Чтение 17–й страницы книги ~Путь в Селембрис~

— Покажи глаза, гад. — с угрозой проронил Лён.

— Глаза? Вы, что, смеётесь, дети? Глаза им покажи! Зачем вам мои глаза?

Терять было нечего и Лён пошёл на упырей, держа иглу, как оружие. Нечисть заволновалась и стала бешено биться, протискиваясь в узкий лаз. В дверях возникла давка и тем самым уроды помешали убежать своему хозяину.

— Меня сталь не убивает! — предупредил тот.

— Сейчас проверим. — ответил Лён и полоснул иглой по лицу злодея.

Против ожидания тот не запузырился и не начал превращаться в слякоть, но завыл отчаянно и бросился на землю. Царапина мгновенно вспухла и попёрло смрадом горящей плоти. Края пореза наливались краснотой, словно тяжёлый ожог.

— Ещё попробуем? — наклонился над ведьмаком Лён.

Но тот мгновенно сложил пальцы и проделал в воздухе замысловатое движение.

— Граурав! — крикнул ведьмак.

И тут же тело Лёна одеревенело. Он видел свою руку, покрывшуюся морщинистой корой. Из плеч быстро выросли корявые, изломанные ветви. Ноги его проросли корнями в землю. Он превратился в деревянную подпорку — такие поддерживали от осыпания потолки подземных штолен. Лён хотел что-то сказать, но не смог. Тогда Паф выдернул из его пальцев иглу и мгновенно располосовал ведьмаку губы. А потом начал жечь его страшной дивоярской сталью. Тот катался и выл, не в силах произнести не слова. Сталь не убивала его, но доставляла невыносимые мучения.

Наконец, Паф оставил его и подошёл к неподвижному Лёну. Он поднял упавший аквамарин и провёл камнем по коре, покрывающей тело друга. Лён видел, как сходит с него деревянная кожа, как освобождаются руки, как растворяются корни. Он вздохнул и расправился. И тут же направился к поверженному колдуну. Откинул ему голову и заглянул в глаза. Нет, они не были жёлтыми. И зрачки обыкновенные.

— Говори, где тот, у кого Натинка? — спросили они Шакраса.

Он затрепыхался и замычал.

— Дайте его нам. — сказали сзади.

Истощённые работники ведьмачьих подземелий подбирались всей толпой к поверженному ведьмаку. Тот понял, что сейчас его порвут на части, а руки и губы не слушались. Он не мог произнести своих заклинаний и делать магические знаки. При виде близкой расправы он забился в ужасе.

Лён и Паф не стали отнимать его у разъярённых людей. То, что происходит в этой местности, есть самая настоящая война. Но, они так и не узнали, кто этот желтоглазый и где его искать.

Низкая земляная нора вывела двоих товарищей наружу. Нечисть уже разбежалась и никто не мог сказать, куда они попали. Место напоминало каменный мешок с высокими стенками. Сверху смотрело небо. А прямо перед глазами зиял вход в пещеру.

— Куда они все убежали?

Паф оборачивался в поисках упырей. Его плечо опухло и кожа слегка посинела.

— А когти упыря не ядовитые? — поинтересовался Лён.

— Ещё как ядовитые. — мрачно ответил Паф. — Поэтому нам надо поторопиться. И простейшее заклинание охранной магии мне не поможет.

— А что поможет? — испугался Лён.

— Лён, меня оцарапал оборотень. Ты хоть понимаешь, что это значит?

Округлившиеся от ужаса глаза друга подсказали Пафу, каким вскоре станет их путешествие. Поэтому он, более не говоря ни слова, вошёл в пещеру.

— Теперь мне нечего бояться. Теперь меня не тронет ни одна из этих тварей.

В пещере никого не было. Вся она была заставлена столами с множеством зелий, как погреб у Фифендры. На стенах висели пучки ядовитых растений. Паф принялся ворошить всё это, небрежно перекидывая.

— Что ищешь? — спросил Лён. — Книгу?

— Нет, не книгу. Книга мне не дастся. Да и не буду я произносить ведьмачьих заклинаний. Я ищу зелье для левитации. Такое мы с тобой несли на Лысую горку, когда лесные ведьмы собрались повеселиться. Помнишь?

— Зачем тебе зелье?

Паф прекратил поиски и задумчиво посмотрел на Лёна.

— Как ты думаешь выбираться отсюда? — спросил он.

— Да просто. Вызвать лунных коней. Здесь же видно небо.

Они вышли наружу. Двойной свист вызвал коней. И вот две серебряные молнии опустились посреди каменного колодца.

— Сияр! — крикнул Лён. И конь подбежал к нему.

— Вейко! — неуверенно позвал Паф. Скакун приблизился и вдруг забил копытами, норовя ударить по своему бывшему всаднику. Он бешено заржал, завертелся. Снова сунулся к Пафу и взмыл в воздух, улетая прочь. Паф остался стоять, словно окаменев.

— Лён, — проронил он спустя секунду. — Достань иглу.

Догадавшись, в чём дело, Лён вынул из кармана иглу и крепко зажал её в пальцах. Друг осторожно начал приближать к ней палец. Когда оставалось чуть больше сантиметра,палец начал вспухать. Паф отдёрнул руку.

— Ты уже оборотень? — горестно спросил Лён.

— Нет ещё. — ответил Пафнутий. — Но кровь уже заражена. Окончательное превращение свершится только в полнолуние. А до него две недели.

— Есть средство от этого?

— Будем надеяться, что есть.

Далее без слов он ушёл в пещеру и вскоре вынес сосуд с пробкой. Лён сел на коня и взмыл над каменным колодцем. Пролетев по воздуху порядочное расстояние, он опустился наземь и стал ждать. Паф летел невысоко, но быстро.

— Вот, держи. — кинул он товарищу почти новую одежду — почти по росту.

— А ты?

— А мне не надо.

Лён понял, что это значит.* * *

Камень вспыхнул внезапно. Только что он тихо висел на шее, как вдруг цепочка натянулась и потащила Лёна за шею в сторону полуразрушенного жилья.

Паф уже не летел по воздуху. Зелья надолго не хватает. Поэтому Лёну приходилось придерживать скакуна. И близко лунный конь не подпускал к себе его товарища.

— Я пойду взгляну! — крикнул Пафнутий.

Лён остановился. Не стоит утомлять себя и друга ненужными теперь заверениями, что он относится к Пафу, как и прежде. Но, беда, случившаяся с Пафом давала им некоторые удобства наряду со многими неприятностями. И они оба решили, что не будут делать вид, что не понимают этого в полной мере. Так Паф мог приблизиться к любой нечисти, а Лёну лучше было опасаться этого. Поэтому он спокойно наблюдал, когда друг вошёл в разваленную кузню. Через некоторое время товарищ вышел и махнул рукой. Кузня оказалась обитаемой.

— Да был такой. — ответил сгорбленный старик с клюкой. Он сидел возле остывшего очага в продуваемой всеми ветрами кузне.

— И девочка была с ним. Всё, как вы говорите. Глаз жёлтый. Страшный глаз. А кто он, сказать не могу. Явился и велел подковать лошадей. Золото дал. Да только в тот же вечер сын мой, кузнец, впал в горячку. А утром умер. А потом сожгли деревню.

— Когда всё это было? — спросил Пафнутий. — Когда здесь был этот, с жёлтыми глазами?

— С месяц уже как был. А, может, больше. Я сына как похоронил, так времени больше не считаю.

— А что ещё вы знаете? — спросил Лён.

— Кто здесь? — встрепенулся старик. — Кто с тобой ешё?

Они переглянулись. Старик-то слепой!

— Дедушка, а как же ты видел, какие у него глаза, коли ничего не видишь?

— Так вот с тех пор и не вижу! — ответил дедушка. — А нет ли среди вас двоих рыжего? Так для него девочка оставила весточку.

Он указал худой рукой на лавку у стены. Друзья кинулись туда и облазили весь пол. Но, ничего не обнаружили.

— Не там ищете. На лавке нацарапано. Она там сидела и что-то царапала гвоздём, пока желтоглазый не видел. А потом перед уходом показала на свои волосы.

И тогда они обнаружили странное послание. На потемневшей от кузничной копоти лавке был нацарапан знак, похожий на вилку.

— Если это весть, тогда не знаю, что. — расстроенно произнёс Лён. Всё это было непонятно.* * *

— Давай остановимся. — сказал Пафнутий.

— Устал бежать?

В самом деле, ведь он не имел обуви. И, кроме штанов, на нём не было более ничего. А погода была очень холодной.

— Надо поговорить, Лён.

Был день, до темноты оставалось ещё часа четыре. И Лён полагал, что лучше провести их в дороге. Они знали приблизительное направление, в котором увезли Натинку. Но, Паф сообщил нечто.

— Мне нужно мясо, Лён. — без стеснения сообщил он. — Я должен охотиться. Кроме того, предлагаю днём устраивать привал, а ехать ночью. Так будет гораздо быстрее.

Очевидно, были у Пафа причины на то. И Лён согласился. До темноты товарищ спал, свернувшись клубком под елью. Лён тоже спал под охраной своего коня. Стало смеркаться,когда Сияр тихонечко заржал. Едва открыв глаза, Лён понял, что сейчас свершится нечто.

Пафнутий встал, бросил искоса взгляд на друга и направился в ёлочные заросли.

— Я вернусь через час. — бросил он.

В фильмах ужасов оборотни корячились и кричали, оборачиваясь в монстров. Но, с Пафом было иначе. Он обошёл ель кругом. Зашёл за дерево человек, а вышел с другой стороны крупный молодой волк. Конь захрапел.

— Паф, это ты? — спросил Лён, стараясь не выдавать ужаса.

Волк кивнул. Его глаза оставались разумными. Лён осторожно взял его руками за лобастую голову. Волк некоторое время терпел, потом высвободился и бесшумно умчался.

Что же такого? Были же они зверями. Не боялся же он Пафа, когда тот был хорьком. Но, тогда они могли разговаривать. А теперь нет. Лён вспомнил, как налопался водяных жуков. А хорёк с аппетитом поедал мышей. Он засмеялся. Зато теперь Паф сможет бежать гораздо быстрее. Волчьи ноги выносливее человеческих. Спустя час, как и обещал, друг вернулся.

Паф притащил в зубах свою потрепанную одежду, чтобы Лён спрятал её до времени. Волк был весел и даже поиграл немного, валяясь в снегу. А потом вскочил и помчался без предупреждения вперёд. Лён на Сияре поскакал следом. Так они и летели в свете месяца. Волк скользил беззвучной серой тенью, а белый конь со всадником легко нёсся по мёрзлой дороге. Их путь лежал на восток. И только с наступлением утра они остановились на ночлег.

ГЛАВА 23. Что случилось с Платоновой

Проснувшись утром в тёплой постели, Лён чуть не застонал от досады. Опять школа! Опять идиотские уроки! Одно удовольствие — встретить Вавилу. Он торопливо собралсяв школу, даже забыв умыться. Наспех прибрал бутерброды, оставленные мамой на тарелке, сгрёб деньги в школу и умчался.

— Коса, панкуешь? — тут же достал его Федюн.

— Это, Бубен, почему?

— Само собой. Патлы-то до плеч. — ответил друг Федюня. — Кстати, не Бубен, а Бубно. Врубайся. Ну, так что? Братанёмся?

— Бубно, отвянь, мне некогда. — с досадой ответил Лён.

— Ты чё, к неформалам тащишь? — спросил Федюн. — С Васяном, значит, сбортовался?

Лёнька призадумался. Давно он тут не был. Что-то плохо понимает простую русскую речь. Но, размышлять особо некогда и он поспешил в столовку закинуть пирожка на дно души. К его удивлению, в столовой больше не оказалось самоваров. И бесплатных пирогов тоже больше не было. Не было и вышитых скатёрок. Может, в этом мире прошло больше, чем одна ночь? Может, сейчас уже ноябрь?

— Бубно, что сейчас за день? — спросил он приятеля, огорчённо чесавшего кольцо в губе. Федюн тоже тосковал по пирогам. Панки не отказывались от сытного брэкфаста.

— Как по-французски будет "завтрак"? — спросил он у приятеля, оставшись не солоно хлебавши.

Но тот уже его забыл.

— Панки — хой! — крикнул Бубно братьям по разуму.* * *

С истории его сняли прямо в коридоре. Он даже не успел увидеть нового учителя. Кренделючка с поджатыми губами пригласила Косицына к себе в кабинет. Там уже сидели двое — знакомый уже милиционер и женщина с заплаканными глазами.

Ничего не понимая, Лёнька уставился на всех троих.

— Косицын, скажи, — нервно обратилась к нему завуч, — когда ты последний раз встречался с Платоновой?

Такой простой вопрос поставил Лёньку в затруднительное положение. Он стал вспоминать. Но, времени прошло так много, что он вынужден был признаться, что не помнит.

— Как же ты не помнишь? — спросила его незнакомая женщина. — Одноклассники сказали, что вы позавчера вдвоём пошли домой.

Что-то такое вспомнилось. Да, кажется, пошли. И, кажется, Платонова была расстроена. А потом она не вышла в школу. Он думал, что Наташа заболела.

— Косицын, дело очень серьёзное. — обратился к нему участковый. — девочка пропала.

Далее изумлённому и встревоженному Лёньке поведали о странном деле. Платонова явно пришла домой. Мама её видела в тот день. Но, они не разговаривали из-за двойки по истории и тройки по математике. Мама Платонова считала, что дочь ей врёт. И что такие манеры она приобрела недавно, из-за дурного влияния Косицына. Наташа легла спать, а ночью ушла из дому. Причём, непонятно, во что одетая. Вся одежда осталась дома. Не в пижаме же она сбежала!

— Сознавайся, Косицын! — резко говорила Кренделючка.

— Ну, хоть скажи, где вы собираетесь с вашими неформалами? — со слезами просила мама.

— С чего вы взяли, что я с неформалами? — удивился Лёнька.

— А с кем ещё? Патлы рыжие до плеч. — ответила завуч. — Скоро косы заплетёшь.

Лёнька вдруг вспомнил, что в самом деле давно не стригся. В том мире, откуда он только что явился, длинные волосы — обычное дело.

— Леонид, — проникновенно сказал участковый, — дело ведь нешуточное.

Но Лёнька больше всех понимал, насколько нешуточное это дело. Натинка — это Наташа Платонова! Что она тогда задумала, сидя рядом на трубе и глядя на падающую звезду? Она тоже попала в тот же мир. Он наобещал ей, что сбудется! Что же за желание было у неё?!

Он молчал и думал, не слушая, что все трое говорили ему. Они с Пафом знают так же мало, как и в начале своего пути. А друг уже успел превратиться в оборотня. Теперь у Лёна две беды, а не одна. Может, и Наташу превратили в монстра. Ведь времени у желтоглазого было гораздо больше.

— Говоришь, говоришь ему, а он плевал на всё! — с досадой воскликнула завуч.

Лёня печально посмотрел на неё. Ничего нельзя объяснить, если не хочешь попасть в психушку. Так и молчал. Сегодня ночью он вернётся в мир Селембрис. Теперь только отнего и Пафа зависит, вернётся ли Наташа Платонова домой. Раз она не вернулась утром, значит, что-то ей не позволяет.* * *

Вавила отыскал его на перемене.

— Лён, скажи, — тут же пристал он. — Гондурас он кто?

— Придурок он великовозрастный. — мрачно отозвался Лён.

— Ну, это факт. — согласился кот. — Но всё же он кто — панк или скин?

— Да тебе-то зачем?! Башка бритая, значит скин.

— Тогда я рэпер! — оживился кот. — Я буду слушать «Многоточие», "Первый квартал" и Эминэма.

— Какой же ты рэпер, Вавила?! — засмеялся Лён. — Где твои трубы? На что ты наденешь патрули? На лапы?

— Как же так?! — заволновался кот. — Мне уже значок подарили!

— Можешь быть готом. — успокоил его Лён. — Твой чёрный фрак как раз сойдёт.

— Не глуми меня! — огорчился кот. — С белыми-то носками? А какие у них значки?

— Это несущественно. — ответил Лён и вспомнил. — Вавила, что это за знак?

Он нарисовал трёхзубую вилку.

— По-моему, это либо анархисты, — ответил кот, — либо, дай подумать… В круге или без? Это птичья лапа.

— Без круга. — ответил в досаде Лён.

— Тогда это знак дракона. А что слушают панки?

Лён не стал слушать, что Вавила ещё скажет. Он спешил на английский. Навстречу ему бежала группа гномов. Поверх красных штанов они надели кожаные куртки с цепями и заклёпками. Поверх колпаков — чёрные повязки.

— Пиво — отрава, — кричали они хором, — не лезет с попсой! Неферы рулят! За панков мы — хой!

Знак дракона! Жёлтые глаза, вертикальные зрачки! В какую ловушку угодила Наташа? Девочка с волосами цвета зари. Принцесса-недотрога.

А он здесь сидит, в школе! Впрочем, суетиться нечего. Там, где его нет, время останавливается. Он вернётся в самый тот момент, когда надо будет просыпаться. Он живёт сразу двумя жизнями. Здесь, в тоскливой реальности ограниченного школой и домом пространства. И там, в Селембрис. В мире, где соседствует прекрасное и ужасное. Сказочное и чудовищное. Где нет никакой определённости. Где только три незыблемых ориентира: дружба, верность и любовь. Его друг может не сегодня-завтра вонзить ему в горло зубы, а он полагается на него больше, чем на Федюна, с которым рос с пелёнок.

Лён представил себе Бубно на поляне под дубом Фифендры, потом в замке Гонды. У Федюна было такое оборзелое выражение лица, что Косицын тихо засмеялся.

— Чему так радуешься? — спросила Маргуся. — На кокаинчик перешёл?* * *

Вечером к ним позвонили. Ничего не подозревающая мама пошла открывать и вернулась с вытянутым лицом и круглыми глазами.

— Лёня, к тебе милиция. — проронила она.

— Вы понимаете, — терпеливо толковал участковый, — это пока неофициальное расследование. Ведь трёх дней после исчезновения девочки не прошло. Поэтому я пока по-хорошему прошу тебя: Леонид, скажи, что знаешь. Если мы её найдём до завтрашнего дня, то никакого дела и заводить не станут. А, если ты нам не посодействуешь, то сначала пойдёшь, как свидетель. А потом можешь пойти и как главный обвиняемый.

Мама заплакала.

— Лёня, скажи, что знаешь. — просила она. — Ты же понимаешь, что можешь всю жизнь себе испортить!

— Да что вы всё о его жизни?! — рассердился мент. — Подумайте, что сейчас, возможно, происходит с ребёнком! Вы не видели того, что мы находим в мусорных баках в пластиковых пакетах! Что мы показываем таким вот Платоновым в морге под белыми простынями!

— Господи! — едва проронила мама.

— Не запирайся, Косицын. — всё ещё находил добрые слова милиционер. — У нас немалый опыт. Я тоже понимаю, чем тебя могли повязать. Мало, что ли, видел, как такие вот дурачки брали на себя всю вину. Шли на нары, как герои. И что потом? Рассказывать не хочется! Ты же не отморозок, Лёня! У тебя мама вон какая хорошая! Ты знаешь, как живут многие ребята? Вот кому дорога под мост! А у тебя всё ведь есть! Не покрывай подонков, Леонид!

— У вас есть что-то конкретное? — в ужасе спросила мама.

— Нет у меня ничего конкретного! — воскликнул в досаде участковый. — Девочка здесь новенькая. Сведений об окружении никаких! Только ваш оболтус и был с ней хорошо знаком! Сидят они на одной парте.

— Почему сразу оболтус?! — возмутилась мама, но как-то неубедительно.

— Ну, это я так, к слову. — уклонился милиционер. — Я пока не могу сказать про вашего ничего конкретно плохого.

— Пока? — проронил, наконец, Лёнька.