислава-людина. Знал, отличавшийся веселым нравом Харинтий обожает подобные заведения.

К встрече с купцом Порубор готовился тщательно. Согнав с сундука гостей, выбрал из трех рубах лучшую — ярко-зеленую, с желто-красной вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Поверх рубахи надел узкий варяжский кафтанец из толстого сукна теплого желтовато-коричневого цвета, подпоясался наборным пояском, накинул на плечи плащ, длинные волосы убрал под бобровую шапку с красным околышем.

— Ну, жених! — восхитился Ярил Зевота. — Как есть жених. Порубор, а давай тебя женим? По летам — пора уже.

Отрок сконфуженно покраснел, опустив глаза долу.

— Ну вас, — отмахнулся он. — Ждите, к ночи явлюсь.

— Ну да, будем мы без дела тебя дожидаться! — Ярил засмеялся. — К пристаням пока сходим, да на торг — тихохонько. Может, чего и выясним, верно, Вятша?

Вятша кивнул.

Ничего они так и не выяснили, хоть и шлялись по Подолу да пристани почти целый день. Правда, мужик один говаривал на пристани, дескать, какой-то богатый купец собирает дев-белошвеек платы да плащи узорами вышивать-изукрашивать.

— Может, к купчине этому и подалась твоя Лобзя? — встретившись у Копырева конца с Вятшей, предположил Ярил.

— Вряд ли, — парень покачал головой. — Ну, какая из нее белошвейка? Да даже если и ушла, уж мне-то сказала бы. Хотя, конечно, проверить можно. Где, ты говоришь, девок шить собирают?

— А леший его знает, — Зевота махнул рукой. — Так и не ясно. Даже как купца звать — и то никто ничего.

— Но ведь девы-то как-то находят?

— Находят. И мы найдем. Только уж не сегодня, — Ярил посмотрел на лиловое вечернее небо. — Завтра. Да и Порубору уж пора появиться. Нешто до ночи в корчме сидеть? Народец там лихой собирается…

— Эвон! — показывая на угол ведущей с Подола улицы, перебил его Вятша. — Вон не Порубор ли?

На углу показался всадник на гнедом коне. Рысью проскочив по улице, он повернул на Копырев конец.

— Порубор! — разом закричали Вятша с Ярилом. — Поруборе!

Всадник остановил коня, обернулся.

— Ну? — радостно улыбнулся Вятша. — Я же говорил — он.

На постоялый двор Зверина пошли вместе. Спешившийся Порубор взял коня под уздцы и неспешно рассказывал о своей встрече с Харинтием. Сперва похвастал — Харинтий Гусь и в самом деле интересовался охотою, был у него, оказывается, старый знакомец, сурожец Евстафий Догорол, по приезде которого, в конце травня-месяца, Харинтий и решил устроить охоту.

— С чего это он о травне беспокоится, когда еще зима на дворе? — недоверчиво переспросил Вятша.

Ответил не Порубор, Ярил:

— Ас того, друже, что Харинтий — купчина не из дурных и привык все дела решать не спеша, загодя.

— Верно, Яриле, — согласно кивнул Порубор. — Велел Харинтий заранее угодья присмотреть, да, как снег стает, его самого провести… Купчина умнейший, я думаю — дела у него какие-то наклевываются с этим сурожцем, вот и хочет он переговорить с ним в спокойствии, подальше от людских глаз.

— Подальше? — усмехнулся Зевота. — А печенегов не боится?

— Не, не боится. Говорит — у него и с ними дела имеются. Да, теперь по поводу твоей просьбы. — Порубор посмотрел на Вятшу. — Спрашивал я Харинтия о девах. Вызнал — собирает дев-рукодельниц какой-то купчина.

— Тю! Это мы и сами вызнали, — махнул рукою Ярил. — Правда, не знаем пока, что за купец. Харинтий о том не сказывал?

— Не сказывал. — Порубор зачем-то оглянулся и, понизив голос, поведал о том, что, по всему, Харинтий сильно сомневается в наличии такого купца — не потянуть купчине мастериц, накладно слишком, да и не стоит овчинка выделки, куда как легче все уже готовое приобрести.

— Но ведь девок-то собирает кто-то! — не выдержав, перебил отрока Вятша. — Мы ж на Подоле слыхали.

— Ходят такие слухи, — кивнул Порубор. — Но кто и зачем — никто не ведает. Если кто из купцов — Харинтий уж всяко бы знал.

— Да, дело темное, — протянул Вятша.

— А еще волхвов в Киеве много стало, — помолчав, промолвил Ярил. — Эвон, на торгу их сколько!

Да и на пристани трех встретил. Хвастали, их сам князь привечает. Ой, не к добру то… Да ты не переживай, парень. Завтра еще разок пройдемся, послушаем, посмотрим. А вообще, лучше б было усадьбу тетки Любомиры проведать. Может, и там уже давно твоя дева?

— Может быть, — Вятша кивнул. — Завтра с утра и пойду, посмотрю издали. Ежели Лобзя там, уж всяко увижу.

— Волхвы, говоришь? — Порубор задумчиво посмотрел на Ярила. — Князь собирает? А почему только волхвов? А волхвиц что, не надобно?

— Волхвиц? — Зевота сдвинул на затылок шапку и прошептал: — А ведь и правда! Никакие те девы не мастерицы — волхвицы они, чаровницы-колдуньи… Видал, к Зверину на постоялый двор сразу двое волхвов пришли, сегодня же их и выспросим, а, Поруборе?

— Конечно, выспросим, — подмигнул отрок. — Чай, не пересохла еще у Зверина брага!

Утром разошлись: Вятша направился к усадьбе, а Порубор с Ярилом Зевотой, прихватив с разрешения Зверина пару лошадей из конюшни, выехали из города через южные ворота и поскакали к Роси-реке, именно туда, как вчера проболтались изрядно захмелевшие от даровой браги волхвы — Войтигор с Кувором, — и должны были вскоре пойти все кудесники, собравшиеся в Киеве по воле князя Дира.

— Волхвовать будем, — поднял вверх палец носатый Войтигор. — На теплую весну да на дождики летние. То — к урожаю.

— Ага, на весну, как же, — смеясь, перебил приятеля пьяный Кувор, круглолицый, с глазами цвета потухших углей. — На войну кудесничать будем, вот что! Слыхал я, о чем Колимог с Мечиславом-корчмарем шептались. Так что — к войне, к войне все…

— Ас кем воевать-то, с печенегами али хазарами?

— С ромеями… но — тссс! О том пока никому… Вот как князь прикажет, доберемся до Роси-реки, а уж тогда… Уж тогда с ромеями сладим! Ужо наберем в Царьграде богатств да дев темнооких.

— Так и вы, что ли, с войском в Царьград пойдете?

— А чего б нам не пойти, отроче, коли князь скажет? — Икнув, круглолицый волхв рассмеялся мелким противным смехом.

Послушав волхвов, скакали теперь Ярил с Порубором на юг, к Роси-реке. Не близок путь был, однако по наезженной зимней дорожке скакалось легко, тем более что погода на мороз повернула. Выглянуло из-за облаков ласковое желтое солнышко, вспыхнуло самоцветами в заснеженных ветках деревьев, золотом засияло в сугробах, синих, как нависшее над ними, очистившееся от разноцветных туч небо.

Ехали долго, ночевали в заимках, тщательно помеченных на пергаментной карте, что прихватил с собой Порубор, а где было возможно — просили приюта у старост встречавшихся по пути селений, небольших, в пять-шесть дворов, окруженных оградой из крепких бревен. Ограда та — от зверей больше, от лихих людей нет иной защиты, чем княжье слово.

Долго ли, коротко ли — а и показалась наконец Рось-река — конечно, поуже Днепра-батюшки, но тоже довольно широкая, привольная, окруженная высокими холмами-утесами, покрытыми густым смешанным лесом. Проехав немного вдоль реки, повернули на север, словно бы обратно, углубляясь в почти непроходимые чащи. Узкую лесную дорожку — путь для саней-волокуш — со всех сторон обступали деревья: березы, осины, сосны, попадался иногда и бук с грабом. Деревья росли так густо, что лучи солнца почти не достигали пути, впрочем, холодно не было — лес и холмы надежно укрывали от ветра.

— Удивляюсь я тебе, Поруборе, — покачал головой Ярил. — Ты и эти места знаешь?

— Ни разу не был, — помолчав, не сразу отозвался отрок. — Вот, зарисовал со слов купцов да охотников. — Улыбнувшись, он вытащил из-за пазухи карту. — Ничего, не заплутали покуда… И о твоей просьбе я не забыл, Яриле. Ты присматривай, присматривай место.

— А не далековато? — поинтересовался Зевота. -

Эвон, забрались-то!

— Ближе к Киеву — княжеские угодья да боярские. — Порубор усмехнулся. — Кто ж тебе разрешит там постоялый двор ставить? Да не так тут и далеко — мы-то с тобой вкруголя едем. Мыслю — должна и прямая дорожка быть. Как ей не быть-то? Ежели столько волхвов да волхвиц князья призвали — капище задумано преизрядное!

— Отыскать бы его только…

— Чай, не иголка, отыщем! Сейчас поедим, выберем сосну иди дуб повыше — глянем.

На деревья забирались по очереди, не раз и не два, а ничего даже отдаленно напоминающего капище — никаких строений, ни украшенных жертвами и ленточками дубов — видно не было. Да и дорожка стала гораздо хуже, сузившись до предела и больше напоминая звериную тропу. Если и было капище — то следовало признать правоту Порубора — вел к нему и другой, более удобный и быстрый путь. Только вот про него никто не знал, даже в окрестных селищах. — Интересно почему? — вслух рассуждал Ярил, соскребая снег с подбитых беличьими шкурками лыж, — лошадей они давно уже оставили во встретившемся по пути селении, там же раздобыли и лыжи в обмен на сердоликовые бусины, прихваченные с собою запасливым Зевотой. — А потому, — оглядываясь, продолжал он, — что колдовские дела — тайные. Нельзя простому человеку знать, как князь с волхвами у богов победу выпрашивает.

— Тайные? — Порубор зябко повел плечами. — Не люблю я этих тайных дел. И волхвов не люблю тоже… День уже клонился к вечеру — путники выбрали подходящую полянку и принялись очищать место для костра, используя в качестве лопат широкие лыжи. Очищая небольшой, диаметром в две сажени, круг, слежавшийся снег аккуратно — кирпичиками — укладывали по краям, от зверья и ветра. Впрочем, ветра тут и так не было, а вот насчет зверья… Ночью пришли волки! Их голодный вой поначалу слышался где-то в отдалении, но постепенно приближался, так что проснувшийся Порубор, вскочив, увидел, как сверкнули волчьи глаза за деревьями, уже совсем близко. Быстро растолкав спутников, он закинул за плечи мешок и кивнул на высокий дуб, почти у подножия которого они и устроили бивуак с костром и шалашом из веток. — Полезли-ко на деревину, Яриле. Эвон — волки!

— Вижу, что волки, — Зевота протер глаза снегом. — Хорошо, лошадей в селище оставили. Уай! Да их тут стая!

.Прихватив пожитки, ребята со всех ног бросились к дубу, чувствуя за спиною щелканье зубов и яростное дыханье хищников.

— Что, серые твари? — удобно примостившись на суку, свесил вниз ноги Ярил. — Взяли? То-то же!

Прыгайте, прыгайте…

Поплотней запахнув полушубок, Порубор привязался веревками к ветке:

— До утра далеко, посплю, пожалуй.

— Не боишься замерзнуть?

— Не боюсь. Эвон, кажись, опять на дождь повернуло.

— Интересно, долго нам тут куковать?

— А, ты про волков? — Порубор широко зевнул. — Да не будут они тут до утра сидеть, уйдут — в лесу добычи хватит. Спи, Яриле, только привяжись покрепче.

Крупными хлопьями повалил мокрый снег, покрывая притулившихся среди веток путников. Серые бестии внизу еще повыли, поклацали зубами да несолоно хлебавши исчезли за деревьями, растворясь в ночи. Видно, и в самом деле решили поискать более реальной добычи. Порубор давно посапывал, уткнувшись лицом в кору, а Ярилу долго не спалось, все лезли в голову всякие мысли — о Любиме, о собственном постоялом дворе, о серебришке. Последнее — вроде бы и мелочь, а как без него плохо! Решил, ежели вдруг не получится со двором — пойти на Царьград с княжьей дружиной. Уж ежели и вправду постарались волхвы — победа будет знатной, и добычи хватит на всех. Можно будет привезти Любиме разноцветные ромейские ткани, золотые мониста, браслеты и серьги, а дедке Зверину… дедке Зверину… Что же такое подарить дедке Зверину?

Будущий тесть, как-никак… Может, паволоки? Да зачем ему паволоки, он же не женщина. Тогда какой-нибудь кинжал или меч — всяко в хозяйстве сгодится. А лучше — пару крепких рабов… Нет, крепких не возьмет Зверин — осторожный, лучше быстроногих мальчиков, чтоб не ждать гостям…

— Эй, Яриле, Яриле! Просыпайся, солнце-то, эвон… Зевота приоткрыл левый глаз. И тут же закрыл — прямо в зрачок ударило солнце. Протерев глаза руками, Ярил посмотрел вниз — да, волков и вправду не было. А может, за деревьями притаились? Ждут?

— Да нету там никого, — спускаясь, засмеялся Порубор. — Смотри-ка, тучи какие! — Отрок восхищенно присвистнул.

Ярил покрутил головой — ив самом деле, было на что взглянуть. По небу, зеленовато-голубому, как бурное море, проносились гонимые ветром облака — ярко-зеленые, желто-фиолетовые, оранжевые, — подсвеченные снизу сверкающим золотом солнца. Сияние это делало бегущие облака какими-то ненастоящими — волшебными, праздничными, какие они бывают, наверное, только где-то в ином, более счастливом мире. Внизу, от холма, где ночевали путники, тянулся поросший редколесьем распадок. С дуба хорошо были видны покрытые снегом кусты терновника и малины, они уходили вдаль прихотливо изгибающейся линией, словно кто-то нарочно сплел вместе их ветви этаким сияющим на солнце плетнем… плетнем…

Ярил присмотрелся внимательней: линия кустов — или плетня? — сильно походила на изображение человека, огромного круглоголового великана с разбросанными далеко встороны руками и широко расставленными ногами. Левая нога почти касалась подножия холма с дубом, а голова словно бы прилегала на другой холм, густо поросший сосною. Где-то посередине, примерно в районе сердца, смутно угадывалось какое-то строение… Частокол!

— Что ты там увидел, Ярил? — поинтересовался с земли Порубор.

— А? — вздрогнув, переспросил Зевота и улыбнулся. — Мы с тобой, кажется, искали капище…

Спустившись на лыжах с холма, путники осторожно пошли вдоль кустов. И в самом деле, кое-где из-под снега торчал плетень, обогнув который они увидели перед собой высокий частокол из крепких сосновых бревен.

— Не стоит торопиться, — вытаскивая из-за спины лук, шепнул Ярил. — Мало ли — кто там? — Скинув лыжи, он обернулся к отроку. — Я осторожненько гляну, а ты прикрой, ежели что.

Порубор кивнул, налаживая стрелу. Укрылся за ближайшим кустом, зорко посматривая, как подбирается к частоколу приятель. У самого входа он резко упал на живот и чутьпрополз по снегу вперед, к узкому проему меж бревнами. Заглянул и, обернувшись, помахал рукою:

— Пусто! Но что-то там есть такое… Я посмотрю быстренько. Ты жди, Поруборе. — Встав на ноги, Ярил скрылся из виду. Его долго не было. Порубор уж извертелся весь за кустом, потом, держа перед собой лук с налаженной на тетиву стрелою, стал медленно подбираться к частоколу… и едва не поразил выбежавшего из-за частокола Ярила.

— Волхвы? — в ужасе воскликнул отрок. Вид у Зевоты был хмурый.

— Волхвы? Нет, хуже!

— Хуже?

— Да что говорить, пойдем, сам все увидишь… Да брось ты лук, там нет никого живого…

Произнесенные Ярилом слова как нельзя лучше характеризовали то, что предстало глазам Порубора за частоколом. Это и вправду было капище, судя по огромному идолу с оскаленным злобным лицом. Вырезанный из ясеня, он стоял прямо перед входом, мерзкий, с вытянутыми вперед когтепалыми руками-лапами, словно хотел сграбастать любого, осмелившегося потревожить его покой. Вокруг него толпились идолы поменьше — такие же противные, корявые, острозубые, а уж за ними, так же кругом, торчали колья… много, много кольев, не один десяток и не два. И на каждый… На каждый кол была насажена голова женщины!

— Их здесь сотня, — положив руку на плечо обомлевшего отрока, прошептал Ярил. — Сто принесенных в жертву дев… Сто дев.

— Что-то не очень эти боги похожи на наших, — так же шепотом отозвался Порубор. — Хотя главный чем-то похож на Перуна… А рядом, с лицом в виде черепа, — Мокошь? Так, значит, вот… — Отрок замолк, и глаза его округлились.

— Узнал кого-то? — тихо спросил Ярил. Порубор молча показал на одну из голов, прямо перед скалившим зубы идолом.

Зевота уже догадался, кого узнал его юный приятель. Лишь уточнил:

— Лобзя? Отрок кивнул: