Чтение 9–й страницы книги ~Властелин Руси~

— Чего ж сейчас-то не целил? Рассуди, Снорри.

— Оба не правы, — подойдя к ним, усмехнулся молодой викинг. Светловолосый, длинный, с заплетенной в косички бородкой, он совсем не казался таким бывалым воином, каким на самом деле был. Так, обычный парень, не бородка б в косичках — не скажешь, что и варяг.

— Ты, Дивьян, и в самом деле зря стрелял по кольчуге… А что касается Лашка. Хорошая стрела, да еще пущенная из доброго лука, с такого расстояния вполне может пробитьи кольчугу. Особенно такую ржавую, как твоя. — Снорри насмешливо провел рукой по колечкам. — Ты что ее, вообще никогда не чистишь?

— Да вчера только…

— Чтоб сегодня к вечеру, да с песочком, — Снорри погрозил кулаком Лашку и быстро повернулся к Дивьяну. — А как у тебя, парень? У-у… скоро мокрицы заведутся. Посмотрим, как у остальных. — Повелительным жестом он подозвал стоявших чуть поодаль дружинников, выстроил в ряд, быстро провел ладонью по кольчугам. — Что ж, хоть у вас порядок… Быстро собирайтесь домой.

Дружинники — молодые безусые парни — повеселели. Лашк шутливо толкнул Дивьяна в спину, подмигнул:

— Еще и на торг сбегать успеем!

— А вы чего встали? — оглянулся на них Снорри. — Вас моя команда не касается. Провинились — остаетесь собирать стрелы. Все, что сегодня выпустили. Кольчуги при этомне снимать.

— А шлемы?

— Шлемы? Леший с вами, можно. Но смотрите у меня — стрелы собрать все до одной. А вечером будете чистить кольчуги, и если завтра увижу, что не блестят…

— Будут блестеть, Снорри-воин! Выстроившись в две колонны, младшая дружина

Снорри направилась по дороге к воротам. Пришедшие поглазеть на ристалища девчонки, улыбаясь, махали им руками.

— Вот бы и нам так, — Лашк завистливо посмотрел на девок. — Может, сбегаем, познакомимся хоть с одной?

— Стрелы собирай, — хмуро отозвался Дивьян. — Вон одну уже пропустил.

— Пить хочется, — подняв стрелу, вытер со лба пот Лашк.

Дивьян усмехнулся:

— И мне.

Оба переглянулись.

— Интересно, стоит еще у моста Олисей?

— Наверное, стоит… Как всегда, с квасом… если наши сейчас не выпили.

— Не должны б выпить, они прямо в город пойдут.

— Сбегаем? Быстро — туда и обратно. А стрелы потом дособираем, чай, до темноты-то еще далеко.

Квасник Олисей появился у моста не так и давно, с неделю. Сначала, как и многие, посматривал на ристалище, потом стал приходить с большим бочонком кваса и двумя деревянными кружками. Брал недорого, по медяхе за кружку. Прознав про то, другие квасники тут же составили ему конкуренцию, даже, говорят, чуть не побили, правда, за Олисея вступился кто-то — отстали. С тех пор стояли рядком, когда младшая дружина возвращалась с ристалищ. Пока ждали, угощали квасом любопытных девчонок. Много было квасников, но самый упорный — Олисей: многие уж уходили, а он самого последнего воина всегда дожидался. Вот и сейчас стоял у мостика.

— Эй, Олисей, Олисей! — замахали руками ребята. — Не уходи, подожди-ка… В долг можно?

— Пейте, пейте, — вытирая слезящиеся глаза, добродушно откликнулся квасник. — Остался квасок-то.

— А девы ушли уже? — напившись, спросил Лашк. Олисей хохотнул:

— Там твои девы, в березах венки плетут. Где вот цветы нашли, интересно?

— Так есть же уже, желтенькие… Дишка, сбегаем мигом?

— Беги без меня, только не задерживайся. Я покуда еще кружицу выпью. Знатный у тебя квасок, Олисей.

— Стараюсь… — Квасник искоса осмотрел Дивьяна. — Кажись, сегодня ты изо всех самый меткий.

— Да уж, — отмахнулся отрок. — Только все одно стрелы собирать оставлен.

— Что ж так?

— Да кольчужка не чищена.

— Это плохо, — показывая гнилые зубы, засмеялся квасник. — Да и шлем тебе великоват все же. И старый он, проржавел весь.

— Знаю, — кивнул Дивьян. — Только не по средствам мне пока новый. Ужо вот в поход сходим…

— Нешто в этаком шлеме — и в поход? — удивился квасник.

Отрок пожал плечами:

— А что делать-то?

Оглянувшись на березовую рощицу, откуда легкий, пахнущий травами ветерок приносил девичий смех, Олисей понизил голос:

— Есть у меня оружейник-приятель… Да и делать-то ничего особо не надо…

В задумчивости вернулся Дивьян в длинный дом младшей дружины. Сняв кольчугу, вышел во двор, набрал прямо в шлем песочку, принялся яростно драить заржавленные колечки.

— Дырку смотри не протри, — пряча улыбку, заметил проходящий мимо Снорри.

— Не протру, одначе. Я сегодня не в страже?

— Не в страже, — усмехнулся молодой викинг. — Назавтра готовься, а сегодня дружок твой, Лашк.

— Угу…

Начистив кольчугу, Дивьян довольно повесил ее на стену над своей лавкой, вымылся у колодца и, надев рубаху, вышел со двора в город.

— К оружейнику, — бросил он, проходя мимо воротного стража. Тот понимающе кивнул — и самому бы сходить не мешало, да средств нет.

Немного проплутав по улицам, Дивьян обогнул пологий холм и, пройдя кустами, оказался у длинного плетня из тонких жердей, тянувшегося, казалось, вокруг всего холма. Озадаченно почесав затылок, справился у прохожего мужика в синей, расстегнутой на волосатой груди рубахе:

— Ермила Лошади корчма здесь ли?

— Какой еще Лошади? — хмуро переспросил мужик и тут же осклабился: — А наверное, ты про Кобылу спрашиваешь?

— Ну да, про Кобылу. Да я ж так и говорю.

— Ну, тогда иди вдоль плетня, паря.

Уже стемнело, когда, выйдя из корчмы, Дивьян, поправив за спиной лук, направился прямо к Детинцу. К самым стенам не подошел, как и условились, схоронился за липой и стал ждать.

Теплый ветерок ласково шевелил молодую листву, где-то совсем рядом щебетали птицы, над самым ухом надоедливо жужжал шмель. Зажглись первые звезды.

Отрок взглянул на верхнюю галерею и пожал плечами. Попасть — плевое дело! Это даже не белке в глаз. Правда, что-то пока не видно там никакого идола. Хотя Олисей сказал, его к ночи вытаскивают, чтоб не пугаться. А может, и не вынесут сегодня? Тогда зря время потеряно, и плакал горючими слезами варяжский шлем, красивый и легкий. Жаль, если так… О, нет! Вроде бы вышел кто-то… Ага… Вот хоть и не видно ничего, а прикинуть можно. Во-он в том углу идол. На прикид бить придется, темно. Ну, Олисей, задачка-тотрудна оказалась! Но тоже не белка… Так… Пожалуй, пора…

Дивьян наложил на тетиву стрелу. Черную, с тремя желтыми кружочками у оперенья. Стрелу эту и должны опознать.

Все, можно бить. Светлей уже вряд ли будет. На три пальца влево, чуть выше… вот примерно так… ежели высота идола такая, как и указывал квасник. Сказал — с человека. Ну и ладно…

Просвистев, стрела ушла на галерею… Кто-то громко вскрикнул, и Дишка вздрогнул — идол же не может кричать! Однако где же…

— Молодец, парень, — тихо произнесли у него за плечами. — Хороший выстрел… Думаю, князь после такого уже не встанет.

— Князь?! — холодея, переспросил Дивьян.

— Князь, князь, — ухмыльнулся в темноте Олисей-квасник — посланец волхвов Онгуз. — Ты хорошо поработал, отроче. А теперь — умри!

Тускло блеснув в желтом свете звезд, широкое лезвие ножа вошло Дивьяну в грудь.

Глава 7

ЗМЕИНАЯ ЯМА

Май 866 г. Ладога

…в деревянную клеть пробирается «змея подземельная», «змея подколодная», но богатырь готов к этому…Б. А. Рыбаков. Язычество Древней Руси

На берегу Волхова, чуть выше Ладоги, в распадке, затерявшемся меж сопок, покрытых сосной, осиной и елью, поднимались вверх вкопанные в землю столбы с вырезанными изображениями богов — идолы. Велес, Святовит, Перун… Идолы почернели от времени, и теперь неясно было, кто из богов — кто? Не было видно и остатков жертвований — ни полусгнивших костяков на ветках, ни засохшей крови на губах идолов, ни даже разноцветных ленточек. Когда-то ведущая к капищу тропка заросла папоротниками — высокими, густо-зелеными, чуть колыхающимися от дуновения ветра. Казалось, никогда больше не ступит сюда нога человека, если только не забредет случайно усталый путник — охотник иль рыболов — да не бросит богам мелкую дичь или рыбу. Тихо вокруг было, даже птицы не пели, лишь многочисленные пауки плели свою паутину, да под замшелыми камнями шипели проснувшиеся от зимней спячки змеи. Одну такую чуть было не раздавил грубый сапог идущего от берега человека. Змея — черная, с зигзагообразной полоскою наспине — подняла голову, зашипела… И едва успела убраться прочь — сапог чуть было не расплющил ей голову.

— Осторожнее, брат Велимор, — придержав путника за рукав, сказала следующая за ним жилистая старуха, морщинистая и смуглая, с ожерельем из человечьих зубов поверх длинной грубой туники. — Не подави наших змеек. Эй, Малибор! — Она повысила голос, и ушедший далеко вперед тощий крючконосый жрец обернулся:

— Что такое, Кармана?

— Не беги, подожди нас. Гость наш, наверное, не привык к таким лесищам, как здесь. А, человече? — Она бросила насмешливый взгляд на гостя — молодого смазливого парня,почти совсем еще мальчика, темноволосого, с какими-то наивными светло-голубыми глазами.

— Да уж, не особо-то по нраву таскаться с вами по буреломам, — не скрывая неудовольствия, буркнул гость. — Что, поближе к Новгороду не нашлось капища? Все по лесам таитесь? А Вельвед-волхв мне в Киеве другое говорил.

— Значит, не нашлось другого, — отозвалась уязвленная Кармана. Не нравился ей этот красавчик, да приходилось терпеть — посланец самого Вельведа, а Вельвед был когда-то волхвом знатным, одними заклятьями, говорят, сгубил когда-то мерянского князя Миронега, да прознали про то княжьи, хотели схватить — пришлось Вельведу скрываться, и не где-нибудь, а в самой Ладоге, при дворе молодого правителя Олега. Впрочем, сама-то Кармана отнюдь не считала себя ниже Вельведа, а боялась и уважала лишь одного — того, кто стоял за бежавшим в Киев волхвом. А о нем слухи блуждали разные… Вот и приходилось терпеть и Вельведа, и этого мальчишку, посланного жрецом будто бы в оскорбление — неужели никого не нашлось поосновательнее, постарше?

— Шагу прибавь, брате, — Кармана едва удержалась, чтоб не подтолкнуть гостя в спину.

Тот обернулся, бросил с усмешкой:

— А слуги-то твои, сестра, не заплутают?

— Чай, не заплутают, — глухо отозвалась жрица. — Дорогу ведают. Да ведь и ноша у них тяжела.

— Это баран-то тяжелый? — Велимор неожиданно рассмеялся, и звонкий смех его разнесся далеко по лесу, отдаваясь глуховатым, затихающим эхом.

— Баран? — засмеялась и Кармана, отрывисто, гулко, словно ворона закаркала. — Плохо ты о нас думаешь, брат! Мы ведь не зря забрались почти к самой Ладоге — а слуги свою работу знают, верно, брат Малибор?

Шагавший впереди волхв обернулся, кивнул — словно пытался клюнуть кого-то своим длинным крючком-носом.

Вставало солнце. Вспыхнули желтым огнем вершины сосен, зазолотились стволы, весело защебетали утренние птицы, а в распадке еще струился туман — серый, холодный, почти осязаемо липкий.

— Долго еще идти? — нетерпеливо поинтересовался Велимор.

Кармана ничего не ответила, лишь усмехнулась. Вот уж послали на голову гостюшку… Выкобенивается, гад, знает, что все исполнят, как скажет. Ух, если б не Вельвед-волхв да не стоящий за ним Великий Черный жрец… Всадить этому заносчивому выскочке нож под ребро, напоить истосковавшихся идолов свежей молодой кровью или — еще лучше — связать руки да бросить в змеиную яму…

Наконец тропа заметно расширилась — это было хорошо видно, даже несмотря на папоротники, — за осинами и молодыми дубками замаячили почерневшие от времени идолы.

— Змеиное капище, — зловеще прошептала Кармана. — Сейчас позаброшено, но бывали когда-то времена, рассказывала бабка…

Велимор пожал плечами:

— И где же слуги?

— Придут, — оскалила зубы жрица. — У них свое заданье.

— А без них никак не начать? — поджал губы гость и тут же засмеялся. — Ах, да, баран же у них остался. Что ж, подождем. — Он демонстративно уселся на ближайший поваленный бурей ствол.

Вне себя от внезапно нахлынувшего бешенства, Кармана прошла чуть вперед, к Малибору.

— Самолично удавила бы эту заносчивую тварь, -оглядываясь на беспечно насвистывающего посланца, прошептала она. — Ну, Вельвед, неужели не мог прислать кого получше? Не нашлось у него других волхвов, что ли?

— Значит, не нашлось, — пригладив редкие растрепавшиеся волосики, кивнул волхв. — Вельведу виднее. Он всегда чудил, еще у Миронега…

— Это которого заклятьем сгубил? Узнать бы — каким?

— Заклятьем? Плохо ты его знаешь, Кармана! Станет Вельвед зря заклятья тратить, как же! Капнул яду в бражку — вот и нет князя. Потом, правда, еле убежал, затаился.

— Вот и нам бы так с Олегом ладожским, — понизила голос жрица. — А не посылать этого дурошлепа, Онгуза. Твоя ведь задумка.

— А что? — Малибор вскинул брови. — Чем плох Онгуз?

— Да ведь попадется!

— И пусть. Не убьем князя, так хоть страх посеем.

— Ага, посеем, как же… Однако, чу! — Она вдруг замолкла и прислушалась. — Похоже — наши.

За деревьями, и в самом деле, показались слуги — четверо молодых крепких парней с одинаковыми несколько туповатыми лицами, словно вытесанными из камня. Двое из нихтащили за плечами большие трепыхающиеся мешки, такой же мешок, только поменьше, был и у замыкающего.

— Все исполнили, как велели, — заметив волхвов, низко поклонился идущий первым.

— Где взяли? — взглянув на мешки, поинтересовалась Кармана.

— Где и было сказано, — пожал плечами парень. — Одного — на пастбище, другого в челне.

— В челне? — как ужаленный подскочил Мали-бор. — Я ж сказал — только на пастбище!

— Так на пастбище только один был, а вы ж велели двоих.

— О чем шум? — Велимор бесцеремонно вмешался в беседу. — Объясните-ка, чем тот, что в челне, хуже того, что на пастбище?

— А тем, брате, — вздохнула Кармана, — что пастушонка на пастбище хватятся, в лучшем случае, к вечеру. А вот того, что в челне… Кто знает, может, сейчас уже ищут? — Она вдруг зашипела на слуг: — Вам же говорено было — взять двоих с пастбища!

— Так не было там двоих.

— И что? Обошлись бы одним.

— Ладно, что теперь спорить, — махнул рукой Малибор. — Сейчас и начнем проворненько. Челн-то хоть затопили?

— Затопили, господине.

— Ну, хоть на это умишка хватило… Одначе не стойте, тащите всех к капищу…

Поклонившись, слуги развязали мешки. В одном — меньшем — трепыхался средних размеров барашек с грязновато-белой шерстью, в двух других были люди, два молодых парня: один — темно-русый, с круглым румяным лицом и вздернутым носом, худенький, но жилистый, крепкий; другой — значительно младше, белоголовый, смуглый, с широко распахнутыми глазами, серо-голубыми, как холодные воды Волхова. Он все оглядывался и никак не мог понять, где очутился. И главное, почему? Другой, тот, что постарше, был без сознания. На заросшем затылке запеклась кровь.

— Вы его не порешили, а? — Малибор строго посмотрел на слуг. Те виновато потупились.

— Он драться принялся. — Один из парней показал на явственно проступавший под глазом синяк. — Пришлось оглоушить.

— «Оглоушить»! — передразнил жрец. — Ладно, для ямы и такой сойдет… — Он переглянулся с Карманой и чуть улыбнулся. — А вообще-то, пусть гостюшка выбирает.

Поднявшись, посланец Вельведа кивнул. Подошел ближе к будущим жертвам. Вот тот, что лежит без сознания, крепок. Значит, будет мучиться дольше… может быть. А может быть, сразу помрет — кто знает? Башка-то пробита. Эвон, так и не пришел в себя до сих пор. Нагнувшись, молодой волхв похлопал круглолицего по щекам. Тот застонал, заморгал веками, но так и не пришел в сознанье.

— Этот — вам, — усмехнувшись, Велимор поднялся и, подойдя к плачущему отроку, взял его за подбородок, заглянув в глаза. Увидел в них страх, улыбнулся удовлетвореннои махнул рукой слугам:

— Снимите с него рубаху и подвесьте за ноги. Отрок трепыхнулся было — куда там! Сильные руки враз сорвали с него рубаху, привязали к ногам веревку:

— Куда вздергивать, господине? Молодой волхв огляделся.

— Да, вон, хоть на эту сосну, — он кивнул на кривое, росшее прямо напротив идолов дерево.

Слуги споро исполнили приказание. Любопытствуя, Малибор и Кармана подошли ближе. Велимор все с той же усмешкой, вытащив из-за пояса нож, ловко надрезал висящему вниз головой отроку вены. Закапала кровь, дымящаяся, густая, похожая цветом на темное ромейское вино. Молодой жрец слизнул ее с ножа, обернулся… Всякое повидали Малибор и Кармана, но того, что произошло дальше, не видели уже давно! Волимир вдруг крутнулся на пятке, взвыл, словно волк, и, отбросив нож в сторону, принялся зубами грызть несчастному отроку шею… Тот несколько раз дернулся, заверещал…

Когда все было кончено, Велимор повернул к жрецам окровавленное лицо. В широко открытых глазах его светилась радость.

Малибор и Кармана переглянулись и одобрительно хмыкнули. Похоже, именно того человека прислал Вельвед… того, кого надо.

— Ах, да, чуть не забыл. — Посланец улыбнулся и, вытащив из заплечного мешка узкий стальной прут, проткнул жертве сердце.

Кармана, подойдя, положила руку на плечо молодого жреца:

— Теперь наша очередь.

Вместе с Малибором они подтащили так и не пришедшего в сознание парня к глубокой, прикрытой старым лапником яме, полной ядовитых змей, и, без лишних слов столкнув его туда, выпрямились, отряхивая от налипшей земли руки.

Еще не успокоившийся до конца Велимор с любопытством заглянул в яму — жуткие скользкие кольца, темно-серые, шевелились, словно дождевые черви.

— Неплохо придумано, — тяжело дыша, кивнул он. — Похоже, он уже мертв.

— Боги приняли жертвы! — Малибор с Карманой, одновременно упав на колени, воздели руки к небу и заголосили. Тем временем слуги занялись бараном…

Велимор присоединился к ним, вспоминая всех богов, которых знал… и которых велел обязательно вспомнить жрец Вельвед. Как же их? Кром… Мадг… Морри-ган… Главный, кажется, Кром. Кром Кровавый — Кром Кройх. Да, не забыть бы отрезать голову… И тому, что в змеиной яме. Впрочем, вряд ли кто туда полезет, придется обойтись одним. И еще одно не забыть…

Подняв с земли нож, молодой жрец стесал со ствола дерева часть коры и окунул палец в лужу натекшей у корней крови…

Солнце еще не успело склониться к полудню, как вся компания, отмывшись от крови в холодной воде Волхова, погрузилась в узкую стремительную ладью. Слуги выгребли на середину реки и поставили парус.

Дивьян очнулся от ощущения чего-то холодного, мерзкого, ползающего словно бы по всему телу. Сдерживая стон, он чуть приоткрыл глаза — и увидел прямо перед собой узкую змеиную морду. Немигающе пусто смотрели глаза гада, узкий раздвоенный язычок щекотал губы. Дивьян подавил дрожь. Подумаешь, очутился в яме со змеями, эко дело! Могло быть и хуже — бросили б, оглушенного, в Волхов, лежал бы сейчас на дне, с русалками. Они такие же, как змеи, — склизкие, с хвостами. И с ними — верховный их господин, Ящер.Сидит, сидит ЯщерПод ракитовым кустом…

Нет, петь, пожалуй, не надо. Мало ли, не понравится хозяевам ямы. Вон их тут сколько! Шипят, ползают… Но вроде спокойны. Ежели сразу не укусили — есть шанс выбраться, главное, их не тревожить. Змея — зверь бесхитростный, нервный, каждого куста боится, со страху и цапнуть может. Дивьян, как и любой охотник из весянских родов, ползучих гадов ничуточки не боялся. Знал — человек для змеи не добыча, проглотить его она не сможет, и даже палец отгрызть, в отличие, скажем, от хорька иль куницы, неспособна вовсе. Мирная несчастная тварь. Поди-ко, поползай на голом брюхе! Труслива, всего опасается, врагов у нее хватает — и колючий зверь неглик-еж, и хищная птица. Бедная, бедная змея, кю, как ее прозывали весяне. Надо только не шевелиться, лежать спокойненько — эвон, солнышко-пяйвяйн поднимается, светит все ярче, пригревает. Недолгобудут кю-змеи в своей яме сидеть, выберутся на охоту или так, подремать на солнце, свернувшись колечком на каком-нибудь горячем камне. Лежи себе, шевели хвостом — хорошо! Только вот птицы… Сожрут ведь и, как звать, не спросят. Глаз да глаз за ними. А глаз у змейки подслеповатый, почти ничего, прямо сказать, и не видит, заместо глаз да рук — один язычок раздвоенный, а язычком не больно-то птицу почуешь. Потому лучше б не на камне греться, а где-нибудь рядом. Да только не понимает этого змея — мозгов мало, вот и выползает на камень, а тут уж ее коршун-птица — хвать! — хорошее, вкусное мясо. Или неглик-еж подкатится незаметно, или барсук — вот уж зверь хитрющий, не то что змея. Бона, солнышко-то печет, припекает. Ползите, ползите, змейки, грейтесь да лягух-тритонов ловите. А покуда главное — не напугать, не шевельнуться невзначай, а то ведь точно — укусят со страху-то! А голова прямо раскалывается… Это тот, длинный, приложился каменюкой. Эх, не везет в последнее время Дивьяну, нигде счастья нет, куда ни кинь! То этот гад Олисей чуть нож под ребро не всунул, то вот, теперь… Кабы не Хельги-князь, валялся бы тогда близ хором, под деревьями, мертвый. Хорошо, выскочил тот коршуном, быстро спеленал Олисея… Олисея? Онгуз — имечко его гнусное, и никакой он не квасник вовсе — волхв иль помощник волхвов. Хорошо, что все так обернулось. Оказывается, в корчме-то у Ермила Кобылы Хельги-князь соглядатаев своих давно уже имел, а уж те каждый день отчитывались, когда — перед князем, когда — перед доверенным его человеком, Ирландцем, вот и мужик тот, в синей рубахе, на волосатой груди распахнутой, что встретился по пути Дивьяну, таким соглядатаем оказался. Тут же и велел князь позвать к себе Дивьяна, все повыспросил, велел малую кольчужицу под рубаху поддеть да исполнить все, как просил Олисей, Онгуз то есть. Дивьян и исполнил — так и схватили вражину. Что уж там князь с Ирландцем у Онгуза этого вызнали, Дивьяну то не особо и интересно было, выпросил у воеводы своего, Снорри, свободный денек, да с утречка пораньше отправился на тот берег Волхова, навестить сестрицу названую, Ладу чижу — не было у Дивьяна родней человечка. Навестил… Почти уже и добрался, да вот… Сиди теперь в яме, жди, когда змеи наверх повылазят. Хорошо еще, хоть так обошлось все.

Проследить бы за вражьими мордами, да, видно, уплыли давно морды те, не догонишь. К тому же его-то челнок старенький, у деда Нехряя-перевозчика выпрошенный, на дно пустили. Ух, собаки!

Осторожно оглядевшись — похоже, змей уже не было, — Дивьян медленно подтянул к животу ноги и продел их сквозь связанные за спиной руки, так чтобы те оказались впереди. Скосил глаза — нет, вроде никто рядом не ползал. Перебирая связанными ногатой, подобрался к нависающим корням, уцепился… И еле успел отдернуть руки от метнувшейся черной тени. Ишь ты, не разглядел змейку! Едва ведь не цапнула… Ну, что шипишь? Давай, ползи, ползи отсюда…

Дождавшись, когда змея уползет, юноша уцепился-таки за корень, подтянулся, выбрался на поверхность… и замер. Рядом с ним, напротив черных замшелых идолов, висело накорявой ветке сосны обезглавленное тело. Светловолосая голова была насажена на свежевкопанный кол прямо перед идолами. Папоротники кругом были забрызганы кровью. Дивьян передернул плечами — а ведь и он мог бы закончить так свои дни. Хорошо — толкнули в яму. Он огляделся и вздрогнул — на стволе сосны, обращенном в сторону идолом, на освобожденном от коры сколе кровавились две зигзагообразные руны — благодаря Ладе-чиже отрок даже знал, как они называются, — «Сиг»! Но кто их тут вырезал? Снова варяги? Что-то не очень-то походили на них схватившие Дивьяна парни. А может, они из той же компании, что и схваченный Олисей-Онгуз? Надо поспешать и поскорее рассказать все князю, он умный, сообразит… Юноша бросился вниз по тропе… и вдруг, схватившись за голову, тяжело осел на землю. В глазах потемнело, на затылке снова выступила запекшаяся было кровь. Теряя сознание, Дивьян привалился к поваленному стволу ели…

— Я бы не очень-то доверял его словам, — поднялся с лавки Конхобар Ирландец. Узкое сухое лицо его выражало озабоченность. — Слишком уж легко он согласился сотрудничать с нами.

— А куда ему было деться? — усмехнулся ладожский ярл. — Я думаю, ожидая смерти, он просто-напросто выбрал жизнь.

— Вот это-то меня и беспокоит, — Ирландец почесал подбородок. — Слишком уж быстро.

— Никто нас не заставляет полностью доверяться ему, — пожал плечами Хельги. — Нужно лишь использовать его… лишь использовать… Он ведь неплохо знает новгородских кудесников и вполне может быть связующим звеном между ними и нами. Эти волхвы… Они вовсе не так глупы, как показались на тризне. Сделать так, чтоб меня поразил кто-то из дружины, посеять недоверие и рознь — совсем неплохо придумано.

— Этот Олисей-Онгуз может оказаться не единственным, — хмуро заметил Конхобар.

— Может, — ярл согласно кивнул. — Поэтому я и хочу оставить тебя в Ладоге. Проследишь.